Смерть мелкого гаденыша

Природа убивает постоянно, а мы называем ее прекрасной. Джон Апдайк, «Иствикские ведьмы»       Под утро прошел дождь, враз остудив воздух и землю. Отчетливо запахло приближающейся осенью. Куры не хотели выходить на улицу, и Эдита добрый час махала руками на вздорных птиц, чтобы выгнать их поклевать червей.       Матье наблюдал из окна, размышляя, достойна ли молодая стройная общинница того, чтобы оказаться в его списке ближайших планов или же нет. Самому ему тоже не улыбалось выбираться из тепла дома на холод двора, однако завтрак ему на сей раз никто не принес, и французу все же пришлось протрусить до особняка Главы. Нужно заглянуть на склад, подумал он, чувствуя, как оседает на руках невидимая влажная взвесь, поднимая дыбом волоски на предплечьях, поискать там по ящикам куртку или хотя бы рубашку с длинным рукавом.       То, что за одежду, как и за еду, в общине и до его появления было принято расплачиваться трудом, Матье даже не подумал.       На завтрак он опоздал, и ему пришлось заглянуть на кухню, где дюжий Бруно одарил его остатками омлета и перегретым невкусным кофе (а также неодобрительным взглядом из-под кустистых бровей).       Поэтому, когда Матье вышел во двор, его настроение оставляло желать лучшего, и он принялся озираться в поисках Тоффи или хотя бы кого-то из своих девчонок, чтобы развлечься небрежной пикировкой — из которой он, разумеется, вышел бы победителем.       Но никого из них поблизости не оказалось. Только под яблоней топталась с лестницей грубиянка Тара, лезть к которой француз не решился бы, даже если б они остались с ней в общине только вдвоем. Да еще, возле склада — выкрашенного красным здания — собрались в кружок трое пацанов.       Самый старший, то ли восемнадцатилетний, то ли девятнадцатилетний, лопоухий и плечистый, копал червей и складывал их в жестяную банку с неровными краями.       — Подошли бы раньше, они бы еще не так назад глубоко закопались, — сетовал он, без труда, впрочем, нажимая ногой на лопату. Рыхлая земля легко поддавалась, расходясь, как сдобное тесто на разломе. — Да и куры уже поклевали.       Рядом с Кори на корточках сидел, наблюдая, Карл. Он был не прочь помочь, но лопата на них троих — включая еще одного зрителя, Ноа, присевшего рядом на лавку, — была только одна.       — Чего ждать, завтра и пойду, — бубнил Кори. — Вы со мной?       Карл неопределенно пожал плечами. Ноа же замахал руками, точно ему предложили поужинать тем, что Кори выкапывал.       — Я точно пас.       — Ты что, не хочешь поесть рыбки?       — Поесть? — Ноа хмыкнул. — Этому я как раз был бы рад. А вот ковылять на рыбалку…       Он кивнул на свою ногу, все еще стиснутую в жестком бондаже. Заживление шло куда медленней, чем хотелось бы, и чем надеялись Лестер на пару с Розитой.       — Я стану вам только обузой. К тому же, сидеть несколько часов напролет, вперив взгляд в леску — удовольствие явно не по мне.       — А какое тебе по нраву, футбол?       Кори, Карл и Ноа повернули головы на голос. Вокруг них и так сновали туда-сюда люди, так что парни не обратили внимания на Матье, когда тот приблизился к ним.       — Может, ты просто трусишь, тощий? — Француз поставил ногу на край скамьи, и Ноа вцепился в сиденье, чувствуя, как дрожит под ним расшатанная лавочка, утопая в раскисшей земле.       — Конечно, я трушу, — ответил он, однако никакого страха в голосе Ноа не слышалось. Напротив, в каждом слове звенел вызов. — Я знаю, что могу подставить группу, так чего ради мне рисковать собой и друзьями?       Матье презрительно фыркнул, не считая себя обязанным отвечать, и перевел взгляд на Карла и Кори.       — А вы, мальчишки?       Если четырнадцатилетнего Карла еще так можно было бы назвать, то Кори, который, останься мир нормальным, теперь учился бы в колледже, стало несколько обидно.       — Я иду, разумеется.       — Я… — Граймс-младший задумался, прикидывая, как разумнее поступить. — Мне нужно подумать. Может быть, посоветоваться с отцом.       Матье скривился.       — А что, папенька может не отпустить? Экий лоб, а бегает спрашивать разрешения.       — Не в этом дело. — Карл знал, что достаточно взрослый, чтобы защитить себя, и если б решил сбежать, никто его не остановил бы, однако ему все же хотелось поговорить с отцом о рыбалке… Просто потому, что это пахло старой-доброй нормальностью, давно утерянной в новом мире, со всех ног летевшем кувырком. Сын обсуждает с отцом ловлю рыбы — от одной этой мысли становилось легче и уютней на сердце.       — А может, мне сходить с вами? Вроде как постраховать, чтобы не попали в беду? — Француз почесал непривычно гладкий после бритья подбородок.       — Знаете, что! — Кори выпрямился и перехватил лопату почти угрожающим движением. — Мы сами прекрасно справимся. Мы не малыши.       — Точно, lapin. — Матье положил руку на плечо Кори и легонько потряс, словно пытался того приободрить. Он вроде бы не делал ничего предосудительного, и в то же время его слова и движения так и сочились плохо скрытой насмешкой. — Ты уже взрослый, а? Где, кстати, ваша Глава, или у нее еще истерика не кончилась?       Двор общины быстро высыхал на августовском солнце, но в лесу влажность оставалась надолго. Только воздух словно сгустился, насытившись невидимыми взгляду каплями.       Тоффи, Кэрол и Бьянка, вооруженные пистолетами, крались по чаще, стараясь ступать потише, чтобы не привлечь к воротам ходячих. Бьянка единственная из группы сжимала в руках палку для улова образцов — при чем, она вцепилась в древко с такой силой, точно приспособление могло унести ее в Париж, словно серебряные башмачки Дороти.       Они крались, пригнувшись, и Глава не отнимала палец от губ, но потом переместила руку от лица на бедро — на рукоять крепко сделанного, ладного ножа, и распрямилась. Уже не было причин таиться слишком тщательно, и тишина начала набухать неловкостью.       — Тоффи… — Бьянка отчаянно искала тему для разговора. Ей казалось невыносимо просто так шагать в обществе двух малознакомых женщин и молчать. — Ты не обидишься, если я скажу, что в детстве у меня точно так же звали собаку?       Та в ответ только сдавленно прыснула.       — Что ж, мне не раз намекали, что я та еще сука. Но так изящно — впервые.       — Я не… — Бьянка залилась краской, но Тоффи развернулась и похлопала ее по плечу, дав понять, что не сердится.       Они шли почти рядом, все втроем, и все же — каждая отставала от другой на шаг-полтора. Бьянка всматривалась в Тоффи, не уверенная, что действительно видит, где перед нею настоящая Глава, а где — ее маска. Темные тяжелые веки делали ее лицо всегда немного недружелюбным. Но, кажется, она и впрямь не обиделась.       — Уверена, что прежде ты не делала ничего подобного, ну что ж, все однажды случается в первый раз. — Тоффи натягивала перчатки, вполголоса наставляя француженку. — Эх, надо бы и тебе такие же найти. Под твою руку.       Что и говорить, тоненькая, будто веточка, Бьянка, с длинными кистями и пальцами, вряд ли смогла бы носить перчатки Главы, даже если бы она ей их одолжила.       — Обычно я просто наматываю цепь на кулак, но тут пришила. Видишь? Сэкономила время. И немного добавила, где могла, мягкости, чтобы собственная рука не страдала. Видела когда-нибудь, что происходит с кулаком, если кому-то начистить физию?       — Да.       Тоффи чуть было не споткнулась. Как легко и буднично ответила ей Бьянка!       — Это делал Матье? — Спросила Кэрол.       Француженка медленно покачала головой. И все же, ее спутницы остались под впечатлением. Бьянка казалась созданной для воздушного зефира, розовых платьев, как в ранних клипах Бритни Спирс, киношек вроде «Реальной любви»… И при том, она явно составляла костяк группы Матье. На ней все держалось — быт, и атмосфера команды. Пока Шона рыскала по лесам или заброшенным домам, добывая пропитание, а вздорный Матье третировал инфантильную Леонтину, Бьянка спасала положение. Готовила, стирала, мирила бывшего любовника с его новой игрушкой, и, вероятно, отражала нападения ходячих на лагерь.       — У меня была жизнь и до Матье.       Ну разумеется.       — Я рада, что ты это помнишь. — Брякнула Кэрол и тотчас мысленно укорила себя: а вот кто-то, кажется, начал забывать прошлое. Нехорошо. — Знаешь… Я думала… я думала, ты такая же, как мы. Но я ошиблась.       Бьянка дернула губами и носом, как настороженный кролик.       — Я полагала, что ты прикидываешься слабой и нежной, чтобы не показать заранее всех козырей. И ты действительно сильнее, чем кажешься. Но в том, как ты ведешь себя, нет умысла. Нет хитрости. Ты изображаешь из себя беспомощную лапочку не для того, чтобы потом перевернуть ситуацию в свою сторону. Ты веришь в то, что ты и есть такая на самом деле.       Француженка не знала, что ответить.       — Да, — бросила Тоффи через плечо. — Это была не моя идея. Кэрол настояла, чтобы я взяла тебя с нами, хотя мне самой хотелось и до сих пор хочется сказать: иди покорми курочек, не мешайся и не подвергай нас всех опасности.       Кэрол сурово поджала губы, и Тоффи обернулась второй раз ровно в тот момент, чтобы успеть это подметить. Ох, сказала как Хизер, укорила она себя в мыслях. И правда сука, как оказалось.       — В общем, мы решили, что нужно совместить приятное с полезным и показать тебе, что ты на самом деле можешь. Расслабься, золотце, тебе понравится. Если что, у тебя есть пистолет.       Бьянка продолжала молчать, однако на ее лице отражалось множество противоречивых эмоций, одна сменяла другую: страх, надежда, предвкушение… Гордость. В глубине души она знала, что у нее все получится.       Быть может, и Леонтина, при ближайшем рассмотрении, оказалась бы не так уж безнадежна. Тем не менее, на чей счет Тоффи была уверена, так это Матье, и, озвучь она свои мысли, Кэрол с ней бы согласилась. Его упругие мышцы ненадолго ввели ее в заблуждение. Он мнил себя султаном в гареме из трех красавиц, на деле же он был только балластом, который давно стоило сбросить.       — Я догадываюсь, что ты чувствуешь. Мне все это знакомо. — Сказала Кэрол. Тоффи шагала впереди быстро и уверенно, словно в любой момент могла сорваться на бег и оставить спутниц позади. Те шли рядом, негромко переговариваясь.       — С трудом верится.       — Но это так. Это было… а потом я стала другой. И у меня был свой Матье.       Бьянка наморщила лоб пытливо и трогательно.       — Не смотри на меня так. Я не добрая мамочка для всех, хотя была ею когда-то. Она — не фея-крестная. — Кэрол кивнула в сторону Тоффи, ее алая резинка маячком мелькала меж зеленых ветвей. — Мы сделали много дурного в этой жизни. А ты — нет, и я это вижу.       — Еще нет, Бьянка, но все зависит от тебя.       Глава отчаянно пыталась взбодриться, даже пощипала себя за щеки, будто перед свиданием — чтобы разогнать кровь. Не будь ей так стыдно, залепла бы себе пощечину, отрезвляющую и приводящую в чувство. Видит Бог, она в ней нуждалась! Но не хотелось показывать спутницам, что она не чувствует себя в полном порядке. Быть может, не будь ей до боли знаком этот лес вокруг общины, сейчас все три женщины по ее вине бы заплутали. Но, к счастью, она помнила каждое дерево.       — Ты не можешь быть святой и выживать. Либо одно, либо другое. — Говорила за ее спиной Бьянке Кэрол.       И Тоффи могла только согласиться. С болью и горечью… но все же. Много их было, таких, как Матье? О да. И позубастее встречались. А потом бесследно таяли в прошлом, и Тоффи оставалась с самой собой — своей виной, своим стыдом. Единственным, что ее интересовало после.       — Поверь мне, когда ты жива, ты можешь сожалеть, можешь грызть себя, но пока ты дышишь, ты просто… Действительно можешь делать это. Если ты мертва, то ты либо исчезаешь, либо тащишься по дороге, подвластная инстинкту, кого бы сожрать.       Кэрол разговаривала с француженкой, но глазами следила за Главой, и от нее не укрылось, что Тоффи шагала с такой уверенностью, словно ходила этим путем ежедневно. Пусть община существовала с марта, слабо верилось, что можно настолько изучить окрестности, чтобы двигаться по ним так, будто можешь повторить этот же путь с завязанными глазами.       Или кто-то себя накручивает, подумала Кэрол. Но бдительности не убавила.       — Жизнь такова, и этот закон существовал задолго до начала заражения. Или ты покоряешься и страдаешь, и, может быть, быстро умираешь, или ты борешься и иногда поступаешь плохо.       — Давать сдачи не значит вести себя плохо. — Тоффи остановилась посреди поляны и подождала своих спутниц.       Вот только сама я не только, бывало, давала сдачи, с горечью подумала Глава. Вот что роднило их с Кэрол. Темное прошлое — сперва в одном смысле, затем в другом. Поначалу тьма сгущалась вокруг них обеих, но после они начали сами сеять ее. При том, Тоффи могла бы поклясться, что Кэрол, в отличие от нее самой, на самом деле не за что было испытывать вину. Она делала то, что должна была. Не что хотела.       — Что ж, Тоффи, тебе мне тоже есть, что сказать, — произнесла Кэрол, дерзко качнув головой.       — Но это подождет, я полагаю. Я кого-то слышу.       Тоффи размяла шею, сведенную от утренней прохлады и внутреннего напряжения, невысоко подбросила нож — более крупный, чем те, что покоились в ножнах у нее на предплечьях, и более тяжелый, однако он смог изящно перевернуться в воздухе, прежде, чем ладонь Главы снова сжала рукоять.       — Четверо? Больше, чем мы просили.       Лицо Тоффи дергалось, она пыталась не показать ни одной эмоции — а испытывала она их разом множество. На несколько мгновений спутницы перестали для нее существовать, были только зомби — перед нею. И в ошметках тухлой плоти их лиц Глава видела призраки давно ушедших людей.       И живущих.       Одного она оставила Кэрол, того, что плелся сбоку — мужчину в джинсовом комбинезоне. Из щеки у него торчала щепка, точно пирсинг. Еще троих Тоффи наметила для себя, позабыв на мгновение, что одного мертвяка они хотели прихватить с собой.       Девочку-подростка — бедняжка преставилась лет в двенадцать-тринадцать — Тоффи оттолкнула ногой, и та рухнула куда-то в кусты, алчно хрипя. Второй объект, женщину средних лет в цветастом платье, изодранном и грязном, Тоффи тоже отпихнула, потому что на нее, вытянув одну целую руку, с уверенностью танка наступал грузный старик с кудлатой бородой. Тоффи дернулась — всем корпусом, и по ее лицу пробежали тени эмоций, а затем схватила противника за подбородок, заставляя запрокинуть голову, и всадила нож под таким углом, чтобы он прошил мозг. Черная густая кровь хлынула ей на руку, лезвие застряло, а мертвяк всем своим обмякшим в окончательной смерти телом начал на нее заваливаться. Глава едва успела отскочить, и оказалась, обезоруженная, лицом к лицу с мертвячкой в платье. Не думая, что делает, она ударила ходячую кулаком в лицо, выигрывая для себя пару секунд, и той действительно понадобилось мгновение — нет, не прийти в себя, только восстановить равновесие, как игрушке-неваляшке. Тоффи успела достать нож из-за рукава ровно в тот момент, когда на шее мертвой женщины защелкнулась петля.       Из-за занавеси грязных волос ходячей виднелся широко раскрытый глаз Бьянки.       — П-получилось.       — Да…       — Да.       Кэрол поднялась с корточек возле куста, в который упала мертвячка-подросток, вытерла нож о штанину и заткнула его за пояс. Светлые волосы девочки слабо мерцали на солнце, запачканные черной жижей из раны в виске. Кэрол не смотрела на свою жертву: ничего в той давно не осталось такого, чтобы принять ее за живую, и уж точно не казалось, что она просто спит. Маленький монстр, но Кэрол, глядя на нее, не могла стряхнуть с себя воспоминания, так некстати лезущие в голову.       Тоффи спрятала оружие, перевернула носком сапога старика и принялась вытаскивать из-под подбородка у него свой нож. От удара о землю ставший хрупким подгнивший нос вдавился в череп, но Тоффи и без этого знала, что перед нею не кто-то из ее знакомых. Борода у него была, но и усы тоже — просто она не сразу заметила их на полуистлевшем лице в ошметках кожи. Однако теперь рассмотрела.       — Ловить тяжелее, чем просто убивать, но ты научишься. Проспер тебе поможет, если хочешь. — Тоффи попыталась почистить лезвие ножа о траву. — Я поговорю с ним, он не откажет.       Бьянка что-то тихо и коротко промычала в ответ.       — Я думала о тебе хуже, еще пару минут назад. И теперь прошу за это прощения. Ты не мешалась. Ты оказала неоценимую услугу.       — Я вижу, тебе нравится это. — Бьянка глотала воздух, выговаривая по слову за раз, но было ясно, что не от страха и волнения. Просто ей пришлось быть быстрой, быстрее, чем она привыкла. — Ну, сражаться.       Француженка уперла алюминиевое древко под мышку, и напрягла руки, не давая пойманной ходячей и шагу ступить. На лбу Бьянки выступил пот то ли от волнения, то ли от усилий.       Ничего, наловчится, подумала Тоффи. Она сама почувствовала себя уставшей и опустошенной. Присела снова на корточки, принялась шарить по карманам мертвяка — как ни было противно. Улов Бьянки щелкал зубами и хрипел почти у нее над самым ухом, и это не давало расслабиться.       — Нравится ли мне сражаться? Мне нравится побеждать. А пока я жива, значит, я всегда до этого побежала, так что да — мне нравится.       Тоффи с трудом переводила дух, думая, что на самом деле, ей нравится совсем другое. И позволить она себе могла немногое. Она и без того терзала себя размышлениями чуть ли не ежедневно, прекрасно понимая, что ей это мешает. Тогда как существовали и другие, более приятные способы побыть немного Недостаточно Хорошим Лидером.       Держи себя в руках, напомнила себе Тоффи, и продолжай считать моменты для поцелуев. Семи пока не набралось. А не то тебя невовремя сорвет — и начнется, как обычно, «давай трахаться круглосуточно». Даже пусть, как писал Лоуренс, «любой мужчина становится невыносимым через две недели». У нее и столько времени не оставалось: она остро чувствовала, что у нее в запасе осталось всего ничего, дни наперечет, чтобы налюбиться на годы, годы вперед.       Проблема заключалась в том, что рядом с тем, кто по-настоящему нравится, ей очень трудно становилось вести себя, как идеальная влюбленная. Куда лучше получалось походить на полную дуру. Что вдвойне проблема, если даже в тридцатник ты — спасибо недостатку образования, особенно сексуального — все еще ощущаешь себя школьницей в гольфиках. По крайней мере, еще не подкладываешь кнопки и не пытаешься стукнуть кого-то портфелем.       При одной мысли об этом Тоффи улыбнулась и чуть было не провела рукой по губам, забыв, что они выпачканы в крови ходячего.