I don't know why but I guess it's got something to do with you To do with you
– Чтоб я еще раз сюда приехал, – ругается Хакс прямо перед дверью, заносит руку и легонько проходится пальцами по дереву. – Войдите, – тут же откликаются с той стороны, и Хакс давит ладонью, осторожно отпускает ручку. За широким столом в главном помещении Стэйтсмена много пустого места – оно отдается болью в сердце, ведь точно так же опустели ряды Кингсмен после тотальной зачистки от Поппи. Хакс замирает на пороге, как того требуют нормы этикета, медленно обводит просторный зал с ростовыми окнами внимательным взглядом. Задерживается глазами на картинах на стенах – наверняка, тоже отцы-основатели – и наконец натыкается на ответный заинтересованный взор. – Шампань, – представляется невысокая, стройная женщина. В руке у нее ковбойская шляпа, и она не упускает момент подмигнуть Хаксу, когда он смотрит на нее в недоумении. – Я тут за главного. – Я знаю, – коротко отвечает он: Артур просил его быть вежливее по отношению к этой прекрасной леди, и, о да, он наслышан о ней. – Бедивер. – В курсе о том, кто ты, сынок, – залихватски бросает Шампань, и в глазах у нее – удивительно знакомых – плещется веселье. – Проходи, садись. Пришла пора поговорить за жизнь. Хакс садится на указанное место, выпрямляет спину – идеально ровно, так, что Кайло бы наверняка ввернул что-нибудь про глотание колов, – но ему так спокойнее под этим выпытывающим, пристальным взглядом. У женщины волосы крепко скручены в витиеватую высокую прическу, и выглядит она поразительно изящно для типичного образчика американской культуры, хотя Хакс этим не ошарашен. Он подготовился, слишком хорошо подготовился – так что знает и ее настоящее имя, и немного из обширной биографии, – и ее хитрая улыбка не пугает его до мурашек. – Хакс, – просто говорит она, присаживаясь во главе стола. Шляпа ложится рядом, и сразу становится ясно, что она не больше чем обычный атрибут, безделушка, а не деталь гардероба. – Выпить не предлагаю. – Не стоит, Лея. Кивок дается легко: насколько бы странным не считал Хакс их собратьев-агентов, ему почему-то начинает все больше казаться, что Шампань – самая адекватная из всех, кого он встретит за сегодня. И вообще за все время – ох, черт бы побрал Эггзи и его идею про заимствование опыта! – пребывания в стенах Стэйтсмен. – А ты мне нравишься, – улыбка из хитрой превращается в лукавую, – вот прям уже заранее нравишься, Рыжик. Да и Гарри говорил, что ты – просто кладезь знаний. Все твои достоинства нам расхвалил, пока договаривались. Сказал, что кандидата профессиональнее для обучения не найти, и тот месяц, что ты у нас работать будешь, вообще называл чуть ли не лучшим за всю историю нашего агентства. – Думаю, он преувеличивал. Хакса передергивает от одного только обращения – слово режет слух, проникает в сознание и давит на подкорку. Так фамильярно его называл только Кайло, и ладно, хрен с ним, этим неотесанным, взрывным болваном, но Лея! Когда сам лидер братской организации начинает с первых же минут знакомства припоминать тебе цвет твоей шевелюры – это нельзя считать хорошим достижением. Или вообще достижением. – А мы вам Текилу сплавили, – смеется Шампань: легко и светло, и ее слова, вроде бы и простые, и грубые по сути своей звучат остро и тонко, почище любой высокопарной фразы, – пусть поучится уму-разуму чуток. Верно говорю, Рыжик? – Возможно, – уклоняется Бедивер и ослабляет галстук, чуть изменив позу. – И прошу Вас, называйте меня Хакс. – Хакс, – тянет Лея, словно пробует вкус его имени на языке, а потом отрицательно качает головой: – Даже несмотря на то, как крепко ты сбит, рыцарь, тебе не идет. – Бедивер? – Позывной – и тот звучит куда интереснее твоего короткого «Хакс», – кивает она, – но если хочешь… Каждый сам себе голова. Впрочем, – держит паузу, будто задумавшись, – мы отвлеклись. Вернемся к теме разговора. – Да, пожалуйста. Солнце поднимается за окном, и его косые лучи пронзают стекла, высвечивают столешницу и пальцы Хакса, играют бликами на коже, поднимаются выше по плечам, шее, лицу. Слушая объясняющий монолог Леи – мол, что тут и к чему, и зачем, и что от него ждут – Хакс отстраненно думает о том, какую шутку отпустил бы Кайло, заметив, как вспыхивают на солнечном свете его волосы. И отпустил бы вообще. Наверное, просто бы фыркнул возмущенно-восхищенно, лапищу свою немытую протянул – а Хакс ушел бы от прикосновения. – Пойдем, покажу тебе все отсеки, познакомлю, с кем надо, – Шампань поднимается из-за стола, и Бедивер торопится застегнуть пуговицы на костюме, встать рядом. Возле Леи – а она ниже его на целую голову – он кажется, наверное, длинной рыжей жердью, заключенной в жесткую ткань, как в доспехи. – Неплохой костюмчик, – комментарий возникает точно тогда, когда Шампань дотрагивается до его рукава, отворяя входную дверь. – Благодарю. Хакс педантично останавливается и, как велит кодекс джентльмена, пытается пропустить даму вперед. Но та лишь показывает ряд белых зубов в ответ на его жест, подталкивает в бок и громко хлопает дверью за своей спиной. – Стэйтсмен – это тебе не Кингсмен, привыкай, Рыжик. Хакс переводит дыхание только в лифте – специальной капсуле овального строения – и мысленно молится всем своим предкам, чтобы вынести это испытание. А еще обещает сам себе отпустить какую-нибудь колкость в адрес Эггзи, чтобы в следующий раз (если он вообще до него доживет) отдуваться пришлось ему. И словно случайно ловит себя на том, что думать о Кайло – тоже табу. Особенно теперь, когда четко стало ясно, что быть напарниками им предстоит еще как минимум месяц. Допустить повторения того, кхм, акта, как в аэропорту, Хакс не может.***
Стэйтсмен оказывается больше в разы. Он состоит из множества этажей, ловко маскируясь под алкогольный завод, и винодельные отделы мастерски мешаются в нем с отделами для механиков, изобретателей, статистов агентства. В подвальных помещениях находятся тренировочный зал и отсеки для координаторов, своя учебка. Хакс застывает напротив стальной двери корпуса, долго жжет ее взглядом, а внутри него ворочаются тяжким ворохом собственные воспоминания. Испытание водой, долгие пробежки посреди ночи, прыжки с парашютом, стрельба на выносливость и верный четвероногий друг – английский пойнтер по кличке Брендол. Его умная морда и коричневые пятна на шерсти яркими вспышками разгораются в памяти, заставляют почувствовать себя капельку одиноко. Великий милосердный боже, он очень надеется, что Мерлин хорошо приглядит за его псом. – Координаторы, – отвлекает его Лея, уводя все вглубь и вдаль базы, петляя извилистыми коридорами и то и дело срываясь на рассказы о том, кем же было построено столь величавое строение. – Наши. Оба. Три рубленых фразы – и двое людей – возникают одновременно. Хакс протягивает ладонь, и за нее цепляется чужая, теплая и сильная. Девичья. – Джин, – он неспешно вглядывается в черты, а девушка напротив улыбается открыто и радушно. – Иногда можешь звать меня Рей. Убранные в пучок русые волосы, карие глаза, а по радужке бежит радость, и губы тонкие, подвижные. Да и вся она – как огонь: скорая, стремительная, движения быстрые и рваные. Хакс отмечает про себя, что, выпусти ее в поле, получили бы яростного, но смышленого бойца. – Иногда – это когда? – уточняет он, отпуская ладонь. При встрече в других обстоятельствах, ему кажется, Рей никогда бы не удалось принять за координатора и вообще человека, следящего за мониторами. Что-то тут не так. – Когда я не злюсь, – хмыкает она и отступает, освобождая место своему товарищу. – Или когда не в поле. «Мда», – думает Хакс, кивая. Хаос, который процветает в Стэйтсмене, закручивается в круговерть в его понимании, и это короткое «не в поле» ставит его на мгновение в тупик. – Биттер, – представляется мужчина в возрасте: седые волосы, усталый (откровенно заебавшийся) взгляд, вены проступают на тыльной стороне ладони. – Бедивер. – Приятно, – говорит координатор, а по лицу читается «возвращайся в Кингсмен» и «выйдите все, я задолбался». Хакс ловит детали, улыбаясь тактично и вежливо, на пределе своих возможностей, и никак не может определиться, какой из вариантов наиболее близок к правде. За спиной Биттера Рей делает Хаксу непонятные знаки, и он читает по ее губам настоящее имя агента. Кажется, оно звучит как «Люк». Рей начинает скандировать фамилию, но Хакс путается в слогах, а Биттер разрывает рукопожатие и резко отворачивается к компьютерам. Лея ненавязчиво ловит его под руку и толкает к выходу. На пороге Хакс успевает оглянуться, чтобы усмехнуться Рей, что уже увлеклась чем-то на мониторах и вернула на нос забавные очки. Она суетится и крутится вокруг электроники, как маленькая девчонка, очень восхищенная собственными способностями, и Бедивер с сожалением понимает, что все в Стэйтсмене – чокнутые до мозга костей. Но некоторые, отдельные личности, возможно, не очень враждебные. – Обкатываем ее и в поле, и по эту его грань, – поясняет Шампань, стоит им отойти на достаточное количество шагов. Предупреждая вопрос Хакса, она поднимает ладонь и продолжает: – Слишком импульсивная, огромное чувство задетой справедливости, тяга к геройству. Опасно. – Опасно, – соглашается Хакс, не выдирая руки из цепких пальцев американки. – А в команде не пробовали? – У нас много буйных голов, – Лея вздыхает, сворачивая вправо, к складу снаряжения. – Если всех их выпускать минимум парами – обеднеем. Пусть учится концентрироваться. У Бедивера чешется язык сказать, что обучение концентрации под руководством забившего на себя и жизнь координатора – не лучший вариант, но это было бы вопиющим недопущением согласно негласным правилам. Поэтому он глотает искристые словечки, внимательно осматривается в комнатах и старается даже дышать через раз. Где-то под ребрами все еще теплится мысль, что моргни он – снова окажется в родном Кингсмен. Где руководство держит рамки, и нет такой суматохи-непорядка-дезорганизации общей работы. – Жить будешь на квартире пополам с Бурбоном, – внезапно произносит Шампань, возвращаясь к лифту. – Времена сложные не только для вас, британцев, так что дружно затягиваем пояса. Хакс заторможенно изображает согласие и понимание – или что-то вроде того, внутренне переживая взрыв. Все преграды, что он строил вокруг себя после той миссии с Кайло, дают трещину, а четкие убеждения и многодневная профилактика с самим собой рискуют сойти за сомнения. Хорошо, что они сейчас в лифте, и его поверхность не отражает его лица – иначе бы он, скорее всего, сгорел бы от стыда за свою физиономию. Рыцарь не должен реагировать, рыцарь не должен злиться… Перед глазами встает Рен во всей его красе – в приступе истерики крушащий черепа и бутылки, распаленный и черноволосый, и органы тут же покрываются пленкой льда. Хакс нутром чует – такая компания не сойдет ему по нраву. – Отличная новость, – вынужденно улыбается он, но улыбка сходит за усмешку, кривую и натянутую. Хакс не спал трое суток подряд, так что самоконтроль сбо́ит, как проклятый, и, ладно, ему действительно за это стыдно. Сейчас главная цель для него – пережить эти чертовы «вступительные курсы», добраться до квартиры и выпить кружку (две, три) обжигающе горячего кофе. Черного, как его душа, вот да. – Можешь, конечно, поселиться с Бренди и Абсентом, – улавливает его настроение Лея, когда двери лифта плавно уползают в стороны. – Но, скажу честно, – она оборачивается на ходу и очень интригующе хихикает в кулак, – вряд ли этим парням нужен кто-то третий. – М? «Крепкие сорта спиртного», – успевает заметить Хакс, прежде чем видит этих самых агентов вживую. Они поднимают руки и машут Лее от парадного входа в агентство, и выглядит все это настолько мило, что Бедивера едва не выворачивает от приторности происходящего. Такое чувство, будто он погостить к любимой тетушке приехал – а не обмениваться опытом с такими же опытными специалистами своего дела, как и сам. Абсент и Бренди и на поверку оказываются тяжелого градуса. Они первыми предлагают рукопожатие, трясут ладонь Хакса бодро и с энтузиазмом, а представиться решают настоящими именами. – По, – хмыкает Абсент, хлопая его по плечу, – По Дэмерон. – Отличный пилот, – добавляет Шампань, глядя на агентов с такой теплотой, словно это не ее бойцы, а дети. – Финн, – братается его напарник, светя улыбкой во все тридцать два. – Много слышал о тебе, – его рука жжет даже сквозь кожу перчаток Хакса, – и, признаться честно, меня порой пугают твои методы. – Они действенные, – парирует Бедивер, понимая, что называться нет смысла. О нем уже в курсе, очень хорошо в курсе. – Никто не жаловался. – Да уж, цели не пожалуются, – ржет Дэмерон и вдруг как сбивается, торопиться начинает: – Мы это, в связке часто работаем. «И живете, судя по всему, тоже», – рвутся слова, но Хакс сдерживает себя усилием воли. То, что его новые сотоварищи по службе вызывают легкую неприязнь, вовсе не их вина. Возможно, самим-то им отлично приходится со всеми этими лишними касаниями-объятиями-покрикиваниями, но Хаксу, десять лет прослужившему в совершенно иной среде, приходится приживаться как заново. – Здорово, – кивает он. – Надеюсь, однажды увижу вас в деле. – Конечно увидишь, бро, – кулак По врезается в предплечье, и это вроде бы должно быть дружеским жестом, но Бедивер не вздрагивает только божьим промыслом. – Для того ты и здесь. Уверен, это будет крутой месяц! – Надеюсь, – силы постепенно сходят на ноль, и Хакс оборачивается к Лее. Возможно, недостаточно медлительно для спокойного образа жизни. Шампань внимательно оглядывает его с ног до головы, и – ему кажется? – ее взгляд говорит нечто вроде «держись». Хаксу чудится в ее глазах забота, которой он давно не ощущал, но он быстро отсеивает эту мысль как недееспособную и переутомленную. Он и сам, весь, переутомлен – и, наверное, Лея читает это по его лицу, по неестественно уж прямой фигуре. Ее черты вмиг смягчаются. – Пора расходиться, ребята, – бросает она и всучивает Хаксу в руку ключи, называет адрес. – Как доберешься, надень очки. Попрошу Джин стабилизировать систему под тебя. Бедивер благодарно прижимает связку к груди, прячет в карман и нарочито-прогулочным шагом выходит из здания. Окрик Леи догоняет его уже на первых ступенях: – С первым днем! Он готов поспорить, что она улыбается – как и, впрочем, почти все здесь, – а еще, что после этих трех слов наверняка шепотом договаривает «Р-ы-ж-и-к».***
Хакс добирается до квартиры в сумерках – Стэйтсмен неплохо шифруется, и несколько комнат на двоих для них с Кайло находятся на другом конце города. Он аккуратно разувается в прихожей, сразу отмечая разбросанные по всему коридору ботинки и кроссовки своего соседа, проходит на кухню. И, наконец, переводит дух. Первый день «перестажировки» еще не закончился, а он уже чувствует себя как изрешеченным в пыль. Опускается на стул, с усталостью глядя на клетчатую рубашку на стуле напротив. Кажется, за время разлуки он успел немного позабыть Кайло – но эта вещь помогает ему вспомнить о неаккуратности, расхлябанности своего напарника и его явном нежелании соблюдать правила. Даже своего агентства. – О, вернулся, – Рен выходит на кухню в мешковатой футболке, волосы свисают по обе стороны его лица, и Хакс успевает заметить единственную приятную за весь день вещь: он тоже заебался. Сильно. – Не могу сказать, что безумно рад тебе, бро. – Все взаимно, Рен, – вздыхает Бедивер и не сводит глаз с напряженной спины Кайло, шаркающего у плиты. Когда перед ним на стол с грохотом приземляется кружка растворимого кофе, Хакс выныривает из долго созерцания обстановки. – Знаю, что твоя придирчивая душонка жаждала не этого, – фыркает Кайло и опускается на краешек стула. Под глазами у него залегли темные круги. – Но подобная растворимая хрень – лучшее, что можно найти в этих стенах. Как говорится: добро пожаловать, Г-е-н-е-р-а-л. Придется немного надорвать спину ради новой должности. Рен салютует ему кружкой, даже не собираясь размениваться на банальные, чрезмерно обычные для них как для шпионов «здравствуй». Отхлебывает – тягуче-медленно, запрокинув голову, так, что Хакс цепляется взглядом за бегающий кадык, – а потом встает и уходит в гостиную. Вскоре там начинает фонить телевизор и, кажется, Rammstein. Немного подумав, Хакс делает долгий глоток, ослабляет галстук, активируя очки. Из них доносится веселое и приветственное: – Скоро все будет готово, Бедивер! – Спасибо, – Хакс подходит к окну, досконально вглядывается в дома по их узкой тихой улочке, – Рей. И отключается. И покидает кухню.***
Первая неделя проносится бушующим вихрем: за смертоносные семь дней Хакс узнает, что при Абсенте никогда нельзя говорить слово «революция» и «бунтарь» – ему нещадно рвет крышу, и он пытается взять бесконтрольную ситуацию под свое командование, веря интуиции и сердцу, а не холодному расчету. Финна не стоит оставлять в отделе механиков – он давно, оказывается, скорешился с Роуз, местным Вермутом (господи, зачем позывные механикам?), и вместе они способны на масштабный план по захвату мира в рамках учебной миссии. С Джин интересно и опасно выходить в поле – она способна на непредсказуемые шаги, от которых Биттер, обычно направляющий агентов по наушнику, смачно ругается, а его ладонь, мерно выстукивающую по столу дробный ритм можно услышать на другом конце Галактики. Хакс сходит с ума от спонтанности коллег и каждый раз помышляет об уходе при очередной неудаче – но стабильно остается на месте, чтобы начать с начала. Их не посылают на серьезные миссии, все задания, что выпадают на их долю – обычная учебная мишура, но настолько сложно Хаксу не было еще со времен военки до Кингсмена. Люди в Стэйтсмен оказываются неплохие, душевные и многогранные внутри, но периодически дающие сбой в поле. Теперь Бедивер не удивляется стремлению Шампаня ставить своих подчиненных в пары при работе. В командном строю возможность их ошибки начинает падать вниз, но тяжелые времена наступают на пятки – апокалипсис личного разлива Поппи Адамс хорошенько выкосил агентов по обе стороны океана, и с их непредсказуемостью необходимо бороться. – Кофе! Хакс начинает пить – нет, он не скатывает до спиртного, но плотно сидит на кофеине и природном упрямстве. Он шнурует оксфорды все туже, начищает до блеска пуговицы и в свободные часы учится у своих товарищей интересным фишкам по-американски. Кайло показывает ему клюшку для гольфа и теннисные мячики-гранаты, демонстрирует шайбы-камеры на дистанционном управлении, а еще горделиво знакомит с секретами обращения с револьвером. Когда Хакса одолевает бессонница, он приходит в главный офис агентства, где каждый раз, стабильно, встречает Фазму. У нее строгий позывной "Коньяк", рост под два метра и светлая голова – почти единственная в округе. Они разговаривают белыми вечерами – город слишком яркий и шумный, чтобы воспринимать это время суток как ночное, – делятся байками из рабочей среды. Атмосферу между ними можно трактовать как благоприятную, сдержанную, и, ладно, допустим, Фазма – действительно та, с кем Хаксу более-менее спокойно. У нее за плечами похожий опыт, и она относится к нему без смеха и подозрения. Военное прошлое роднит, решает Хакс, замечая себя за тем, что Фазма ему нравится. Агентское прошлое роднит, смиряется он, понимая, что не испытывает прежней ненависти с оттенком высокомерия по отношению к американцам. – Может, все-таки чаю? – интересуется как-то Мерлин, которому он стабильно отправляет отчеты в начале и середине недели. В его голосе можно различить сочувствие, но Хакс отрицательно мотает головой, и в руке у него испачканная кружка – такая, какой ее оставил Кайло, улетая в Огайо. По черному боку ползет веселая надпись «Да пребудет с тобой Сила!», и Бедивер уверен, что это фраза из какого-то мегапопулярного кино, но он, честно, даже не задумывался над ее смыслом. – Переживу, – отмахивается он от детекторов в очках и, подытоживая, завершает электронный документ. – До следующей связи. – Удачи, Бедивер. Хакс иронично фыркает – со всеми его злоключениями ему лучше желать не удачу, а терпение. Даже у такого, как он, оно имеет свойство заканчиваться.***
– Я не поеду, – слышит он, не успевая приблизиться к кабинету Шампаня. – Ты слышишь меня? Я не поеду. Это такая же дурацкая идея, как оставить меня дядюшке Люку присмотреть за мониторами! Хакс опускает занесенную для стука ладонь – подслушивать неправильно, но что-то внутри так и тянет встать потише и вытянуться в струну. Кайло явно горячится с той стороны деревянной створки, и он не особо завидует Шампань, потому как последние дни у него не было срывов – а это значит, что разрушительная энергия, которой Рен живет, копится где-то внутри него и готовится вот-вот высвободиться на свет. – Бен, – ласково произносит Лея, и голос ее ниже и нежнее, чем обычно. – Ты ведь знаешь – так надо. – Оставь это «Бен» при себе, – Кайло плюется как ядом, его тон становится более сиплым и менее различимым с каждым словом. – И не думай, что тебе удастся так легко меня заставить, мама! В конце предложения Рен едва не срывается на крик, и напряжение, забившее вены, толкает Хакса шагнуть через порог без стука – он просто открывает дверь и входит так, словно еще секунда, и что-то может случиться. Может, конечно же, может – Кайло за шаг от возгорания, и Хаксу почему-то кажется, что не допустить это очень важно. – Прошу прощения, – произносит он и видит, как Бурбон сдувается: прямо как спущенный воздушный шар. Щеки его пылают алыми пятнами – и, наверное, эта смесь смущения и ярости отражается где-то на ушах и шее Бедивера, как ни старается он себя сдержать. Последние слова напарника добираются до его мозга – и тут-то и наступает момент осознания. – Принимаю, – резко огораживает Лея, и не ясно, к кому из них обращено это слово. Они стоят друг напротив друга, как только выпустившиеся из школы зеленые дурачки, и Хакс понимает, насколько все это глупо – все: громадная зала, пустой длинный стол, два пылающий агента и их босс, – и заполошно успокаивает сердце. То выкручивает кульбиты в груди – непонятно отчего – вертится так, словно они снова одни, в темном углу аэропорта, и Рен нашептывает ему всякие нелепости. Надо собраться с мыслями, твердит он себе. «Не отключайся», – выдает суматошное сознание, но Шампань – как обычно – спохватывается раньше их. – Поступил сигнал, – говорит она строго, заранее не терпя возражений. – Ситуация сложная, поедете втроем. Координировать будут и Джин, и Биттер. «Беда», – понимает Хакс по ее поведению. «Огромная», – поправляет сам себя, утопая в неконтролируемой злости, что плещется в зрачках Кайло. – Конечно, – выдавливает на грани сипа. Конечно, потому что, кажется, у них не существует выбора. Конечно – потому что, наверное, он где-то недосмотрел. Выправил мозги в этом богом забытом агентстве всем, кроме главного своего «пациента».***
Работать приходится в горах – Хакс даже не удивлен. Они прибывают на базу какой-то больно деловитой шишки, и, о да, они знают достаточно, чтобы сразу открыть огонь. Миссия намечается сложная, но понятная – террористы, поехавшие с катушек, приказ не оставлять в живых и принести безумно важную флэшку с планом по очередному покорению мировых континентов. Хакс спрыгивает с вертолета прямо на голову кому-то из оппонентов, наносит точный удар ладонью, выворачивая кисть врага. Выстрел, второй – и тропа для его товарищей чиста. Кайло приземляется рядом, он мрачнее туче и грознее грома, а Фазма прикрывает тыл, стоя насмерть, словно стена. – Мы… – Хакс открывает рот, но Коньяк оказывается быстрее: – С вас флэшка, мне оставьте этих повстанцев, – ухмылка у Фазмы лютая, с такой лучше не спорить. – Осторожнее, – ойкает в оправе очков Рей, и картинка, которую Хакс собирал семь чертовски бесконечных дней, начинает складываться огромными кусками. – Я отвечаю за Коньяка. – Вас поведу я, – подкрепляет разделение отряда Биттер, и его голос (Бедиверу чудится?) звучит чуточку заинтересованнее, чем обычно. – Отрубайся. Джин исчезает со связи, переходя на личный канал с Фазмой, и Хакс вовремя кусает себя за язык, чтобы не ляпнуть ничего про должное отсутствие привязанности в рамках службы. Потому что говорить о нем тут некому – каждый агент Стэйтсмен себе на уме, и, похоже, наивно считает, что чувства делают его сильнее, чем он есть. Он об этом иного мнения, но его можно оставить при себе. – Дверь справа от вас, трижды налево, там пятеро, потом еще семь, – четко диктует Биттер, но Кайло обрывает поток информации: – Понял тебя, – и бросается вперед, не давая Хаксу даже шанса. И минуты – ему просто приходится кинуться следом, почти сломя голову, потому как смертельно необходимо не допустить, чтобы Рен, больное сознание, не полез прямо под пули. Они, в конце концов, команда. – Мальчишка, – злится, сбивая Кайло с линии обстрела на следующем же повороте. – Циник, – ответно кипятится Рен, обвивая руками для наиболее мягкого падения по ступеням лестницы. Хакс силится сказать что-то еще, но прикусывает щеку изнутри, пока катится кубарем, сбивая все со своего пути. А после подскакивает – и как-то становится не до разговоров. Враги валят со всех сторон, и, окей, они реально настолько отбитые, что в помещении становится кошмарно опасно. Хакс укладывает троих на подходе, четвертому засвечивает рукояткой револьвера точно в лоб и достает любимый пистолет. В игре на выживание повышаются ставки, Кайло бьется где-то рядом, и его движения столь стремительные, что за ними сложно уследить. В конце концов, они н-а-п-а-р-н-и-к-и. Он с этим даже смирился. Бедивер уклоняется от выпада, уходит в глухую оборону – и неожиданно выныривает вперед прямо перед решающим ударом, вцепляется в голень оппонента, швыряет его на пол. С диким хрустом разлетается осколками позвоночник, и Хакс, не дожидаясь наплыва еще одной волны, срывается на бег. Ловко отскакивает от стены, в воздухе заряжая противнику промеж глаз пяткой, кубарем падает под ноги следующему – и добивает метким выстрелом в сердце. Тратить заряды и движения впустую – не его стратегия. Зато Кайло дерется с громом и грохотом за них обоих, и иногда кажется, от него по коридору разлетаются ярко-красные искры. Может быть, это напряжение, а, может быть, слепят глаза неоновые лампы, но Рен носится тенью, и весь он – одна сплошная черная кривая, росчерком мелькающая то тут, то там. Хакс даже замирает на миг, очарованной смертельной красотой – безумным взглядом Кайло, разметавшимися волосами. Мощные кулаки крушат все на своей дороге, и звонкие удары плоти о плоть и сталь отдаются противным скрежетом. – Флэшка, – напоминает Биттер, и Хакс поспешно подбирает с пола пистолет. У них на очереди последнее помещение наземной базы в покрытых снегом вершинах – и он искренне надеется, что пуль хватит на всех тех, кого им доведется встретить. Кайло рыкает нечто вроде: – Мы помним, Люк, – и вырывает двери с петель. Дальше все проносится как в тумане. Хакс помнит только выстрелы, кровь на запястьях, запачкавшую идеальной белизны рукава, и предсмертный всхрип безымянного безумца, от беды подальше проглотившего флэшку целиком. – Буду резать, – совсем трезво объявляет ему Кайло перед тем, как вспороть тому живот. Но неординарную напольную операцию приходится прикрывать недолго – к ним прорывается Фазма, и как только она оказывается рядом, Хакс мысленно ставит напротив миссии галочку. Все, с хаосом покончено. Здесь. Только здесь. – С крещением, сэр, – вежливо гаркает Коньяк, когда они уже дожидаются обратного вертолета на площадке снаружи. Гаркает так весело, будто только что пережитое ими является в Стэйтсмене такой же нормой, как вечные выкрутасы Анвина на миссиях – в Кингсмене. Хаксу остается лишь закатить глаза, отряхивая кровь с перчаток. Он наконец вспоминает – жилами, венами, всем телом, – какого это, снова оказаться в поле. В новом поле, с совершенно новыми людьми. Под боком судорожно восстанавливает дыхание Рен, и глаза его под оправой очков-авиаторов светятся ровным, тихим светом.***
Вернуться в норму удается только в квартире. Хакс вливает в себя кофеин литрами, пока не становится дурно, а после отправляется отмокать под душем. Словно его холодные капли способны смыть с тела синяки и воспоминания о безумствах сегодняшнего дня, ха. Наивный. Боже, как же в Америке все иррационально. – Живой? – в ванную просовывается голова Кайло, и его волосы висят взъерошенной копной. – Слышь, Рыжик? Волнение все еще бередит жилы, скручивается внутри в тугой-тугой узел, вяжет вены как крючком, оставляя после себя следы. Хакс кусает губы, чувствуя: Рен в ванной сейчас явно лишний, ненужный... нежеланный? Самообладание идет трещинами, и перед глазами всплывают неудобная кровать и пес из далекой Англии. Гребанная идиотская перестажировка, ему куда лучше жилось без нее. Лавина из сумбурных чувств, эмоций накатывает с новой силой – и окончательно хоронит под собой. С ними попросту не совладать обычными методами, как бы он ни пытался. А жаль. – Х-а-к-с? – давит Кайло, и голос его слышится как голос человека, почти пришедшего в норму. Это становится последней каплей. Прозрачные заслоны душевой кабинки отъезжают в пазы по одному мановению руки, и Хакс по привычке выпрямляет спину. У него на предплечьях и плечах змейками вьются давнишние шрамы, и Кайло – чертовски заметно – прикипает к ним взглядом, не может оторваться. Бледная кожа под водой блестит, едва приметно расчерченная точечками-веснушками. И редкие родинки прячутся на шее и вниз, дорожкой, от груди по бокам, все ниже, прямо к узким бедрам. По взгляду Кайло можно понять: он считает это... к-р-а-с-и-в-ы-м? – Зайдешь? – хрипло произносит Хакс, и лицо Кайло, его расширившиеся зрачки, и радужка, из шоколадно-теплой ставшая полностью черной, отвечают ему куда раньше, чем сам Рен открывает рот. – Да. «Да» – бросает коротко, но так емко, что осознание бьет кувалдой где-то на периферии: он закрывался, стреножил свои желания не один. Совсем не один. Хакс убеждается, когда Рен забирается под струи воды, как был, в растянутой футболке и джинсах, прижимается к его губам яростно, требовательно, кусает и лижет. А еще – опять – шепчет между поцелуями: – Ты, блять, стал мне константой. Хакс догадывался об этом и сам: за те дни, что он здесь, Кайло держал свой гнев в руках и ни разу не сорвался. Удивительное дело. – Я знаю, – вздыхает он, вгрызаясь в ключицу над воротом. – Я знаю, Рен. Наверное, все взаимно, Рен. Настолько взаимно, что страшно.Dangerous Your love is always dangerous And now I'm lost in us We're living in a lying trust