Смерть мелкого гаденыша

Это счастье — дворец возводить на песке, не бояться тюрьмы и сумы, предаваться любви, отдаваться тоске, пировать в эпицентре чумы. Игорь Губерман

      Тоффи уже не была рада тому, что на вечер и половину ночи девочки запланировали праздновать «боевое крещение» Бьянки. Хотелось ворчать: наверняка, не первого мертвяка француженка одолела. Да, но не так, чтобы провести его недрогнувшей рукой в целости и сохраннности, возражал тотчас внутренний голос… Вот именно в том и заключалось неудовольствие Главы. Образец все равно пропал. А тут еще и этот генератор… Она точно знала, кто его испортил, и теперь ей требовалось какое-то время поразмышлять над этим. Сообразить, какое стоит принять решение.       Она никак не могла отделаться от воспоминаний минувшего дня, и они ее удручали. Да, вот в чем заключалось ее проклятие — Тоффи никогда не удавалось довести дело до результата. Не потому, что она не старалась, о нет, но ей приходилось едва ли не пускать себя на фарш только для того, чтобы вокруг нее не рушился фундамент, что она успела возвести. И все же, она еще ни разу не видела крыши, финала — так было и задолго до того, как «погасли огни в Джорджии». Она едва успевала обосноваться на каком-то месте, повязать фирменный фартук какой-нибудь закусочной, завести отношения с хорошим парнем, только-только успев вычленить его из толпы неисправимых засранцев, вечно вившихся вокруг нее, и тотчас все рушилось буквально у нее на глазах. Она бросала все и бежала в новое место.       Теперь же бежать ей было уже некуда. Она могла только пытаться сделать хоть что-то с тем беспорядком, над которым теперь главенствовала.       Тоффи с Тарой пришли в лазарет последними. Обеим им было не по себе, хоть и из-за совершенно разных мыслей. Когда девушки распахнули дверь, на них разом уставились три пары недружелюбных глаз: Леонтины, Розиты и Бьянки. Были в лазарете и другие обитательницы общины, которые собирались прийти, почти вся женская половина жителей, не считая Саши, которая отмахнулась, утверждая, что у нее нет ни малейшего настроения, Наоми, которая сказала, что слишком стара для подобного, и Мишонн, торчавшей на вышке в первую вахту.       Тоффи не обратила внимания на то, как их встретили, но Тара вздрогнула, не понимая, чем заслужила подобный взор, в особенности — от Розиты. Ей казалось, что они с подругой разрешили все спорные вопросы.       — Я… мы тут яблоки принесли.       — Забудь о них. — Розита презрительно скривилась, и у Тары упало сердце. — Кому нужны яблоки, когда есть пунш?       Эспиноза указала на два огромных кувшина, притулившихся на тумбочке в темному углу, и улыбнулась. Тара выдохнула, едва не уронив фрукты, так резко отпустило ее напряжение. Ей только показалось, что Розита злится!       Но на самом деле, Тара считала по лицу подруги ее эмоции, ничуть не ошибившись: Розита едва сдерживалась. Вот только ее раздражение было направлено на саму себя. Еще одной проблемой же было то, что Эспиноза никак не могла понять ни причин, ни следствий тех чувств, что ее обуяли. Может быть, ей в этот вечер не стоило знакомиться с пуншем. К сожалению, она об этом даже не подумала.       Девушки сели в кружок. Трое — Леонтина, Бьянка и Кэрол — заняли одну кровать, Эдита, Мэгги и Дейзи — вторую, пустую. Тоффи и Шона сели на пол лицом к двери, у самой тумбочки с напитками, Тара с Розитой — спиной к выходу, так что девичник образовал круг. Словно у них была обычная пижамная вечеринка, точно такая, какую в общежитии устраивают студентки после успешно сданной сессии.       Дейзи принялась наполнять стаканы и раздавать их присутствующим.       — Ну, как там наше пари? — Мэгги нагнулась, чтобы пошептаться с другими спорщицами.       Розита подняла голову, отвечая вполголоса:       — У меня большое подозрение, что они никогда не сойдутся. Двое тупиц, которые ни черта не смыслят в отношениях.       В разговор вмешалась Эдита:       — Проспер говорил, вроде бы, у Тоффи были отношения. С восемнадцати лет…       — Насколько я поняла, это были потрахушки. А не отношения. Разница огромная. — Розита фыркнула. — Если сегодня не произойдет ничего существенного, пожалуй, мы можем не продолжать эту дурацкую затею…       В этот момент Тара предостерегающе схватила подругу за рукав, и Розита невольно хохотнула. Она еще не попробовала пунша, но уже чувствовала себя немного опьяневшей.       Наконец, стаканы каждой присутствующей оказались наполнены, девушки чокнулись и выпили. Следовало произнести речь для Бьянки, подумала Тоффи, но у нее не было для этого сил, и явно никто не собирался сделать это за нее.       — Я такая уставшая сегодня! — Тоффи потерла лоб, тем не менее, улыбаясь. — Сама не знаю, отчего вдруг так потянуло спать! Но, знаете, что? Так стало спокойно на душе… Наверное, потому, что мы тут все вместе…       — Или потому, что пунш алкогольный, — сказала Дейзи. — Твой братец буквально приказал нам приготовить на сегодня не просто напиток, а, ну, ты понимаешь, выпивку! И не то что б я долго не поддавалась на его уговоры.       — Что? Проспер лучше нас всех знает, что алкоголь под запретом! — Тоффи возмущенно взмахнула рукой. — Ну, он у меня завтра получит!       Но говорила она это, улыбаясь. Видимо, брат решил, что им не помешает расслабиться. Еще больше, чем они планировали. Что ж, он оказался не так уж неправ.       Тоффи действительно был нужен тем вечером алкоголь. И не только ей одной. Кто-то его даже заслужил. Думая об этом, Глава повернулась, выхватывая взглядом среди хихикающих девушек золото волос Бьянки. В новом мире, еще более жестоком, чем старый, ни у кого не выдавалось слишком много дней для радости. Тоффи еще щипала изнутри совесть каждый раз, когда она позволяла себе предаваться наслаждениям, напоминая, что настал ад на земле, и ей бы стоило вести себя скромнее. Но молодое, пылкое тело требовало удовольствий, и Тоффи поддавалась желаниям, затыкая стыд. С каждым разом ей это удавалось все быстрей. В конце концов, жизнь, и радости ее, должны были торжествовать над смертью. Они пока были живы, все они, девочки, чокающиеся бокалами с пуншем. И было разумней наслаждаться моментом, чем заранее готовиться к смерти или не-жизни ходячего мертвеца.       Она вспомнила, как однажды, больше двадцати лет назад, отец показал ей тростью на гниющий у тропинки труп собаки.       — Смотри, дочь. Каждый из нас однажды превратится в пищу для червей и мух, ничем не лучше, чем это…       И она смотрела, ни испытывая ни страха, ни любопытства. Придорожный ветер отгонял вонь, и Тоффи, тогда еще не носившая этого имени, повернулась к отцу, чтобы сказать: да, я понимаю. Она запомнила этот день на всю жизнь, но не потому, что в нем был труп собаки, ее знакомство со смертью более близкое, чем она ожидала. Потому, что отец более никогда уже не взирал на нее с одобрением.       К черту тебя, папочка, подумал Тоффи с ликующей злостью в груди, тебя и твои правила, а заодно и мои собственные. От пунша в ее груди разгорался пожар, а в голове — собирался туман.       Леонтина, быстро опьяневшая, рассказывала невероятно интимные вещи. И, либо она не обладала даром рассказчика, либо Тоффи оставалось стереть сожаления, что она не взяла Матье в свою постель. Как бы ни пыталась его бывшая придать воспоминаниям игривый флер, журналист выходил во всех смылах любовником довольно убогим.       — Прервись на минутку! — Тоффи подогнула под себя ноги, садясь поудобнее. — Дай мне прояснить кое-что. Положим, ты дополнила мое впечатление о Матье, но как насчет чего-то, м-м-м, привлекательного?       Леонтина непонимающе хлопала глазами.       — Послушай, я тоже не идельна, так что я многое могу простить мужчине, если он исключительный. Ты не поверишь, сколько! Но… Тут я даже не знаю.       Леонтина бросила беспомощный взгляд на Бьянку, затем перевела глаза на Шону. Обе другие пассии журналиста молчали… несколько секунд. Но Бьянке все же пришло на ум, что можно ответить.       — Разве смысл в том, чтобы найти лучшего? То есть, как это, «нормального»? Надо найти своего. Такого, чтобы подошел именно тебе. — Впрочем, кто стал бы ручаться, что она в тот момент думала именно о Матье?       Тоффи закусила губу, что-то соображая.       — Да, ты чертовски права.       Леонтина нервно замахала руками, полная чувств, так, что пунш едва не пролился на кровать.       — Именно! Мужчина должен быть таким, чтобы при одном воспоминании о нем в животе начинали порхать бабочки!       Тоффи медленно выпустила губу из-под зубов.       — Бабочки? Хм… Я сколько лет живу на свете, а так и не знаю, что же это за ощущение. Если уж как я и реагирую на любимого мужчину, то трепетом в совсем других местах. Все, что трепещет, как раз выше и ниже живота.       — Я тебе объясню, что это за бабочки. — Сказала Розита и скривилась. — Насекомые, ага.       — Хочешь сказать, это… кишечные паразиты? — Леонтина даже подскочила на кровати.       — Нет, она имела в виду, — Кэрол перехватила инициативу. — Что эти «бабочки» пресловутые не значат ничего хорошего. Это, на самом деле, страх, который перекручивает твои внутренние органы.       Леонтина беспечно мотнула головой.       — Настоящего мужчину и надо бояться. Разве не в этом смысл?       Ее оборвал громкий смех Тоффи. Ту, кажется, алкоголь пробрал быстрее и крепче остальных, она никак не могла совладать со своими чувствами.       — Послушай, если я кого-то буду бояться, я последней мыслью решу завести с ним отношения. Бежать или сражаться — да. Но трахаться… — Она отмахнулась. — Увольте, не понимаю, как это может сочетаться.       — А «за» кого-то ты боишься? — Спросила Бьянка, чувствуя, как против воли встревоженно таращит глаза.       — Конечно. За Проспера боюсь — ужасно, но только за него, если честно. Так что бабочек мне, видимо, не узнать. — Тоффи в задумчивости облизала губы. — Хотя, возможно, я была бы и не против, если у меня будет путь к отступлению. Наверное, забавное ощущение. Надеюсь, мне доведется…       Тоффи не верила в мистику, иначе — год спустя — вспомнила бы эти свои слова и ужаснулась, что именно ими накликала. Но до того дня оставалось еще много, много времени.       — Просто… у меня был проблемный парень пару лет назад. Творил временами то же, что и Матье, а порой и хуже, но… У него в противовес были черты, которые мне нравились. Он разводил сад возле дома — это было мило. Он плакал со мной на «Хатико». Поэтому так трудно было замечать в нем дурное. Но, черт, Матье… В нем же нет ни единой положительной черты! Леонтина, почему ты вообще в него влюбилась, а? Я спрашиваю без издевки, мне по-настоящему интересно.       — Я… он… ты не читала его книг, ты не поймешь. Он пишет так, что душа наизнанку выворачивается.       Тоффи усмехнулась, склонив голову, так что волосы скрыли лицо.       — Ну, это-то я как раз могу понять. Слова… лучшее, что есть в этом мире. После секса, конечно.       Все засмеялись.       — Ни малейшего понятия, почему ты, такая дикая, до сих пор одна, — саркастически заметила Розита, поглядывая на Главу.       — Сама не знаю! Я так много прошу? — Тоффи подняла бокал. — Я всего лишь хочу парня, который бы отжарил меня под Never Gonna Give You Up Рика Эстли!       — Ну, вообще-то, много. Где ты найдешь сейчас работающий магнитофон или хотя бы плеер?       Тоффи засмеялась, запрокидывая голову. Она уже совершенно потеряла понимание, где и с кем находится. Но ей было хорошо, необычайно хорошо — в кои-то веки.       — Если бы ты не была так требовательна, Матье относился бы к тебе лучше, — внезапно рявкнула Леонтина, да так громко, что остальные девушки вздрогнули. Никто не ожидал от нее такой пламенной реплики. — Ты просто не стараешься быть по-настоящему интересной ему.       Тоффи опешила. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы взять себя в руки.       — Нет, погоди, ты меня сейчас прямым текстом подкладываешь под собственного мужика? Отметая все остальное. Это ты сейчас делаешь?       В безудержное веселье внезапной пьянки нежданно-негадано вкралась некоторая неловкость, которой никто не хотел. Кэрол поскучнела и отвернулась, Дейзи заерзала на кровати. Тоффи же снова на секунду стала похожа на рысь перед прыжком — обманчиво ласковые руки лапами прошлись по полу, точно она собиралась прыгнуть на кровать.       Но она, конечно же, не думала ни о чем таком. Ей всего лишь по-настоящему был интересен ответ.       — Думаю, я уже ни на что не влияю. Просто… ну как такому можно сопротивляться? Он же идеальный. — Леонтина повела плечами. — Нельзя не влюбиться в мужчину, который хотя бы в чем-то много лучше тебя. А уж если во всем…       — Ну что ж, это я вполне могу понять. — Кивнула Тоффи.       — И потом, Матье умеет так смотреть… Как-то по-особенному. Нельзя противостоять этому взгляду.       — И это я тоже понимаю, — торопливо пробормотала Глава, потому что тотчас ее настиг приступ такого неистового смеха, что он походил на истерику. — Ох, Господи!       Она хлопала себя по колену, смеясь, и другие девочки стали хихикать вместе с нею — не потому, что понимали, в чем шутка, просто от облегчения, что после тяжелого дня выдалась спокойная минутка.       — Леонтина, ты меня, конечно, прости, но твой Матье… — Тоффи пыталась кое-как продышаться. — В общем, он мне совсем не нравится. Поверь. Симпатичная мордашка никогда для меня не была решающим аргументом.       — Займу ту же позицию, — поддакнула Кэрол. — Мне этот Матье напоминает мужа. И не в лучшем смысле я его вспоминаю.       — Да уж, не то что Дэрил, верно?       Кэрол отвела глаза, и Тоффи подумала: остановись. Будь она трезвой, так бы и поступила, но теперь ее действиями управлял пунш.       — Парень, за которым хочется наблюдать вечно. Он что-то вроде спокойной и расслабленной машины для убийств. Потрясающе.       — О, ты не видела, как он может взрываться порой!       — Мне стоит сказать: надеюсь, увижу? Или наоборот?       Тоффи засмеялась, и ее хохот звучал в тишине лазарета добрую половину минуты, пока Кэрол пытливо ее рассматривала, наклонив голову, точно глядела поверх воображаемых очков.       — Пожалуй, ты из таких, которые нравятся Дэрилу. — Наконец, сказала она, продолжая изучать лицо Главы.       — Он так сказал?       — Нет, конечно нет, — Кэрол помотала головой и вдруг смутилась. — В смысле, он ведь неразговорчивый, если ты заметила.       — Да, но это не значит, что нельзя подойти и сказать… О мой Бог. — Тоффи криво усмехнулась. — А ты сама не из тех девушек, которые нравятся Дэрилу?       Кэрол вспыхнула, и это было заметно даже в полумраке приглушенных газовых ламп.       — Да я… как бы…       — Не-не-не, стоп. — Тоффи встала, пошатываясь, и подняла бокал. — Мы в сердце бури, дамы. В гребаном аду, и я не верю, что вы этого не заметили. И пока все так, надо жить, отбросив всю эту ерунду про прилично-неприлично и как леди-не как леди. Благочестивые матроны этого места оставили нам в наследство платья, в которых мы копаем картошку, а подолы пускаем на перевязки. Так давайте действовать согласно правилам нового мира. Нравится парень? Подойди и скажи. Да? Прекрасно. Нет — к черту, только чур не обижаться. Убейте пяток ходячих на пару и не дуйтесь друг на друга. А вот эту чушь про «ему будет лучше с другой, я даже не стану пытаться» — забудьте!       — Это самая декамеронистая речь, которую я слышала за всю свою жизнь. — Прыснула в кулак Бьянка. Тоффи отсалютовала ей бокалом.       И девушки разом, не сговариваясь, почти в одну и ту же секунду выпили, единодушно согласные с тостом.       И все же, ровно в эту минуту все пьяноватое единство девической компании начало разваливаться. Мэгги раззевалась, ее потянуло в сон, Дейзи сказала, что еще бокальчик, и она отправится в свой домик, попробует отоспаться перед дежурством, Бьянка же ушла в себя, плавая в неких сияющих мечтах…       Тара ощутила, как Розита дважды сжала ее ладонь, и подняла на подругу озадаченный взгляд.       — Выйдем. — Эспиноза мотнула головой, и по ее интонации едва ли можно было заподозрить, что она спрашивает. Нет, она предлагала.       Тара молча поднялась, чувствуя, как занемели ноги. То ли от долгого сидения в неудобном положении, то ли от волнения. Зачем Розите понадобилось бы выходить с ней в коридор?       — Ладно, и я, наверное, уже пойду, потому что ночь давно, — бормотала обескураженно Тара, пока они шагали по темному коридору — в закуток, где пару дней назад Тоффи приметила Матье, припавшего в поцелуе к губам Шоны. — А ты? До утра?       — Не думала об этом. — Голос Розиты звучал так твердо, что она могла бы показаться совершенно трезвой. Если б не лихорадочно блестящие глаза, ловившие свет луны из окна… — Я, может, останусь на ночь в лазарете, а если хочешь, в твоей комнате.       — Прости? — Голос Тары сорвался в изумлении, но она тотчас одернула себя: ну о чем ты думаешь? Просто по-дружески, не бежать же Розите по холодному темному двору в домик, где они поселились с Абрахамом! Может, она даже не чувствует себя достаточно трезвой для этого. — Да, конечно, ты можешь…       Руки Розиты сжались на плечах Тары — не грубо, но сильно.       — Я просто подумала, что мне стоит знать, от чего я отказываюсь.       Они стояли так близко, что Таре пришлось прижать руки со стаканом к груди, и его край больно давил ей на солнечное сплетение.       — Но это ничего не меняет. Мы просто подруги, вчера, сегодня, завтра. Я просто хочу знать.       — Тогда…       Тара не смогла договорить — следующее слово она приглушенно мурлыкнула в поцелуй, когда Розита, зажмурясь, накрыла ее губы своими. И — Боже правый! — могло показаться, то между ними не только страсть, но и любовь. Что-то настоящее. Такое, о чем пишут книги. Такое, за что отдают жизни.       Но это алкоголь, оборвала Тара надежду, которая затеплилась у нее в сердце, и груди стало еще больней, теперь не только снаружи, но и внутри. Она должна была оттолкнуть Розиту и сказать, что она пожалеет, когда протрезвеет… Я сделаю это через минуту, подумала со стыдом Тара, отвечая на пыл девушки, в которую была влюблена с первой их встречи — горько и мучительно, хотя и не сразу осознанно. Еще секунду, и сразу после — я скажу.       Но Розита не давала ей вставить ни слова, лишая Тару разума и дыхания. Темные занавеси и сама ночь скрывали их от любопытных глаз в доме, который прежде не видел ничего подобного… подобного фатального влечения.       Тем временем, в лазарете другие девушки продолжали разливать пунш. Тоффи снова опустилась на пол, держась рукой за тумбочку рядом, опьяненная своим дерзким спичем едва ли не больше, чем взаправду — алкоголем.       — Ну, а вообще… Дэрил… хороший человек. Он пытается делать вид, что на самом деле он не такой, но по нему все равно видно… — Тоффи запустила руку в волосы, отбрасывая их с лица. — Он замечательный. Но это не тот парень, которого я бы хотела целовать.       Она лукаво улыбнулась, невольно двинув бровями.       — О, мне показалось, или я увидела в чьем-то лице облегчение?       Кэрол вздохнула — так, словно ее всего лишь застали врасплох. Тоффи хотела положить руку ей на колено или на ладонь, но не дотянулась, и ее пальцы скользнули по матрасу рядом с бедром Кэрол.       — А, кстати, кто выдал некоторым нашим мальчикам новые джинсы?       Дейзи подняла руку, надувая щеки от рвущегося наружу смеха. Тоффи поползла по полу, ухватила в сложенные лодочкой ладони вторую руку Дейзи и энергично потрясла.       — Горячо благодарю тебя от всего своего сердца.       — О, ну да, я видела, как ты смотрела… с пальцами у губ и улыбкой, которую не убрать!       Они обе расхохотались, и другие девушки присоединились к их смеху. Все, кроме Леонтины — та принялась вдруг грызть ноготь. Рядом с ней сидела разомлевшая Бьянка, и по ее собранному складкой лбу было прекрасно видно, что та задумала. Светлая кожа Бьянки горела от румянца, и Леонтина готова была ручаться, что ее подружка-соперница настроилась на романтический лад. Как и некоторые другие девчонки в комнате, впрочем.       — Давайте, колитесь, — хихикнула Тоффи. — Есть рядом с вами мужчина, которому хочется провести своими сиськами по лицу?       Бьянка робко подняла руку.       — Тогда иди к нему. Прямо сейчас. Ну! А я утром проверю.       — У нас нет записи Рика Эстли.       — Ничего, я напою. Never gonna make you cry, never gonna say goodbye! *       Тоффи встала, покружилась, напевая, перешагнула через ноги девушек, сидевших на полу, выбираясь к окну, прислонилась лбом к теплому стеклу… Оно не остудило ее лба. Двор выглядел таким темным! Не светилась дверь лаборатории, и Тоффи вздрогнула: да, генератор…       — Never gonna tell a lie and hurt you…*       За ее спиной общество начало таять: Мэгги отправилась к мужу, Дейзи спустилась на кухню, чтобы отнести пустой кувшин, Розита с Тарой и не возвращались в комнату, Эдита незаметно испарилась уже давно. Ушла и Кэрол. Остались только девушки из группы Матье. Друг на друга они не смотрели.       Перед внутренним взором Леонтины стояла Бьянка из прошлого: с ярким сценическим макияжем, в платье Джессики Рэббит, с высоко взбитыми волосами, залитыми блестками так, что не понять, где сияние волос, а где дешевые стразы.       Настоящую Бьянку, робко улыбающуюся, трогательно склонившую голову, с выступившими от солнца на носу веснушками она и не замечала. В ее мыслях жила химера, какой никогда не существовало — злобная и порочная Бьянка-хищница, хотя на самом деле та всегда была точно такой же жертвой очарования Матье, как сама Леонтина. Настоящая Бьянка попробовала встать с кровати, едва не упала, и села на пол, тихо всхлипывая от усталого смеха. Леонтина теперь видела только пробор меж ее светлых волос, беззащитно-розовый даже в желтоватом газовом свете сумрачного лазарета.       Когда Матье бросил Бьянку ради нее, Леонтина почувствовала себя принцессой Авророй, победившей Малефисенту. Белоснежкой, повергнувшей Злую королеву. Но за несколько дней до того, как их дела в лесу стали совсем плохи, журналист вдруг снова решил выказать немного нежности старой любовнице. Леонтине казалось, что ее сердце разбивается на миллион кусочков от едва выносимой боли… По временам ей казалось, что проще было бы умереть и покончить со всем этим, только б не страдать так и дальше.       И теперь доску Бьянку Матье решил сменить на корову Тоффи. Леонтина смотрела на силуэт Главы на фоне окна и злорадно повторяла про себя: корова, корова! Она одна была безупречно сложена, с формами, в отличие от Бьянки, но не такой здоровой оттопыренной задницей, как Тоффи, и не имела ничего общего с плечистой дылдой Шоной. Она была идеальна в первый день их с Матье знакомства, оставалась такой по сию пору — и журналист знал это. Видел это. Но… их секс оставлял желать лучшего, он словно и не хотел ее по-настоящему. Леонтина страшилась признаться в этом самой себе, и тем больше злилась на Тоффи, что та описала ее опасения.       — I just wanna tell you how I'm feeling*, — Тоффи уже повторяла слова песни едва слышно, не думая, слышат ее или нет. Провела пальцами по стеклу, словно хотела собрать его в щепотку, рассеянно облизывая нижнюю губу. В последние дни ей часто вспоминались какие-то цитаты из романов Лоуренса, и сейчас, утыкаясь лбом в окно, Тоффи думала, что во всех его книгах персонажи никак не могли отделить любовь от ненависти, а порой и презрения. Она плохо помнила «Любовника леди Чаттерлей», но «Женщин в любви» и «Радугу» могла зачесть наизусть, как молитву, и теперь размышляла над текстом классика, примеряя его на себя. Как и черное платье, он казался ей узок.       Мужина, который был для нее воплощенным символом того мира, в который она так стремилась из своей общины. Хотела бы она сейчас быть с ним! Целовать его, чувствуя головокружение от опьянения. Губы, его губы, лучшее, что в нем было — и еще глаза, их она тоже находила удивительными, но губы можно было целовать, и тем они были лучше.       Ничего, думала она, следующий момент для поцелуя будет седьмым, так что ты имеешь полное право… Она выдохнула, улыбаясь, и стекло замутилось от жара ее дыхания, наполненного желанием. Которое она не могла пока утолить — только распалять себя воспоминаними о, безусловно, невинных минутах вместе. Впрочем, только с виду. Она всегда ощущала на себе его взгляд — как горячую руку, скользнувшую меж бедер, плотно прижатую к ее плоти.       — Never gonna give you up, never gonna let you down*… Завтра будет отличный день. Просто потрясающий.       Она была уверена в этом, как никогда прежде, хоть и не верила в предчувствия. ___________________________ * Rick Astley — Never Gonna Give You Up