Гордость и предубеждение Двугорского уезда

В четверг днем слуга доставил князю еще одно письмо, на этот раз – приглашение на прием в доме графа Гессен. Мария Алексеевна пребывала в самом веселом расположении духа, хотя и жаловалась несколько раз, что девочкам нечего надеть. Полина и Соня поддержали маменьку, но старшие сестры лишь пожали плечами. - Полина, на тебя какое платье не надень, ты все равно обязательно его где-нибудь порвешь, - сказала Лиза, когда все семейство сидело за обедом, обсуждая завтрашний вечер. – Ты же скачешь, как лошадь! - Лизавета, что это за сравнения, где твои манеры! – нахмурилась княгиня. - Мы просто от души веселимся, - сказала Полина. – Это вы с Аней все время стенку подпираете. Ты вспомни, на танцевальном вечере у предводителя дворянства, я и Соня даже ни разу не присели. Дмитрий Сергеевич, Звягин который, поинтересовался у меня, отчего вы не танцуете. Пришлось отговориться, что вам дурно. Но ведь не могло же вас мутить весь вечер! - О, нас очень даже мутило, - фыркнула Лиза. – От тех господ, что там были! - Надеюсь, Лиза, завтра вам с Аннушкой будет куда лучше. Ведь приедет князь Репнин, - заметил Петр Михайлович. – Смотрите только, не ссорьтесь, когда будете делить с ним танцы. - Папà, ну что вы такое говорите, - улыбнулась Анна. – Я думаю, князь Репнин в состоянии сам выбрать себе партнершу. Так что от нас тут не многое зависит. - Надеюсь, выбирать он будет с умом, - заключил князь, бросая многозначительный взгляд на младших дочек. В пятницу весь дом поднялся ни свет ни заря. Княгиня бегала из комнаты в комнату, пытаясь одновременно выбрать платье для каждой барышни, отдать указания насчет завтрака и сто раз воскликнуть, что ее старания никто не ценит. По поводу платьев Мария Алексеевна и девушки спорили буквально до хрипоты, так что бедный князь вынужден был ретироваться в сад, потому как громкие голоса долетали в библиотеку весьма отчетливо. В конце концов, княжны отстояли право самим выбрать наряды, Мария Алексеевна несколько успокоилась, и Петр Михайлович тихонько проскользнул к себе, налил вина и со вздохом опустился в кресло. В этот момент в дверь тихонько постучали, и показалась светлая головка Анны. - Ваша маменька сегодня не на шутку разошлась, - проворчал князь. Анна улыбнулась, закрывая за собой дверь. Она подошла к отцу, ласково коснулась губами его седой макушки, и присела на подлокотник кресла, что позволяла себе только тогда, когда они были вдвоем. Петр Михайлович приобнял дочь за талию. Анна, продолжая улыбаться, сказала: - Да, она нынче как генерал, решающий, куда поставить войска на поле сражения. Мне, по правде сказать, все равно, что надеть к вечеру, но Лиза хочет непременно быть в розовом, а маменька хотела, чтобы она надела кремовое. Но, думаю, вас, папà, это совершенно не волнует. - Единственное мое пожелание – это чтобы ты спела сегодня, Анюта, - сказал князь. – Ты что-то давно уже не радовала меня своим голоском. Уверен, что князь, едва заслышав твое пение, тут же будет очарован. Да и Леопольд Вильгельмович с Александрой Илларионовной очень любят романсы, что вы разучиваете с Марией. - Да, правда, мы недавно выучили пару новых, Мари получила их в подарок от отца из Петербурга. Ей они понравились, а мне показались слегка меланхоличными. Но, впрочем, все равно красивыми. - Вот и чудно, Аннушка, - князь сжал руки дочери. Анна внимательно посмотрела на отца. Ей показалось, что его тяготят какие-то невеселые думы. Девушка помедлила, а потом тихо спросила: - Папенька, хотели бы вы, чтобы Лиза или я вышли замуж за князя Репнина? Я сейчас не про судьбу и прочее. А про то, что этот брак помог бы нашей семье. И поместью. Князь грустно улыбнулся: - Ах, милая моя. Поместью нашему мало, чем можно помочь. Деньги приходят и уходят, Анна. А семья – это на всю жизнь. Плохим бы я был отцом, если бы променял ваше с Лизой счастье на помещичьи богатства. Так что иди, выбирай себе платье по вкусу, и не волнуйся. Даст Бог, все образуется. Когда Долгорукие прибыли в поместье Гессен, большая часть гостей уже собралась в парадной зале, где музыканты настраивали инструменты. Однако виновника торжества, князя Михаила Репнина, еще не было. Анна, расцеловалась с подругами, а потом они с Мари отошли в сторону, чтобы обсудить, какие романсы исполнить на вечере. Увлекшись разговором, девушки не заметили, как по зале прошло волнение, люди расступились, пропуская к хозяину дома новоприбывших гостей. К подругам подбежала Анастасия Гессен: - Мари, Аннет, князь приехал! И не один! Девушки поспешили обратить внимание в середину зала, где князь Михаил Репнин в сопровождении двух дам и одного господина раскланивался с графом и графиней Гессен. Мари была права, описывая князя, как очень приятного и симпатичного молодого человека. Здороваясь с Александрой Илларионовной, он улыбнулся, и Анна осознала, что его улыбка тепла и искренна. Походка была четкой, как у любого офицера, но не лишена определенного изящества и даже легкости. Словом, Михаил Репнин превзошел все ее ожидания; и, судя по тому, какой восторженный шепот пробежал по рядам собравшихся –не ее одной. Не менее интересны оказались спутники князя. Во-первых, его младшая сестра, Наталья – настоящая столичная красавица с изящными манерами, задорным смехом и острым умом. Во-вторых, двоюродная сестра, Ольга, приехавшая в Россию из Польши, где жил ее отец, видный придворный сановник. Она была высока, хорошо сложена, но всем видом показывала холодность и некую надменность по отношению к уездному обществу. Тем не менее, комплименты принимала благосклонно и даже улыбалась каким-то шуткам графа Леопольда. Однако более всего внимание Анны привлек молодой господин, сопровождавший князя Репнина и стоявший рядом с Ольгой. Его гордая осанка выдавала природное благородство и военную подготовку; темные, почти черные волосы падали на высокий лоб густой челкой, не скрывая, однако, таких же темных прямых бровей, из-под которых смотрели в зал холодные, пронзительные серые глаза. Четко очерченные губы были сжаты в тонкую линию, отчего скулы, и без того заметные, казались просто смертельно острыми. Костюм сидел на нем безукоризненно, а на среднем пальце правой руки в свете люстр блеснул массивный бриллиантовый перстень, явно фамильная ценность. Весь облик молодого человека выдавал страшную скуку, в чем он был весьма схож с Ольгой; а когда она на мгновение склонилась к нему и что-то прошептала, на лице неизвестного господина появилась кривая усмешка, которая Анне совсем не понравилась. Девушка вдруг подумала, что ничего приятного от общения с подобным человеком получить невозможно, и следует держаться от него подальше. - А это, должно быть, лучший друг князя, барон Владимир Корф! – заметила Анастасия Гессен, которая по-прежнему стояла рядом с Анной и Марией. – Какой красавец! - Анастасия, что ты говоришь, тебя услышат, - одернула младшую сестру Мария, однако та не унималась: - Но ведь правда же, Мари! Он даже лучше князя! Анна внимательно переводила взгляд с одного дворянина на другого. Лучше князя? Что ж… пожалуй… Нет, не лучше – просто другой. Как там написано в романе Пушкина? «Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень». Пожалуй, это было наиболее подходящее определение. Про себя Анна подивилась, как между такими внешне разными мужчинами возникла дружба. Возможно, что при более близком знакомстве кто-то из них окажется не таким, каким представляется сейчас. Она так задумалась, что не заметила, как возле нее оказалась старшая сестра: оказалось, граф уже успел представить гостям Марию и Анастасию, а также соседа, князя Петра Долгорукого. Михаил Александрович, поняв, что это тот самый сосед, который помог его людям, очень обрадовался и поспешил еще раз лично поблагодарить Петра Михайловича, чем расположил к себе самого князя и его жену. Мария Алексеевна воспользовалась удобным случаем и поманила дочерей. Лиза схватила Анну за руку и быстро подвела к матери. Они все по очереди раскланивались друг с другом, когда над головой девушки, присевшей в вежливом книксене, раздался голос князя Репнина: - Барон Владимир Иванович Корф, мой сослуживец и лучший друг. Княжна Анна Петровна Долгорукая. Анна подняла взгляд, и ее словно окатило ледяной водой, а потом бросило в жар, потому что серые глаза барона, которые походили на грозовые тучи, подобные тем, что теперь постоянно висели в небе, будто видели ее насквозь, несмотря на всю холодность, с которой он чуть склонил перед ней голову. - Очень приятно, княжна, - произнес он глубоким, хорошо поставленным голосом, от которого Анне стало еще больше не по себе. Она что-то ответила, постояла рядом, сколько того требовали приличия, почти не воспринимая, о чем шел разговор. Наконец, объявили танцы. После полонеза, который танцевали хозяева дома, князь Репнин пригласил Лизу на вальс, и от Анны не укрылась радость, с которой сестра подала молодому человеку руку. Ей самой вдруг почему-то совершенно расхотелось танцевать, так как на душе до сих пор было неприятно от знакомства с бароном Корфом. Она спряталась в уголке залы, глядя, как мимо пролетают вальсирующие пары. Когда в поле зрения попадали Михаил Александрович и Лиза, Анна видела, как она улыбается молодому человеку, и как тот улыбается в ответ. Прелестная картина! Но вот вальс закончился, музыканты смолкли, давая танцорам возможность перевести дух, и к Анне подбежала счастливая Лиза. - Ах, Аня, Аня! – восторженно прошептала она, сияя. – Михаил Александрович такой прекрасный кавалер! Он сказал, что даже на петербургских балах ему никогда не доводилось танцевать с такой замечательной девушкой, как… я, - последнее слово она произнесла совсем тихо. Анна улыбнулась: - Я очень рада за тебя, дорогая. Вы чудесно смотрелись вместе в вальсе. Готова спорить, что князь пригласит тебя и на котильон, и уж тем более на мазурку! - Кстати, почему ты не танцевала? - Если честно, мне до сих пор не по себе от друга князя, барона Корфа, - призналась Анна. – Он так странно посмотрел на меня, когда мы знакомились! Даже описать тебе не могу, что я почувствовала. Ну, ты взгляни только, как он держится! – она чуть кивнула в сторону Владимира Ивановича, который стоял у колонны, разговаривая с Ольгой Калиновской. Действительно, эти «два сапога – пара», как выразилась бы кухарка Долгоруких, Варвара, казалось, задались целью наполнить залу своей надменностью. Они словно бы не замечали никого вокруг; Ольга временами усмехалась словам барона, и ее усмешка кривизной не уступала той, что мелькнула на губах Корфа, когда тот только вошел. Правда, сейчас он был совершенно серьезен; и если бы Анна знала, о чем, а вернее, а ком, шла между ними речь, то изрядно бы удивилась, а может, и смутилась – ведь разговор касался именно ее. - Ну, Владимир, как вам это птичье царство? – пошутила Ольга, но барон остался невозмутим: - Ольга, называйте вещи своими именами: курятник. Вы знаете, я не люблю иносказаний. - Разумеется, барон, - продолжала улыбаться Ольга. – Но курятник был бы совершенно безнадежен, в то время как здесь, - она обвела круговым движением головы зал, - быть может, найдется несколько занятных молодых особ. - Вы говорите о Натали и о себе? – осведомился барон. Ольга усмехнулась: - Полно вам, барон, не будьте таким нудным! – она приблизила губки к самому уху молодого человека и прошептала: - Признайтесь, что в этой зале есть очень милые барышни. Уездные манеры, конечно, их несколько портят, но ведь не настолько, чтобы ни одна вам не приглянулась. - Пожалуй, - признался Владимир, окинув взглядом стайки девушек, рассредоточившихся по зале. Наконец, задержался на маленькой золотоволосой фигурке в дальнем углу – вторая дочь князя Долгорукого, Анна. Она была не такой заметной, как ее старшая сестра, которая, судя по всему, сразу приглянулась Мише, но ее голубые, на пол-лица глаза, притягивали и манили, как манит своей прохладой озеро усталого путника в жаркий день. Проследив за взглядом барона, Ольга снова усмехнулась: - Интересный выбор, Владимир. Не премину поздравить вас. - Вы спешите, Ольга, - Корф пожал плечами. – Она привлекательна, но не настолько, чтобы очаровать меня. - Ну-ну, - протянула Калиновская и, обмахиваясь веером, отправилась к Наталье Репниной, общавшейся с дочерьми графа Гессен. Оставшись в одиночестве, Владимир вернулся к прежнему занятию, а именно – к разглядыванию Анны Долгорукой. Но более свои мысли на ее счет никому не раскрыл.