Пора возвращаться домой.

      Тревога не отпускает Мирона даже когда он быстро поднимается на третий этаж и почти срываясь на бег, преодолевает больничные коридоры. Мысли давят на черепушку, а вопросы без ответов лишь усугубляют положение. Ладони немного влажные от волнения и мужчина убеждает себя в том, что это просто жалость. Он искренне верит, что Слава за эти пару дней стал для него кем-то вроде младшего брата, но не более того. Да и что за бред испытывать нежные чувства к Гнойному, твою мать? Абсурд из какой-нибудь параллельной вселенной. Однако, ноги несут Федорова к нужной палате, которую указал Рудбой в сообщении. И сейчас совсем не хочется разбираться с тем, как именно Ваня это узнал. Сейчас хотелось услышать хорошие новости и дать словесных пиздюлей неугомонному мальчишке.       Фаллен хмуро салютует Мирону с угловой скамейки, когда тот выворачивает на всех парах из приемной отделения. — Нихуя ты торпеда. — Ваня, честное слово, пытался быть как можно дружелюбнее. Почему-то же Слава задружился с Окси, да и сейчас совсем не время, чтобы швыряться тупыми шутками и сраться.       Они не здороваются за руки и даже не произносят приветственных фраз. Нахуй формальности. — Что врачи говорят? — Тут же спрашивает Мирон, стараясь дышать как можно спокойнее и ровнее, дабы не палиться. Это больше походило на театр для него самого же, ведь Светло совершенно срать насколько сильно торопился и торопился ли вообще Федоров. — Говорят, что скоро Слава должен прийти в себя. Насколько скоро, не ясно. — Ваня жмёт плечами. Из всех он держался более стойко, что, казалось бы, не свойственно его пылкой натуре. В таких критических ситуациях, он умел взять себя в руки и сдерживать эмоциональные порывы. К тому же он верил в силы Славы, и что тот очнётся совсем скоро.       Светло с долей интереса смотрел на Мирона, а на языке крутился вопрос, задавать который он не станет. Тогда придется объясняться об их общении с Евстигнеевым, чего совершенно не хотелось. — Что именно его повергло в такое состояние? К нему кто-нибудь приходил? — Федоров присаживается рядом с Ваней и запрокидывает голову, упираясь затылком в холодную стену. — Хуй знает. Медсестра сказала, что около семи утра Слава нажал на кнопку, чего не делал никогда, а когда к нему пришли, он начал задыхаться, а после вырубился и до сих пор в отрубе. — Парень говорил спокойно, но голос едва заметно дрожал, и Мирон уловил эти ноты, он и сам, наверное, звучал примерно так же. Но ни одного из них это не волновало.       У Мирона жутко давило в висках и от напряжения, и от усталости, а Ваня сидел и клевал носом постепенно срубаясь.       О чем же таком Слава подумал или узнал, что все закончилось реанимацией? Вполне вероятно, что он случайно наткнулся на что-либо о себе, и, в итоге, стал рыться, но, в таком случае, он должен был все вспомнить. Ебанная круговерть в мыслях Федорова была прервана лишь благодаря зазвеневшему мобильнику. Светло поморщился и снова прикрыл глаза, сжимаясь. — Как ты, бро? Привезти тебе еды? — Рудбой сейчас был в небольшом отпуске, проводя все время дома, и поэтому, уже не зная куда себя девать, он собрался приехать в больницу. Ему похуй так-то на Славу, но не похуй на Мирона, которому, судя по всему, не похуй на Славу. Этот пиздец и замкнутый круг хуй распутаешь с первого раза. Поэтому, когда Ваня звонил Окси - это было, скорее, обычной формальностью, не более. Ведь он заранее знал, что поедет проветриться, да и Фаллена увидеть в живую, а не через камеру тоже был не против. — Нет, братан, спасибо. Я сам что-нибудь куплю если что, не парься. — Мирон искренне любил Ваню. За эти годы они стали настолько близкими друзьями, что можно запросто называться семьёй. И Федоров знал, что на отказ Охра среагирует мгновенно и, конечно же, примчится сюда.       Спустя час молчания и нескольких попыток посраться, наконец объявился Евстигнеев, на что Фаллен лишь картинно закатил глаза и ушел курить, кинув что-то вроде: "Ебанько, ты ещё собери тут всю свою шайку".       Рудбой усмехнулся и послал тому воздушный поцелуй, криво улыбаясь, но, получив в ответ средний палец, уселся рядом с Мироном и постарался забыть эту прозрачную улыбку Вани. — Тебе бы поспать, дружище. — Я бы с радостью. С радостью бы и дома сейчас находился. Но нихуя. — Окси безрадостно усмехается и поворачивает голову к Охре. — Это не моё дело, но после того случая ты сам не свой. Неужели поцелуй Гнойного разбудил в тебе принцессу Оксану? Что за хуйня творится? — Ваня не давил, он точно знал, что это бессмысленно и Мирон нихера не скажет сейчас, но ответ удивил не столько содержанием, сколько его наличием вообще. — Банальное уважение, Вань. Я, как баттл-мс оценил потенциал Гнойного, поэтому приехал к нему. — Пятый раз? — Не суть. Мы не друзья, если ты об этом и тем более, бля, смешно сука, не любовники. - Мирон ухмыляется и искренне верит в свои слова, поэтому и Ваня лишь жмёт плечами и делает вид, что верит.       А поцелуй...а что поцелуй? Федоров редко вспоминал этот момент, а если быть честным, то последние несколько месяцев уже и думать о нём забыл.       "Казалось, что бар резиновый: вместить в себя столько народу и не треснуть по углам. Дышать в этой толпе было в прямом смысле нечем, кроме перегара, запахов вейпа вперемешку с сигаретами, потом и духами. Вместе это всё вызывало тошноту и желание выйти на улицу, которому поддался Мирон и, только сделав шаг в прохладу, тут же сделал первый глубокий вдох. Прохладный Питерский ветерок обдавал разгоряченое после баттла тело и совсем слегка отрезвлял. Федоров прислонился к бетонной стене и, пошарив по карманам, достал пачку сигарет. Первые пара затяжек отдавались горечью в горле, вызывая короткий кашель. Проеб, конечно, был эпичный. Так лохануться...       Мирона это немного задело, стоит признать и он медленно курил пытаясь проанализировать прошедшее событие.       Гнойный удивил своей осведомленностью. Слишком много информации, которая давно лежит на самом дне, о которой и сам Окси давно забыл, но Гнойный, сука, откуда-то все знал. Будто всю жизнь ходил по пятам со свечкой. Про форум, про Шокка. И ведь, будто специально, именно такие старые моменты, вырванные из контекста биографии преподнес, перевернул, как ему было выгодно и в рожу швырнул. Технично, весьма. — Ты ж бросал курить.       Мирон обернулся на уже успевший врезаться в память, голос и слабо ухмыльнулся. — А я смотрю, ты все обо мне знаешь, как истинный фанат, да, Гнойный?       Слава как-то угашено смеётся и буквально падает на скамейку, которую хер пойми кто и зачем вынес, а Мирон благополучно ее не заметил.       В руках у победителя был полупустой стакан пива (который по счёту?), а сам он, почти не моргая и не переставая лыбиться от уха до уха, смотрел на бывшего оппонента. Судя по всему, отметить свою пятерку, так сказать, он уже успел неплохо и сейчас с трудом держался ровно даже в сидячем положении. Хотя то, как он развалился на лавочке даже отдаленно не похоже было на то, что он сидит.       Мирон молча докуривает и уже собирается идти обратно, но Карелин дёргает его за руку, вынуждая сесть рядом. — Хули тебе надо от меня, Гнойный? — Федоров немного напрягся. Настроение итак было хуже некуда и со Славой лясы точить совсем не хотелось. Вопреки всем ожиданиям, у Мирона не было какой-то, свойственной оппонентам, ненависти или злобы. Парень честно победил, только вот стоило догадаться, что троллить он будет ещё долго со всем своим выводком Антихайпа. — С тобой только посредством баттлов можно общаться что-ли? Или брезгуешь ещё и одним воздухом со мной дышать? — Слава говорил немного заплетаясь и больше, чем обычно растягивал слова. Судя по виду его тащило не хило. — С каких это пор тебя стали интересовать светские беседы? — Федоров вздыхает и снова подкуривает. Нервы ебучие. Натянуты, как струны на гитаре, которые вот-вот и лопнут, прогремев и захватив все вокруг подобно ядерному взрыву.       Слава точно повторил движение Мирона и тоже закурил, но поморщился и откинул сигарету куда-то в сторону. Тошнит. — Ты, блять, из меня быдлана не делай. Я тебе тоже могу сейчас нацитировать всяких Кафку и Ницше. Синк эбаут ит. — Парень опять смеётся и от этого смеха Мирону становится не по себе. Он смотрит на Гнойного и подумывает, что нужно позвать кого-нибудь из его ебанутых друзей, чтобы забрали это тело и унесли подальше.       Не успевает Федоров сориентироваться, как широкая и горячая ладонь Славы оказывается на его шее и давит, вынуждая нагнуться. Буквально секунда и губы Карелина впиваются в его собственные неожиданным поцелуем. Слава не пытается быть осторожным, он целует напористо, мокро и как-то даже собственнически.       Мирон опешил и даже буквально на пару секунд расслабился, отвечая на странный порыв парня, но быстро спохватился и оттолкнул его, готовясь прописать в нос наглому уебану. — Ты, блять, совсем ебу дался? Какого хуя, блять? — И без того большие глаза расширились ещё сильнее, делая их по-совиному круглыми и Слава не удержался от короткого смешка. — А какого хуя обычно кого-то целуют?       У Мирона, буквально, взорвался мозг, когда до него дошло сказанное Карелиным. — Это что шутка такая? — Хуютка, блять. — Слава с трудом поднимается и залпом допивает своё пиво. — Сори, бро, но я не гей. Так что иди-ка ты нахуй с такими движениями.       Мирон резко соскакивает со скамейки и заходит обратно в бар, направляясь к своим."       С этого вечера он больше не видел Славу, а он и не пытался встретиться или даже списаться. Это не казалось странным, напротив, было правильно.       Федоров не знал, как там поживает парень до того, как Охра донес ему о том, что Карелин загремел в больницу.       Несколько дней Мирон размышлял, стоит ли вообще навещать Гнойного, но все же решил сходить, и вот во что это всё вылилось.       Это было бы смешно, если бы не было так грустно. Кажется, в какой-то из книг Федоров натыкался на такую фразу и сейчас она была как нельзя в тему.       Фаллен вернулся спустя минут двадцать, но не сел рядом с Ваней и Мироном, а приземлил свою тощую задницу на кушетку напротив.       Толку сидеть тут не было. Все это понимали, но отчего-то никто из них троих даже не сдвинулся с места.       Мирон безучастно смотрел в потолок, прокручивая в голове разные моменты жизни. Два Вани делали вид, что вообще ничем не связаны. Фаллен закатывал глаза и отводил их в сторону, когда Евстигнеев писал ему сидя, буквально, в паре метров от него.       Время тянулось, хотелось уже начать биться об стену. Светло-таки уснул, скрестив руки на груди и вжав голову в плечи, Охра во что-то рубился на телефоне, периодически поглядывая на Ваню, а Мирон просто сидел и пытался самого себя понять. Пытался распутать этот клубок мыслей, которые оплетали мозг и отдавали головной болью. Мимо парней пробежал лечащий врач Славы и быстро скрылся за дверью реанимации, что заставило Федорова подпрыгнуть на месте и тревожно глянуть на резко проснувшегося Фаллена.       Вопреки самым дурным ожиданиям, Виктор Владимирович появился в коридоре с лёгкой улыбкой на лице и сообщил: — Пациент пришел в себя.