Сладкое море

— И что это за лагерь? Теперь Макса было не узнать. На голове его красовалась «хуффа» — большой хлопковый платок в красно-белую клетку со стягивающим черным обручем — традиционный мужской головной убор пустынных кочевников. Платок шел ему, как и золотые зеркальные очки, и легкая щетина — они делали его даже брутальным на вид. Одевался он, как и отец, в армейскую пустынную форму Вангландского спецназа — рубашка поло, штаны с широкими карманами и массивным ремнем и ботинки с высокой шнуровкой. На поясе висели статусный золотой пистолет и кинжал. Сейчас он вместе с господином Аббасом стоял посреди пустыни, в лагере из колючей проволоки. — Мы называем это место «отстойником», молодой господин, — стойко перенося жару, отвечал господин Аббас. — А почему товар не держат в крепости, в «Осином гнезде»? — По многим причинам, молодой господин, — неспешно продолжал Аббас. — Там мало места. И там содержатся только те, кто прошел карантин, отсортирован, оценен и подготовлен к продаже. Мальчик подал стакан холодной воды с лимоном, и, потягивая божественную влагу, Макс осмотрелся. Тут не было ничего интересного. Унылое место. Просто кусок пустыни, разгороженный страшной колючей проволокой на множество секторов-ячеек. Многие загоны были накрыты сверху разномастными железными листами или брезентом, другие же и вовсе пеклись прямо на солнце без всякой защиты. — Сначала товар попадает к нам. Сюда, — никуда не торопясь, продолжал господин Аббас, вставляя в губы сигарету. — Все они находятся вот тут, в самом большом загоне, все вместе. Отсюда мы их уже берем и для начала осматриваем. У нас есть обученные люди, они смотрят кожу, зубы… чтоб не было инфекций. Если вдруг кто заразен — его тут же определяют вон в тот дальний загон, но сейчас он пуст, слава Всевышнему. — Для чего? — Макс все баловался с кобурой, открывая и закрывая защелку. — Если кто-то болен — он заразит и попортит весь остальной товар, будут очень большие расходы, потери… Этого нельзя допустить. После такого осмотра мы их всех сортируем. Мужчин, женщин, детей. Потом делим более конкретно, оцениваем, приводим в порядок, кормим, моем, одеваем. — А если человек сильно болеет? — Если финансово нецелесообразно лечить его — мы утилизируем такой товар. — И сколько примерно они тут находятся? — Пройдемте в беседку, — вежливо предложил господин Аббас. — Вообще-то, сейчас самое пекло, полдень, слишком жарко. Все работы происходят либо рано утром, либо вечером, сейчас очень жарко… — опять повторил он. В большой беседке Макс уселся на подушки, и им подали чай. — Находятся они у нас тут по-разному. Когда освобождается место в замке, мы тут же отправляем новую порцию, благо тут не далеко. — Сколько примерно приходит за сутки? — Сложно сказать… День на день не приходиться. Когда густо — когда пусто. Вот по осени были бои, вот тогда большой наплыв был. А сейчас… да тоже потихоньку! — господин Аббас усмехнулся. — Слава Всевышнему, без работы пока не останемся. — А кого берут больше всего? — Да всех берут помаленьку. Вот сегодня должен подъехать наш старый клиент — промышленник, он берет детей на свою фабрику. — А дети разве хорошие работники? — У них пальчики маленькие и юркие, они хорошо технику собирают… Замолчали. На пухлой ножке низкого стола Макс увидел застывшую ящерку золотистого цвета, она была красива, как украшение. — А где вы так хорошо выучились по-всеобщему говорить? — спросил Макс. — Я в свое время работал в Вангланде. В отеле «Империя» — швейцаром. А потом война началась. Брат позвонил, говорит, приезжай, жену твою убили, старшего сына убили, мать убили… Ну, я и приехал. Взял винтовку — пошел убивать… И вот так и воюю, — обыденным голосом поведал Аббас. «Ничего себе — карьера!» — мысленно ахнул Макс. — Да, бесхитростное у нас тут хозяйство! — по-отечески улыбнулся господин Аббас. — Ничего интересного, уж извините. А насколько, вы говорите, уехал господин ваш Отец? — Не знаю, — пожал плечами Макс. — Куда-то в Вангланд по делам. Уже третий день нету. Все какие-то очень важные дела у него с Вангландской внешней разведкой. — Ниспошли Всевышний Ему удачу! — подобострастно прошептал господин Аббас. — Мы все переживаем за нашего господина! Он всем нам как отец! Все мы и все наши семьи, и вся родня наша живет сладкой жизнью, не зная нужды, благодаря Вашему Отцу! Храни Его Всевышний! — Угу… — тихо и скучно кивнул Макс. — Ох, и кстати! — спохватился господин Аббас. — Насчет Вангланда! Я покажу вам, если изволите. Макс охотно согласился, и в сопровождении пары охранников они добрались до небольшого загона. Тут было много людей, а на крышу из жестяных листов постоянно лилась вода из шланга, и это было единственным охлаждением и спасением в этом знойном мире. — Вы говорили про Вангланд, а нам вчера доставили кое-кого из Вангланда! Господин Аббас кивнул охраннику, и могучий бородатый мужик в спортивном костюме, шлепанцах и с автоматом, прошел в загон, расталкивая вялых от жары рабов, к самой стенке, и приволок бледную девушку. «Какая она нежная, — подумал Макс. — И такая уставшая! Такая измученная!» — и ему стало жалко ее и грустно отчего-то. — Вот. Вангланд. Я не хотел брать. Мы не связываемся с северянами, но все же нечистый дернул меня… Видно было, что она уже теряла сознание сегодня от жары, и Макс протянул девушке свою флягу с водой. — Осторожней, молодой господин! — схватил его за руку Аббас. — Не опоганьтесь! Это алауда! «Так это парень! — ахнуло сердце, оступилось и провалилась в страшную и сладкую пропасть. — Это парень!» Макс покраснел и растерялся. — Да… — начал Макс сбивчиво. — Вы это правильно сделали. Это — да… Я… Заберу ее… его. К отцу, он решит что делать. Он тогда говорил про… говорил… я заберу! Макс словно бы видел себя со стороны. И таким жалким и детским показался ему его же лепет, что Макс покраснел и растерялся еще больше. — Я возьму его в свою машину. В машину отца. — Не стоит опоганивать алаудой такую роскошную машину вашего родителя, молодой господин! После алауды как он может садиться туда?! Я пришлю его к вам сегодня же на обычном транспорте. «Какие у него все-таки губы!» — восхитился Макс. — А? Что? Да. Пожалуй! Но только сегодня! Вы обещали, буду ждать! Макс попятился и сел в бронированный внедорожник отца. И даже когда машина умчалась, господин Аббас долго еще смотрел ему вслед.

***

Посреди ванной залы стоял большой постамент из красного мрамора, в котором была вырезана чаша, где в розовой воде размокал Нильс. Вокруг ванной было шесть высоких колонн белого мрамора. Большое панорамное окно с видом на кипарисы в саду. Весь купол потолка занимала картина, в невероятных красках рассказывающая древнюю историю. Вокруг картины красовалась витиеватая надпись: «Пророк Исаф увещевает императора Виктора Первого от распутной жизни». Молча, в полной тишине, Нильс не спеша разглядывал этот красочный миг из прошлого. Пророк был высоким, нечесаным странником, очень грозным. Он стоял, подняв посох, весь сияя от экстаза праведного гнева, а вокруг него в самом разгаре бушевала оргия. Большой мраморный зал был заставлен столами с яствами. Павлины гуляли, тигры сидели на цепи. Обнаженные наложницы и рабы в золотых ошейниках прислуживали развалившейся на лежанках знати. Мало кто из вельмож слушал великого старца. Многие уже упились до беспамятства. Другие открыто хохотали над ним. Некоторые слушали со скукой и непониманием. Остальные и вовсе были обнажены и предавались сладострастию на глазах у всех, им было не до проповедей. И только некоторые прятали лица, стыдились или же смиренно молчали. Сам же Император, грузный, огненно-рыжий молодой мужчина, завернутый в белую тогу, сидел на золотом троне, в эпицентре всего разврата, и, набычившись, молча давил святого взглядом. Нильс вздохнул, задержал дыхание и ушел в розоватую воду с головой. Ему до сих пор еще не верилось, что жизнь проволокла его через весь этот ужас. Ему все казалось, что он в благословенном курортном порте Элизабет, в номере отеля, и всех этих переездов и диких южан с автоматами… ничего этого не было в его жизни. Не было и Хенрика. Нильс вынырнул и поймал один из плавающих розовых лепестков. Он прислушивался к себе, к своему сердцу… Он раз за разом повторял его имя… Но сердце молчало. Был Хенрик — и не стало его. Словно и не жил он с ним три года. Как какой-то пассажир в метро — на станции А подсел, а на станции В вышел… В Нильсе сейчас не было ничего, кроме размокающей… умиротворяющей… блаженной пустоты. Это казалось ему странным, но где взять горе, если его нет в сердце? Он хотел вспомнить что-то хорошее про Хенрика, но вспоминался только один случай: дождливая ночь. Они поругались, и Хенрик пьяный убежал из дома, сел в машину и попал в аварию. И тьма вокруг, и дождь, и холод, и рация шипела непонятными голосами, и полицейские бесконечно нудно заполняют свои бумаги, и Нильс привез какие-то документы и деньги, чтоб внести залог… Нильс вздохнул и посмотрел на изумрудное буйство южной зелени в саду. Его привезли в этот господский дом в кузове пикапа, как какой-то мусор. Потом он сутки валялся под капельницей, но врачи тут хорошие, и он быстро встал на ноги и стал даже лучше, чем прежде. Трехметровые позолоченные двери открылись, и в купальню вошел высокий кучерявый блондин, загорелый и смущенный. — Вот… Это вещи… Твои… Тебе… — и Макс положил на диванчик одежду Нильса, только что побывавшую в химчистке. Нильс посмотрел на него и вдруг встал во весь свой гибкий, тонкий, голый влажный стан. — А… — акнул Макс. Заглох и покраснел. — М… Вещи… Я… М… — он кивнул на дверь и вышел. — Дурак! Дурак-дурак! — зашипел он сам на себя в коридоре. — Ну чё ты дергаешься как девственник перед первым сексом?! Это он у тебя дома! Это он в твоей власти! Это ты тут хозяин! — Макс заглянул в зеркало. — Фух! А какая у него задница, а?! Дверь купальни открылась, и Нильс вышел. Макс вздрогнул и глупо улыбнулся. — Мне бы телефон позвонить. Можно? — попросил Нильс. — Да. Сейчас! — улыбнулся Макс, отошел и поймал одного из слуг. — Организуйте телефон позвонить. — Господин! Нельзя, господин! — испугался слуга. — Это место секретное! Дворец — особое, тайное место! Нельзя звонить, нельзя нарушать тайну! Ваш Государь Отец очень строго к этому относится! — Хм… да, и в правду… И что же делать? — Подождите Господина Отца. Он приедет и решит, как звонить и куда. — Ладно… — задумался Макс. — Идите. Нельзя сейчас позвонить, — объявил он, вернувшись к Нильсу. — Мобильных операторов тут нет, война, ничего не работает. Можно только через спутник, а как это делается — я не знаю. Нужно подождать… эм… подождать знающих людей. — И долго? «Он хочет уехать! — заныла мысль. — Он это место ненавидит! И меня ненавидит!» — Да пару дней, наверно. — Угу… — сказал Нильс, и навалилось тоскливое молчание. — Поесть бы чего-нибудь, — робко попросил Нильс. — Ага! Сейчас! Вот сюда! — обрадовался Макс и провел его в просторную залу. Они уселись за круглый стол под массивной золотой люстрой, и слуги запорхали вокруг них. Стеклянные двери на террасу были открыты, и воздушная занавеска сонно колыхалась. — Так, значит, ты урожденный граф? Я не знал что у Альдербергов живы потомки. Я всегда думал, что род угас еще до развала империи… — начал Нильс, глядя, как южане, облаченные во все белоснежное, выставляют на стол выпечку, масло, джемы, фрукты, кофе, соки и всякое остальное. — Что? А! Нет! Я не граф. Я здесь… ам… — Макс глубоко задумался. — Я… на каникулах тут, — и он застенчиво улыбнулся. — А откуда ты узнал, что это графский дворец? — Да видел видео. У них замки по всей империи и до сих пор держатся в списках самой дорогой недвижимости. Вот это их южная резиденция. Еще одна есть у нас на севере. Правда, сейчас это горнолыжный отель премиум класса. — Ты бывал там? — Ага… — зачем-то соврал Нильс. — А ты откуда из Вангланда? — Я из Союза Северных Земель. А ты из Мидланда? — Правда?! Я всегда хотел у вас побывать! — обрадовался Макс. — А как ты узнал, что я из Мидланда? Это прямо так бросается в глаза? — Ну да, — ответил Нильс, разрезав булочку и смазывая маслом обе половинки. — Те, кто из Вангланда, они… они более снобы, такие столичные. Да и притом никому из Вангланда не придет на ум носить золотой пистолет и вот эту саблю на боку. Это только южане, или в Мидланде это еще есть. Кланы все эти. Они тащатся от этих статусных вещей, хотя во всем цивилизованном мире такого уже давно нет. Макс оскорбился и замолчал. Кланы казались ему всегда очень крутыми. И если он иногда и ругал Государя, то никогда не мог вытерпеть, когда то же самое делал чужеземец. — Куришь? — спросил Макс, открывая коробку с сигарами, когда Нильс наелся. — Нет. Не курю. — Да это же сигары! — Нет. Спасибо. Макс хотел закурить, но тоже отказался. Опять наступило неудобное молчание. — Погуляем по саду? После обеда полезно, — предложил Нильс. — Пойдем! — обрадовался Макс. Они не спеша прогулялись по буйному саду и наконец сели в беседку, хорошо замаскированную в зарослях лаврового листа. Макс принялся мять бедрами одну из многочисленных белых подушек, а Нильс сел рядом с небольшим фонтанчиком и молча слушал его прохладное журчание. — А тут призраков нет? — спросил наконец Нильс. — Нет. Никогда не видел. Да нам и упырей хватает. — Я слышал, что род графов проклят, и что все женщины в роду рано или поздно так или иначе, но сходят с ума, и многие покончили с собой. И вот в каждом графском замке есть призрак неуспокоившейся графини. — Прикольно! — просиял Макс. — А я и не знал. И опять наступило проклятое молчание. Макс очень хотел завязать интересную, смешную беседу, но чем больше хотел, тем больше понимал, что в голове нет ни одной мысли. Это изматывало. — Отсюда далеко до пляжа? — спросил наконец Нильс. Он выглядел на зависть спокойным и довольным. По узкой древней каменной тропе они прошли через парк и вышли прямо на пляж. Из-за буйных изумрудных зарослей Море появилось неожиданно, и они невольно замерли. Мелкое дно не спеша уходило в глубину. А вода была такой прозрачной, что долго еще можно было разглядеть белоснежный песок на дне, пока все не исчезало в зеленоватой пучине. — Что значит «алауда»? — неся кроссовки в руках и шлепая по воде босыми ногами, спросил Нильс. — Это… конченый, опущенный педераст, — следуя за ним по берегу, отозвался Макс. — Самое страшное тут оскорбление. За такое сразу убивают. — Ясно… — просто ответил Нильс. Они шли довольно долго по берегу, пока не увидели древние развалины. Это был фундамент из крупных красных камней, просоленный морским ветром и заросший ярко-зелеными кустарниками. — Это очень древний молельный дом, — начал Макс, когда Нильс уселся на теплые камни. — Его еще до Иолая построили… — сорвав желтый цветок, он сел рядом. — Потом несколько раз разрушали, но всегда отстраивали. А последний раз он разрушился от землетрясения. — Тут было землетрясение? — Угу. Все обрушилось. Хотели восстанавливать, но империя развалилась, и все забросили… И никому ничего не нужно. И вот тут так полтора века все и лежит уже… Пришел закат, и все стало розовым. Розовым было спокойное море и пальмы, и белый песок, и скалы. И глядя на горячую солнечную дорожку на воде, глядя на горящие скалы, Нильс вдруг ощутил приступ тоски и горя. Проведя весь день в этом прекрасном особняке, он все так блаженно забыл — и сейчас вдруг вспомнил, и сердце заболело, и глаза стали влажными. «Красивый момент! — глядя на профиль Нильса, подумал Макс. — Поцеловать бы его! Или хотя бы обнять. Но… Вдруг ему не понравится? Вдруг все будет испорчено? Что же делать?! Что делать?!» Солнце спряталось за горы, и мгновенно наступила тьма. И все горестные мысли как пришли, так и испарились без остатка. — У тебя местное розовое вино есть? — вдруг спросил Нильс. — Угораешь?! — вскрикнул Макс. — У меня самое лучшее вино во всей стране! Вернувшись во дворец, они расположились в спальне Макса, на большой белоснежной кровати с балдахином. — Так странно… — вслух рассуждал Нильс, глядя, как Макс наливает ему уже третий большой бокал. — Как в такой стране, где запрещен алкоголь, люди умудряются делать такое прекрасное вино?! — Да тут все можно, только осторожно, — хмелея, радуясь и возбуждаясь, говорил Макс. — Все у них тут есть: и наркотики, и проституция, и геи, — Макс покраснел. — Как им не надоело воевать еще? — Война подогревается искусственно, — вздохнул Макс, закусывая финиками. — Зачем она вообще нужна?! Почему нельзя было договориться?! — У отца есть теория, что это сама планета так делает. Ну, в том смысле, что людей очень много, и если население не «убавлять», то вскоре на всей планете места не останется. Вот и появляются в мире всякие эпидемии и войны. Да и притом война — это выгодно. Капиталистическая система не совершенна, и поэтому постоянно растет количество безработных. И проще дать им в руки оружие и послать убивать друг друга, чем создавать рабочие места и тратиться на социалку. Пусть лучше все они воюют, чем устраивают голодные бунты и революции. Тем более лучший способ избавиться от долгов — развязать войну, а у северных государств накопилось уже очень много долгов. — Рассуждаешь прямо как ультралевый радикал! — усмехнулся Нильс. Макс посмотрел на него и вдруг накинулся и остервенело впился в губы. Повалил Нильса на кровать, навалился на него, придавив всем телом, и принялся жадно высасывать из него язык. Нильс сначала отвечал немного, но быстро успокоился и замер, превратившись в кожаную куклу. Пьяный Макс, тяжел дыша, целовал его, сдирая одежду. Стал спускаться ниже, оставляя засосы на впалом, гладком животе. Грубо стянул джинсы с трусами, поймал член в рот и принялся работать головой. Нильс тоскливо посмотрел на купол балдахина, вздохнул и прикрыл глаза ладонью. Макс вдруг остановился, встал, спустил с себя штаны, стянул Нильса с кровати на пол, поставил на колени и притянул к себе. Нильс взял его член, поднял голову и, заморгав густыми ресницами, посмотрел в пьяные Максовы глаза. Вздохнув, Нильс принялся сосать головку. Макс взял его за волосы, чтобы ввести член полностью, но Нильс побоялся, что его вытошнит, и сжал член в кулаке, продолжая сосать только головку. Время шло, Нильс неспешно работал губами, но опьянение и усталость сказались на Максе, и член был вялым. Наконец, поперхнувшись слюной, Нильс вытер губы тыльной стороной ладони, встал и ушел в соседнюю комнату. Макс сел на кровать и скинул штаны. «Не трогай его! — сквозь шум опьянения пробивалась единственная трезвая мысль. — Не нужно! Ты все испортишь! Он уже твой! Он в твоей власти! Дай ему время, он сам попросит. Не вынуждай его. Будет только хуже!» Максу захотелось выпить вина, но он выпил почему-то виски. «Нет! — бахнула новая мысль. — Хочу и сделаю! Сейчас! Хочу!» Без штанов, в одной рубахе, Макс прошел в соседнюю комнату, подошел к лежащему на кровати Нильсу и повернул его голову к своему паху. — Не надо. Я не хочу! — как-то совсем по-женски простонал Нильс, прикрывая лицо тонкими руками. — Плохо мне что-то. Не сейчас. Макс нахмурился. Этот слабый голос только еще больше разбередил его. Схватив Нильса, он перевернул его на живот и, раздвинув ягодицы, увидел маленькую дырочку. Член его не стоял, и он не задумываясь вогнал в Нильса указательный палец до упора. Нильс взвизгнул и, вывернувшись, оцарапал его лицо. Макс рыкнул и, размахнувшись, страшной пощечиной обрушил Нильса на пол. Не дожидаясь, пока Нильс придет в себя, он схватил его за волосы, открыл дверь и швырнул тонкое загорелое тело Нильса услужливо подбежавшим слугам. — Заберите его! — ощущая огненные царапины на щеке, крикнул Макс. — Заберите и увезите в ту жопу, откуда вы его привезли! И так хлопнул дверью, что розы в золотой вазе проснулись и вздрогнули. Допив бутылку вина из горла, Макс упал на кровать, зарылся в подушки и вырубился.