It's beginning to look a lot like Christmas

Пятница, 15 декабря В пятницу днём, когда их с Саной отпускают после лекции, Исак с улыбкой поворачивается к ней и вскидывает обе руки вверх, ожидая, что она хлопнет по ним. — Свобода! — восклицает он, когда она после некоторого колебания хлопает своими ладонями по его. — Угу, — она слегка кривится. — Не совсем. — Ну почти, — настаивает он, и Сана скептически вскидывает брови, глядя на Исака, поэтому он поднимает свои в ответ. — Очень близко к свободе. О, он так готов к чёртовым каникулам. Ну и что, что ему, в общем-то, плевать на Рождество? Он всё равно не может дождаться благословенного времени, когда не нужно будет ходить на занятия. Понятное дело, что впереди экзамены, но всё же. Это вкус свободы, пусть ещё и не она сама. На улице они видят Эвена, который болтает с Микаэлем, и, когда Исак видит его, он поднимает руки так же, как до этого с Саной. В отличие от неё Эвен тоже улыбается и мгновенно хлопает по его ладоням. — Свобода, — говорит он. — Ну, — тянет Исак, поворачиваясь к Сане и подмигивая ей, — не совсем.

*

Сегодня вечером вечеринка. Во всей этой круговерти Исак практически забыл о ней. На самом деле ему кажется, что понедельник, когда они запланировали на неё идти, был сто лет назад. Потому что теперь Исак чувствует себя совершенно другим человеком. Такое происходит с ним не впервые. Взять хотя бы этот семестр: в самом начале понадобилось меньше недели, чтобы ему стало казаться, что он провёл в университете всю жизнь. И всё же… Всё это немного слишком. По пути из университета домой он, Микаэль и Эвен покупают пиво, а чуть позже он и Эвен пьют это пиво, сидя на кухне вместе с Юнасом. И Эвен… Эвен, разумеется, нарядился. Он Джуд Лоу. Из фильма. И да, хорошо, возможно, он выглядит настолько сексуально, что это отвлекает. А может, и нет. Всё дело в очках, в очках без диоптрий, которые так идут Эвену, и именно об очках Исак не может перестать думать. Ну… Ну ладно. Дело не только в очках. Дело ещё в классической рубашке и в свитере, надетом сверху, и, возможно, Эскиль был прав, когда дразнил Исака из-за его пристрастия к парням-хипстерам, но есть что-то волнующее в знании, что под этим ужасным свитером скрывается рубашка, которую Исак так любит видеть на парнях, потому что ему нравится её снимать. Если он признается Эвену сегодня, возможно, он сможет её снять… Боже. А ведь он ещё даже не напился. Хотя проходит совсем немного времени, и Исак уже пьян. На самом деле всё немного в тумане. Он уже навеселе, когда они уходят, цепляется за локоть Эвена так, что это даже неловко, а потом пьянеет ещё больше, когда они оказываются на вечеринке, настолько больше, что позволяет Эвену вытащить себя на танцпол, а потом разрешает себе стоять в углу, опираясь о стену и потягивая очередное пиво, и следить за всеми передвижениями Эвена. В конце концов он пьян настолько, что его нужно вести домой. Делает это Эвен, потому что, разумеется, кто же ещё. Эвен добрый, Эвен красивый, и это то, что Эвен сделал бы для людей, и Исак чувствует себя немного неловко из-за этого, когда, спотыкаясь, идёт рядом с ним по потемневшим, заснеженным улицам. Эвен так ждал эту вечеринку, а теперь… А теперь он, наверное, не был бы здесь, если бы не хотел. Исак не знает. На самом деле Исак в замешательстве, потому что Эвен так добр к нему, но Эвен добр ко всем, и Исак не может понять, отличается ли он чем-то. Не может понять, значит ли что-то тот факт, что Эвен снова позволяет держать себя за локоть, пока они тащатся домой. — Прости, — говорит он, всё ещё окончательно не протрезвев и не решаясь озвучить мысли, крутящиеся в голове. — Что? — рассеянно спрашивает Эвен. — Что тебе пришлось… — Исак показывает на себя, — разбираться со всем этим. — А, — улыбается Эвен, и, так как он пьян, Исак позволяет себе пялиться. — Не переживай из-за этого. Хочешь открою тебе секрет? — Угу? — Я вообще-то в любом случае надеялся уйти оттуда пораньше. Исак улыбается, и боже… Он такой, Эвен такой красивый, и он так нравится Исаку, и сегодня он чувствует в себе смелость наклониться ближе, так близко, словно они становятся единым целым, бредя по опустевшим улицам. — Да? — спрашивает он. — Ага, — отвечает Эвен. Ранее на вечеринке Магнус начал разговор о свиданиях, и Исак мало что помнит, кроме того как Эвен отрицательно покачал головой, когда Махди спросил, не собирается ли тот подцепить кого-нибудь, а потом, мягко улыбаясь, посмотрел на Исака. И, может, дело в том, что они уже обсуждали это с Эвеном раньше, может быть, дело только в этом, но… Исак весь вечер крутился неподалёку, и он знает, в глубине души знает, что всё это время он был опасно близок к тому, чтобы раскрыть свои карты. Просто ему кажется, что Эвен совсем не возражает, и Исак… Исак просто хочет знать, что это значит. Сана заметила, как он пялился на Эвена на вечеринке, видела, как он стоял в углу с пивом в руках и наблюдал, как Эвен и Мутта танцуют. — Знаешь, — сказала она, подходя к нему с бутылкой воды в руках и фирменной усмешкой на губах. — Он вообще-то очень честный. — И Исак хотел бы спросить, о ком она, хотел бы притвориться, что не понимает, но она слишком умна для этого и всегда видела его насквозь, поэтому он этого не делает. Просто пожимает плечами. — Ты мог бы просто сказать ему. — Ну да, конечно, — выдыхает Исак. — Тебе легко говорить. Но, возможно, она права. — Сегодня звёзды видны, — говорит Эвен теперь, и Исак смотрит на него, хочет сказать что-то о том, как здорово быть под этими звёздами с ним, но вместо этого просто кивает. — Да, видны, — соглашается он, продолжая смотреть на Эвена, который не сводит глаз с неба. — Они красивые. — Да. Так и есть. Да и сама ночь чудесна, она из тех ночей, когда снег лежит под ногами, засыпав асфальт, когда порывы холодного ветра кусают за щёки, но в то же время заставляют чувствовать себя живым, заставляют чувствовать себя счастливым. И, может, дело в этом, а, может, в том, что Исак пьян, но ему хочется делиться, поэтому… — Можно я открою тебе секрет? — Хм? — Я как бы верю в параллельные вселенные. — Правда? — Эвен невероятно очаровательно улыбается ему. — Я этого не ожидал. — Ну… да, — Исак пожимает плечами. — Наверное, мне нравится идея, что в другой вселенной всё может быть совсем по-другому. Или всё может быть абсолютно так же за исключением какой-то маленькой детали. — О, — выдыхает Эвен. — Ты сейчас о…? — Недостатке родительского внимания? Да. Эвен слегка улыбается. И это правда, то, что сказал Исак, его прошлое периодически настигает его. Не только с мыслями о вселенных, но вообще во всём, и на самом деле… На самом деле да пошло всё это! Хватит позволять прошлому всё контролировать, хватит подчиняться и трястись, просто хватит! — Ты когда-нибудь расскажешь мне об этом больше? — спрашивает Эвен, и впервые за долго время Исак думает, что он сможет, поэтому… — Да, — отвечает он. — Просто не сейчас. Эвен фыркает от смеха, и Исак фыркает в ответ, и всё это так приятно. Очень. — Так как это работает, эти вселенные? — продолжает Эвен. — То есть есть вселенная, где всё выглядит так же, как здесь сейчас, но… там нет снега? — Да, — с улыбкой отвечает Исак. — Мир из твоих ночных кошмаров, ты бы его ненавидел. — Эвен закатывает глаза и делает шаг в сторону, чтобы слегка пихнуть Исака. — Ладно, — кивает он. — И есть вселенная, где… я не биполярен? Ох. Исак смотрит на него, немного хмурясь, потому что не ожидал этого, хотя, вероятно, должен был. — Может быть, — говорит он, потому что он тоже так использовал свою теорию — представлял мир, где все сложности, с которыми приходилось сталкиваться в реальности, исчезали. — Но, как ты, наверное, уже догадался, это не самый здоровый механизм психологической адаптации. — Да уж, — тихо смеётся Эвен. — Это правда. — Угу, — соглашается Исак. — То есть я никогда не ходил на терапию, но уверен, что любой психоаналитик сказал бы мне, что придумать мир, который позволяет мне застрять на третьей стадии принятия горя, не очень хорошая мысль. — Я ходил на терапию, — говорит Эвен. — И мой психоаналитик именно это и сказал. Они смеются, вместе. Какое-то время они продолжают идти, и Исак по-прежнему цепляется за локоть Эвена, а снег скрипит под подошвами их ботинок. Они переходят дорогу на красный свет, потому что улицы совершенно пусты, но потом останавливаются в переулке, откуда открывается лучший вид на небо. — Может быть, — говорит Эвен, переводя взгляд со звёзд на Исака, — может быть, есть вселенная, где у меня не разбито сердце, когда мы с тобой знакомимся. И Исак думает, что если он когда-либо и увидит зелёный сигнал, побуждающий к признанию, то это здесь и сейчас, и ещё Исак думает, что у него так хорошо бы получилось любить Эвена, если бы тот ему позволил. Правда получилось бы. И он мог бы просто сказать ему. Всё происходит слишком быстро, но Исак действительно мог бы просто сказать ему, и он очень-очень хочет признаться. Поэтому… — Может быть, — соглашается он, собирая всю смелость, о которой до этого момента и не догадывался, и позволяет себе скользнуть рукой от локтя Эвена вниз к его запястью, а потом вложить пальцы в его ладонь. Эвен смотрит на их руки, а потом поднимает глаза на Исака. — Я, эээ, — Исак сглатывает. — Ты сегодня отлично выглядел. — Исак, — выдыхает Эвен, и Исак слегка улыбается, потому что похоже, что Эвен знает, что Исак подразумевает под своими словами, и, по крайней мере, он в любом случае признался. Конечно же, он до смерти напуган, и он никак не может набрать воздуха в лёгкие, потому что ещё вчера он боялся признаться в этих чувствах себе, но он хочет, чтобы Эвен знал, хочет так сильно, и теперь Эвен знает. — Что? — отзывается он. — Звучит не слишком по-дружески. — Да, — соглашается Исак, и, наверное, впервые он не находит в себе сил пошутить. Вместо этого он берёт Эвена за вторую руку и сглатывает, поднимая на него глаза. — Может быть, я хочу тебя не только как друга. Эвен пристально смотрит на него, его глаза округлены чуть больше, чем обычно, и Исак хочет улыбнуться, заметив это, но сдерживается. Эвен дышит чуть быстрее, чем всегда, Исак замечает это по тому, как поднимаются и опускаются его плечи под курткой, быстрее и глубже, чем раньше. Между ними их сплетённые руки, и Эвен не отнимает их, позволяя пальцам Исака сжимать их, разрешая ему рисовать круги на своих ладонях. Они оба смотрят вниз, на руки, и Исак чуть заметно улыбается, когда быстро поднимает глаза и видит, что на губах Эвена застыла робкая улыбка, но потом… Эвен осторожно убирает руки. — Я не… — чуть слышно говорит он, и Исак закрывает глаза. Блядь. Блядь, блядь, блядь, блядь, блядь. — Да нет, всё… — выдавливает он из себя, прежде чем Эвен успевает сказать что-то ещё. Боже упаси, он не хочет слышать, как Эвен в деталях будет рассказывать, почему этого не хочет. — Всё нормально. — Прости… — Нет, это… не твоя вина. Блядь! — Исак трёт руками лицо. Блядь, блядь, блядь, это совсем не то, чего он хотел, и боже. Как же больно. Как больно! И да, это та самая боль – словно острый нож режет кожу — которой он пытался избежать, отказываясь ввязываться во всё это. — Всё окей. — Просто я… — Ох, пожалуйста, замолчи. — Хорошо. — Я не вынесу деталей. — Ладно. — Они смотрят друга на друга. — Прости. Исак ничего не говорит. Потому что, мать вашу, что здесь можно сказать? Всю оставшуюся дорогу до дома они идут в тишине, и впервые она не кажется комфортной. И когда Исак отправляется спать этой ночью, он ложится в собственную кровать. Один.