Пора возвращаться домой.

      День был совершенно обыкновенный: процедуры, посетители, отвратительный суп на обед и пара сигарет, скуренных тайком во время тихого часа. И вечер был таким же. Обычным, ничем не отличающимся от десяти прошлых. Кроме Оксимирона, сидящего на стуле рядом с кроватью и с терпением ожидающего хоть слово от Машнова.       А у Славы глаза стали широкими, он даже не моргал вроде. Да что там моргать, он с трудом дышать начал заново. — Ну, так как ты себя чувствуешь? — Не выдержав, Мирон немного раздражённо задаёт вопрос и откидывается на спинку стула.       Федоров выглядел в палате инородным, чужим и никак не вписывался в дешманский интерьер, пусть и довольно неплохой больницы. На его фоне все меркло. Он, как переклеенная часть другой картинки.       Давний кумир говорит, как со старым знакомым, и от этого парень впадает в ступор, но совсем ненадолго, а затем криво улыбается. — Нахуя ты сбрил волосы?       Мирон ухмыляется и пристально всматривается в лицо Славы.       Ещё не до конца сошедшие синяки и ранка на губе, где наверняка, останется заметный шрам. Глаза настолько огромные, что анимешные персонажи и рядом не всплывали.       Окси не ответил парню. Он вообще ничего не сказал, только сел поудобнее и подумал, каким же боком его сюда вообще занесло?       Он ожидал тут увидеть что угодно, но только не откровенный взгляд текущей фанатки-подростка. Хотя, стоит признать, что лицо Гнойного можно было бы запечатлеть на камеру.       Мирону самому даже стало немного неловко от такого напряжения, и он искренне не понимал, что нужно говорить. О чем?       А у Славы сердце колошматилось так сильно, что отдавало чуть ощутимой болью в ребрах. Было ощущение, что Оксимирон тоже слышит этот оглушительный стук. Но внешне он старался быть расслабленным. — Охуеть... — Выдает Слава и усмехается. Мирон ждёт завершения фразы, начиная уже немного нервничать. - Это меня смело в психушку можно везти? Я таких глюков даже под самыми мощными приходами не ловил.       Окси изламывает бровь в своём фирменном жесте и вымученно вздыхает. Он мало знает этого недоумка, но теперь имеет все основания предполагать, что Гнойный всегда был идиотом. А на таких не обижаются, ведь так? — И как тебя угораздило? — Мирон спрашивает это, как бы между прочим, чтобы заполнить чем-то тишину. — Не помню. — Честно ответил Слава и немного поерзал на кровати, усаживаясь и поджимая под себя ноги. Он не собирался спрашивать о том, каким ветром сюда занесло Оксимирона из Лондона, но вот почему тот лысый - это уже отдельная тема, которую тоже развивать он не стал. — Ты куришь?       Мирон немного опешил и коротко кивнул, после чего Слава соскочил с кровати и схватив стоящий около стола стул, протащил его по палате и подпёр им дверь так, чтобы её не смогли открыть. — Обход уже был, это на всякий случай.       Федоров немного прихуел от происходящего, хоть и выглядело это забавно. Сейчас парень был ещё больше похож на неусидчивого подростка с шилом в жопе, но это немного сбавляло градус напряжения.       Последние пару дней Машнов чувствовал себя очень даже неплохо. Никаких флешбеков или головокружений, крепкий сон младенца. Врачи уже заговорили про выписку, и Слава планировал сразу же отправиться в Хабаровск к родным.       В палате пахло сигаретным дымом и, как-то незаметно, Окси расслабился, пока слушал непрерывную болтовню Славы.       Он рассказал, кажется, обо всем, что только происходило с ним за все это время. Не задавал никаких вопросов, будто уже знал на них ответы.       Сам Слава, на самом деле, волновался. Этот неожиданный визит был странным, но мало-ли что могло происходить за те пять лет, которые его мозг благополучно стер из воспоминаний. Тем более по сообщениям в контакте он успел определить, что явно занимался каким-то творчеством.       В принципе, со Светло они читали что-то типа рэпа, писали тексты и под спизженные биты записывали, но любителей их творений было не так много, а тут за последние сутки Славе написали под сто человек. Разумеется, отвечать он не стал, так как никто не должен знать про то, что с ним приключилось. Мамочка всея Антихайпа Замай дал четкие указания: не рассказывать посторонним и, желательно, не отвечать на сообщения незнакомых людей.       Мирон заметил, как парень завис и легонько толкнул того в плечо. Тот Слава, что был на баттле и тот, что сидел перед ним сейчас - просто небо и земля. Неужели пять лет назад Карелин был таким? Со сверкающими глазами и искренней широкой улыбкой? Хоть и выглядело это странно и катастрофически непривычно, но Федорову нравилось наблюдать за неуёмным ребенком с сигаретой в зубах. — Меня скоро выпишут. Так заебало тут валяться. Кормят хуже школьной столовки. — Слава морщится, вспоминая тот блевотно зелёный суп и сильно затягивается, выдыхая дым через нос.       Мирон с завидным спокойствием выслушал всё, что вывалил на него Машнов и лишь беззлобно усмехнулся. Он хотел бы предложить привезти что-нибудь вкусненькое, но сам не был уверен, что придет сюда ещё раз.       Но, вопреки всем ожиданиям, Федоров заявляется уже на следующий день с пиццей, которую, по идее, Славе употреблять нежелательно. Которую они съели на двоих, но не убрали коробку. За что Замай вкатил не хилых таких люлей.       Несколько дней проходят очень спокойно, Мирон даже изредка звонит парню, справляясь о его самочувствии. — Сегодня на ужин был какой-то понос с котлетой. — Слава вздыхает и подкуривает, придерживая ухом трубку и прикрывая ладошкой слабый огонёк от зажигалки. — Может, привезёшь какую-нибудь шаурму там? — Кошатинки захотелось? — Мирон слабо усмехается. — Сегодня я не смогу приехать. Мы разбираем заявки на четвертый сезон фреш блада.       Машнов в ответ только угукает, он понимает, что такой звезде, как Оксимирон некогда нянчить хер пойми кого, ещё и с такой проблемой. Сам же Федоров постепенно начал проникаться симпатией к парню, и, хотя каждый раз отнекивался от подобных мыслей, все равно брал телефон и звонил Славе.       Последний, по окончании разговора с Мироном, решил посмотреть Версус и с диким восторгом проглотил первый сезон фреша, не удержался, попутно посмотрел второй, и, в самом конце, в финале он вдруг увидел... Себя.       За окном было все ещё темно, но часы показывали 05:43. Несмотря на то, что парень провел всю ночь за просмотром баттлов, спать совершенно не хотелось. Он чувствовал, как в животе начинает сводить от интереса, ощущение было, будто он детектив и, вдруг, случайно, докопался до истины в самом сложном деле, и вот она отгадка, руку протяни, ухватишь. И Слава тянет. Он начинает по цепочке смотреть баттлы с самим собой, не все, естественно, только те, что попадались на глаза. И никто не виноват в том, что его самые популярные баттлы были Слово против Версуса. И один из них был против Оксимирона. Каково же было удивление... Да нет, это был откровенный шок, когда слышится: — ПОБЕДИЛО СЛОВО СПБ! 5:0! ГНОЙНЫЙ! ДАЙТЕ МАКСИМУМ ШУМА!       Дыхание перехватывает от увиденного и картинка начинает складываться в одно целое: крики, яркие цвета одежды, крики, крики, Крики, КРИКИ. В голове начинает шуметь, перед глазами с гулом и на неимоверной скорости проносятся картинки и его собственный голос, который срывается с губ в реальности. На виски давит чей-то смех, будто закадровый, как в тупых ситкомах. Он звонкий и заразительный из-за которого Слава не слышит себя, своих хрипов и обрывки фраз.       Сделав над собой колоссальное усилие, Машнов дотягивается до кнопки и не с первого раза попадает по ней пальцами, но спустя пару минут в палате уже была медсестра. Последнее, что парень видел перед собой - обеспокоенное лицо Виктора Владимировича, а после беспросветная тьма. * * *       Замай ходил из угла в угол, периодически присаживаясь на кушетку рядом с Ваней, но спустя долю минуты, он снова вставал и начинал бродить. Самому Светло тоже было совсем не по себе: волнение за друга до тошноты. Телефон пропищал в кармане, оповещая, что пришло новое сообщение:       "Есть новости?"       Ваня вздыхает, подумав, что если бы не ЭТОТ ЧЕЛОВЕК, то ему было бы в разы хуже. Он быстро отвечает на сообщение и убирает телефон в карман, начиная наблюдать за Андреем, который похож на наседку больше, чем на друга. — Успокойся, дядь. Он скоро придет в себя, будто ты Славяна не знаешь. Он же из любой задницы найдет выход. — Фаллен и себя убеждал, пытался успокоить не только обеспокоенного друга, но и свои нервы. Он искренне старался верить в лучшее, в своего друга, с которым они бок о бок столько лет.       Дверь из реанимационной тихо открылась и в коридор вышел Виктор Владимирович, к которому тут же рванули Ваня и Андрей. — Спокойно, молодые люди. Гиппокамп у него не повреждён, патологий нет. Просто что-то вызвало слишком бурные эмоции. Он скоро должен прийти в себя, но какое-то время к нему нельзя. Не волнуйтесь, это не кома.       Никто из парней не стал спрашивать, что такое гиппокамп вообще. Самое важное - это прогноз на скорую поправку. Но все же антихайповцы остаются в больнице на весь наступивший день и сидят около палаты, надеясь, что это "скоро", наступит сегодня.       Тяжёлую тишину, резко повисшей в коридоре, прерывает какая-то дебильная музыка. Это у Светло зазвонил телефон и посмотрев на имя звонящего, он кинул Замаю многозначительное "я ща", и вышел на лестничную площадку. — Здаров, как дела там? Не откинулся ваш Гнойный? — Вопрос звучал не издёвкой и даже не с насмешкой,а, скорее, неудачной попыткой вызвать улыбку на лице парня. — Иди нахуй, ебанько, он ещё тебя переживет. — Ваня грустно усмехается. — Какой-то гиппокамп не повреждён, значит жить будет. Я погуглил, но не до конца понял, что это за поебень. — Хочешь я приеду? — Голос собеседника был обеспокоен. — Ещё не хватало тут кучи вопросов. — Ваня морщится. — Мне пора, а то Замай скоро начнёт стены грызть. Бывай, дядь.       К моменту возвращения Фаллена, Андрей уже сидел на скамейке, привалившись спиной к стене и лишь нервно притаптывал ногой.       Часы тянулись, как резина, час за три, но парни все сидели и ждали хоть каких-то положительных перемен. * * *       Мирон пришел домой ближе к двенадцати дня. Всю ночь он провел, занимаясь разгребанием претендентов на попадание к нему в команду и участие в "Войне стилей". На телефоне висело пару сообщений и три пропущенных от Рудбоя. Устало завалившись на любимый диван, Федоров открыл непрочитанные СМС, которые тоже оказались от Вани и прочитал последнее, которое пришло около десяти утра:       "Твоя преданная фанатка в реанимации."       Усталый мозг Окси тут же провел параллели, и мужчина встрепенулся, набирая номер Охры.       Что, блять, могло произойти всего за один вечер? Стоило один раз не приехать и Слава уже в реанимации. Надо няньку нанять ему, круглосуточную, чтобы вообще ни к чему не прикасался и никуда не ходил. Трудный ребёнок в теле 27-ми летнего лося.       Рудбой рассказал, что ему самому известно и эта информация уместилась в одно короткое сообщение.       Федоров устало потёр глаза, наскоро переоделся, и, попутно вызывая такси, выскочил из квартиры.       Путь до больницы занял не больше получаса, но за это время Мирон успевает выкурить четыре сигареты. Для него самого это тайна покрытая мраком: какого хрена он тащится сейчас к Гнойному? Зачем он вообще туда ходит и звонит? И самое главное, что такого могло случиться, что Слава, цветущий и пахнущий, почти готовый к выписке, вдруг впадает в бессознательное состояние?       Мирон задаёт себе слишком много вопросов. Его волнует слишком многое, слишком сильное давление на его лысую голову, слишком сложно и противоречиво отношение к Славе. В особенности после того самого разговора по пьяни, после той самой исторической хуйни, когда Гнойный в своем привычном амплуа подплыл к Федорову и говорил много несуразицы и бреда, что Мирон воспринял, как очередной тупой стёб. А сейчас что? А сейчас он вопреки своим громким словам, несётся на всех парах в больницу, чтобы... Чтобы что вообще?       Из раздумий резко выдергивает голос таксиста: — Приехали.