Смерть мелкого гаденыша

Крутой коп. А может, просто коп. На этой работе не крутые не задерживаются. Лорел Гамильтон, «Глоток мрака»

      Они вернулись в общину с триумфом.       Кэрол и Тоффи пропустили Бьянку вперед — не только потому, что она вела мертвячку, способную впиться идущему впереди в шею. И очень жаждущую этого! Но и затем, чтобы героине дня достались положенные почести.       — Я думаю, мы все сегодня заслужили небольшое празднество? — сказала Кэрол, и Тоффи невольно вздрогнула. — Без танцев на столе, конечно, но как насчет вечерних посиделок в лазарете? Чтобы Леонтина не почувствовала себя обделенной?       Глава согласно наклонила голову, вымученно улыбаясь, и пошла к бочке с водой, чтобы прополоскать руки. Мимо прошагала со сданным у ворот оружием Эдита.       Бьянка застыла у клумбы, засаженной луком вместо цветов, все так же напряженно держа древко под мышкой. Образец, надежно сдерживаемый петлей, тянул руки, разевал чернозубый рот, но не мог и шагу ступить. Хотя Дейзи, неподалеку вешавшая на веревку белье, все же опасливо предпочла отойти подальше. Тоффи положила мокрые руки на край бочки и обернулась на француженку, глядя одобрительно и удовлетворенно.       — Она умничка, — восхищенно выдохнул Проспер, тоже рассматривая Бьянку. Он как раз вышел на свежий воздух проветрить голову.       Тоффи усмехнулась, угадывая в его взгляде и рассеянной улыбке интерес к француженке. К счастью, в случае Проспера, можно было рассчитывать, что работая вместе с девушкой, которая ему нравится, он окажется только еще больше продуктивен, и благотворно повлияет на свою напарницу.       — Брат, принеси, пожалуйста, ремни для нового образца, — попросила Тоффи, и снова обернулась на Бьянку.       Мгновенно ее благодушие как рукой сняло. Матье. Он шел, грациозно и расслабленно двигая плечами, а вот Бьянка, да и сама Глава при виде него напряглись. Проспер скрылся за дверью лаборатории, хотя сестра была готова уже остановить его.       Матье сказал Бьянке что-то по-французски, и та сжалась, теряя всякую уверенность, однако ходячую смогла держать так же крепко, не давая ей и шагу ступить. Матье игриво протянул палец к мертвячке и тотчас отдернул его, когда гнилые зубы клацнули в опасной близости.       — Ты хочешь помочь? — спокойно спросила Тоффи, подойдя ближе, хотя ей хотелось рявкнуть «что ты ей сказал?!» и хорошенько встряхнуть Матье.       — Помочь? Чем и в чем? Кажется, вы неплохо справились сами.       Так оно и было, но в устах журналиста правда, достойная если не восхищения, то хотя бы поздравлений, звучала, как издевка. Тоффи хотела сдержаться, но могла только сжать кулаки и напрячься, чтобы не пускать их в ход.       — Послушай, Матье, есть какой-то вариант, чтобы мы быстренько пробежали ту часть, в которой ты ведешь себя как последний урод, и начали разговаривать, оба не включая пассивную агрессию?       Он сунул руки в карманы брюк, покачался с пятки на носок.       — Вы ушли в лес. Втроем. Женщины без единого мужчины.       — Да, — осторожно протянула Тоффи. — Не понимаю, что так тебя удивляет.       — Вы не позвали меня… Ну или хотя бы никого из других мужчин. Вы же женщины.       Она напоминала себе, что если она относится с пониманием к себе, то должна и прощать другим их слабости, проговорила мысленно эту фразу, и тотчас ее изнутри хлестнуло понимание, что Матье даже не собирается сделать для нее того же. Он не хотел ее понимать, он намеревался подчинить ее себе, и самым, при том, грубым методом.       — Так. Это звучит, как забота. — Она изобразила пальцами кавычки. — Но не думай, что я не заметила завуалированное оскорбление.       — Это всего лишь правда, и правда жизни, chaton. Нигде в природе не бывает такого, чтобы самка стояла выше самца, Тоффи. У лани на спине пятна, пусть, но как не изгаляйся, а леопардом не покажешься.       — Ты не биолог, Матье, и не строй его из себя, пожалуйста. — Тоффи скривилась. — Смешно выглядит.       — В отличие от тебя, я учился в университете.       Ага, дошли, значит, какие-то слухи, поняла она, впрочем, Глава и не собиралась скрывать.       — Любишь животных — двигай булками в сторону курятника, умник. Или это тоже в твоей природе не заложено? — Тоффи указала рукой на сарай у себя за спиной.       — Чего только не придумает, лишь бы ни хрена не делать.       — Я думал, мы договорились.       — Договорились? — Тоффи почувствовала, что ее словно водой окатили. И не холодной — кипятком. — Договорились о чем?       Она наступала на него, а француз — пятился, так, что, еще немного и мог бы попасть прямо в объятия нового образца.       — Не знаю, что ты себе вообразил, Матье. Мы не в отношениях и не были в них. — Она приблизилась к нему, плавно и угрожающе, как тигрица. Совершенно несвойственной ей походкой, несхожей с ее обычно нервной, дерганой манерой двигаться. — Я не против изредка присудить лишнюю конфетку хорошему работнку. Но все равно. Основа наших отношений здесь — бартер. Если ты не можешь работать ни руками, ни ногами, ни головой, мог хотя бы продать себя.       Кори за спиной Тоффи сдавленно хихикнул, однако никто кроме него не засмеялся.       — Только вот смотри, даже такое простое занятие, как оказалось, тебе не по силам. Не знаю уж, как, наконец, донести до тебя.       — Эй, ты сейчас прилюдно выставляешь себя дурой…       — Заткнись! Все, что нельзя продать, съесть или трахнуть — мне неинтересно. И, как видишь, при нынешнем положении дел с первым пунктом есть проблемы. — Тоффи выразительно развела руками. — Пойми. Если мы не трахаемся, мне отношения на хрен не сдались. Надеюсь, ты не шокирован.       Нет, шокирован он не был. Однако с трудом мог поверить в то, что Тоффи говорит. Никакому зомби-апокалипсису не под силу сделать из женщины подобное животное, думал Матье. Она врет. Просто бравирует, чтобы зацепить его, показаться круче, чем есть.       Знал бы журналист, что Тоффи не только призналась совершенно честно, но и была такой с самого своего восемнадцатилетия — пока ходячие мертвецы существовали для нее только в фильме Ромеро.       — Или мы трахаемся, или мы закончили с этим.       Матье полагал, что у Тоффи достаточно сил сопротивляться его термоядерному очарованию — и оттого задача по соблазнению ее представлялась ему еще привлекательней. Леонтина в свое время сдалась мгновенно, Шона — позже, хотя и тоже до конца их первого дня знакомства. Дольше всех продержалась Бьянка, но и та — потому только, что сам Матье не мог решить, присовокупить ли блондинку, которая никогда не была по-настоящему в его вкусе, к своей коллекции надкушенных сладких пирожных, или нет.       То, что Тоффи незачем сопротивляться, даже не приходило ему в голову. Его атаки отскакивали от нее, скатывались, как вода по отполированному веками мрамору, а он не мог даже вообразить, что подобное возможно. Для Матье женщины делились на тех, что падали к его ногам — и сук, которым от него что-то было нужно. И у тех хватало сил (и наглости) пытаться вести с ним ответную игру. Часть из них он все же растаптывал — и куда более жестоко, чем тех, кто сам шел к нему в руки. Часть просто заносил в «черный список» — не только на Фейсбуке, но и в реальной жизни. Теперь же гордость ослепляла его, не давая понять, что сейчас он сам действует, как «злодейки» из «второй группы».       — Ты ужасна. Сосуд всех мерзостей, которые только можно вообразить. Фу. Ты примитивная, приземленная… да! Ты сама как земля, как грязь, на уме только секс и материальные ценности! Работа! Фу, фу, фу! Ты как мещаночка, которыми полон Париж: мужчина должен зарабатывать, мужчина то, мужчина сё. Рыться в помете… Кто я такой, чтобы снисходить до этого?       Тоффи было, что возразить, но она не успевала и слова вставить — Матье говорил так быстро, что она едва понимала его из-за усилившегося акцента.       — Ты думаешь, ты сильнее? Так поборись со мной на кулаках! И ты убедишься.       — Это все, что ты можешь привести в качестве аргумента? Физическую силу? Серьезно?       Он шагнул к ней, нависая. Ее грудь едва не касалась его.       — Я предлагаю тебе игру, достойную королей и принцесс, но ты предпочитаешь путь грубой приземленности. Ты можешь получить все, о чем мечтала. Разве тебе не хочется перестать быть сильной? Уткнуться в надежное плечо? Отдать кому-то бремя принятия решений?       — «Знаю: Но я не хочу этого, Нет — я не могу хотеть этого Больше! Что-то изменилось внутри меня, Что-то уже не то, Я закончила играть по правилам Чужой игры, Слишком поздно для повторных предположений!»* — Обычно Тоффи просто произносила слова песен, стесняясь петь, но сейчас промурлыкала строки, тихо, будто колыбельную.       — Я думал, ты особенная, а ты… как все. Точно такая же. Отвратительно.       — Чего ты от меня ждешь? Что я скажу: ох, Матье, ну конечно, я не такая, я буду любить тебя всегда. «Я перевернула свой мир С ног на голову, Пытаясь не дать тебе уйти*».- Тоффи наигранно выставила плечо, запрокинула голову. — Этого ждал? Я люблю мюзиклы, но не настолько.       Она увидела, что Проспер вернулся из лаборатории со «сбруей» для ходячей, и, повернувшись к французу спиной, зашагала к брату.       — Я способна на некоторые уступки, как любой человек. — Кроме тебя, Матье, подсказал внутренний голос. — Но я не буду перекраивать себя с начала и до конца.       — И не нужно. Тебе достаточно просто открыть мне свою душу. Можешь лгать себе, сколько хочешь, но я вижу тебя насквозь. Понимаю, почему ты строишь из себя несгибаемую королеву. Таким только и подавай настоящего самца, чтобы взял, в бараний рог скрутил и отшлепал хорошенько. Вот тогда они становятся шелковые. Тебе нужна твердая рука, La Libordel.       Тоффи резко развернулась, вопя:       — Да твою ж мать! Очень классное слово придумал, еще раз повтори, не всех еще им достал!       — Скорей бы уж она ему врезала, и все это закончилось, — пробормотал Проспер, качая головой. Стоявший рядом Юджин озадаченно покосился на него. — По крайней мере, стало бы гораздо тише.       Тоффи вырвала маску и ремни из рук брата, пылая гневом, точно позабыла, на кого на самом деле злится. Проспер, впрочем, не шелохнулся — он слишом хорошо знал сестру и был в ней уверен. Она никогда не причинила бы вреда ему, даже совсем потеряв контроль над собой.       — Хочешь пообедать сегодня, на! — Тоффи ткнула ремни в грудь Матье. — Иди и схомутай образец. Сделай нечто хотя бы на четверть такое же полезное, как, к примеру, Бьянка.       Журналист стиснул маску и кожаные наручники для образца с такой гримасой, точно Глава сунула ему под нос мерзейшую вещь на свете.       — Хорошо. Я это сделаю, chaton. Но только для того, чтобы ты успокоилась. Ты слишком громко кричишь. А когда женщина кричит, она понимает, что она не права.       — Что ты сказал?       — Я сказал, что ты впадаешь в истерику потому, что понимаешь в глубине души — я прав, а ты…       Как он умел все переворачивать с ног на голову! Тоффи даже позавидовала подобному таланту.       — Предвзятость подтверждения.       Тоффи и Матье разом замолчали, она обернулась, чтобы взглянуть на Юджина, а Матье глубоко вдохнул, готовясь к поистине громкому рыку.       — Когнитивные искажения, выдаваемые за рациональные аргументы, закономерно выводят из себя.       — Да тебя-то кто спрашивает?!       Тоффи, не глядя, завела руку назад, упирая ее в грудь француза.       — Образец, Матье. Живо.       И подождала, пока не перестанет чувствовать под ладонью тепло его тела.       Она намочила руку в бочке и приложила к горящему лбу. В памяти невольно всплыла картинка из прошлого: отец взял ее в город, вместе со старшими сестрами, за покупками. И там к ней, совсем еще девчонке пристал мужчина — схватил за талию, прижал к себе, и крикнул другу, чтобы тот скорее сфотографировал их. Она сочла его слова и действия чудовищными, оскорбительными, и хлестнула наглеца отцовским кнутом прямо по лицу. Что за это сделал с ней отец дома…       В тот день он был взбешен ее поведением. Но не удивлен. Теперь Тоффи понимала, что он чувствовал тогда.       Дальнейшее случилось за считаные секунды. Тоффи начала улыбаться, готовая сказать брату что-то ироническое на счет француза, но поймала его посерьезневший взгляд и молниеносно повернулась.       Что за идиот!       Матье, вместо того, чтобы схомутать мертвячку, кинул маску и ремни на землю, и ухватился за ее ошейник. Бьянка протестующе вытянула руку, и тотчас рванувшаяся ходячая пошатнула ее равновесие. Бьянка чуть не упала, но смогла удержаться на ногах — ровно мгновение, пока Матье не дернул древко на себя. Бьянка выпустила «ловилку» и шлепнулась в клумбу. И не поднялась. Она потеряла сознание от удара головой о каменный бортик, понял Проспер и первым бросился к ней на помощь.       Матье же отпрыгнул от освобожденной мертвячки, и та тут же потеряла к нему всякий интерес — зачем гоняться за жертвой, если другая добыча, шумная и заметная, бежит прямо к тебе?       Вот только Проспер не собирался дать себя сожрать: он имел дело с образцами с самого марта. Он мог схомутать любого с закрытыми глазами, если хотел.       Он подхватил маску с земли с ловкостью раннинбека, оттеснил зомби от клумбы с бесчувственной Бьянкой, и приготовился было накинуть на мертвячку сбрую, и… сам не понял, как оказался на земле. Матье рванулся к нему, обхватил за пояс руками и повалил — сам, при том, очутившись погребенным под телом брата Главы. Проспер и Матье могли сравиться ростом и телосложением, так что один практически накрыл другого собой, подобно солдатам в окопе.       Проспер специально обогнул мертвячку, чтобы накинуть на нее маску, как уздечку на лошадь, из-за спины, но шум от их с французом падения дал ее гниющим мозгам сообразить, где в точности находится ее будущий обед. Зомбячка начала разворачиваться…       И тотчас рухнула на землю.       Звук выстрела без глушителя прогремел по двору. Черная кровь брызнула на траву.       Тоффи замерла, тяжело дыша, и окружающий мир снова проступил вокруг нее звуками, запахами, красками. Проспер поднялся к земли, даже не думая о том, чтобы отряхнуться, и смотрел на то, как бережно приподняла голову Бьянки подлетевшая к ней Розита. Неподалеку, держа наизготовку фруктовый нож, стояла Тара, бежавшая из-под яблони. На крыльце, вышедший из особняка Главы, застыл Рик. Из лаборатории поднялась все пропустившая Эдита. Дейзи и Кори, оба с кинжалами наголо, остановились на полпути от растянутых между сараем и курятником веревок.       — Все в порядке у вас? — Крикнула с вышки Шона.       — Все отлично! — Рявкнула в ответ Тоффи.       Она не могла отвести взгляда с Матье, и руки ее застыли в напряжении, так что казалось, что она целится теперь в него.       Ты должна это сделать, сейчас — ты должна, стучало у нее в голове, каждый удар сердца отдавался в висках звуком входящего в крышку гроба гвоздя. Если ты сейчас его ранишь, ты сорвешься. На день, на два, и черт знает, что ты за это время успеешь натворить, напомнило ей подсознание. Призрак совести, голос разума. Но тебе придется сейчас его…       Рик ворвался в пространство между Матье и Тоффи со стремительностью молнии. От его удара француз всхрапнул, точно конь, захлебываясь слюной и кровью, и рухнул в траву, как подкошенный.       Тоффи с облегчением опустила пистолет. По крайней мере, это сделала не она.       — Ты… идиот! — Граймс посмотрел на кулак, раздумывая, что делать с Матье, если он надумает подняться. Ударить еще раз или хватит с него? — Ты поставил нас под угрозу! И заставил израсходовать патрон!       — Оставь его, Рик. — Тоффи спрятала пистолет в кобуру. — Он просто… сглупил.       Граймс медленно повернулся — и все же, достаточно быстро, чтобы увидеть, как Глава устало потирает лицо, бормоча:       — Боже, мне было это нужно.       Ей вдруг стало необыкновенно легко. Он сделал то, что она хотела — но не могла себе позволить из-за правил. Которые установила в первую очередь для себя самой.       И она почувствовала особенное удовольствие от лишнего воспоминания, что не она одна — несдержанная и даже злая, никто не идеален и никто рядом не свят. А если кто-то и был, то уж точно пару лет назад стал чьим-то кормом.       Но это все же не отменяло карцера для Рика.       — Я не скажу тебе спасибо, хотя понимаю, почему ты это сделал. Матье поступил самонадеянно, глупо и неосмотрительно. Но никто не пострадал… кроме него самого.       Она медленно двинулась к Граймсу-старшему, а он пошел к ней навстречу, и на половине пути они сошлись, глядя друг другу в глаза. Издалека могло показаться, что они снова готовы поссориться, как еще недавно, но на самом деле в них обоих уже угасли и гнев, и желание выместить на ком-то злость.       — И ты прощаешь его, но осуждаешь меня?       — Я ничего не… — Она нервно коснулась лба пальцами. — Если мы не будем сдерживаться, что тут будет? Игровая площадка дьявола? У нас есть правила, и пока их нарушил ты.       — Мне жаль.       — Мне тоже.       Но он видел в ее глазах благодарность, в дрожи губ — недостаточно хорошо спрятанную улыбку.       — Мне не нравится это правило. — Рик вздохнул, устало и сердито. — Но я его принимаю. Не мне вносить смуту в том месте, которое я собираюсь вскорости покинуть.       Тоффи благодарно нагнула голову.       — Проспер? — Граймс-старший мотнул головой в сторону брата Главы. — Идем, закроешь за мной дверь карцера.       Рик закинул руки за затылок, точно настоящий преступник, и улыбнулся. Тоффи не смогла не улыбнуться в ответ. Он пошутил? Значит, не так уж был зол. На нее, на порядки, а может, и на Матье тоже.       Глава перевела взгляд на француза. Тот кое-как сел, утирая разбитый нос.       — И это все? Только карцер? Всего лишь? Сквозь его глаза смотрел зверь, я это видел.       — А чего ты ждешь, — она передразнила его, издевательски качая головой. — chaton? Казни посреди двора?       И вдруг осеклась, обернулась на Проспера — но тот уже закрывал за собой и Риком дверь лаборатории. ________________________ * You can have all you ever wanted! I know But I don’t want it — No — I can’t want it Anymore Уже цитировавшиеся строки из Defying gravity. ** And I have turned my whole world upside down, trying not to let you go… Оригинал: https://soundtrack.lyrsense.com/legally_blonde/so_much_better