Беспризорница

— Ну вот зачем ты спустилась, — ворчливо поинтересовался Люк. — Всё равно придётся поднимать его наверх, а теперь ещё и тебя. — Я сама дойду, — возразила Лея. — Он сильно пострадал? Люк пожал плечами. — Сотрясение, пара переломов… Бывает хуже, — он мягко направил поток Силы, поднимая лежащего без сознания Рена. — Тебя тоже нужно осмотреть. — Пустяки, — принцесса потрогала висок, на котором уже запеклась кровь. — А это как случилось? — она присела, чтобы рассмотреть наполовину утопленную в песок рукоять, по которой ещё пробегали красные вспышки. — Не трогай! — рявкнул Люк. Лея отдёрнула руку. — Я потом за ним вернусь, — пояснил Люк. — Ты иди вперёд, видишь большой камень? Лея кивнула. — От него начинается тропа. — Люк… — она прикусила нижнюю губу. Было видно, как сильно она нервничает, но многолетняя выучка держать лицо не изменила принцессе даже сейчас. — С ним точно всё будет в порядке? — Лея, — он покачал головой, — ты же понимаешь, что просьба, с которой ты прилетела ко мне сегодня, в конечном счёте сводится к… — Нет! — перебила она с напором. — Я не об этом просила! — Спорить будем наверху, — подвёл черту Люк. - - - Несколько раз за время молчаливого подъёма Рен начинал приходить в себя, и Люку приходилось погружать его обратно в сон. Лея, довольно резво для своих лет преодолевшая маршрут, дождалась в конце тропы и бросила долгий встревоженный взгляд на обожжённую кисть сына. Она в самом деле выглядела плохо, но говорить что-то Лее раньше времени не стоило. Когда дело касалось любого из её детей, принцесса резко глупела. Так было раньше, так оставалось теперь. А в отношении Бена её к тому же глодало чувство вины за всё, начиная от самого факта его существования, заканчивая его собственными, сознательно принятыми решениями. Чувство вины — плохой советчик в любых делах. Ещё километра три нужно было пройти до хижины. Сестра ни разу не пожаловалась, но Люк видел, что она начала уставать: дышала тяжелее, то и дело прикладывала руку к пояснице. На пороге она остановилась, прикрыла глаза. Люк тем временем перенёс Бена на низкую широкую скамью, служившую здесь постелью. — Чем я могу помочь? — спросила Лея, не позволяя себя слишком расслабиться. — Долей воды в котелок, — Люк кивнул в сторону очага. — Ведро и ковшик в углу. У тебя на корабле есть аптечка? — Да... — неуверенно отозвалась она, зачёрпывая воду. — Придётся сходить за ней, — Люк уже освободил магистра от плаща, разрезав застёжки, и возился с водолазкой. Лея огляделась вопросительно, так, словно рассчитывала вообще-то обнаружить здесь склад бакты и пару медицинских дроидов. — У меня ничего нет, — заверил Люк. — Ты заметила место, где тропа ветвится? Она кивнула. — Там свернёшь налево, срежешь путь. - - - Рен шевельнулся и издал слабый стон. — Лежи, — сурово приказал Люк. — И заткнись. Сквозь полуопущенные веки Рен наблюдал, как с полок, управляемые Люком, слетаются банки и бутылки. Из некоторых джедай зачёрпывал содержимое и бросал в котелок, другие, понюхав, отсылал обратно. Иные наклонялись над котелком самостоятельно и, просыпав немного, возвращались на места. По комнате поплыл горьковатый запах. Такое использование Силы выглядело бредово, и Рен предположил, что видит галлюцинацию. Он попытался подвигать ногой. Боль была резкой и злой, но терпеть он умеет... — Не умеешь, — возразил Люк. — Вернее, ты умеешь одно из двух: либо терпеть, либо драться. А надо одновременно. — Ненавижу тебя, — выплюнул Рен, чувствуя, что встать не может, придавленный к жёсткой койке чудовищной и равнодушной Силой. — Можешь не трудиться, облекая в слова то, что и так очевидно, — заметил джедай пренебрежительно. — Если ты рассчитывал на взаимность, то опоздал с этим на десяток лет. — Я убью тебя! — прошипел пленник. Люк не удостоил ответом пустую угрозу. Зачерпнув из котелка деревянной миской, он поставил её студиться на окно. Ненависть в груди Кайло Рена тоже начала остывать, как лава на склоне вулкана, уже медлительная, но ещё смертоносная. Его бой был бесславно проигран. Удивительно, что он до сих пор не ощутил разочарования учителя. Он вообще не нащупывал связи со Сноуком, ниточка, которая обычно тянулась к учителю, сейчас терялась в пустоте, и не то чтобы Рен, чьё разбитое тело невыносимо болело, желал для себя ещё и этой пытки, просто пустота была непривычна и едва ли означала что-то хорошее. Возможно, причина была в этой планете, в особых свойствах её атмосферы. Возможно — а вот это признавать не хотелось, — причина была в силе Скайуокера, в том, что сейчас он во власти этой силы, безнадёжно отрезанный от остального мира. Надо признать, джедай всё сделал идеально, а сам он — нет. Желание мести в его сердце заслонило высокую цель. Сноук оказался прав: он не был готов. Его представления о грядущем сражении были какими-то… рыцарскими. К тому, что есть на самом деле, он не был готов. Ненависти тоже может быть слишком много. На лицо Кайло упала тень — это приблизился джедай. — Надо, чтобы ты это выпил, — сообщил он. — Будь добр. Рен позволил влить себе в горло мерзкое варево и тут же бессильно откинулся обратно. Необходимо выжить, и если для этого придётся какое-то время слушаться джедая, что ж, он будет слушаться. Но чего Скайуокер хочет теперь? Через Рена добраться до Сноука? Не исключено. От беззвучного смеха Кайло затрясло: если эти двое поубивают друг друга, он станет, наконец, свободен. Смех перешёл в свистящий кашель и отозвался болью где-то под левой лопаткой. Если правда то, что открылось сегодня, а Кайло не сомневался, что услышанное им — правда, тогда почему Сноук молчал? Он, разумеется, знал. Кайло никогда не занимался этим, хотя Сноук позаботился, чтобы ученик был всесторонне развит. Подробности той наглядной демонстрации Кайло постарался забыть, и вот теперь они выплыли из памяти, только вместо черт незнакомой рабыни мелькали искажённые черты его матери. Ему хотелось рыдать от ненависти и отвращения. Вместо этого сквозь сжатые зубы вырвался новый приступ смеха. Он хотел забыться, но видения не пускали, и, как в театре теней, кривлялись всё инфернальнее. И его тело тоже кривлялось, не слушалось. Ноги вытянулись, словно резиновые, ступни терялись в пространстве, голова камнем тянула вниз, а руки сделались невесомыми. Койка, на которой он лежал, качнулась, застыла на миг в шатком равновесии на гребне огромной волны, словно корабль из старых легенд, и со страшным креном рухнула в пучину, и чернота, пронизанная золотыми кругами, окружила Кайло, поглощая и растворяя его в себе. Он хотел закричать, но лишь медленно и немо, по-рыбьи разевал рот, и только когда уже не осталось надежды, голос всё же прорезался — жалкий, срывающийся призыв, обращённый к той, которую просить о помощи было смехотворно и унизительно, но которая единственная могла помочь. «Рей…» С её именем на губах он очнулся. - - - Совсем близко за тонкой стеной хижины шёл разговор. Прислушавшись, Рен понял, что говорят о нём. Один голос принадлежал джедаю, второй — его матери. — Люк, твои шутки не смешные, — хмуро проговорила принцесса. — Он останется калекой? — Привыкнет, — отрезал джедай. — Генерал, позвольте мне сказать. Третий голос был знаком и не знаком одновременно. У Кайло с детства была хорошая память на голоса, а позже он тренировался, чтобы развить этот талант. Достаточно было немного как бы нырнуть в собственный разум и подождать, пока течения принесут нужную информацию. Иногда Кайло завидовал тем, чьи внутренние чертоги представляли собой упорядоченное пространство с ящиками и картотекой, но навести такое же благообразие у себя внутри не мог, впрочем, к своему океану он уже успел привыкнуть. — Разумеется, я за гуманное отношение к пленным, но предстать перед судом этот человек сможет и без одной руки. И Кайло вспомнил: несколько часов в пыточной, насмешливый взгляд, спутанные тёмные кудри и кровь. Много крови. Пилот Сопротивления, захваченный на Джакку, которому помог бежать изменивший присяге штурмовик. — Дэмерон, благодарю, — в голосе Леи звучала сталь. — Я сама решу судьбу этого пленника. А от вас я хочу услышать веские причины, побудившие самовольно оставить расположение войск и подвергнуть слежке меня, вашего командира. «Значит, Дэмерон», — зафиксировал Кайло, проникаясь к пилоту невольным уважением: в тот раз он так и не назвал своего имени.