Oh, hush, my dear, it's been a difficult year And terrors don't prey on innocent victims
Эта миссия – под его юрисдикцией, и Хакс готовится к ней на протяжении нескольких недель денно и нощно. У него несколько болит голова, и уже практически не помогают таблетки. Он уговаривает себя: ну же, еще немного. В конце концов, за плечами сейчас целый мир, и нет никаких прав просчитаться. – Сэр! – Навигатор, тот самый, молоденький, появляется на пороге его покоев четко в двенадцать. Кажется, события месячной давности произвели на него сильное впечатление. Что ж, Хакс умеет быть убедительным. – Вас ждут на командирском мостике. Хакс кивает, незаметно пряча оранжевую коробочку в карман. Эта проблема – тоже только под его юрисдикцией. – Пройдемте, – он выходит в длинный, как кишка, коридор. Лампочки над головой едва различимо трещат, и возникает сюрреалистичное ощущение пустоты. Оно гложет Хаксу нутро, засасывает все органы в дыру, перемалывает на части. Ему некомфортно, но он разводит лопатки, выпрямляет спину. Ровный, как чертова палка. Согнуться? Спрятаться? Нет. Он не может. Навигаторская рубка уже похожа на разозленный улей: она шумит, шевелится и в полумраке будто слипается воедино. Один одетый в черное орденец перерастет в другого, напротив – равнодушные бельма вычислительных машин, и эту кашу ни за что не разобрать. Они все – единый организм. Организм, ниточки управления которым сейчас находятся в руках Хакса. Хакс сглатывает. Перед внутренним взором – картинки-воспоминания: Кингсман, ветреные равнины Англии и задания, простые, понятные задания. Он защищал, он договаривался, спасал и убивал. Делал грязную работу, пока другие аристократы пили чай, и никогда об этом не жалел. Потому что знал – все во благо. Агентству, братству, миру. Он всегда знал, что поступает правильно. Пускай, иногда истина достигалась окольными путями, и Хакс марал руки по локоть, но в конце, в финале, торжествовала правда, и враги-суки умывались ею сполна. А сейчас… А сейчас у него заполошно стучит сердце, будто вместе с шагами вымеряя время до объявления удара. – Господа, – произносит Хакс, поправляя фуражку. Он не видит лиц своих подчиненных, но чувствует: все их пристальное внимание направлено на него. – Верховный Лидер одобрил план. Шепот в навигаторской рубке становится громче, слышны отдельные довольные смешки. Хакс закладывает ладони за спину, сцепляет пальцы в крепкий замок и подходит к краю командирского мостика. Пускай люди видят его – мелкого местного божка, вступившего в триединое начало: Верховный и два ученика, два посланника в черных хламидах, отринувших прошлое. Все это – словно некий культ: вчерашние адекватные люди, принявшие веру и добровольно забывшие в угоду ей самих себя. Хакс смотрит на них в ответ – бывшие агенты, переманенные шпионы, купленные боевики. Все они пришли сюда со своим прошлым. Но потом Верховный бросил «забудьте» – и они стерли его, решив строить жизнь заново. На чужих трупах, по чужим головам. Что обещали им? Во что они верят? В мировое господство? В то, что можно напоить и накормить досыта собственную алчность? Или в то, что Верховный Лидер и впрямь способен заменить высшее существо, бога, силу, могущество? Хакс не знает. Не уверен даже, что хочет знать. Он облизывает сухие губы – последнее время они постоянно сухие, гребанные таблетки, – и выдерживает театральную паузу. Обожание и страх – столпы, на которых он удерживает свою власть с момента появления здесь; и сейчас обе этих эмоции настолько осязаемы, что можно протянуть вперед руку и зачерпнуть их в горсть. Люди в навигаторской рубке (как и другие орденцы за ее пределами) панически боятся его, но вместе с тем возводят в ранг лучшего, совершенного. Они его замечают – и это именно то, чего Хаксу во время бурной юности так не хватало. Они следят за ним, раззявив бессовестные рты, внимают каждому слову. Он может вести их хоть на убой. Они пойдут безропотно, чеканя шаги. И это – самое страшное. От ощущения безграничности пьяной, дурной любви болит голова и вяжет глотку. Хакс думает: в таких условиях легко попрощаться с рассудком. Ведь удочка, приманка, настолько хороша. Ты значим, тебя любят, и целый мир ляжет к твоим ногам. Будь он чуть более юным – может, соблазнился бы. Поддался бы склизким мыслям о господстве над другими, о сладости власти, возможности вершить судьбы. Но так вышло, что у Хакса половина жизни как затянувшаяся кроваво-красная прелюдия, и конец ей предопределен очень давно. Он не согласен размениваться на другие. Верность – тоже манера. И настоящий мужчина не должен изменять принципам. Толпа между тем ждет. Она, замершая, взирает на Хакса снизу вверх, и он видит это в их глазах, выхваченных светом одиноких прожекторов: они в него веруют. Как в жреца древней религии, регулярно уводящего в дань богам самое ценное. Он – их иерофант. Они ждут его слова. Слегка покачнувшись на пятках, Хакс тут же находит опору. Прочищает горло, чтобы сказать: – Завтра, – негромкая речь эхом отлетает от застенок подвального помещения. Толпа молчит, обстановка накаляется. Хакс поднимает руку, затянутую в кожу черной перчатки. – Завтра мы ударим. Кингсману, Стэйтсмену и иже с ними больше нет места на этой земле. Секунда. Тишина лопается за одну-единственную секунду – просто разрывается хлопками и криками, кто-то восхищенно мычит. Он сказал то, что каждый из них ждал, и даже железная дисциплина не в силах противостоять эйфории. Солдаты – лучше сказать пешки – Первого Ордена ломаются под гнетом чувств, их штормит и гнет в разные стороны. Это и правда культ, – ловит себя на мысли Хакс, выжидая с положенное. Ему претит атмосфера душной, затхлой комнатки, полной безумия, но подать голос через момент – плохая затея. Пускай упиваются. Пускай представляют ошеломляющий триумф Первого Ордена, которому суждено (возможно) случиться уже через пару дней. Пускай. Хакс, наблюдая, как качает людское море, скучающе внимает часы. Они – небольшое напоминание о жизни «до». Старинные, с цепочкой и затертым циферблатом. Подаренные наставником в день, когда он вступил в ряды Кингсман. Старый Гавейн тогда как-то по-особенному хлопнул его, мальца, по плечу. Кажется, даже что-то сказал – что-то о том, как это важно, не забывать свои корни. Не забывать, кем ты был и кем можешь стать. Хакс тогда не воспринял его всерьез. Теперь он понимал его в полной мере. Крышка отщелкивается с легким пристуком. Под ней – стекло и медленно ползущая стрелка. Хакс задерживает дыхание, когда она неспешно сменяет круг. Достаточно. Он прячет часы в нагрудный карман, краем глаза замечая пристальный взгляд навигатора-мальчишки. Наверное, ему смешно – у генерала, их главного, часы как из прошлого века, – но Хакс не спрашивал и не думает спрашивать его мнения. Он – первый среди местного сброда. А у первого есть свои слабости. Или константы, лучше сказать. – Я счастлив, – Хакс начинает с шепота; и толпа, дрессированная, натасканная толпа, замирает; ему чудятся псы на месте людей, и псы эти покорно припадают на лапы, вжимая головы. – Счастлив, что вы разделили радость момента со мной. Мы долго работали, долго шли к нашей цели. Наконец пришло время претворить в жизнь последние планы. Он замолкает, переводя дыхание. Море внизу успокаивается окончательно, навигаторы занимают места перед компьютерами, нацепляют аппаратуру. Снова слышно жужжание машин, сине-красные неоновые точки и данные бегут по мониторам. – Будьте бдительны и терпеливы, – на лице Хакса не видно эмоций; его черты – маска, и ему слишком комфортно в этой личине. – Осталось немного. Рывок. Завтра мы переломим историю. Он резко разворачивается на каблуках, кивая сухопарому мужчине, недавно по личному указу Хакса назначенному главным на смене. Тот склоняется в ответ, но Хакс предпочитает этого не заметить. Толстая дверь уже смыкается за спиной.***
Целый день он проводит в кают-компании в окружении приближенных Верховного Лидера. Они еще раз сверяют планы, утверждают последние приказы для доверенных лиц, проверяют данные, переданные кротами из секретных шпионских организаций со всей Земли. Наконец, когда все сходится, появляется Сноук. Он садится во главе стола, прямо напротив Хакса, и его обожженное лицо кривится в усмешке все то время, пока подчиненные генерала рапортуют о завтрашних планах. Хакс внимательно следит за мимикой главы Первого Ордена, не в силах оторваться. И тем не менее, он чувствует себя пойманным врасплох, когда Сноук обращается лично к нему: – Итак, генерал, – пресловутое «мистер», случавшееся между ними в начале знакомства, давно перестало звучать под сводами Первого Ордена. Старик обращается к нелепому прозвищу так, словно это настоящий титул; но они оба знают: это лишь еще один способ утвердить свои права на его, Хакса, душу. – Резюмируете? Впрочем, Бедивер давно не мальчишка, пропустить лишние выпады в свою сторону для него проще простого. Хакс встает, одергивая шинель за края. Его внешний вид – это имидж темной звезды, и ни одна деталь не должна выбиваться из общего плана. – Верховный Лидер, – старик склоняет голову к плечу, прислушиваясь, и Хакс искренне старается не думать о том, что он ощущает себя обнаженным под въедливым взглядом светлых глаз. – Завтра мы планируем высадку, цель которой – уничтожение особо опасных агентов Стэйтсмен и взятие в заложники Рей Скайуокер. Кайло Рен считает ее кандидатуру подходящей для Ордена, хочется верить, что небезосновательно. – Да, он обсуждал девочку со мной. Она подойдет нам, – глаза Сноука прожигают брешь в грудине, но Хакс продолжает держать идеальную осанку, – уж поверьте. – Служу Первому Ордену, – вместо согласия выдает Хакс, огибая по дуге прямоугольный стол. – Мы полагаем, завтрашняя миссия положит начало ряду сокрушительных побед. Вкратце он обрисовывает ситуацию, и старик с умным видом кивает на всякое предложение. Подчиненные – командиры, болванчики – вторят его словам, чем донельзя раздражают. Хакс в курсе: они – лишь бесполезная груда мяса, завтрашние или послезавтрашние отходы готовящегося мирового апокалипсиса. Сноуку на них плевать – уже сегодня он покинет страну, чтобы переждать начатую его же руками войну в безопасном месте, – и даже если они выживут, он не скажет им спасибо. Жаль, никто из них об этом пока не догадывается. – Вы талантливый человек, генерал, – на прощание Сноук жмет ему руку; сухая старческая ладонь, испещренная царапинами, рождает неприятные ассоциации. – Надеюсь, вы сделаете все, как нужно. Хакс поднимает глаза, выдерживая тягучий, давящий взгляд Верховного Лидера. Что это? Намек? Провокация? Старик снова проверяет его на вшивость? Он знает о настоящих планах? Силой воли Хакс заставляет себя тонко улыбнуться и распахнуть двери. Он насторожен настолько, что едва не забывает попрощаться с Верховным Лидером должным образом. – Служу Первому Ордену, – Сноук покидает кают-компанию первым. – Хорошего полета, сэр.***
Ночью на его пороге снова объявляется Кайло. У него кожа белее снега, а под глазами и носом залегли глубокие тени. Нервные пальцы сжимают дверной косяк, и он стоит молча, так и не решаясь войти. Тогда Хакс сам выходит ему навстречу, вытирая руки махровым полотенцем. Он только из душа, пахнет свежестью, но не бодростью. На губах еще ощутим горьковатый привкус таблеток, и ему хочется кричать и драться, потому что нервы напряжены до предела. – Что-то случилось? Кайло оглядывает коридор, убеждаясь, что поблизости нет часовых, а потом тянется к нему бесконечной рукой, цепляет пальцами воротник и силой заставляет приблизиться практически вплотную. – Здравствуй, Рыжий, – горячее дыхание опаляет шею, по позвоночнику пробегают мурашки. – Давно не виделись. Хакса, пытающегося взять контроль над собственным телом, пробивает крупная дрожь. Шепот Кайло стелится все ближе к ключицам, и это его «давно не виделись» разрывает едва зашившие рубцы где-то под венами. Звучит до неприличия интимно, честно. Трактуется как я соску-… Хакс обрывает сам себя. До боли зажмуривается: нет, не стоит. Он не готов тратить силы и на размышления об этом, стоя за шаг от мирового пиздеца. Он так на самом деле не хочет думать ни о чем. Он так-… К черту. – Ты… – Бедивер берет дыхание, не предпринимая никаких попыток уйти из нежданных объятий: Кайло, за службу у Первого Ордена еще шире раздавшийся в плечах, его просто так не отпустит. – Останешься? Рен отступает, отталкивается от него так рьяно, будто на одно это движение ушла львиная доля мощи. Заглядывает в глаза, потом прикасается к щеке. Прикосновение осторожное, трепетное. Б-е-р-е-ж-н-о-е. Осознание этого бьет по голове хлеще кувалды, и Хакс понимает – он с трудом держится на ногах. Кайло усмехается отчаянно и рвано, прижимается лбом на мгновение, следом за этим оставляет короткий поцелуй на скуле. – Не сегодня. Он уходит, не оборачиваясь, а Хакс остается у открытой двери, вперившись в одну точку. Тело – оголенный нерв, раздраженный, дергающийся, закоротивший сразу в нескольких местах. Ужасное, ужасное чувство. Мерзкое. Подчиняющее его всего, захватывающего от макушки и до пяток. Добирающееся до самых глубин. Хакс зло хлопает деревянной створкой со всей дури. Потом некоторое время стоит, прислонившись к ней спиной и прикрыв глаза. Он – порванный провод, и осталось совсем чуть-чуть до момента, как он начнет искрить.***
Ворочаясь в постели, он вспоминает их с Кайло первую встречу. Блядская ковбойская шляпа, соломинка во рту и громоздкие сапоги – вот что было на Рене, и, кажется, тогда он искренне верил, что сможет произвести на него сногсшибательное впечатление. Что ж, он и произвел. Только много позже. И вовсе не своей агентской выправкой, чего греха таить. Кровать пахнет хлоркой и стерильной чистотой, и год назад Хакс поблагодарил бы тех, кто убирался в каюте в его отсутствие. Но не сейчас. Сейчас он ворочается на постели, с яростью понимая, что все идет наперекосяк. И его собственные нервы – в том числе. Ему хочется Кайло. Здесь. В этой залитой сумраком комнате. Прямо сейчас. Твою-то… Хакс зло жмурится, прикусывая губу. И буквально заставляет себя заснуть.***
Раннее утро встречает его ярко-красными флагами в коридорах и построением всех находящихся на базе подразделений на общем плацдарме. Уже через несколько минут многие из них покинут Первый Орден и отправятся сеять хаос. Кингсман, МИ-6, Стэйтсмен, ФБР – на повестке дня, и это лишь начало списка. Хакс сам приложил руку к его составлению, и ему ли не знать, что взрывная волна Ордена способна уничтожить абсолютно все на своем пути. Сегодня она только набирает мощность, но когда станет необратима, то прокатится паникой и дальше, по Европе, в Россию, к восточным государствам. Ее бы задушить в зародыше, но случилось, что Хакс – фигура у самого жерла. И именно ему предстоит спустить курок пушки под названием Первый Орден. Но это ничего, это в порядке вещей. Он, как настоящий рыцарь, планирует прыгнуть грудью на баррикады, прямо под пули. Он выходит на мощеную площадку, возвышающуюся над плацем. Неторопливо обводит военные части внимательным взглядом: бойцы в черном, увешаны стандартным набором оружия, все как один стараются не дышать и не двигаться. Вот они, плоды их собственной подготовки, преумноженные на его зверские меры воспитания внутри Ордена, – армия идеальных людей-роботов. Хакс берет дыхание полной грудью и медленно, постепенно выдыхает через нос, поправляя рукава формы. Ему не впервой брать на себя командование, но никогда – в подобных масштабах. И при подобных обстоятельствах, кстати, тоже. Он поворачивает лицо к слепящему свету прожекторов – где-то справа мелькали камеры, Сноук наверняка указал задокументировать начало новой эпохи: – Этот день знаменует конец старого порядка. Хакс говорит тихо, не срываясь пока на повышенный тон или крик. Его голос и без того достаточно звучен, и он догадывается, насколько зубодробительно отзывается он в чужих сердцах. – Мы с вами свергаем режим, который потворствует разброду, гнуси, людским грехам. Бойцы застыли на просторной площадке как игрушечные солдатики, и их так много, что рябит в глазах. Хакс чувствует, как нутро сводит холодом. – В этот самый момент секретные службы всего мира снова и снова предают доверие простых граждан, тайком поддерживая прихоти узкого круга лиц. За время пребывания в Ордене Хакс успел уяснить главную истину Сноука, катаклизм, заставивший вертеться мясорубку человеческих душ – в любой проблеме виноваты спецслужбы. Обезоруживающе честная, простая, ошеломляюще глупая. Но святая для каждого из присутствующих здесь. Хакс предпочел не вдаваться в подробности связей самого Верховного Лидера с системами шпионажа и разведки, но выучил эту истину надолго. Предчувствовал, пригодится. – Некоторые из вас уже заняли исходные позиции, – продолжает он, повергнув толпу в состояние оцепенения. Они слушают его, как одержимые, и это действительно пугает. – До удара, что мы нанесем, остались секунды. Хочу, чтобы вы знали: созданное вашими усилиями оружие – эта самая армия – сметет ненавистные секретные службы, их бесценных агентов. – Его голос нарастает, взбирается к вершинам. Хакс почти кричит, и его уверенная речь мешается с природной яростью, злостью. – Оставшиеся признают власть Первого Ордена и запомнят этот день как последний день старого порядка. Толпа перед ним не шевелится, но Хакс чувствует их напряжение, знает, насколько натянут в них каждый нерв, как заполняет вены жажда крови. Люди – цепные псы, и именно он сейчас готовится спустить их с поводка. Хакс медлит с секунду, потом поднимает руку. Этот жест – отмашка, призыв, последний рывок, разрывающий существование на «до» и «после». Мосты сожжены. – Огонь! Плацдарм дергает, весь, целиком и полностью. Люди единой массой устремляются вперед и вверх в слитном сплоченном движении, и ответом на клич Хакса становится громкий возглас, единое, растянувшееся над базой Первого Ордена «о». – Во славу Первого Ордена! Крик звучит в ушах, разрывая перепонки, бьется гулко где-то под сердцем. Хакс слышит его мозгодробящие отголоски даже тогда, когда спешит к вертолету – у него, как у главнокомандующего, своя личная миссия. Бедивер надевает наушники, надеясь, что шум вертушки заглушит то необузданное, гнетущее, вязкое волнение, что поднимается вместе с криком из самых его глубин.***
Заснеженная база в горах, кажется, укрытие какого-то очередного злодея, обрубки-скалы выглядят так, словно он отсюда и не уходил. Совсем недавно Стэйтсмен разворачивал тут нападение, теперь же они защищаются. И от кого? Хакс рассматривает посадочную площадку, пока вертолет заземляется. Последние несколько часов он находился в воздухе, стараясь контролировать действия отдельных частей, но теперь ему придется вступить в игру. Бойцы Ордена выпрыгивают из других вертолетов, когда еще крутятся лопасти, и сразу же исчезают в жерле разломанных проходов. Они замечательно ориентируются в своей работе, эти натренированные убийцы, но Хакс совсем не завидует. Его пешкам недостает манер настоящих джентльменов, а еще мозгов – ведь вслед за рыцарями Рен полезли на прекрасно оборудованную базу. Такую и с превосходящей силой-то не взять, что уж говорить про отдельные налеты. Хакс спускается с подножки, дожидаясь, пока гул от вертушки перестанет отзываться в голове. Перед глазами – строчки, строчки, бесконечные строчки отчетов. Отдельным отрядам Ордена уже удалось переломить сопротивление ФБР; в Лондоне в трущобах активно ведется борьба с МИ-6. Устранены несколько агентов из ассоциаций, чьи названия Хакс уже забыл. Он делает шаг, зарываясь пальцами в полы черного плаща. Ему стоит отрешиться от всего этого. Правда, действительно стоит, ведь Шампань с самого начала предупреждала, чем обернется тяжба с церберами Сноука. Уроном, кровью, чьей-то жизнью. И если они хотят развалить организацию Верховного изнутри, стоит заслужить доверие. Приняв на свою совесть сотни мертвецов, да. – Доложить обстановку, – рычит он в крохотный наушник, уверенный, что его отлично слышно. На другом конце связи фонит, голоса различить удается с трудом. – Генерал! Ведем обстрел верхних этажей, рыцари Рен на нижних уровнях. Нас теснят! Хакс кивает сам себе, после снимает плащ. Холод, поселившийся во внутренностях с объявления приказа, мерзкой гадиной пробирается все дальше по венам, на его пути – почки, печень, сердце. Грудь сводит спазмом. Это ничего, – вновь уверяет себя Хакс. Уверяет и перезаряжает пистолет. Шестое чувство настоящего рыцаря подсказывает: через считанные минуты грянет кошмар. – Вызывайте подкрепление. – Но, генерал... – Вызывайте, я сказал!***
Гарь, копоть, пламя прямо в лицо. Опаленные стены убежища Стэйтсмен уже стали могилой для слишком многих. Агенты, обезумевшие от потерь и злости, будто ураганом сносят отряд за отрядом, косят их как траву. Хакс понимает: в воздухе пахнет жареным. Он старается сохранять бесстрастное лицо, но это крайне сложно, когда с обеих сторон, схлестнувшихся в конфликте, гибнут твои люди. Он отдает приказ отступить, заранее зная – Сноук его не простит. Заподозрит, почует, как дикий зверь добычу, низложит. Хаксу, признаться, в некоторой мере все равно. Несмотря на стальную выдержку, его нельзя назвать железным. Но он всегда был хитрым, и он обязательно постарается замести следы. В покрытых белой пеленой горах что-то оглушительно гремит и рвется, и в какой-то момент начинает казаться, что земля вот-вот уйдет из-под ног. Возможно, это агенты, держа линию баррикад, прибегли к крайним мерам. Хакса сейчас интересует другое. – Уходим! – рявкает он в динамик общей связи и мимоходом выслушивает, как отчитываются командиры подразделений, а потом вдруг осекаются: – Срочно! Черт, они оборвали нам связь! Субординация субординацией, но количество сейчас куда важнее. Хакс вырывает наушники из петлички, проводки вскользь бьют по оголенной шее над замявшимся воротником. – Держи линию, – он впихивает их кому-то из своего окружения, безмолвному солдату Ордена, затянутому в черное. – Постарайся достучаться до рыцарей Рен. И поднимайте вертушки как можно быстрее. – Но генерал!.. Обратные слова догнать его не успевают – Хакс, выхватив пистолет, скрывается в разинутой пасти базы. Мышцы поют от пробежки по коридорам. Конечно, он тренировался и будучи в Первом Ордене, но никакой спарринг с товарищем не сравнится с настоящим боем, с адреналином, который бушует под кожей и рвется наружу. Да, Хакс отлично контролирует свое тело, но все равно ощущает подъем. Святая корона, он так давно не был в поле. Справа, из-за поворота, выскакивает кто-то из стэйтсменских, и Хакс ловко уходит из-под линии обстрела. Он не ставит себе целью чье-то убийство, его задача – вывести орденцев, развести руками то, что развести невозможно. Он ныряет в боковой коридор и срывается за торопливый, рваный бег. Еще немного, ну же, он знает эти коридоры как свои пять пальцев, он не заблудится. – Уходим! – кричит он, срывая связки, замечая вдали своих людей. – Уходим! Воздуха отчаянно не хватает, и Хакс растаскивает людей, подталкивает их к выходам. Это ужасно, он чувствует себя словно воспитатель в детском саду, в руки которого вцепились беззащитные, бессильные дети, а у него недостаточно терпения и времени, чтобы быть с ними нежным. Вдвойне ужасно то, что он вообще думает об этом. Он размяк. Он безнадежно размяк.***
Хакс чудом добирается до нижних ярусов; то, что предстоит ему здесь, сплошное месиво из крови и костей. Агенты расстарались на славу, защищая свои жизни, и у Хакса нет возможности их обвинять. Он поступил бы так же на их месте, он рад бы находиться среди них прямо сейчас, но вынужден командовать атакой, способной их уничтожить. И все это – невероятный моральный груз. Ноша, тянущая его к земле. Хакс кусает себя за губу до крови, вынуждая забыть о нравственных тяготах хотя бы на мгновения. Его мундир сбился, тщательно уложенные волосы растрепались, на лице наверняка остались пыль и пепел, которым живет и дышит база в эти секунды. – Рен! – орет генерал, наугад продвигаясь по коридору. Тот похож на змеи-тоннели Первого Ордена, но весь светлый, что-то среднее между рыжим и желтым, и от обилия красок рябит в глазах. Хакс не привык видеть их так много в последние дни. Шум, гул раздаются со всех сторон, и Бедивер чувствует себя дезориентированным. Он ощущает время под рукой, оно, как вода, утекает сквозь пальцы, но не может понять, где искать оставшиеся отряды. – Ре-е-ен! – дергает скулы, заходится в беззвучном буме венка на виске. – Назад! Он уверен: Кайло его не слышит. Кайло где-то здесь, близко и одновременно далеко, зажатый между Орденом и агентством, свой среди чужих и чужой среди своих. Интересно, сколько человек в Стэйтсмен или Кингсман поставлены в известность об их двойной игре? Сказали ли Шампань и Артур своим подчиненным о «кротах»? Или Рену сейчас приходится противостоять не только агентской силе, но и агентской ненависти?***
Оказывается, приходится. – Твою мать, – сквозь зубы матерится Хакс, когда замечает завернутое в черную хламиду тело в конце очередного коридора-трубки. – Блять! Кайло на полу, и его плечи идут волной, не переставая покачиваться из стороны в сторону. Он лежит на животе, он явно сильно ранен, но перестает защищаться, перекатываясь из стороны в сторону. На полу остается неровный, но красивый алый след. Будто художник расплескал краски, а потом ушел, позабыв закончить полотно. Прямо над Кайло возвышается Рей, и вы только посмотрите на девчонку, ее движения так и пышут жаждой мести. Как же быстро вчерашний цветочек нарастил шипы… Хакс вообще не помнит ее такой. – Как ты мог предать агентство? – зло шипит она и замахивается каким-то обрубком, когда Бедивер, оставшийся незамеченным, прицеливается. Всего лишь в плечо, никуда больше. – Как ты мог предать свою мать?! Очевидно, переговоры или попытки завербовать Рей пошли прахом. Какая жалость. Он стреляет. Девчонка взвизгивает, ее отбрасывает на пару метров, и это его единственный шанс. Он уже слышит топот шагов. Нельзя терять ни миллисекунды. Хакс настигает Кайло, когда он переворачивается, и подает ему руку. Рен с кряхтением поднимается на ноги. Хакс замечает его ошарашенно распахнутые глаза, губы, перекошенные болью, и нелепо торчащие мокрые от пота волосы (какое счастье, что он отговорил его использовать на миссиях маску, все это безобразие выглядело бы в разы хуже). Кажется, Рен удивлен. – Стэйтсмен перерезал связь, – коротко бросает Хакс и ударяет приподнявшую голову Рей аккуратно в челюсть. Теперь помимо связи отрублена еще и она. – Уходим. Кто остался из твоих? – Четверо уже должны быть на поверхности, – Кайло приваливается к стене, едва они делают шаг, но упрямо давит: – Двоих потеряли. И Хакс закатывает глаза – конечно, гордые мальчики вроде Рена о помощи сами никогда не попросят. Поэтому он молча забрасывает руку Кайло себе на плечо и становится так, чтобы Кайло, хочешь не хочешь, был вынужден переложить на него часть веса. Бурбон тяжелый. Его ведет через секунду, руки, зажимающие дырку на животе, дрожат, лицо перепачкано кровью, и у Хакса создается впечатление, что он почти не видит, куда они идут. Хакс думает: все куда сложнее, чем он успел осознать. – Она задела лицо? – лаконично уточняет он, пока они бредут вперед, петляя закоулками и прячась (камеры Хакс, найдя по дороге техническую рубку, уже отрубил, и это их единственный шанс на спасение). – Сильно? Кайло вместо ответа кивает. Его кожа еще бледнее, чем вчера ночью, и теперь виноват в этом не недосып, а потеря крови. Еще чуть-чуть, и он перестанет стоять на ногах. Хакс скрипит зубами. Все очень некстати. – Тут впереди срез. Если повезет, мы окажемся наверху прежде, чем ты попытаешься умереть у меня на руках. Рен хмыкает, впивается синеющими пальцами в лацканы черного мундира Хакса, и того слегка попускает. Если ковбойский друг не забыл о своем чувстве юмора, значит, не все так плачевно. По крайней мере, можно надеяться на это. Последние метры до верхнего этажа Хакс Кайло буквально тащит. На себе, местами оступаясь. Кайло, постепенно теряя связь с реальностью, перестает быть функционирующим организмом и превращается в тушу, груду мышц и мяса. Хакс тянет его поперек живота, не забывая придерживать раны, и думает, что сука-судьба никогда не была к нему особо расположена и что хотя бы раз для приличия она могла бы и подсобить. Например, оставить выбранный им коридор пустым, не навести погоню, а? Но судьбе-суке похер. Хакс врывается на лестницу к вертолетным площадкам, заранее догадываясь, что ему крепко сели на хвост. Он оставляет Кайло истекать кровью на верхних ступенях, и это так только потому, что у него нет выхода. Хакс, вставляя магазин в пистолет, мысленно молится, чтобы ему попался кто-нибудь, с кем просто тягаться и просто оставить в дураках. Судьба, явно насмехаясь, посылает ему Эггзи. Потрепанного, заматеревшего и явно очень разозленного Эггзи. – Сука рыжая, – фыркает он, едва завидев Хакса, и играючи уходит от пуль. – Иди сюда, ублюдок. – И я счастлив встрече, агент Галахад. Эггзи всего коротит, и это становится так чертовски заметно, когда он спешит к нему, перепрыгивая за шаг сразу через три ступени. У Хакса мало времени, у Хакса на руках умирает Рен, и единственное, что он может, – давить на эмоции. Может, поступая некрасиво и не по-джентльменски. Но так вышло, у него нет выбора. – Ты потерял право называть меня агентом, – срывается Эггзи и наносит удар. За ним тут же следует второй, и еще, и еще. Мальчик дерется крайне хорошо, и Хаксу приходится уйти в глухую защиту. Использовать преимущества пока не получается. – Ты вообще все потерял. Хакс предпочитает не отвечать: это слишком сложная для него тема с точки зрения морали, и он хочет оставить ее за Шампанем и Артуром. Не ему объяснять братьям по оружию, что происходит на самом деле, ведь не он ввязал всех в столь опасную авантюру. Все, обсуждения закрыты. Он вылавливает момент, когда Эггзи слегка запыхается, и делает резкий выпад. Бедивер бьет по ногам и только потом понимает, насколько ошибся – у Галахада они никогда не были слабым местом. Хакс отлетает к стене вместе со своими амбициями, но быстро оказывается в боевой стойке. Блять!.. Эггзи налетает слева и сверху, и Хакс скручивает собственное тело в невероятную дугу, уходя от мальчишки неожиданным финтом. Пока тот не успел сообразить, он возвращается – подсечкой и четким апперкотом. – Грязно дерешься, – рычит Эггзи, – так на тебя не похоже. Хакс с ним согласен. Эта манера борьбы вовсе не смахивает на изящество и грациозность движений, к которым он так тяготеет душой. Но время, точнее, его ограниченность, накладывает свои коррективы. – Я вынужден, – бросает он, а потом схлестывается с Эггзи вплотную. Мальчишке придает сил праведная ненависть, но у Хакса не отнять многолетнего опыта и стойкости, и исход схватки заранее предопределен. Хакс отхватывает череду идеально поставленных ударов, а потом задевает Эггзи плечом. Дистанция – минимум, и он пускает в ход свое излюбленное оружие. Неожиданность. – Что?! – секунда, треск, визг холодной стали. Эггзи таращится на дырку в собственном костюме. – Ах ты, с-с-су… Он падает прежде, чем добирается до Хакса. Что ж, яд паралича его никогда не подводил. Особенно такая концентрация – Эггзи предстоит еще пять часов проваляться в окаменевшей позе, и только потом он сможет почувствовать хоть что-то. Если повезет. Если нет – то у него впереди семь часов вынужденного покоя. – Прости, – одними губами произносит Бедивер. И спешит наверх по ступеням. В конце концов, у него сейчас нет никакого настроя раздариваться сожалениями.***
Он обещает себе оставаться с Кайло в медицинском отсеке ровно до тех пор, пока не произойдет одна из двух вещей: очнется Рен или разъяренный Сноук заявится для того, чтобы лично вздернуть своего генерала. Второе, он хочет верить, мало исполнимо. За маленьким потолочным окошком заканчивается день, потом мимо проносится ночь. Большая часть Первого Ордена зализывает раны, на утро уже назначена череда срочных совещаний, и даже Верховный Лидер грозится выйти на связь. Кайло пару часов штопали штатные врачи, и они же обещают не ждать его скорого пробуждения, но Хакс отвечает на увещевания спокойной улыбкой. Он знает Кайло: этот неугомонный бугай даже на том свете предпочтет не задерживаться, ведь это мешает ему выполнять одну из главных миссий его жизни – доставать Бедивера. И правда, Рен приходит в себя. Правда, глубоко за полночь, но все же приходит. – Эй, – шепчет он, трогая увитыми трубками пальцами стопу Хакса, которую он так недальновидно положил на больничную койку. – Рыжий. Хакс открывает глаза – ему только-только удалось чуть задремать, и теперь он готов пустить Рена на кожаные ремни из-за внеплановой побудки. – Я не думал, что ты преступно мало проваляешься в отключке. Глаз Кайло – больной, практически стеклянный – смотрит почему-то так тепло и проникновенно, что берет дрожь. Хакс убирает ноги с кровати и наклоняется к лицу Рена. Второй его глаз залеплен пластырем. – А я не думал, что ты станешь за меня драться, – говорит этот двухметровый придурок и зачем-то улыбается, хотя они оба прекрасно знают, насколько ему сейчас больно. – Я-то считал, принцесса в нашей паре ты, и… – Заткнись. У Хакса шумит в ушах, и он расслабленно размышляет, что это может быть кровь, окончательно вышедшая из-под контроля. Вот было бы здорово, если бы она порвала что-нибудь внутри и вырвалась наружу, потекла по запястьям, покинула вся его тело. И он остался бы, пустой, бездыханный и бесчувственный, лежать на полу, абсолютно не переживая о будущем. – Но… – Просто заткнись. Кайло ловит ладонью его пальцы, сжимает, насколько хватает сил. Прикосновение привычно грубое и резкое, но… К черту, Хакс не хочет думать ни о каких «но». – Мы выдержим, – говорит Рен, заставляя Бедивера поднять глаза. – Мы почти все просрали. – Выкрутимся, – Кайло отпускает его руку, словно испугавшись, жмурится. Его белые веки ходят ходуном, и он понижает голос до шепота, но Хакс, вот беда, все равно умудряется услышать: – Ты и я. Еще не все потеряно. Ему наверняка больно, его всего ломает и колотит, и Хакс решает сделать единственно правильное в этот момент – встать и уйти. Он замирает у порога, думая, стоит ли попрощаться. Тяжелый взгляд Рена жжет спину, и Хакс (наверное, он сам не уверен) понимает, что именно Кайло хочет, чтобы он произнес. Но он не может. Он совсем не может. – Вам повезло остаться в живых, – говорит Хакс, когда створки медицинского отсека разъезжаются в стороны, и на пороге замирает офицер. Что ж, его время вышло, его ждут на совещании, и он должен вспомнить, каково это, выглядеть сильным, быть сильным. – Очень повезло. Кайло провожает его взглядом, а потом коротко усмехается. Низкий грудной голос разрезает тишину: – Вы отвратительный лжец, генерал. О да. Хакс знает.Trust me, darlin', trust me darlin' It's been a loveless year