Любовь по дружбе

Новый день. Новые свершения… шучу на самом деле. Ничего не будет. Пока буду жить своей серой жизнью, трудиться на работе и стараться переварить последние события. Не так уж сложно, но не буду, пожалуй, недооценивать всё это. Вливаемся в привычную будничную колею после выходных. Здесь уже давно выработанный сценарий: ванная, завтрак, попытки выбрать нормальную одежду, психоз, плевать-в-чём-идти и долгая дорога до офиса. Привычно. Скучно. Нудно. И вроде как хочется чего-нибудь нового и необычного в эту слишком размеренную жизнь, и в то же время нет никакого желания испытывать это «новое и необычное», особенно после последних выходных. Может, делать по утрам зарядку? Смело для того, кто однажды умудрился сломать палец на ноге, всего лишь ударившись им о тумбочку. Выходить рано-рано на пробежку? Ага, чтоб врачи поставили диагноз «хроническое недосыпание». Купить велосипед и катить на нём до работы? Да-да, особенно если ни разу не сидел даже на детском трёхколёсном. Безысходность какая-то. Перед тем, как надеть рубашку с длинным рукавом — а другой у меня, собственно, нет, — бросаю короткий взгляд на свои руки, от локтя до запястья покрытые незамысловатыми татуировками. Об их истории чуть позже. Итак, почти родной офис и «любимое» рабочее место. Коллектив здесь, в основном, мужской, ибо далеко не многие девушки мечтают работать в производственно-техническом отделе. И нет, меня не очень-то устраивает практически полное отсутствие представительниц женского пола. Когда я искала работу, выбора у меня не было, увы, а сейчас я настолько к ним всем привыкла, что уходить даже не хочу. Да и не знаю, куда. Кидаю уже ставшее привычкой «привет» коллегам. Сейчас, в самом начале рабочего дня, никто не занят по уши работой. Кто-то кофе попивает, кто-то досыпает несколько минут, откинувшись на спинку стула, а кто-то просто залипает в телефоне. Через час все уже будут работать во всю, изредка обмениваясь парой фраз, и так до вечера с перерывом только на обед, во время которого обсуждают работу, своих вторых половинок и прочие мужские темы, в которые я не рискую совать свой нос. Потом все разбегаются по домам к своим семьям или девушкам. Иногда чувствую себя здесь лишней, но это ощущение довольно быстро улетучивается, когда я с головой погружаюсь в работу, мотивируя себя тем, что философией и вообще своими мыслями на еду заработать не смогу. — Какая-то ты бледная сегодня, — вдруг заметил один мужчина, сидящий ближе всех ко мне. Знакомьтесь, Марк. — Какой-то ты наблюдательный, — сразу ответила я, даже не повернувшись к нему. — Годы тренировок с уже бывшей женой, так что не стоит удивляться. Так что стряслось? — Ничего. Просто не выспалась, — о да, отличная ложь. Браво. А про «уже бывшую жену» можно было не говорить: мы об этом расставании беседовали пару месяцев назад. — Ладно, потом, за обедом, расскажешь, — вздохнул Марк и, ура, отстал от меня, хоть и ненадолго. Почему бы сейчас не вернуться к моим татуировкам? Думаю, это не помешает. Начну издалека. Первая и главная причина, по которой я их набила — скорее, мне пришлось это сделать, — имеет истоки в моём детстве, когда мне было лет тринадцать. У меня тогда был брат, четырьмя годами старше меня и имевший склонность к садизму. Не имею понятия, откуда у него такая проблема с психикой была, но факт есть факт. При родителях он был просто пай-мальчиком, любящим сыном и вообще ангелом во плоти; но стоило родителям уехать по делам, уйти на работу или ещё куда-нибудь удалиться, оставив нас вдвоём, моя же комната становилась для меня комнатой пыток, а брат становился зверем. Я, если честно, не помню как и когда всё началось, и не уверена, что хотела бы вспоминать. Он затаскивал меня за запястье, вцепившись в него буквально мёртвой хваткой, или за волосы, когда настроение у него было не самое лучшее, в мою спальню, толкал на кровать. Затем начинался неописуемый ужас. Боль, мои крики и мольбы о пощаде, если это можно так назвать. Его смех, такой жуткий смех съехавшего с катушек человека или, скорее, животного. Веревки, шнурки, что угодно. Каким-то образом синяков на моих руках не оставалось, зато, если брат оставлял их на других частях моего тела, то делал это настолько аккуратно, чтобы фраза «об угол стола ударилась» или «дверь неудачно задела» звучала правдоподобно. Я не знаю, как весь этот ужас можно скрывать на протяжении многих лет, но у меня это получается, а брат… он уже за решёткой. Не из-за меня. Не помню, за что именно, но загремел он туда надолго, это точно. Никто из родных, вообще никто, кроме нас двоих, не знает о том, что творилось тогда. На протяжении многих месяцев уже взрослой жизни меня мучили кошмары, воспоминания средь бела дня, словно внезапные вспышки. Лет в семнадцать у меня в голове слетел какой-то предохранитель, и я начала резать руки. Честно, понятия не имею, зачем, размышлять об этом не хочется вообще. Уже будучи взрослым человеком, я однажды взглянула на свои руки, исполосованные этими уродливыми шрамами, которые слишком бросаются в глаза. Меня каждый день преследовала мысль, что это на всю жизнь. Спустя некоторое время появилась идея, от которой я уже не смогла отвязаться: скрыть шрамы под татуировками. Пришлось раскошелиться, конечно, но это того стоило. Правую руку словно обвивает змея, чья морда изображена на кисти; на левой руке шрамы скрыты под узором из различных геометрических фигур. Странноватое сочетание, но я всё равно осталась очень даже довольна. Главное, что самого страшного не видно. Вернёмся к работе. За сегодня надо ответить на множество электронных писем, совершить несколько звонков, проверить цены на оборудование, которое будут устанавливать на строящемся объекте. Кошмар ещё тот, но, когда я окунаюсь во всё это с головой, мне нравится, если честно.

***

Время обеденное. Всеми правдами и неправдами стараюсь избегать Марка. Меня очень раздражает, когда кто-то интересуется моей личной жизнью или когда просто затрагивают её в разговоре. Ведь она на то и личная. К тому же, это для меня больная тема, всегда была и есть сейчас. Я всегда была уверена, что иметь пару — это вполне нормально. Но у меня долго не получалось завести отношения с противоположным полом. Тогда я пробовала и с девушками, да, от безысходности и чувства одиночества с прилегающим чувством ненужности на что только не пойдёшь. Я всю жизнь, сколько себя помню, старалась быть открытой, улыбчивой, подружиться со всеми. Однако против своей природы не попрёшь, а то, что со мной делал брат, определённо оставляло свой отпечаток: мне приходилось преодолевать сильный до дрожи страх перед парнями, чтобы просто подойти и сказать «привет» и притом улыбаться. Испытание было ещё то. У меня иногда получалось. В девятнадцать начала даже встречаться с одним парнем. Он правда был хорошим, но мои страхи-то никуда не исчезли, и я пугалась элементарных прикосновений. Он не раз пытался вытянуть из меня, почему я не могу лечь с ним в одну кровать, не говоря уже о большем. А я… я просто молчала, не могла заставить себя выговориться. Не знаю, не помню, почему. В общем, парень не выдержал и ушёл от меня, толком не объяснив причину, хотя я сама догадывалась. Были слёзы (только мои), истерики, но, как говорится, время лечит. Тот, с которым мы поругались и разошлись вчера, был моим вторым. С ним у меня тоже в постели ничего не было. Сначала всё было прекрасно: он дарил мне цветы, я ему преподносила разные приятные сюрпризы, мы проводили вместе много времени. Один раз он спросил, почему я так боюсь ласк, крепких объятий и прочего. Я снова ничего не сказала, и больше мы к этому вопросу не возвращались. Спустя почти четыре месяца таких отношений всё пошло по наклонной. Я толком не понимала, что происходило, что я не так делала, что вообще со мной было не так. Видимо, пересмотрев телевизор, села на диету, хотя при моём худощавом от природы телосложении худеть было… нечем. Он откормил меня до прежнего состояния и сказал, что я дурочка. Даже после такой заботы между нами образовалось ещё большее напряжение, которое привело ко вчерашнему. Боюсь, что будет с моей личной жизнью. Я всё так же чувствую себя глупой, боюсь прикосновений, не умею толком строить отношения. Мне нужен хоть кто-нибудь, лишь бы я не чувствовала это угнетающее одиночество.