Смерть мелкого гаденыша

Sometimes when I look at you, I don’t know why you’d wait. School girl in a little world Who learns everything late. I’ve always had all the answers Now I don’t have a clue Some nights when the clouds are thick, And the wind starts to blow. I stare out my window Wondering where I will go. I turn the light out Under the covers all I think of is you. Just you. Vienna Teng — Say the Word

      Хоть Ариана и сказала, что не хочет никакого праздника — однако же, она вышла из комнаты именно к ужину. На ней была уже другая толстовка, без дыр, и брюки не те же, в которых она добралась до общины. Волосы, отмытые от грязи, укрывали ее золотистой шалью до лопаток, рассыпавшись по плечам, как на картинах прерафаэлитов. Ариана была бледна, молчалива и прекрасна — и села ровно напротив Розиты, зажатой с обеих сторон, Абрахамом справа и Тарой слева. Дальше, не на своем месте, вытеснив Бьянку, готовилась отужинать Эдита. Они с Тарой постоянно перемигивались и хихикали, словно у них был еще какой-то секрет, помимо их общего с другими девушками пари на Тоффи и ее рыцаря в сияющих доспехах.       Розита смотрела в несчастное лицо Арианы с глубоко запавшими глазами и думала, что понимает ее чувства. Еще с утра мысль о празднике привела бы ее в восторг, но к вечеру настроение почему-то испортилось. И еще… Розиту вдруг кольнуло некое неясное подозрение, она прищурилась, всматриваясь в Ариану. Дрожащие губы, сонливо смыкающиеся глаза…       — Можем начать! — Воскликнул Проспер, и все вскинули головы от пустых еще тарелок.       На кухне забренчали дежурные. Но внимание всех присутствующих было приковано к верху лестницы с третьего этажа — там, путаясь чернотой платья во тьме, появилась Тоффи. Едва поняв, что на нее смотрят почти все, она поскорей приняла самую изящную и театральную позу из известных ей. О, как она трепетала, чувствуя себя — наконец-то! — героиней мюзикла. Или почти.       — Охренеть. Блин. Она выглядит, как Мэри Поппинс из порно-пародии. — Пораженно выдохнул Абрахам. Розита в ту же секунду двинула его под ребра локтем, и он закашлялся.       — Это был комплимент?       — Платье, как у Мадам Икс, — растерянно краем рта улыбнулась Тара.       — По-моему, очень пошло и безвкусно. — Фыркнула Розита, и Чамблер положила руку ей на запястье.       — Да ладно тебе. Классный наряд. Тебе бы тоже такое подошло, уверена.       Розита раздраженно отвернулась. Она чувствовала, что злится, но сама не могла понять, на что или на кого. С Тоффи она давно нашла общий язык, и даже в эту минуту с надеждой думала, что ее ставка на Главу оправдается. В конце концов, конфеты в новом мировом устройстве оказались штукой весьма ценной.       — Если это ее представление о том, как можно мне угодить… То я доволен только наполовину. — Вполголоса произнес Матье, так, чтобы только соседи его слышали. — Нужно сказать ей, чтобы нашла каблуки и сняла кобуру с бедра.       Юджин — он сидел по правую руку от писателя — недоуменно покосился на соседа.       — В сложившихся обстоятельствах это решение, если оно будет принято, значительно повысит ее уязвимость. Сегодня вечером отменены дежурства по периметру, так что община в данный момент более уязвима, чем обычно.       Матье лениво облокотился на стол в издевательском жесте участия.       — Послушай, пухлик, ты, наверное, знаешь о таком упражнении, когда вы с друзьями встаете в цепочку и тренируете доверие друг к другу? Один падает назад, не оглядываясь, а второй его ловит. А, ты наверняка не пробовал, тебя уж точно никто не удержит. Никакая сила доверия…       Он не договорил, заметив, что Тоффи заняла свое место во главе стола, и только торопливо буркнул:       — Ей надо отдаться мне полностью. Иначе все пойдет наперекосяк.       Тоффи огладила платье — на поясе, на бедрах, словно не была уверена, действительно ли хорошо она выглядит.       — Прошу прощения, ведьминской шляпы не нашла ни у себя в шкафу, ни на складе. — Она улыбнулась Матье.       Дежурные внесли блюда с едой и напитки. Все, включая Главу, сели на свои места, готовые приступить к праздничной трапезе.       — Прекрасная провокация, chaton. Ты меня почти зацепила.       — Провокация? — Тоффи скрыла улыбку, подняв к губам бокал. — Тебя?       Прежде, чем она отпила, на другом конце стола Лестер разразился тостом в честь благополучно добравшейся домой Арианы. Когда он договорил, общинники захлопали, однако сама Ариана не выглядела счастливой от такого внимания. Она укрылась за кудрями, словно маленькая девочка, прячущаяся под одеялом от монстра-из-под-кровати. В другом случае ее поведение взволновало бы хоть кого-нибудь, но, настрадавшиеся за лето, да что там — за два года! — люди беззаботно погрузились в атмосферу уюта, насколько она была возможна в полупустом, гулком, темном зале. Люстра тускло освещала стол, приборы скрипели о фарфор. К счастью, спасали разговоры. Даже обычно мрачная Саша пару раз слабо улыбнулась в ответ на чью-то шутку.       Тоффи почувствовала себя польщенной хозяйкой, которой удалось празднество.       — Матье, почему ты не ешь?       По ее мнению, он должен был с благодарностью принимать то, что получал, по сути, бесплатно. То, что бордюром занималась Шона, Глава прекрасно видела из окна лазарета.       — Я не притронусь к еде, пока ты не снимешь кобуру.       Тоффи равнодушно пожала плечами.       — Как хочешь. Ты и без того питаешься авансом — и за счет того, что Леонтина, даже на больничной койке, работает больше, чем я требую.       Если бы Тоффи смотрела на Матье, она бы заметила, как он вздрогнул от злости.       — Я не буду ни есть, ни пить, пока ты не уберешь пистолет. — Француз встал, скрипнув стулом по полу. — Это оскорбление. Ты обижаешь меня своим недоверием.       Не одному человеку за столом вспомнился пьяный отец, брат или друг, который вдруг вскакивал посреди застолья и принимался методично или хаотично портить все! Выставлять перед другими родственниками или всем рестораном вас дураками… И стыд, который зарождался в душе в подобные моменты, диктовал только одно решение: схватить, как можно незаметнее, буяна за рубашку или полу пиджака, шипеть «сядь!» и тянуть его изо всех сил вниз, назад на стул.       Но Тоффи впервые испытала эту удушающую волну неловкости в подобной ситуации, и она почти оглушила ее. Она не знала, как стоит лучше себя повести.       — Или что — ты боишься? Стоишь из себя королеву, а на деле — всего лишь напуганная мышка? Ты же в окружении таких сильных мужчин, и ты не уверена, что они смогут тебя защитить?       На задворках сознания Тоффи понимала, что Матье пытается ею сманипулировать. Но вечер был так хорош! Не хотелось портить атмосферу. И потом — а правда? Что могло случиться? Они за толстыми стенами, за забором, и все опасности остались далеко-далеко.       Ариана неловко кашлянула на другом конце стола. Но когда Тоффи перевела на нее взгляд, та выставила руки в примирительном жесте.       — Я просто немного простудилась. После ужина зайду в лазарет.       Может быть, так все и было, но все же кашель прозвучал как намек. Тоффи поджала губы и опустила руки под стол. Пару секунд повозилась и достала кобуру.       — Доволен?       Она шлепнула кобурой прямо перед Матье, едва не кинув пистолет ему в тарелку. Но француз только лучезарно улыбался.       — Почти доволен. Был бы больше, если б ты распустила волосы.       — Они будут лезть мне в рот.       — И нашла каблуки.       — Ариана? — В голосе Главы сарказма было столько, что его хотелось ложкой зачерпнуть. — Ты мне, случайно, не привезла туфель на шпильках?       Только договорив до конца, Тоффи поняла, какую бестактность сморозила, и вздохнула, досадуя разом и на себя, и на Матье. Невольно ее мысли метнулись к пропавшим в Вудбери. Ариана вернулась, да… Но теперь не оставалось сомнений, что другие мертвы.       — Как видишь, я ради тебя тоже расстарался. — Сев, наконец, Матье провел рукой по груди. На нем была белая в светло-серую полоску рубашка, одна из лучших, что в общине нашлась его размера.       Тоффи не стала спрашивать, кто погладил ее ему — Шона или Бьянка. Но, в конце концов, она сама обращалась за помощью к Леонтине. На мгновение ей захотелось устыдиться, некое смущение даже тронуло ее сердце, готовое набросать ворох доводов: ты выставляешься, ты гордячка, ты негодная, негодная девчонка, будь скромнее. Рядом с тобой сидит мужчина, которого любила вся его страна! А ты? Что ты сделала за свою жизнь? Сменила работу в «Бургер кинг» на «КФС»?       Тоффи пришлось двинуть лопатками, чтобы стряхнуть с себя эту паутину самоуничижения. Пусть все, что говорил ее внутренний голос, было правдой, это не означало, что она что-то должна Матье.       — Распусти волосы. Сделай хотя бы это, чтобы я понял, что ты мной дорожишь.       Он бы потребовал от нее и предъявить запястья — вроде бы, порой Тоффи носила там маленькие кинжальчики в крохотных ножнах. Но какое-то внутреннее чутье сказало: хватит.       Матье прочел это в глазах Тоффи. Так ребенок, капризничая, вдруг понимает, что мать уже не умилена, а он рискует вот-вот остаться без десерта или сказки на ночь. Тоффи и вообразить не могла, как выразительно в ту минуту было ее лицо. Иногда она задавалась вопросом, не превратилась ли она давным-давно уже в мертвячку, потому что-то, что порой поднималось в ней, жгло сердце и горло, невольно представлялось Тоффи такой же черной едкой жижей, как та, что брызгала из черепов ходячих, когда их голова разлеталась на куски от удара.       — О, Матье, прошу, не делай этого со мной.       — А твои глаза говорят: делай.       Она закусила губу, вздыхая.       — Да. — Она знала, что в глубине души действительно этого хочет. — Да.       Вот только они говорили о совершенно разных вещах.       Тоффи сдвинула кобуру по столу, справа налево, чтобы Проспер забрал ее. Брат спрятал пистолет у себя на коленях. Матье скривился: вот же стерва, намеренно показала, кому больше доверяет из присутствующих.       — «Лошадей приручать очень опасно, так что уж говорить о женщинах», — пробормотал Юджин, глядя себе в тарелку. Он вовремя вклинился со своей репликой, сбив напряжение.       — И это снова — Дэ-Гэ Лоуренс. — Тоффи улыбнулась, спеша скрыть лукавый изгиб губ за стаканом. — И снова он прав.       — Лоуренс? — Матье откинулся на спинку стула. — Жалкий порнограф, недостойный именоваться классиком. Надеюсь, ты не потратила на него время.       — А почему нет? Мне понравилось. Прекрасные книги о раздражающих мужчинах.       Тоффи засмеялась и вдруг осеклась, прочтя на лице Матье такое сильное неудовольствие, что оно грозило перейти в гнев. Она впервые видела его таким красным, точно бы его душило нечто — и Шона с Бьянкой тоже, хотя те не раз становились свидетельницами ярости журналиста. Но та злость отличалась от этой как землетрясение от урагана.       Ему хотелось бы, чтобы я не знала, кто такой Лоуренс, догадалась Тоффи. Какая ирония — ее образование оставляло желать лучшего, она справедливо полагала себя глупышкой, но надо же было такому случиться, что за столом они заговорили именно о том писателе, чьи книги Тоффи перечитывала не меньше трех раз. Каждую.       В отличие от произведений Матье.       — «Это рок. И она обреченная женщина. Если бы можно было, я бы пристрелил ее в тот раз, как фазана: это бешеная собака в образе женщины. Если бы можно было пристрелить ее и покончить разом с этой мукой! Подобные действия должны разрешаться законом. Когда женщина не знает удержу своим прихотям, она способна на все. Она становится опасна. И тогда выбора нет: кто-то должен пристрелить ее.» А ты думала, я стану судить о том, чего не читал?       — Прекрасная цитата, — тяжело дыша, ответила Тоффи. Глаза ее напряженно распахнулись. — Я не согласна, но цитата прекрасна.       Изменилось бы что-нибудь, если б она не читала Лоуренса? Быть может, и нет — Тоффи легко признавалась, что чего-то не знает, и бравировала своей неотесанностью с искренним наслаждением. Она могла принять в себе почти все, и даже два из трех своих смертных грехов.       — Не будь этих, кхм, цитаток, ничего бы в мире не переменилось. Без этой грязи мир вполне смог бы просуществовать хоть до этого самого дня.       — Лоуренс был тем, кто придал слову секс его современное значение — половые отношения. — Снова встрял в разговор Юджин, ходячая энциклопедия. — До него слово секс означало только пол.*       — Вот видишь, его заслуги неоспоримы. — Тоффи с радостью ухватилась за это знание.       Она раскраснелась и никак не могла успокоить дыхание — то ли вакханка, то ли сама Конни Чаттерлей, спрыгнувшая со страниц. Матье собирался осадить ее, но не успел вставить и слова.       — «Как лгут поэты, и не только они! Читая их, можно подумать, что человеку нужны одни сантименты. А ведь главная-то потребность — пронзительный, внушающий ужас эрос.»       — Ты омерзительна. В этом нет ничего красивого, успокойся. Это грязь и только грязь.       Тоффи откинула волны волос за спину — резинку она оставила на запястье, как браслет, повела плечами.       — А что такого? Почему Свобода, ведущая народ Делакруа — искусство, а моя грудь — нет? Чем я — не живая Свобода? Здесь, в общине?       — О, конечно. — Только глухой не расслышал бы в словах Матье издевки. — La Libordel**. Искусство… То, к чему ты не имеешь никакого отношения. Мюзиклы, порнографические книжки — это худшее, что может предпочитать женщина. Как мне это выбить из тебя?       Тоффи на мгновение онемела. А затем подумала: хорошо, что я отдала пистолет Просперу. Очень предусмотрительно. И еще спустя мгновение она, глубоко вздохнув, пропела:       — Каждый божий день, идя по улице, я слышу, как люди говорят «Такая милашка»! — Она поднялась и застыла перед столом, как хористка. — С подросткового возраста все пялятся на меня, Парни, девушки, я ничего не могу с этим поделать!       Тоффи хлопала в ладоши и выбивала ритм ногой, так что многие быстро догадались, какую песню она вспомнила — те, кто видел мюзикл или фильм «Богема». Что ж, когда-то мюзиклы спасли ее от отчаяния, от — вероятно — депрессии, и Тоффи привычно ухватилась за музыку как за страховочный трос. Как за способ выразить свои чувства. Полно и ярко.       — So be kind and don’t lose your mind, Just remember that I’m your baby…***       Тоффи в мгновение ока вжилась в роль Морин Джонсон****, ее лицо исказилось в страдании любви, руки с таким чувством напряглись, разведенные в стороны, что даже через рукава стали заметны закаменевшие мышцы.       Это была песня о двух влюбленных — которые то расставались, то сходились, не в силах понять, могут ли они принять непростые характеры друг друга.       — Take me for what I am, Who I was meant to be. — Тоффи села на стол, сдвинув бедром в сторону тарелку, и вытянула ноги перед собой, держа их на весу. Медленно сняла сперва один сапог, затем, пальцами второй ноги, стянула другой. — And if you give a damn: Take me, baby, or leave me!       — Так, меня не предупреждали, что она будет петь, — пробормотал Дэрил. — Я сваливаю.       Он действительно намеревался встать — и, видимо, уйти, но Кэрол удержала его за рукав, качая головой.       Однако не одному стрелку сцена показалась наигранной и неуместной.       Ариана прижала салфетку ко рту, словно ее тошнило.       — Мне плохо от этого всего. Не могу смотреть, как она… она…       Лестер осторожно коснулся локтя подруги, обеспокоенный ее состоянием. Но ему так не хотелось идти с ней сейчас в лазарет! Он предпочел бы доесть и досмотреть, заинтригованный чем все кончится.       — Если это не фигура речи…       — Это грипп. Наверное.       — Сама всё найдешь? Таблетки в стеклянном шкафу, ключ не нужен. Спроси там у Леонтины, она подскажет.       Ариана вышла из-за стола, но никто не заметил этого — все смотрели на Тоффи, увлеченные представлением. Даже те, кому ничуть не нравилось ее пение. Это было хоть какое-то развлечение.       Ариана обернулась в дверях. Пока она сидела за столом, кривляния Главы еще как-то могли понравиться, но здесь, с расстояния, вся сцена выглядела немного глупо и очень, очень жутко.       — This diva needs her stage, baby, lets have fun! — Тоффи легко шагнула прямо на стол перед Матье, вытянулась в струнку, гибкая, уверенная в себе. — You are the one I choose! Folks would kill to fill your shoes!       Она раскинула руки в стороны, подняла подбородок, словно ее ласкало летнее солнце теплом и золотом лучей — а не освещала нездоровым желтым светом тусклая люстра. И мало кто подметил, что, говоря «тебя одного», Тоффи не показала ни пальцем, ни рукой на Матье, даже не взглянула в его сторону.       Но ее белое бедро мелькало в вырезе платья, когда она покачивалась в такт напеву так близко от француза, что ему было бы достаточно протянуть руку, чтобы коснуться голой кожи.       Только бы не упасть, подумала в панике Тоффи, вспоминая, как днем хотела танцевать, словно в фильме «Правдивая ложь». Будь на ней туфли, как требовал того француз, она бы точно грохнулась, а сейчас, приподнявшись на носочки, чувствовала себя хотя бы чуточку уверенней. Босиком ей с детства было привычней, чем на шпильках — ну разумеется.       Выпевая следующую строку, Тоффи присела на корточки, словно невзначай пальцем распахнула разрез еще больше…       — Даже не смей! — Воскликнула Бьянка, тоже шагнув на стол.       Только это также были всего лишь слова песни, хоть мало кто этого ожидал — и многие невольно вздрогнули от ее выкрика.       Два голоса, зазвучавшие вперекличку, сгладили ощущение нелепости, которое сковало некоторых зрителей, пока пела одна Глава. И в полутемном, мрачном, гулком помещении, дуэт начал казаться похожим на репетицию без аккомпанемента, а не сцену из фильма ужасов, где героя захватила в плен маньячка в вечернем платье.       Бьянка знала «Богему» не хуже Тоффи и без труда взяла себе вторую партию — девушки приближались друг к другу по столу, лавируя между тарелками и приборами без труда, с изяществом и грацией.       Они пели с таким пылом, словно действительно были ссорящимися возлюбленными, будто положили на мотив мюзикла свои настоящие чувства.       — Тара, — Розита ткнула подругу под ребро острым локотком. — Ты смотришь так, словно перед тобой настоящая Идина Мензел танцует!       — А?       То ли Чамблер действительно не могла оторваться от зрелища кружащихся Бьянки и Тоффи, то ли умело изображала это.       — Да я тоже так могла бы, а то и лучше, — недовольно пробормотала Розита, сама не понимая, что ее так уязвило. Да, Абрахам высказался о платье Главы, но сейчас его рука лежала на ее, розитиной, талии, так же уверенно и привычно, как и всегда прежде.       Но даже когда он прижался щекой к ее виску, Розита не почувствовала, что ее напряжение уходит.       — Ни за что я не буду той, кем не являюсь; Но, слушай, тебе разве не нужна горячая девчонка? — Рука Тоффи легла на плечо Бьянки, и та усмехнулась, прежде, чем вывести свою партию.       Впервые на лице француженки не было заметно ни ненависти — или же ревности — ни боли. Она наслаждалась нежданным исполнением любимой песни. Кем она была до первого дня заражения? Оперной примадонной или так, третьесортной певичкой в кабаре? Это уже не имело значения. Здесь и сейчас она была просто счастливой девушкой, пляшущей на столе.       — Я ухожу! — Пропели Тоффи и Бьянка хором последнюю фразу, но вместо того, чтобы разойтись или хотя бы отвернуться друг от друга, обнялись. И тотчас рассмеялись.       Проспер первым начал хлопать, и вслед за ним зааплодировали многие другие — хотя и не все.       Бьянка и Тоффи спустились со стола.       — Это было… incroyable.       — Да… нужно как-нибудь будет повторить. — Тоффи похлопала Бьянку по спине. — Как насчет Defying Gravity?