***
Иногда Серсее казалось, что муж читает её мысли, наблюдая за ней проницательными серыми глазами. В такие моменты она чувствовала испуг и тяжёлый, неуёмный стыд, который клонил её к земле. Так и сейчас: он будто прочитал всё по её взгляду, отказываясь от вина, не позволяя себя обмануть, но снисходительно разрешая ей покинуть его утром. Северяне не зря поклонялись Старым Богам. В них самих, особенно в Старках, есть что-то древнее, таинственное, загадочное, как и их ритуалы. — Спасибо, — вырвалось у женщины, прежде чем она поняла, что благодарить, в общем-то, и не за что. Джейме — её брат, нет ничего странного в том, чтобы увидеться с ним, ничего запретного. Но Серсея боялась, что правда выплывет наружу — их с братом правда, длиной практически во всю их жизнь — это был её первый, унизительный, безумный страх. Сильнее она волновалась только за жизнь детей. — Я передам ему твои слова. Она не заметила, как оказалась в объятиях супруга. От близости чужого тела у неё перехватило дыхание. Сколько дней её кожа не чувствовала мужских прикосновений? В последний раз Эддард брал её ещё до этой чёртовой войны. Прикосновение к волосам заставило Серсею инстинктивно подставить шею в ожидании поцелуя — раньше, когда они делили ложе, Нед всегда целовал её там. Её пальцы расслабились, выпуская из руки наполненную наполовину чашу с вином. Та с грохотом прокатилась по полу, расплёскивая содержимое. Львица вздрогнула от неожиданности. «Тебя. Мы оба любим тебя. Вот что он должен был сказать». Но Нед никогда не сказал бы этого; он вообще не любил лгать. С щемящей жалостью к себе Серсея отстранилась от супруга, поджимая окрашенные розовым воском губы, чтобы не выдавать лишних эмоций. — Это наш шатёр. Здесь никого нет, даже детей. Тебе необязательно притворяться. Отвернувшись, женщина подняла с пола чашу, вернув её на поднос. Она потушила свечи прежде, чем разделась. Накинув тонкую ночную рубашку, она юркнула под покрывало и сделала вид, что пытается заснуть, а возможно, и попыталась. Не вышло. — Ты сам виноват в том, что он ненавидит тебя. Он прав, — слегка хриплый голос Серсеи прорезал тишину, охватившую воздух в шатре. — Из-за тебя он потерял белый плащ. Он убил Безумного короля, и поэтому он предатель, да? Я жила в Королевской Гавани. Я знала, что творил Эйрис. Да ты и сам знал, — слова были простыми, но страшными. Одна мысль о казни Рикарда и Брандона Старков леденила кровь. Джейме видел это своими глазами, но никогда не рассказывал ей, как она ни просила. Серсея знала, что ему, с детства грезящему о рыцарской чести, помнящему о защите слабых мальчишке, было тяжело мириться с волей короля. — Ты и сам восстал против короны. Старки, Баратеоны, Талли. Вы все предали свои клятвы, но виновным оказался он. Джейме, как и ты, выбрал семью, а не честь. Эйрис убил бы моего отца. А если отец перешёл бы на сторону мятежников раньше времени, безумец сжёг бы Джейме, — женщина прижала ладонь к горлу, её пониженный голос перешёл в хрип. — Ланнистеры выбрали семью, и теперь мой отец — хитрый трус, а брат — Цареубийца. Ну, а ты по-прежнему образец порядочности. Эти мысли Серсея долго держала в себе, боясь произнести вслух, и теперь они были несдержанными и горячими, как смола в котле Неведомого. Обида, боль, злость — ни одна эмоция не подходила к тому, что она сейчас испытывала. Для такого сильного чувства люди ещё не придумали названия. — Ты так кичишься своей справедливостью, что сам не понимаешь, насколько она избирательна, — горько и твёрдо закончила она, поворачиваясь к мужу спиной и закрывая глаза. Серсея гневалась на мужа. Со злополучной битвы Нед считал рыцарство Джейме в королевской гвардии ошибкой. Убийство Эйриса обрубило на корню возможность мирного сосуществования Волка и Цареубийцы, зато Старый Лев, к которому Старк испытывал чистую неприязнь, благодаря ему заполучил назад прекрасного наследника Кастерли-Рок. Корень зол таился в прошлом: все стороны их безумного раздора судорожно цеплялись за дела давно минувших дней. Годы шли, а для троицы время остановилось на последних днях Восстания Баратеона. Похищенная Лианна томится в Башне Радости, Безумный Король приказывает сжечь целый город, а по приказу лорда Тайвина в Королевской Гавани царит кровопролитие и раздор. — Я не могу отпустить Лианну. А Джейме не может отпустить тебя. Нам всем пришла пора выбрать между прошлым и будущим, — ответил Нед, мысленно признаваясь в преступлении. Северянин до сих пор не похоронил сестру. Тело волчицы покоится в крипте, но старые призраки не покинули Эддарда. Каждый день он сталкивался с отражением из прошлого. Ледяное сердце Старков не создано для бурных эмоций: и сейчас нутро мужчины кишит отголосками прошлого. — Пожалуй, мне стоит выпить, — прошептал волк и неспешно глотнул спиртного. Сегодня оно показалось ему горьким. У Неда никогда не было опыта в пьянстве, мужчина не знал своего порога и даже не стремился узнать. Но глоток вина — вторая из ошибок Старка, после приезда в Ланниспорт. — Моя семья чуть не была уничтожена. Бенджен со стыда и горести ушёл в Ночной Дозор сразу после моего возвращения. Серсея — верная жена, страстная львица и мать двоих детей — всегда стремилась разбудить в Старке зверя. Ей это удалось. — Я — плохой муж. Тебе стоило выходить за Роберта, стала бы королевой. — Мне стоило выходить за Рейгара, — эхом отозвалась Серсея. — Я любила его. Но кто хоть раз спросил меня? Эйрис? Джон Аррен? Мой отец? Женщина — вещь. Разве у вещи, прежде чем продать её, спрашивают, какого хозяина она бы предпочла? Серсея не могла пошевелиться. Она лежала на спине, красивая, окаменевшая, как прекрасная статуя из белого мрамора, выточенная самим Кузнецом. — Рейгар, Роберт, ты. Лианна Старк забрала себе всех мужчин, которые могли бы быть моими, — смешок вышел истерическим. — Неизвестно, кто из вашей семейки сильнее потоптался на мне. Ненавижу Старков. Серсея сказала лишнего. Она рисковала, очень рисковала, но разлившийся внутри неё дикий огонь было не остановить ничем. Она сожжёт Неда, сожжёт призрак его чёртовой сестры. Сожжёт их всех. Имя Лианны прозвучало так резко и неожиданно, что Нед вынужденно отступил назад. Его тело моментально похолодело и вытянулось, как клинок. Он вспомнил, какие обеты он приносил сестре и на что решился ради Лианны, и его нижняя губа задрожала. Настроение неизбежно сменилось на меланхолическое. — А к Иным. Ты можешь оскорблять меня, прошу! Веселись! Можешь дурно отзываться о Винтерфелле и Севере. Я понимал, что ты не привыкла… — нечто в голосе Неда серьёзно изменилось. От кротости и заботливости не осталось и следа, обнажилась его волчью сущность. — Никогда не смей упоминать мою сестру и мою семью в дурном тоне. Ты не знала Лианны! Ты сама знаешь, что за отношение у меня к твоему брату и отцу, но я ни разу не посрамил честь Ланнистеров из уважения к тебе и твоему роду. И пока все прочие клеймили Джейме, я молчал. Если в ней горело опасное желание разозлить лютоволка, раздразнить, распалить, чтобы он набросился на неё не то с животной страстью, не то с яростью — Серсея добилась своей цели. — Она умерла! — возглас прозвучал чуть громче, чем стоило. Наверняка северный гвардеец, охраняющий их шатёр, уже насторожился, но ещё не смеет заглянуть внутрь. — А я жива. Меня нельзя выбрать или отринуть. Я всё ещё здесь, и хотя бы поэтому просто не могу быть прошлым. Но разве лорда Эддарда Старка это волнует? — наконец соскочив с места, Серсея вскинула голову, усмехаясь, но не как Джейме — хитро, самоуверенно — а по-своему, горько, с отвращением. — Старки могут думать только о зиме, чести и дорнийских шлюхах с их бастардами в животах. Думаешь, я поверила, что дело в одной Лианне? Ты можешь считать меня кем угодно, но дурой — нет. Она никогда не позволяла себе упоминать Эшару Дейн. Возможно, надеялась, что, если Нед долго не будет слышать это имя, он забудет её. Но как ему забыть, если рядом постоянно крутится этот мальчишка, похожий на него так, как Арья не станет похожа никогда? — Всё дело в Эшаре, да? Или в маленьком бастардике, которого ты привёз с собой, заставляя меня смотреть на него! Прошу тебя, уезжай завтра, — тон резко изменился, превратившись из истерического в монотонный, холодный. — Забирай её бастарда и уезжай. Требуй развода. Даже если церковь не согласится, твои деревья вряд ли возразят. И Роберт сделает для тебя всё, если ты попросишь. Отец будет в ярости, но Джейме вступится за меня. Вместе со своими детьми я останусь здесь. Прекрасный Рейгар, принц-дракон и наследник Семи Королевств. Все женщины любили утончённого и возвышенного Таргариена. Серсея — бедная девочка, влюблённая в сказочный идеал, а не реального человека. Предмет воздыханий каждой женщины в Вестеросе разбивается вдребезги при столкновении с реальностью. Пламенная речь Серсеи разгорячила Неда. Никогда прежде супруги не доходили до крайней точки в своих ссорах. Старк зря рассказал львице о своём уязвимом месте. Врагов нельзя посвящать в секреты. Завернувшись в плащ, женщина накинула капюшон и, не глядя на мужа, вышла на улицу. Не удостоив даже взглядом удивлённого гвардейца, Серсея подставила лицо бризу и втянула носом ланниспортский воздух. Морской, с ароматом сахара и пряностей из палаток с продовольствием вкупе с едва заметным, но всё ещё устоявшимся запахом гари. Пусть вассалы отца отстраивали сгоревший флот с удивительной скоростью, нападение железнорождённых не прошло бесследно. Не желая думать о том, что произошло этой ночью, она сделала шаг в сторону соседнего шатра, где покоились младшие Старки, но тут же замерла. Другая мысль, более сумасшедшая, пришла в её голову. Чтобы запутать гвардейца, Серсея всё же пошла ко входу в детский шатёр, но, скрывшись из виду, обогнула его, натянула капюшон на глаза, закуталась в плащ получше и двинулась к соседнему лагерю с красно-золотыми знамёнами. Она шла быстро и бесшумно, словно кошка, но пара солдат всё же заметила её, однако ни один из них её не остановил. Не видя волос и лица, её, наверное, принимали за простолюдинку или шлюху. В лагере она ориентировалась хорошо: небольшой, но самый высокий шатёр в центре, у входа три гвардейца — там спит отец. Ближайший к нему — шатёр её брата. У входа никого. Самодовольный Джейме всегда был уверен, что сможет защитить себя сам, даже если кто-то захочет перерезать ему глотку во сне. Но внутри также пусто. Куда делся её брат?***
В это время года Закатное море часто будоражили волны, бурлящей пеной разбивавшиеся о скалы. Оно обеспокоенно ревело, подгоняемое свежим ветром, вновь и вновь набирая силу из своих глубин, готовясь к очередному удару. Колебание волн то вздымало, то опускало водную поверхность, словно прерывистое дыхание живого существа, наделённого душой. Море знавало много секретов, невольно становясь их молчаливым свидетелем. И сколько бы оно ни кричало, сколько бы ни бушевало вольной стихией, никто не внимал его шёпоту. На закате солнечные лучи неизменно преломлялись о выступ в шершавой поверхности скалы, пряча заветную пещеру от чужих глаз. Близнецы обнаружили её ещё в далеком детстве и сделали своим тайным местом. Его берегли буйное море, палящее солнце и родной Утёс — надёжные стражи их преступной любви. Серсея чувствовала, что найдёт там своего близнеца. Человека неизменно тянет туда, где он был счастлив. Зачастую это место возвращается в воспоминаниях, заставляя память воссоздать из осколков дорогую картину. Запахами, голосами, ощущениями. Приятным покалыванием в кончиках пальцев. Здесь близнецы были поистине счастливы. И, возможно, ветер принесёт с собой знакомый солёный аромат, что задержался на коже Серсеи лаской морских волн и остался на губах Джейме после мучительно долгих поцелуев. В каменных стенах вновь зазвенит её смех, а солнце заиграет в его волосах золотом сестры. Она неслышно приблизилась к нему, задыхаясь от овладевшей ею тоски. Он узнал её, только когда она скинула капюшон, но и после этого молча продолжал вглядываться в её заплаканное лицо, будто не веря своим глазам. Серсея тоже не верила, что пошла на такую глупость: Нед в любой момент может пойти в детский шатёр и не застать её там. Кто угодно мог узнать её на улице, и за ночь слухи расползлись бы по всему Ланниспорту, но когда она бросилась на грудь к брату и он прижал её к себе, все сомнения ушли. — Джейме, — её голос окутал стены пещеры, ловко пробираясь в душу рыцаря, истомлённого ожиданием. Он знал, что она придёт, потому что знал свою сестру лучше других, лучше неё самой. Так ему казалось. В его глазах не было прежней нежности. Возлюбленный её остался в столице, а вернулся рыцарь, казавшийся ей чужим. — Ты сторонишься меня. Почему? — Нет, брат не мог разлюбить её. Его напускная учтивость с трудом сдерживала горевший в груди огонь. Это пламя сжигало и её тоже. Украдкой скользивший по ней взгляд перечёркивал все его тщетные попытки держаться ровно на том расстоянии, на котором позволительно находиться брату и сестре. Королевская Гавань отняла у Джейме слишком много и продолжала ненасытно поглощать всё то, что казалось ему истиной. Доблесть, рыцарство, священные обеты. Всё, во что он верил, разбилось о реальность, не похожую на легенды о благородных рыцарях, которые он знал наизусть. Король оказался чудовищем, а рыцарь должен был ему повиноваться. Пожертвовать честью, обратившись злыми языками в монстра, от которого он спас неблагодарных — Неда Старка и полмиллиона грязных ртов столицы. Как же рассказать ей о своём поступке? Поймёт ли она? Не откажется ли от него? Что, если она поднимет на смех несостоявшегося героя? Тогда последняя ступень, всё ещё скользкая от пролитых ею слёз, перестанет поддерживать его, рухнет, захоронив его под обломками потерянной чести. Она говорила долго, сбивчиво, рассказывая о том, как ей тяжело было привыкать к северным традициям, как вассалы не принимали её, а слуги шептались за спиной, как они с Недом не разговаривали неделями. Джейме внимательно слушал её, держа её ладони в своих. Серсея не вспоминала приятные моменты, не упоминала детей, не проронила ни слова о светлых сторонах Старка или Винтерфелла. Она вспоминала слёзы, тоску, одинокие ночи, упрекала брата в равнодушии, в его жестоких и сухих письмах. — Мне тоже пришлось тяжело, — негромко произнёс мужчина в своё оправдание, когда она наконец закончила. — Я знаю. Но ты даже не отвечал на мои письма. — Ты родила ему наследника, когда со дня свадьбы не прошло и года. — Да, я родила сына, — Серсея ответила брату, смело подняв на него мерцающие глаза. Она догадывалась, на что намекал Джейме. — Ты помнишь ту серую каморку в Винтерфелле, где тебе приходилось ночевать до свадьбы? Кровать была ужасно неудобной, и мне пришлось взять тебя на медвежьей шкуре у очага. — Но мейстер Лювин говорил… Брови близнеца поползли вверх, а губы чуть приоткрылись, когда он решил поделиться своими предположениями. Он двинулся к ошарашенной сестре, прижимаясь к родным губам. Джейме не позволил девушке возразить. Его руки легли на её талию, скользнули по спине, и она почувствовала, как горит, будто языки пламени обхватывают её, а не его пальцы. Джейме покрывал её лицо поцелуями, шептал, что он скучал по ней, и яркие всполохи пожара вставали перед глазами Серсеи. Только когда он подхватил её на руки, задирая длинный подол ночной сорочки, она охнула: — Нельзя, — и, тяжело дыша, с трудом убрала его ладонь с оголённого бедра. — Мне нужно идти. Если Нед узнает, что я не в шатре у детей… Если он что-то заподозрит, то отрубит мне голову своим огромным мечом. Я приду к тебе перед поединком. Я приведу Робба, — разочарованный взгляд мужчины сменился на сияющий. В последний раз поцеловав его, Серсея накинула плащ обратно и выскользнула из шатра. Её губы горели, и она то и дело прикасалась к ним, когда возвращалась в лагерь северян под покровом ночи. — Робб — хороший мальчик, и любит играться с мечом. Кто знает, может, это наследственное? — бросает Цареубийца в пустоту. Он хочет верить в своё отцовство.