Смерть мелкого гаденыша

— Те, кто открыто зовут себя злыми, на самом деле не хуже остальных. Беда скорее с теми, кто всерьез считает себя добродетельнее других. Грегори Магвайр, «Ведьма. Жизнь и времена Западной колдуньи из страны Оз»

      Когда они остались вдвоем, Тоффи обогнула стол и присела на край столешницы рядом с Юджином, так что их ноги едва не соприкасались. Как тогда, когда он пришел к ней каяться в спальню — которую они после разделяли дольше месяца.       — Ты выглядишь так, что мне становится стыдно и хочется взять назад свои слова. Но я не могу. — Тоффи прикусила губу.       «Я хотела, чтобы кто-то сильный защитил меня.*» Она обещала ему безопасность, и именно поэтому сейчас прогоняла прочь. Желала ли она сама, наконец, быть спасенной? Видит Бог, да. Через всю самонадеянность, она покорно приняла бы ныне роль девы в башне, если бы существовал хоть один верный путь к избавлению от грядущих бед.       Ты можешь быть сильной, ты можешь натренироваться стрелять и бегать, как сама Артемида, но однажды придет что-то, что сломит тебя и повергнет во прах. Тоффи думала, что это будет любовь, а оказалось…       Она приложила руку к ноющему животу. Как глупо. Она никогда не хотела беременеть, но будь это просто ребенок, она бы как-нибудь вывернулась. Наверное. Или нет. Теперь уже не узнать.       Ее мать наверняка сказала бы, что случившееся — наказание за грех нежелания родить дитя, вряд ли ловя в собственных словах подобную иронию.       По крайней мере, Юджин не напомнил, что предупреждал о ненадежности спирали, за что Тоффи была ему немало благодарна.       — Ты строишь планы после самодиагностики. Это непродуктивно. — Юджин смотрел куда-то в район ремня Тоффи, размышляя. — Если разобрать генератор и взять детали оттуда…       — Рик уходит завтра на рассвете и ждать не будет. — Тоффи взмахнула рукой. — Мы должны подумать о всех вероятностях. И худших тоже. Есть шанс, и шанс крупный, я не готова рисковать в надежде на чудесное спасение.       И вот тогда он заплакал.       Прижал руки к глазам, точно не хотел дать слезам вытечь, но, разумеется, вотще.       Тоффи прижала руку ко рту, на самом деле, готовая броситься к Юджину, обнять и утешить, бормоча все ласковые прозвища, которые она успела ему дать. Но ее останавливала мысль, что это будет ложь, к тому же — глупая и очевидная.       — Ой, ну извини меня, что моя любовь выглядит так! — Тоффи осеклась, отвернулась. — Я не это хотела сказать.       Но Юджин уже видел, что именно это.       Желтый свет комнаты делал все проще, лишал возможной возвышенности: просто двое несчастных людей, небрежно и неизысканно одетых, и никто не стал бы рисовать картину со сцены такой трагедии. Тоффи соскользнула со столешницы, присела и положила руки Юджину на колени. Он замолк, хотя и не перестал тяжело дышать, и отнял ладони от лица.       В какой-то мере, ее даже пугало его отчаянное желание остаться с нею. ” Что она могла поделать? Оттолкнуть его, вынудить захотеть уйти? Не пощечину же ему отвесить: с Юджином не пофинтишь, он разгадает. Да и актриса из Тоффи, конечно, всегда была аховая, как бы она ни умела врать словами, лицо выдавало. «Hold me close and fear me not, For I will do no harm**.       — Даже не знаю, почему ты вообще теперь-то выбираешь остаться со мной. — Она могла понять его решение там, в лаборатории, три часа назад, но теперь ей это не удавалось. Быть дурной и воспевать дурное — вещи разные, и хоть от последнего Тоффи старалась удержаться. — Я злая. И я очень боюсь начать находить в этом красоту.       Может быть, отчасти она была способна понять Леонтину: как хотелось в этот момент снова, как каждую ночь до, прижаться к Юджину, зарыться в кольцо теплых рук, забыться от мягких поцелуев и прикосновений… На минуточку, соблазняло подсознание, пусть у вас будет последний раз — сегодня. Жестокая правда была в том, что у них не было ни секунды в запасе. Тоффи с сожалением поднялась, только малодушно оставляя руки на плечах Юджина.       — Я обошлась с Матье так, как обошлась, потому что считаю, что люди, которые убивали без причин на то, должны быть удалены из любого общества, в котором находятся. И то, что я из чистого эгоизма не сделала того же для себя, не значит, что я не предоставила бы башку для пули, если бы за мной пришел кто-то из Вудбери, кто-то из близких тех…       Она вздохнула, держась за стол от накатившей усталости. То ли признание обессилило ее, то ли одна из двух причин вероятной скорой смерти — если, конечно, ей не повезло получить сразу обе.       — С философской точки зрения, я тебя люблю.       — Я, что трагично, тебя тоже.       В другой ситуации, и тем более — до апокалипсиса — Тоффи тянула бы до последнего, несмотря на то, что так и не решила, значат что-то признания или все же это просто слова. Но сейчас ей вдруг показалось правильным и важным сказать, что она чувствовала нечто большее, чем просто вожделение.       — Чарити.       Она вздрогнула всем телом, задышала тяжело, как от сильной боли.       — Чарити, я хочу сказать… Если есть хоть малейший шанс на то… Я хочу остаться.       Он качнул рукой, поднимаясь из кресла, потом медленно поднял ее — протянул Тоффи.       — Не смотри на меня так. Я не героиня. Я злодейка.       Ты должна была подумать об этом раньше, когда тянула его в постель, сказала себе мысленно Тоффи. Ты, может, и легко вычеркиваешь людей из своей жизни, но не все же такие. Если он тебе небезразличен, если в тебе осталось что-то человеческое, подумай о том, какую боль ты ему доставишь.       — Ты не злодейка. Ты делаешь все, что можешь, чтобы людям вокруг было хорошо.       — Я совершала ужасное… Не говори, пожалуйста, что нет невинных людей. Я убивала тех, кого приказывали. Может быть, им пришлось пойти на многое, чтобы оказаться в Вудбери. Как и мне. Или на худшее, чем мне. Но я не хочу об этом думать. Пусть для меня они останутся невинными, хотя на самом деле были только незнакомцами…       И теперь все это тает, подумала она. Блекнет до серого, перестает иметь значение.       — Ты выбирала из двух зол меньшее.       Тоффи улыбнулась дрожащей улыбкой, понимая, что так оно и было. Сначала ты считаешь тех, кого не смогла спасти, затем тех, кого пришлось убить, и, наконец, тех, кого ты убила, чтобы обеспечить безопасность остальным.       — Я старалась. — Она обняла Юджина: не так, как обычно, медленно, не порывисто, и без малейшего намека на сексуальность. Прижалась щекой к его мягкому плечу, выдыхая грустно и сладко. Он продолжал говорить что-то — ей в самое ухо, только понизил голос, почти убаюкивающее мурлыкая. Что-то о римском праве, о том, что Аристотель счел бы угодным богам защиту своей чести больше, чем смирение. Тоффи слышала, но едва ли понимала. От смешения чувств сердце билось, словно тепонацтль***, оглушая и посылая по телу волны дрожи.       Вот же черт, она была так счастлива — в ту самую минуту, и вообще, каждую рядом с Юджином, и теперь им предстояло расстаться. Я люблю тебя, еще раз повторила она мысленно, уже без малейшей иронии. Может быть, теперь эти слова значили хотя бы чуточку больше, чем в мире прошлом. Может быть, теперь их стоило говорить с еще большей опаской и деликатностью, поэтому Тоффи просто выдохнула их с горячим и грустным вздохом, не произнося в полный голос.       Она хотела быть хорошей для него, хотела быть плохой ради него, но все в итоге сводилось к тому, что ради его блага, она отсылала его. И это тоже предстояло сделать потому, что это — меньшее зло.       И самым жутким во всей ситуации было понимание, что это больше не имеет значения. Для нее — уж точно нет. Любовь. Принятие. Муки совести. Все выцветает перед ликом смерти. Тоффи отодвинулась, разрывая объятия, чтобы Юджин не почувствовал, как она дрожит. Но это было видно невооруженным глазом. И потом, он все равно продолжал ее касаться — и когда дрожь стала обоюдной, нагнулся, чтобы поцеловать. Впервые их лихорадило не от страсти.       — Я правда, искренне, честно тебя люблю, но есть что-то большее, чем мы…       Долг, хотела сказать она, но не смогла — горло пережало от волнения. Юджин понимающе смотрел ей в глаза.       — Всегда находится нечто большее.       Юджин прямо ночью отправился в лабораторию, и когда Тоффи осталась в кабинете в одиночестве, к ней вернулся брат. Встал, сунув руки в карманы, перед нею, готовый к длинному спичу. Тем больше она поразилась, когда его голос зазвучал мягко и сочувственно, без малейшего намека на обвинение.       — Ты отсылаешь его не поэтому.       Тоффи покачала головой. Проспер зажмурился, потер лицо и лоб, взъерошил волосы.       — Ох, Черри… Плохой или хороший, но я твой брат. И я знаю тебя, — он сделал ударение на предпоследнем слове.       Иначе я бы никогда не выследил тебя, подумал он про себя, понимая, что и Тоффи мысленно добавила то же.       — Ты прогоняешь его, чтобы он не видел, как этот французик, связанный, будет трахать мертвую тебя.       Тоффи даже не дрогнула, только выдохнула через нос с усилием, точно вынырнула из воды. Просперу захотелось завыть. Или обнять ее. Черт, он действительно знал сестру — но до последнего надеялся, что ошибся.       — Нам нужно это исследование. И тебе придется проследить, чтобы все прошло как надо.       — Процветание — это приоритет, а? — Он запрокинул голову, прижимая к глазам кончики указательных пальцев. — А уж наука так и вовсе твоя страсть. Но, по крайней мере, у тебя есть какой-никакой стоп-кран, что-то через что ты переступить не можешь.       — Ты меня презираешь? Или гордишься?       — Я плачу о тебе.       Проспер взял сестру за плечи и привлек к себе. Она неохотно, сдержанно поддалась. Ей все еще не было по-настоящему приятно его прикосновение — как и чье угодно из семьи, всегда. Но все же какое-то успокоение опустилось на ее сердце. Потом, подумала она, если нам повезет, полученные данные Проспер сможет как-то передать Юджину. Если все останутся живы…       Тоффи вздохнула, и у Проспера защемило сердце от ощущения ее теплого дыхания на шее. Их отношения только-только наладились…       — Я сильная во многих смыслах, но тут… Просто не могу.       Утром Глава встала проводить гостей. Не то что бы Тоффи единственная проснулась на рассвете, но никто не решился стоять с ней рядом в момент прощания у ворот. Даже Кори, заступивший на дежурство, оступил от рычага, точно опасался, что его обвинят в подслушивании. Из окна лазарета выглядывала Эдита, махнула рукой несколько раз — Таре или Розите, или обеим разом, кивками ей ответили обе. Но на крыльцо не вышел ни один человек.       Промозглая влажность скрадывала очертания предметов, и как только зев выхода распахнулся перед группой Рика, люди уставились в плотную пелену тумана. У кого-то внутри дернулся колокольчик: не остаться ли? Но никто не дрогнул. Только Тара и Розита нашли пальцы друг друга, и тотчас их руки, едва соприкоснувшись, отпорхнули в разные стороны.       Рик обернулся поверх чужих голов: взгляд без ненависти, но и без признательности. Он сдержанно кивнул Тоффи, поправляя на плече ремень сумки. Надолго запасов им с группой не хватит, и оставалось надеяться, что все они вскоре найдут, где преклонить голову и чем поживиться. От мысли, что эти люди будут бродить по лесу или опустевшей от машин дороге голодные и мучимые жаждой, Тоффи передернуло. Может, она не была так уж милосердна по природе своей или по опыту, но к этой группе привязалась.       — Если тебе есть, с кем попрощаться, — Рик мотнул головой. — давай же.       Тоффи кивнула — точно тем же движением, что и он минуту назад, разом для всех. Невежливой выглядеть она не боялась, слишком обессиленная, чтобы каждому пожимать руку, хоть в ту же секунду в ее памяти проскользнули все те добрые слова и поступки, что она видела от гостей. Пожалуй, едва ли половину из того она в действительности заслуживала.       Прекрасные воспоминания — о черт, Тоффи знала, как быстро они обесцениваются! Ты вдруг узнаешь что-то еще, что нивелируют твое недавнее счастье. Измена, потому что прежде такие ситуации случались с ней лишь в любви, соблазнение «на спор», просто — осознание, что ты была для кого-то не больше, чем красивой задницей в коллекции других таких же. Но, по крайней мере, это убивало все желание вернуться.       А вот теперь все было иначе.       — Я отпускаю вас. Потому что вы иные. Вы бы никогда не стали частью этой общины. — Тоффи помолчала, кивнула своим мыслям, и ее взгляд сказал многое.       Слишком многое. Вся ее община… они были не просто скитальцами, прибившимися к берегу утопии. Все, все они до единого получили в прошлом ту же дыру в душе, что и сама Тоффи. Из тех, кто теперь составлял общину, все они были повязаны общей виной, разделяли мысль, что ради исследований можно пожертвовать всем, и сами не чуждались той скрытой дикости, что и их Глава. В меньшей степени, конечно, но… все же. До единого, все они.       Но все же одному человеку Тоффи не могла не сказать последних слов.       Она сняла с руки перчатку и протянула ее Юджину.       — Она не подойдет тебе и не сохранит и призрака моего прикосновения. Но возьми ее с собой, пожалуйста.       Красная кожа еще была теплой от девической ладони — целых несколько минут.       Никто больше не подошел к ней, чтобы лично попрощаться, Тоффи того и не ждала. Она оставалась со своей правдой, Рик и его компания уходили со своей. Чья позиция в итоге окажется верной? Можно было только ждать и готовиться. Тоффи подозревала, что, скорее всего, и она, и они в итоге раскаятся, ибо таков мир, и очень редко в нем есть возможность безупречного выхода.       Что ж, любое решение имеет цену, а наивность лечится горьким опытом. Иногда — настолько, что понимаешь: ты бы обошелся без такой науки. Однако, каждый должен проходить такой путь сам, не важно, нравится ему это или нет.       Каждая боль чему-то учит тебя, но это не заставляет ее любить.       Уже в самой раме ворот, одной ногой еще здесь, другой — за пределами, Дэрил задержался на секунду, чтобы взглянуть Тоффи в лицо. Подумал, прежде чем медленно произнести:       — Я тебя поддерживаю. Вроде, Эйбовы девочки тоже. И Кэрол… ей не нравится, но она понимает. — Он странно-неловко поморщился, произнося последнее имя, и, тем не менее, явно был уверен в том, что говорил.       — Вы хотите остаться?       — А… Не настолько.       Дэрил достал из кармана почти опустевшую пачку сигарет, одну сунул себе меж губ, вторую, последнюю, протянул Тоффи. Они стояли вдвоем под самой рамкой ворот, ни снаружи, ни внутри, на самом разделе мира общины и всего остального, деля одну спичку на двоих.       А потом все ушли. Тоффи намеревалась стоять так долго, пока группа Рика не исчезнет из поля зрения, но густой туман отмерил этому едва ли несколько секунд.       Тоффи отступила назад, на землю общины, и когда ворота захлопывались перед нею, она уже не могла понять, это на ветру колышутся желтеющие да все еще зеленые деревья или мелькают меж стволов спины уходящих людей.       Не стоило тешить себя надеждой, что они видели друг друга не в последний раз.       Не докурив, Тоффи бросила сигарету в мокрую траву, и несколько секунд смотрела, как вьется тонким кружевом затухающий дымок… Обернулась через плечо, глядя на особняк Главы, и только после смяла окурок каблуком.       Чтобы избежать риска пожара.