Беспризорница

— Генерал, позвольте высказаться напрямик. По Дэмерон, заслужив высочайшее доверие, не торопился пользоваться положением. Готовый с пеной у рта спорить с кем угодно, он редко возражал Лее Органе, которую считал умнейшей женщиной, когда-либо им встреченной. Он даже сейчас признавал, что её план аргументированно хорош — вот только исполнителя необходимо заменить. — Лететь туда слишком рискованно, — начал он, дождавшись, когда генерал Органа даст ему слово. Начал неудачно, потому что она тут же перебила, всплеснув руками: — Подумайте, кто мне это говорит! — Так то я... Дэмерон не был красноречив, вернее, был — с врагами. Он умел весьма красноречиво стрелять, умел красноречиво поддеть дознавателя во время допроса, мог даже красноречиво плюнуть в лицо. Но здесь требовалось красноречие иного толка, и Дэмерон робел. — Вы не имеете права рисковать собой, — продолжил он. — Вы не просто один из лидеров Сопротивления, вы... нам всем как мать. Вы — наша надежда. — Наша надежда — Люк Скайуокер, — со вздохом возразила Лея. — Да что все так тащатся по этой джедайской мистике! — выпалил По, и тут же пожалел о своей дерзости. Он хотел заговорить её сверху правильными словами, объяснить, что человек сам творец своей судьбы, что все тёмные силы вселенной не способны противостоять его воле к жизни, воле к свободе, что с врагом нужно бороться оружием и словом, что пускай в Галактике не останется ни одного джедая — поднимутся миллионы простых людей, которым нужна только вера, ибо вера есть щит и меч отчаянных... Он хотел, но, пробурчав извинение, сел, пригвождённый к месту тяжёлым взглядом Хана Соло. — Вот что, Лея, — легендарный контрабандист положил на стол громадные ручищи, — я твой муж. Я тебе не позволю. — Вспомнил об этом... спустя столько лет... Даже когда она вот так по-свойски ворчала, Лея Органа оставалась совершенством в глазах По Дэмерона. Разговор, который завязывался, не годился для его ушей, но встать и уйти было уже поздно, да и почему, собственно, он должен уйти, а не, например, эта фифа Холдо? Та вон сидит и бровью не ведёт... — Поздно, — Лея покачала головой, — я уже разучилась подчиняться. — Ты никогда и не умела, — парировал Хан. — И я отвыкла, что у меня есть муж, — с грустной улыбкой добавила она. — Послушайте, братья, сёстры мои. И ты, Хан, тоже послушай. Первый орден сумел воспитать одарённых, которые служат ему. Мы можем побеждать их в космосе, можем посылать диверсантов. Ценой многих жертв мы могли бы посрамить их военную мощь, мощь машины для убийств, но какой толк в этих жертвах, если грядёт угроза, которой нам нечего противопоставить? Сопротивлению нужна возрождённая сила джедаев. Сопротивлению нужен Люк Скайуокер. — В хаттову задницу Сопротивление, Лея, ты мне нужна! — взорвался Хан. — К чему ломать эту драму? Или лучше сказать — комедию? Я, знаешь, тоже отвык, что у меня есть жена. Жена, которая готовит, гладит рубашки и обнимает обеими руками. Но я готов привыкнуть обратно, я готов... — он приложил ладонь к груди, свидетельствуя искренность своих слов. — Я только не хочу привыкать быть вдовцом. У Первого ордена есть карта, так почему они ей до сих пор не воспользовались? Это ловушка, причём на простофилю. На отчаявшегося дурака. Или кто-то поручится за то, что девочка с Джакку унесла тайну в могилу? Ломались и покрепче неё. — Ты так говоришь об этом! — гневно оборвала его Лея. — Моё сердце болит за каждую такую девочку, за каждого мальчика. Моё сердце — это бескрайнее кладбище, а ты говоришь об этом так... — Нам нужно ожесточить сердца, — вставила Эмилин Холдо. — Погибли многие, и многие ещё погибнут. Но её замечание осталось без внимания. — Когда не стало Эни, ты убеждал меня быть сильной. Но то, что ты называешь этим красивым словом, у людей называется бегством от реальности. — Я никогда не убеждал тебя быть сильной, — возразил Хан. — Я убеждал тебя положиться на меня. — Ты не всесилен, и ты это знаешь, — Лея посмотрела ему прямо в глаза, а потом резко отвела взгляд, как отводят остатки эскадрильи, когда дерзкая вылазка не удалась. Отношения этих двоих были для По загадкой: если они так любят друг друга, почему не живут вместе? если так ненавидят, почему не разойдутся? — Когда наш Эни разбился, и когда следом погиб Джей... — глухо проговорил Хан, — я был потрясён. Раздавлен. Но знаешь, там, где я рос, в тех трущобах, было обычным делом иметь по шесть-семь ребятишек. Они пили из канавы, как щенята, и за одно слишком жаркое лето лихорадка могла унести их всех. Если власти спохватывались, за телами прилетала труповозка, их сжигали, чтобы остановить заразу, родители даже не могли проститься, а если труповозка не прилетала, тела топили в болоте, потому что места на кладбище стоили дорого. И люди жили. Люди двигались дальше. Он обвёл глазами сидящих за столом. Кто-то слушал с вытянутым лицом, кто-то — с отрешённым. Кое-кто сжимал кулаки. У Шми Тинделл, по кличке Цунами, из отдела пропаганды выражение было вдохновенное, как будто она уже пронзала эфир обвинительной речью в адрес Первого ордена. Вот только — мимо, мимо... Первый орден наследует Империи, а Империя тут ни при чём, это Межгалактический банковский клан, а они снабжают оружием и наших, и тех... Дерьмо. Политика — это дерьмо. Почему Лея всегда видела в ней своё призвание? Взгляд Хана остановился на жене. Она смотрела невидящими глазами прямо перед собой. — Я не сравниваю, — он вдруг понял, как всё это могло прозвучать для неё. Скорее всего, именно так и прозвучало. — Всё это к делу не относится. — Страдания народа всегда относятся к делу, — возразила Холдо. — Как мы можем им помочь, если не в состоянии вынести и десятой доли их страданий? — Значит так, — подала голос генерал Органа, — я выслушала вас, я верю в вашу преданность делу и искреннее расположение ко мне. И я верю, что первое всегда будет превыше второго. По Дэмерон с сомнением покачал головой. Шми Тинделл возвела глаза к небу. — Я должна обдумать всё сказанное как можно тщательней, — заключила генерал Органа. — Моё решение станет известно вам завтра. По подхватил куртку и вымелся из комнаты совещаний. Ему тоже предстоит кое-что обдумать. - - - — Ну, здравствуй, твоё высочество. В лунном свете, скрадывающем детали, он был похож на себя молодого, на того лихого парня, от которого когда-то заносчивая принцесса потеряла голову. Где теперь та принцесса? И где тот парень? Да были ли они на самом деле... — Хан, ты зачем пришёл? — А ты зачем так уложила волосы? — он по-старчески крякнул, спрыгивая с перил на плиты балкона. Одёрнул рубашку. — Зачем ты в дорожной одежде и почему без света? Лея развела руками. — Я не сомневалась, что ты всё поймёшь, — заверила она. — Только надеялась, что успею раньше. Что с возрастом ты стал медленней соображать. — Или перестал лазить в окна к красивым женщинам? — поддразнил её Хан. — Ладно, твоя взяла. Где дроид? — Уже на борту. Хан, — она порывисто обняла его и потёрлась щекой о щетину на подбородке. Он погладил её по голове — осторожно, стараясь не испортить элегантную дорожную причёску. — Не надо прощаний, принцесса, — проговорил его голос прямо над ухом. Это было щекотно. — Я лечу с тобой, разумеется. Как в старые добрые времена... — Добрых времён мы, может, и дождёмся, — Лея всё ещё не находила в себе сил разомкнуть объятия, — а вот старые давно миновали. Прости, Хан, я полечу одна. — Нет, не полетишь. Он может встать стеной. Или поднять всех на уши, раскрыть план побега их генерала. Но что бы он ни делал, её решение неизменно. Лунный свет с балкона казался нестерпимо ярким. — Это между мной и братом, — твёрдо сказала она. — Ты не вмешивайся. Пожалуйста. Не вмешивайся в это дело. — А что, собственно, ты собираешься делать? — Хан сменил тактику. — Он исчез на годы, а теперь вернётся, как ни в чём ни бывало, восстанавливать Орден джедаев? Есть хоть одна причина, по которой он тебе не откажет? — Есть такая причина, — Лея отступила на пару шагов и бездумным жестом поправила идеальную причёску. Она проследила излом красной линии в узоре плитки. Пробежалась взглядом по ботинкам Хана, отмечая, какие они изношенные. Посмотрелась в зеркало и снова тронула свои волосы. Она смотрела куда угодно, только бы не в глаза мужу. — Ты нужен здесь, я нужна там, — проговорила она поспешно. — Такие уж мы с тобой... — Я не такой, — грубым голосом возразил Хан. — Ты говорила мне это столько раз, сколько звёзд на небе, да я и сам знаю. Лея. Лея... Он запустил пятерню в свою всё ещё густую гриву. Седой волосок упал на воротник его рубашки, и Лея потянулась, чтобы убрать его. — Бен ведь не мой сын? Вопрос прозвучал устало, немного жалобно. Она отшатнулась. — Что ты говоришь... — Я говорю, что мне это всё равно, — а вот это звучало уже сурово. — Я люблю его. Я люблю тебя. — Хан, мне пора, — в её голосе было смятение. — Хан, умоляю, мне пора. Я тоже тебя люблю, я... ты даже не представляешь, как сильно. Он сдался. Больше аргументов у него не было. — Я в вас, Скайуокерах, ничего не понимаю, — сказал он угрюмо. — Возвращайся, дурная ты женщина, попробуй только не вернуться.