Смерть мелкого гаденыша

И потом не следует забывать повиновенья. Кто не умеет повиноваться, едва ли сможет повелевать. Михаил Кузмин, «Крылья»

АВГУСТ       «Только не делай вид, что ты удивлена. Ты же понимала, что я из тех, кто нравится женщинам. Ты с самого начала знала, что отношения со мной — это ежедневная ревность.»       — Леонтина? Леонтина!       Француженка не без труда вынырнула из своих мыслей. Матье минувшим вечером наговорил ей много такого, что она едва могла перенести… Всю ночь она крутилась на кровати, страдая от боли, моральной и вполне физической — сердце ныло в груди, как будто его действительно разрывали на части невидимые когти. Орла или барса. Или неухоженные ногти Главы общины.       Ее собственные, впрочем, уже давно были почти в том же состоянии. Спустя два-то года от начала апокалипсиса.       — Господи Боже, кивни хотя бы.       Леонтина крутила в руках шило с таким видом, словно с удовольствием воткнула бы его в глаз Тоффи.       — Ну? Не сложно же. Тут дырку и тут, и так по всей длине. — Глава подняла взгляд от шланга на лицо собеседницы и вздохнула. Не нужно было гадать, чтобы понять, о чем Леонтина задумалась. Не о работе уж точно. — Ты справишься или мне перепоручить это кому-нибудь?       — Нет… я справлюсь.       Леонтину не пугали ни гнев Главы, ни риск остаться без обеда, а вот мысль, что Матье окончательно в ней разочаруется, если увидит, что его последней пассии не нашлось дела по способностям, еще как влияла на француженку. Она и без того больше трех лет слушала чуть ли не ежедневно, какая она глупая, никчемная и недостойная любви. Леонтина зыркнула на Тоффи, поджав губы. Вот уж о ком так Матье не отзывался и, видимо, не будет. Прошлым вечером он ей дифирамбы пел — правда, на ухо Леонтине.       Он приказал ей задержаться перед отбоем, в твердом намерении поговорить, и вот — после ужина они стояли в коридоре особняка Главы, у тускло мерцавшей лампы. Матье молчал, сунув руки в карманы, ожидая вопроса… Хотя это он вытащил свою подружку из спальни, сказав, что им необходимо поговорить. А она, конечно же, побежала. И теперь — разумеется — спрашивала, как он и хотел. Каждое слово резало ей язык, словно бритва.       — Леонтина, ты не чужой мне человек, поэтому я скажу прямо: да, я теперь ухаживаю за Тоффи. — Ответил он.       Она сжалась в комок. Ноги перестали ее как следует держать. Стена ударила под лопатки. Матье устало вздохнул.       — Ох, только не веди себя как типичная баба, la chipie. Ты знаешь, меня тошнит от такого. Сперва Бьянка, теперь ты… Я не обязан перед тобой отчитываться.       Леонтина уныло кивнула. Она пыталась сдержать рыдания, но не могла не шмыгать носом и не трястись. Пока они не нашли общину Тоффи, она думала, что их отношения с Матье наладились. Больше того — они стали такими, о каких она мечтала прежде, но никак не могла получить. Он любил ее, он — mon dieu! — сказал ей даже, что она дорога ему. Прежде ничего подобного она и не мечтала от него услышать. Пусть вокруг умирали люди, пусть они постоянно голодали или изнывали от жажды, ей каждую минуту было, за что возносить хвалу Богу. И вот теперь…       — Если вздумаешь реветь, мне придется облить тебя водой, чтобы ты успокоилась. Ну?       Леонтина употребила все силы на то, чтобы перестать дрожать.       — Ты могла бы оценить мой широкий жест. Я не обязан тебе сообщать, с кем намерен встречаться. Ты мне не жена и даже не подружка. Но я все же честный мужчина. Поэтому я предупредил тебя.       — Я понимаю, — хрипло пробормотала Леонтина. В горле саднило от переживаний, словно она уже проплакала битый час, хотя на самом деле только собиралась. И теперь ждала, когда Матье уйдет, чтобы можно было вернуться в свой домик, уткнуться носом в подушку и разреветься.       — Надеюсь, ты также понимаешь, что я не потерплю никакой ревности или собственничества. Никаких сцен. Иначе я буду очень, очень разочарован в тебе.       Если бы Матье сказал, что он вышвырнет Леонтину за ограду без вещей и оружия в толпу голодных мертвяков, она была бы меньше напугана.       — Да ты слышишь меня вообще? — Женский голос ворвался в воспоминания француженки. Тоффи — реальная, из настоящего момента — пощелкала пальцами перед глазами Леонтины. — Ты не больна?       — Нет! — Леонтина зло дернула на себя шланг. Вот же сука, подумала она, вот же salope, уводит чужого мужчину, а при том еще имеет наглость обращаться к Леонтине, как ни в чем не бывало. Словно они подруги. В голове француженки последнее слово прозвучало с грустной иронией пополам с отвращением. Она никогда не верила в женскую дружбу. Для нее это были слова, обозначающие несуществующий предмет.       — Ладно, ладно. — Тоффи выкатила глаза и подняла руки в примиряющем жесте. — Я рискну оставить тебе шило… и буду надеяться, что ты не убьешь никого.       Глава отошла, вспоминая, как две недели назад вернула Дэрилу нож, признавшись, что доверяет ему на интуитивном уровне. Шутка была в том, что она не верила в существование интуиции. Это была проверка. Дэрил ее выдержал. Выдержит ли Леонтина? Ну, если она вдруг попробует на кого-то наброситься, ее тотчас скрутят и засунут в карцер.       Тем паче, что в общине не нашлось бы — за исключением малышки Джудит — человека слабее Леонтины.       Тоффи посмотрела, как на другом конце двора, разговаривая с Габриэлем, поигрывает молотком сын Рика, Карл.       Да, кроме Джудит — никого. Если бы Тоффи попросили сделать ставку, она выбрала бы Карла.       Эдита, местная, и сын Рика занимались дырами в сарае. Те прорехи, на которых хватало оставшихся обломков дерева, быстро обрастали некрасивыми, но прочными заплатами. Тоффи несколько минут понаблюдала издалека: Эдита работала лениво, явно уставшая после ночного дежурства, а мальчик дергался. Отец его ушел за дровами, и пацан явно переживал. Глава двинулась к сараю.       — Эдита, иди, поспи. Закончу это дело вместо тебя. Не надо так на меня смотреть, я могу и гвозди забить, и проследить, как кто на участке отрабатывает свой хлеб.       Эдита даже не стала отнекиваться ради приличия — поднялась с корточек и поплелась к особняку. Тоффи присела на ее место, рядом с Карлом.       — Пацан, у тебя руки дрожат. Будешь делать тяп-ляп, потребую за обедом для тебя самую уродливую, самую неаппетитную сардельку.       Он помнил, как отец сравнил Тоффи с злой ведьмой Запада, и хотя Карл был уже слишком взрослым, чтобы воспринимать подобные слова буквально, он понял намек. Тоффи — не слишком хороший человек и может быть опасна.       Однако сейчас он видел перед собой только очень уставшую женщину, чем-то немного похожую на маму, чем-то — на его бывшую учительницу математики (вряд ли она еще жива, мельком подумал Карл).       — Когда только начался весь этот беспорядок, мы с Проспером месяц жили на ранчо с шестью тупыми лоботрясами, которые ни черта не делали, только смотрели, как мы с братом пашем, взмыленные. — Глава повернулась к мальчику лицом. — И такого я больше не допущу. Работать должны все, кто только может. Я же не прошу прыгнуть выше головы. Если сложно, то можно найти…       — Я могу сделать это не хуже взрослого, миз. Это и многое другое.       Тоффи не удержалась от улыбки.       — Правда?       Она полагала, что этот подросток станет для нее настоящей головной болью, но он оказался ловким и смышленым. Работал он много и умело, обычно к результатам его трудов не мог бы придраться и самый строгий критик.       — Давай так. Поспорим на сегодняшний десерт, кто лучше забьет гвоздь — я или ты.       Тоффи не хотела ничего, кроме как отвлечь мальчика. От того, что он переживает за отца, никому не будет лучше. Она сама — немного — переживала. Рик стал для Тоффи неким образцом, глядя на который ей казалось, что она сможет продолжать верховодить общиной и не становиться чудовищем. Рик стал первым положительным примером подобного рода на ее пути.       — Ладно, ты прав.       — Говорил же.       Тоффи с наигранно кислой миной осматривала результат их трудов. Да, у Карла на самом деле получалось лучше — потому что теперь дрожали уже ее руки. Она не притворялась, не играла в поддавки. Просто отвлеклась на свои мысли, и гвоздь под ее ударом покосился.       — Эй, а что сделать мне, чтобы тоже получить за обедом дополнительный десерт?       Тоффи еще не запомнила голос Матье, но догадалась по его акценту, кто ее окликает. Француз стоял на крыльце, облокотясь на перила, с кружкой кофе в руке. Сама Глава тоже любила так порой стоять, наблюдая за подопечными. Но Матье-то должен был сейчас помогать на кухне!       Тоффи вернула Карлу молоток и подошла к крыльцу.       — Они меня выгнали. Я чуть не разбил тарелку, и девчонка — я не запомнил ее имени, такая, несимпатичная, ну как ее? — Тоффи не стала делать предположений, о ком идет речь. В кухне могли находиться Дейзи, Тара или Наоми. Никого из них Тоффи не назвала бы несимпатичной — хотя бы потому, что не собиралась даже задаваться этим вопросом. — Ну как же?       Матье пощелкал пальцами.       — Ты должен работать. — Глава поднялась к нему и взяла из рук полупустую кружку. — Если кто не хочет трудиться, тот и не ешь. Второе послание к Фессалоникийцам апостола Павла, золотце.       Матье скептически усмехнулся и стрельнул глазами за спину Главы, где на скамейке разбирал семена отец Габриэль. Тоффи обернулась, чтобы проследить за взглядом француза, но ее отвлек звук открывшихся ворот. Вернулись Рик с друзьями, неся на плечах поленья. Карл с негромким радостным восклицанием бросился к отцу, но на полпути перешел на шаг — как будто вдруг решил вести себя взрослей и солидней. Тоффи улыбнулась. Она тоже хотела подойти к Граймсу-старшему, хотя бы чтобы поблагодарить. Она обернулась на Матье.       — Вот тебе занятие. Парень ты, я смотрю, крепкий. — Она сжала пальцами свободной руки его могучий бицепс. — Так пойди, наруби дров. Из тех, кто способен это сделать, ты единственный не устал, да и вовсе слоняешься без дела. Давай, отрабатывай хлеб и ночлег.       Она спустилась с крыльца, отпивая кофе с той стороны, где кружки не касались губы Матье.       — Спасибо за дрова.       — Всегда пожалуйста.       Тоффи опустила глаза на кружку. Абрахам, Мишонн и Дэрил утащили свои бревна в амбар, на траве валялся только срубленный Риком заскорузлый ствол. А сам Граймс старший стоял перед Главой. Топор он держал в опущенной руке, уверенно и привычно.       — Вам всем стоит отдохнуть до обеда. На сегодня вы сделали достаточно.       — Глава. Мы поработаем еще. Про запас.       Она нервно втянула носом воздух, понимая, что это значит. В темной глади кофе трепетало ее мутное отражение.       — Я вижу, что происходит. Община у тебя не резиновая. Мы занимаем и без того слишком много места. Если вам придется еще кого-то принять, кому-то придется и уйти. Я думал об этом все утро.       — Если вы уйдете, то погибнете. Вы сами это понимаете. — В словах Тоффи было больше обиды, чем заботы. Она только надеялась, что со стороны это не слишком заметно. Вот, значит, как — Граймсу не по вкусу здешние порядки. Вот оно. Пришла минута. Им начинало становиться тесно на одной территории, и пока еще не физически. Но он был прав. Скоро могло дойти и до такого.       — Рано или поздно — конечно. Но мы постараемся оттянуть этот момент. И у нас свой путь. У тебя — свой.       Рик посмотрел вниз, на свои сапоги, медленно поднял взгляд на Тоффи.       — Ладно. Я поняла. — Они помолчали немного. — Вы и так сделали для меня больше, чем я для вас. Если хотите, можете уйти хоть сейчас.       — Мы дождемся первых желтых листьев. Чтобы убедиться, что вы перезимуете. И пойдем.       Она грустно улыбнулась.       — Я понимаю… То есть, я… — Странно было слышать, как Граймс-старший подбирает слова, словно ему неловко прямо озвучить свои мысли. — У меня такое ощущение, что есть некая проблема… У тебя, в том смысле, что…       — Нет никакой проблемы. Я почувствовала кольцо на твоем пальце еще при первом рукопожатии. В день, когда мы встретились. Не было и намека на ту проблему, о которой ты подумал.       Они не смотрели друг на друга, но Тоффи вскинула голову, когда Рик положил ей руку на плечо.       — Ты та еще заноза, Глава, но это то, что помогает тебе делать бизнес — как ты его называешь. В мире, где все друг друга пытаются прирезать за огрызок морковки, ты — сущий ангел, и я не шучу. Надеюсь, когда мы уйдем, твоя община будет процветать.       — При встрече я не слишком хорошо с вами обошлась.       — Ты напугала нас. Но не больше. При нынешних обстоятельствах это — ничто. Естественный порядок вещей.       Он похлопал ее под ключицей так, как любила делать с ним она, и пошел к амбару, раскачивая в руке топор. Тоффи еще минуту стояла, глядя вслед Рику и прижимая руку к тому месту, где только что была его ладонь.       И тут ленивую тишину летнего дня разорвал истошный женский крик.