День третий. Глава 1.
29 июля 2019 г. в 10:30
Шейла Фицпатрик осмотрела его внимательным взглядом, которого Кобб прежде не удосуживался, и ему стало неловко из-за того, в каком виде он перед ней предстал, открыв дверь номера. Он был в пропитавшейся потом пижаме, взъерошенный, сгорбленный из-за раздирающего легкие приступа кашля, с по-утреннему неприятным запахом изо рта. Она протянула ему конверт.
— Заезжал шериф и просил передать, — объяснила она. — Яичницу и кофе, как и вчера, агент Кобб?
Когда он наскоро принял душ, ощущая тревожное дежавю, оделся и спустился в ресторан, завтрак уже был готов, а в помещении для мытья посуды шумела вода.
— Слышала, вчера у Вас были проблемы с машиной, — заговорила Шейла, выходя к Фергюсу и вытирая руки отрывком бумажного полотенца.
— Да. Замерзли тормоза.
— Замерзли тормоза?! — удивленно переспросила она. — Странно.
— Почему странно?
— Никогда раньше не слышала, чтобы такое случалось. По крайней мере, с машиной Колма. Вы что, её мыли?
Кобб отложил вилку, которой собирался подцепить очередной кусок, и поднял сосредоточенный взгляд на мисс Фицпатрик. Та стояла на кухне, скрестив руки на груди и скомкав в одной из ладоней полотенце. Фергюс сидел за столом по другую сторону проделанной в стене ниши. То, к чему шел этот разговор, ему очень не нравилось.
— Нет, — ответил он, языком выталкивая мешающую между зубов крошку.
— Тогда откуда на тормозах взялась жидкость, чтобы они замерзли?
С физикой — как и со многими точными и не точными, но требующими тщательного запоминания предметами вроде истории и литературы — Фергюс в школе был не очень дружен. Впрочем логику Шейлы, несомненно, улавливал. Если на морозе взяться голой рукой за металлический поручень, будет холодно, а вот если притронуться к нему же языком, слюна мгновенно примерзает. Аллегория языка и тормозных колодок была довольно грубой, но действенной. Внутри тяжело, с металлическим лязганьем заскреблась тревога.
Получалось так, если это всё же не было случайным стечением обстоятельств, что кто-то проследил за Фергюсом за городом и в его отсутствие поработал над колесами Тундры. Кто?
— В каких Вы отношениях с бывшими свекрами?
Шейла Фицпатрик, отвернувшаяся в повисшей паузе, чтобы выбросить бумажный комок, оглянулась поверх плеча и вскинула брови.
— К чему этот вопрос?
— Вчера мне довелось с ними встретиться, — пояснил Кобб, пожимая плечами и корча безразличное выражение на ощутимо напрягшейся физиономии. Действительно ли он подозревал в этой диверсии пару пенсионеров? Черт, да он подозревал тут каждого — никаких объективных причин, просто субъективная неприязнь.
— Ну и как они Вам, агент Кобб?
— Не очень, — честно признался Фергюс, и на лице Шейлы коротко мелькнул злорадный оскал, который она поспешила спрятать, отвернувшись. — Так Вы ответите на мой вопрос?
— А я обязана? Вы меня допрашиваете?
— Вовсе нет.
— Значит, не отвечу.
Она принялась упорядочивать бутылки масла и баночки приправ у плиты, и Кобб воспользовался этим, чтобы ею полюбоваться. Ему было интересно, какие на ощупь и на запах кучерявые волосы Шейлы Фицпатрик. Фергюс вовсе не имел никаких особых расовых предпочтений в выборе девушек, но афроамериканок с медовым оттенком кожи в его послужном списке не было. А хотелось. Он снова задался вопросом её возраста.
— Когда Вы с родителями сюда переехали? — начал издалека он.
— Вы хотите спросить у меня о Джуэл Лэнг? — парировала вдова, оглядываясь. В замешательстве Кобб нахмурился, и она пояснила: — Я увидела её фото в Вашем номере.
— Вы не могли быть здесь в 82-м, — сказал он с интонацией, не означавшей ни утверждение, ни вопрос.
Фицпатрик хохотнула и отмахнулась.
— В июле 82-го мне едва исполнился месяц, агент Кобб. Мы переехали сюда в 97-м, — с улыбкой сообщила она, а затем помрачнела. — Здесь все знают о случившемся. Историю пересказывают как страшилку, особенно родители пятнадцатилетним девочкам, какой была я, когда здесь очутилась.
Гладкость кожи и точеность фигуры отрицали её возраст. В тридцать пять никто из знакомых Фергюсу женщин не выглядел так же. Будь Элисон хоть на йоту настолько же сочной внешне и едко-пружинистой в общении, Кобб едва бы её отпустил.
— Вы думаете, между Джуэл и этим господином есть что-то общее?
— Да. Ими обоими пообедал сасквоч, — усмехнулся он и зашелся кашлем. Шейле Фицпатрик шутка не понравилась. Она нахмурилась и строго, по-родительски сказала:
— Я заварю Вам травяной чай. Он прогреет легкие.
Вылив в себя две чашки — кофе и обжигающей растительной настойки — Фергюс поблагодарил и вернулся в номер. Теперь у него были списки постояльцев и работников «Сасквоч-Плэйс-Инн» и «Аляскиен», переданный шерифом список жителей города, дела о гибели Лэнг и Уолша, запись видеонаблюдения в музее и видео с кадрами сасквоча. Существенная кипа бумаг, не вносящая, впрочем, никакой ясности в расследование.
Кобб сел на край кровати и некоторое время рассматривал повешенное на штору фото Джуэл Лэнг. Чуйка — или прокрастинация, что было куда правдоподобнее — заставляла его сконцентрировать внимание именно на её гибели. Было оно трагическим случаем или первым из небольшой, но жестокой серии убийств — в ответе на этот вопрос Фергюсу виделась отправная точка. И если речь шла о событиях тридцатипятилетней давности, Кобб имел на примете одного сговорчивого, проявившего завидную обязательность свидетеля, постоянно сносимого в разговорах в прошлое.
Дополнив плескающуюся в желудке жидкость стаканом «Терафлю», он собрался и поехал к старине Мёрдоку.
По своим же отчетливо оставшимся в снегу следам Фергюс прошел к дому и, поднявшись на крыльцо, безуспешно несколько минут колотил кулаком в дверь. Он было понадеялся, что успеет застать вчерашний просвет в запое, но везение не было на его стороне. Да и чего, на самом деле, можно было ожидать от алкаша.
Протоптавшись на веранде какое-то время, Кобб обошел дом и постучался в кухонную дверь. В окне всё было так же, как и в субботу — свалка мусора, грязной посуды и полных или пустых бутылок. Фергюс не чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы перенести затхлую вонь дома Мёрдока, и даже обрадовался, что тот не открывает. Наверное, ему бы следовало сегодня отлежаться в номере и поработать с тем, что уже у него имелось. Решив так, он в последний раз заглянул в нечистое стекло, осматривая кухню и виднеющуюся часть коридора, и именно тогда заметил на полу старика. Тот лежал к Коббу спиной и не шевелился.
Перебрал и отключился просто там, где шел, решил Фергюс. Наверняка совсем не впервые в своей жизни. Но всё равно оставить Мёрдока так как есть, развернуться и уйти он не мог. Был бы он человеком другого склада ума и степени ответственности, едва ли пошел бы в правоохранительные органы. Крайний цинизм каким-то невообразимым образом сосуществовал в нём с известной долей сопереживания. А потому Фергюс подергал ручку, — чем черт не шутит? — и когда дверь оказалась запертой, двумя ударами ноги её вышиб. Проникновение в жилище считалось санкционированным только при наличии ордера на обыск или арест и необходимости оказать помощь. Наблюдая за тем, как замочный механизм устало свесился с внутренней стороны, удерживаемый лишь несколькими щепками старой рассохшийся древесины, Кобб мысленно поставил галочку напротив второй причины.
— Мистер Мёрдок! — окликнул он, хотя сомневался, что тот ответит после того, как проигнорировал грохот. И когда подошел ближе, понял, что не ошибся. Под упавшими на лицо тонкими волосами, больше напоминающими спутанную паутину, кожа была мертвенно-серой, глаза был приоткрыты, их неподвижный взгляд помутнел. Старина Мёрдок лежал на одном плече, полностью подмяв под себя правую руку и подогнув босые ноги. Когда Фергюс прикоснулся к его левому запястью в поисках пульса, то было холодным и одеревеневшим.
— Вот дерьмо, — прошипел Кобб, выпрямляясь и осматривая бедолагу. Никаких видимых повреждений он не заметил, приоткрытый рот был пустым — ни рвоты, ни крови. Это было похоже на ту смерть, по поводу которой ребят вроде Фергюса никогда не вызывали — естественную. Он оставил Мёрдока и прошелся по комнатам первого этажа в поисках телефона. Сверившись со списком контактов в своём мобильном, он набрал номер, по которому после четырех нерасторопных гудков ответили:
— Офис шерифа. Слушаю.