Смерть мелкого гаденыша

Эх, суслики! Не знаете вы, видно, Что может приручить наедине Любой тихоня злейшую чертовку. Уильям Шекспир, «Укрощение строптивой»

      Тоффи бросилась туда, откуда донесся крик. Кофе пролился на траву и ей на ногу, к счастью, уже недостаточно горячий, чтобы обжечь.       Впереди, перехватив топор поудобней, в готовности драться, несся Рик. Тоффи и сама схватила кружку так, чтобы, в случае чего, отбиваться ею. Вот только когда они вбежали — сперва он, затем она — в сарай, оказалось, что бить некого.       Леонтина уже не кричала, она тихо постанывала, лежа на полу и закатив глаза. Из ноги ее пониже колена торчал топор. От исщепленной колоды к полубесчувственной девушке тянулась кровавая река — вот где она поранилась, а потом упала навзничь, поняла Тоффи.       — Позовите Лестера! — Над Леонтиной уже склонилась подоспевшая самой первой Розита, и это предложила она сама. Пусть ее навыки и опыт превосходили способности врача общины, она не могла в одиночку унести Леонтину в лазарет. Не под мышки же ее волочить!       Рядом с Розитой присел на корточки Рик, бросив свой топор на пол, готовый взяться за пострадавшую так, чтобы помочь транспортировать Леонтину в особняк.       — Что тут произошло? — Тоффи подняла взгляд от поверженной француженки и встретилась глазами с Матье.       Он выглядел… озадаченным. Но не больше.       В сарай начали просачиваться и другие люди, привлеченные суматохой. Большинство только глазели — и мешались — но некоторые пытались помочь. Шона порысила в дом, готвая принести ваты и свежих бинтов — те, что были, уже пропитались кровью.       — Какого хрена, Матье? Я приказала тебе нарубить дров, слышишь, тебе! А Леонтина должна была заниматься шлангом!       Журналист пожал плечами, глядя на то, как Лестер осторожно извлекает топор из ноги его подружки.       — Это я сама… — Леонтина часто и поверхностно дышала. — Клянусь, я…       Она вскрикнула и чуть было не потеряла сознание, но Розита уже тянула к ее носу нашатырный спирт из поясной сумки-аптечки.       — Кость, вроде бы, не задета, — бормотал Лестер. — Но мышцы пострадали. Ничего, доверься нам, мы профи. Заживет, будешь как новенькая…       Тоффи с таким вниманием следила за тем, что медики делают с раненой, что чуть не выронила кружку, позабыв было, что та все еще при ней. Ветер, залетавший в открытые ворота, холодил мокрую лодыжку.       — Так и было, как она говорит. Она хотела помочь мне, не больше. — Наконец произнес Матье.       Тоффи повернулась к нему так резко, что ее волосы перелетели с одного плеча на другое.       — В обычное время я бы врезала тебе по лицу, и все бы смотрели, но сегодня я в хорошем настроении, так что послушай совета, с-сука! *       — О-о-о. — Розита закатила глаза, на полсекунды оторвавшись от лодыжки Леонтины, и пробормотала. — Тоффи цитирует «Хизерс», значит, и правда не так уж зла.       Сама Розита, вероятно, в той же ситуации была бы отноюдь не так же мила. Она раздраженно кривилась, стараясь остановить кровь Леонтины, явно представляя, что сама бы сделала с Матье на месте Тоффи. Возможно, она думала, что жгут, который перетягивал ногу француженки, неплохо смотрелся бы на кое-чьей шее.       Глава прошла прямо по кровавому следу, не замечая, что пачкает шлепанцы. Выставила палец прямо под нос французу — не бросив кружки, оставив ее лежать в ладони, зацепленной ручкой за безымянный, мизинец и большой палец. Вторая рука, свободная, сама собой сжалась в кулак.       — Ты становишься проблемой. Вы становитесь. Ваша группа.       — Не понимаю тебя.       Тоффи поставила ногу на колоду и перевела взгляд с Матье на распластанную на земле Леонтину.       — Вот что я называю… проблемой. — Солнце светило из-за спины Главы в открытые ворота сарая, и ее лицо казалось маской с провалами глаз. — Когда проблем становится слишком много, организация разваливается. Наша община… стоит на тех же незыблемых принципах. Хотите жить — подчиняйтесь правилам.       Матье не мог не улыбнуться. Ему понравился гнев Тоффи. Что может быть привлекательней злящейся женщины? Только женщина, переброшенная за грань этих чувств. Как часто их ссоры с подружками перетекали в бурный секс? Конечно, тут он не мог схватить Главу и зацеловать при всех… пока не мог. Но это все равно был удачный момент для него. Пока ее почва взрыхлена, он был готов опустить в нее свой цветок. Во всех смыслах.       — Сегодня причиной беды стали непослушание и глупость. Если вы не можете удержаться от нарушения устава, покиньте общину. Но учитите: подарков не будет. Если ваши оставшиеся две подружки наработали за сегодня достаточно, то — поздравляю. Если нет — мы удержим ваши вещи в качестве платы.       — А если мы не наработали?       Тоффи не заметила, когда в сарай просочилась и Бьянка. Она смотрела расширенными глазами на Леонтину, но речь Тоффи заставила ее переключить внимание.       — Так вернись к курам, Бьянка, и потрудись. — Тоффи сошла с колоды и двинулась к выходу. — Поверь мне, ты не знаешь, какой конечный пункт для тех, кто ничем не может расплатиться, но слишком много задолжал. И если узнаешь, он тебе не понравится.       — За ворота?       — Нет. — Глава улыбнулась. — За ворота отправляются те, кто покрыл долги. Кто на нуле. А кто ушел в минус…       Она запнулась. Рик, Лестер и Розита выносили Леонтину из сарая. Француженка все же впала в забытье, истерзанная болью. Бьянка и Глава проводили ее взглядом.       — Все, расходитесь! Вернемся к работе! Отдохнули и довольно!       Тоффи замахала руками. Тем, кто жил в общине уже не первый день, не нужно было объяснять. Через пять минут из сарая вышли уже все, включая Бьянку — она несколько раз обернулась на Тоффи, пока не исчезла в курятнике. Глава осталась одна у распахнутой двери, и там, внутри, она знала — Матье. Он не торопился являться под солнечные лучи. Словно нашкодивший кот, забившийся под диван.       Тоффи прислонилась спиной к стене сарая, закрыла лицо руками и попробовала успокоить дыхание. Матье ее волновал, вот только не в том смысле, на какой он сам рассчитывал. Покурить бы, в отчаяньи подумала она, хотя на самом деле вот уже два с лишним года не держала во рту сигареты. Казалось, начали сбываться все худшие сны. Группа Рика, к которой она так привязалась, уходила. А эти неприятные, бесполезные люди — оставались. Чего доброго, их и вытолкать за ворота не удастся, если даже она сама решит от них избавиться.       — Понимаешь ли, я просто не создан для столь грубой работы.       Тоффи слышала, как приближался Матье, и не напугалась. Повернула к нему голову резко и зло. Он встал перед ней, заслоняя ее от солнца.       — Правила — это единственное, что у нас тут есть незыблемого, Матье. Мы держимся за них, чтобы все не развалилось.       — Давай поспорим, куколка. Дай мне неделю, и увидишь сама: ради меня ты нарушишь каждое. Каждое. Из. Своих. Правил.       — Не переоценивай себя.       — Хорошо. Пусть дама окажется права. Не семь дней. Десять.       Тоффи покачала головой с улыбкой. Она была уверена, что Матье жестоко ошибается. Но на самом деле ошибалась она сама.       — Я не могу быть так безответственна, чтобы плевать на собственных людей и позволять себе то, что запрещаю им.       Разумеется, все было намного сложней. И трех, а то и четырех часов бы не хватило, чтобы объяснить постороннему человеку, как Тоффи управляет общиной. Многие не принимали ее всерьез из-за трогательного вздернутого носика — словно при сладкой внешности нельзя быть тиранкой.       — А им рассказывать и необязательно.       Тоффи только вздохнула. Она смотрела в сторону, на дверь сарайчика, где ее брат устроил импровизированную лабораторию. Какие там сегодня идут исследования, интересно? Она узнает только вечером, и, быть может, даже не сегодняшним — Проспер принесет ей отчет, только когда они с напарником смогут четко сказать, каков результат опытов.       — Что ж, если ты слишком нежен для работы руками, придется поискать для тебя другое занятие. Что насчет умственного труда? Может быть, ты именно тот, кто нам нужен, а то парни вот уже третью неделю бьются-бьются, а вакцину пока не нашли.       Француз промолчал, дернул ртом — то ли была презрительная усмешка на его губах, то ли нет, почудилась. Он читал язык тела Тоффи: руки за спиной, и плечи отведены и приподняты, так что грудь беззащитно выставлена вперед. Матье сотню раз видел эту позу. У всех девчонок, что влюблялись в него.       — Что я могу гарантировать, так это то, что найду глубоко запрятанную в твоей душе маленькую шлюшку.       — Не растрачивай силы попусту, солнышко. Она не прячется. И поверь мне, она очень, очень большая. Уже давно.       Матье прищурился и неимоверным усилием воли согнал с лица проступившее было на нем хитрое выражение. Если девочка чего-то хочет, нет пути к ее сердцу короче, чем не давать ей того.       — И, кстати, не вижу в том ничего плохого. А некоторым парням только такую и подавай.       Ее гнев утихал, погребенный под мыслями о будущем и настоящем. Она поддержала его флирт — в конце концов, почему нет? Нужно быть снисходительней к чужим промахам, она сама — не святая. «…Если не будете прощать людям согрешения их, то и Отец ваш не простит вам согрешений ваших.»** Поверь новичку на первый раз, подсказал внутренний голос, глупость не стоит заточения в карцере. И придумай, как и к чему его можно приспособить, потому что он — тот, кем тебе придется заменить Рика.       Глава обошла Матье по кругу и, когда они снова оказались лицом к лицу, губы Тоффи растянулись в усмешке.       — Писатель с красивой задницей. Боже мой, ты что, как Хемингуэй, пишешь стоя?       Он упер руки в стену по обе стороны от ее головы, не давая сбежать.       — А может быть, отныне моей работой в общине будет вдохновлять тебя? Открывать перед тобой тайны любви по-французски?       — Что ж, у нас тут ценится взаимовыгодное сотрудничество. — Ее пальцы пробежались по груди Матье. — А сотрудничать можно по-разному.       По ней и с первой минуты было ясно — девчонка просто изнывает без мужского внимания. Матье еще сутки назад приметил, как она без конца кого-то трогает, гладит по плечам, и только прижаться не пытается. Сильный характер и незыблемые (ха!) правила переставали быть настоящими препятствиями, если добыча сама шла в силок.       — Тогда посотрудничаем сегодня вечером у черного входа в особняк.       Тоффи нахмурилась.       — Зачем именно там? Почему бы сразу не подняться ко мне?       — Американские девушки не знают, что такое «романтика»? — Матье покачал головой, словно Тоффи задала такой невыносимо глупый вопрос, что он уже раздумывает, стоит ли она его усилий и интереса или нет. — Но я прощу тебе твое невежество на первый раз. Приходи через два часа после ужина. И, да, приоденься.       Отлично, подумала Тоффи, как раз успею пройтись по постам и проверить дежурных.       Поверх руки француза, преграждающего ей путь, она видела, как шевелятся расплывчатые тени за окнами особняка, и думала уже о том, что непременно нужно сделать до обеда. Ее не удивило и не обеспокоило, что интерес к Матье, вспыхнувший было как замена гневу, так скоро угас — пусть злость не вернулась, но и возбуждение истаяло быстрее оставленного на солнцепеке мороженого.       Она и не запомнила, как поднырнула под руку француза, уже сосредоточенная на том, о чем еще им нужно переговорить с Риком.       Матье же остался у сарая. Сорвал травинку, сунул в зубы с самым удовлетворенным видом… А почему бы ему не быть довольным? Как говорил кто-то из его знакомых, то ли цитируя великих, то ли просто сочиняя от себя: королева без короля — всего лишь женщина. В горностаевой мантии. И в большой холодной постели, добавлял от себя Матье.       Шона сперва была такая же. Ломалась, изображала из себя госпожу, а потом Матье щелкнул кнутом — в буквальном смысле — и она поползла к нему на четвереньках, радостная и довольная. Она этого и ждала, на то и провоцировала, чтобы он показал ей, кто в их паре главный. Повел себя, как настоящий мужик.       — Десять дней, — пробормотал Матье. — Десять дней, и ты будешь сидеть у моих ног, ты будешь на коленях. Ты будешь так влюблена, что забудешь саму себя.       — Я бы так на это не надеялась, мистер. Месье.       Француз обернулся. Позади него стояла, скептически сложив руки на груди, темноволосая девушка в клетчатой рубашке. Имени ее он не знал, но она была не в его вкусе, так что он и не собирался ее спрашивать.       — Да, да, я учила в школе французский, прикинь. Так вот, мисс Тоффи уже влюблена. — Девчонка прошла мимо Матье, на секунду задержавшись, чтобы ехидно сказать это ему прямо в лицо. — И не в тебя.       — А ты не завидуй, крошка.       Это с ней они разругались на кухне, вспомнил Матье.       — То, что она согласилась на ночь с тобой, ее попытка отрицать очевидное. И не больше.       Что ж, пусть так. Француз не поверил ни единому слову — что эта мегера воображает? Он не хуже нее видит, что сердце девчонки свободно. Пусть она мяла плечо бородача в столовой и ворковала с ним утром, Матье прекрасно видел. Она не влюблена в него. Это даже не было флиртом — так, дружеской признательностью, не больше.