Гордость и предубеждение Двугорского уезда

      Сергей Степанович и Дарья Алексеевна Оболенские, стоя недалеко от того места, где дорожка разветвлялась, спускаясь к озеру, наблюдали прелестную картину: Анна шла, задумавшись и опустив голову, а потому совсем не заметила, как из-за деревьев показался и быстрым шагом пошел ей навстречу высокий темноволосый молодой человек, бывший, вне всякого сомнения, бароном Владимиром Корфом. Он, в свою очередь, также думал о чем-то, рассеянно глядел по сторонам, помахивая хлыстом. Столкновение было неизбежно, причем молодые люди чуть ли не лбами стукнулись, и тут же замерли, словно окаменели. Их лица находились так близко друг от друга, что, не знай посторонний зритель всего, мог бы подумать, что это двое влюбленных, которые хотят слиться в поцелуе, но почему-то не решаются.       Наконец, Анна пришла в себя и тут же отпрянула назад; лицо ее залилось краской, она не знала, куда бежать и что делать. Впрочем, судя по опешившему виду барона, он чувствовал себя не лучше. Тем не менее, самообладание вернулось к нему первым вместе с даром речи, и Корф неожиданно тихим, застенчивым голосом поинтересовался, как поживает княжна, как чувствуют себя ее родители, и давно ли она гостит в этих местах. Анну поразил тон, которым задавались эти обычные для начала светской беседы вопросы. Она даже не помнила, что пролепетала в ответ, после чего совершенно невежливым образом снова уставилась на Владимира Ивановича, который отчего-то окончательно смутился и, отвесив глубокий поклон, чуть ли не опрометью кинулся к дому.       Князь и княгиня Оболенские тут же подошли к Анне, наперебой выражая восхищение статью и приятным внешним видом барона, но девушка их не слушала. Она медленно начинала осознавать, что только что произошло, и ей становилось невыносимо стыдно. Визит в Солнечное казался ей самым опрометчивым и злосчастным поступком в жизни, и легко можно было догадаться, что чувствует теперь Владимир Иванович. Все выглядело так, будто Анна нарочно вновь оказалась у него на пути. И зачем они только приехали! И зачем он сам вернулся на день раньше! Анна снова и снова краснела, думая, что ее появление в Солнечном — верх неприличия. Однако же, как разительно изменился барон с их последней встречи! Его словно подменили: он смутился, искренне интересовался ее семьей — это после того, как буквально уничтожил их своим презрением в письме! Анна совершенно растерялась, не понимая, как объяснить подобное превращение холодного и надменного аристократа во вполне дружелюбного молодого человека.       Очнулась княжна лишь тогда, когда Сергей Степанович предложил обойти озеро кругом и подняться на другой берег, чтобы посмотреть рощи. Анна воскликнула, что это совершенно невозможно, и надо немедленно уезжать, после чего быстрым шагом стала подниматься обратно к дому. Тетя и дядя, недоуменно переглянувшись, последовали за ней. Но когда они проходили мимо парадного двора, то увидели, как к ним идет хозяин поместья. Он окликнул Анну, и той пришлось замедлить шаг, а потом и вовсе остановиться. Владимир Иванович поспешил подойти к ней.       — Как хорошо, что я застал вас! — воскликнул он, и в его голосе по-прежнему не было ни отголоска былой отстраненности. — Я очень рад видеть вас и ваших друзей в Солнечном. Надеюсь, вам здесь понравилось?       — О, да! — воскликнула Анна. — Очень! Это невероятно красивое поместье!       Улыбка — та самая, которая так понравилась княжне на портрете, осветила лицо барона, и девушка неожиданно для себя самой расслабилась, словно ее окунуло в поток солнечного теплого света. Владимир Иванович, тем временем, попросил Анну представить ее друзей.       — Князь Сергей Степанович Оболенский, княгиня Дарья Алексеевна Оболенская, моя тетя. Барон Владимир Иванович Корф, — сказала Анна, не без удивления наблюдая, как вежливо и дружелюбно барон поклонился князю и прикоснулся губами к руке княгини. Конечно, положение Сергея Степановича не шло ни в какое сравнение с положением ее родителей, но девушка полагала, что презрение Корфа непременно распространится на всех ее родственников без исключения. Однако он и тут ее поразил, после приветствий заведя разговор с Сергеем Степановичем об охоте. Когда выяснилось, что князь Оболенский — заядлый любитель таковой, Владимир Иванович предложил ему приехать поохотиться в самое ближайшее время, и пообещал снабдить всем необходимым, от лошади до снаряжения. Получив согласие, барон любезно осведомился у гостей, не устали ли они после обхода его владений, а если нет, то он очень хотел бы показать им оранжереи и розарий, который завела еще его матушка, и который он считает своим личным долгом поддерживать в порядке и регулярно заказывать новые сорта роз. Анна едва удержалась от того, чтобы вновь не уставиться на Владимира Ивановича, который сегодня, судя по всему, поставил главной задачей раз и навсегда переменить ее мнение о своей персоне. Тем временем Дарья Алексеевна проявила живейший интерес к розарию, и маленькая компания двинулась вокруг дома; впереди шли барон с Анной, а за ними, в некотором отдалении — чета Оболенских. Некоторое время все шли в полном молчании, затем же Анна решила нарушить его, потому что желала уверить Корфа в том, что, решившись посетить Солнечное, не подозревала о внезапном приезде хозяина.       — Агриппина Ильинична, супруга вашего управляющего, сказала, что вас в имении ждут только к завтрашнему дню, — обратилась она к барону. — То же самое мы слышали от слуг на постоялом дворе, перед тем, как отправиться сюда. Поверьте, Владимир Иванович, в противном случае мы бы ни за что не решились…       — Нет-нет, — прервал ее Корф, — не стоит извиняться, Анна Петровна! Вина целиком лежит на мне, — он снова приятно улыбнулся. — Я действительно собирался прибыть завтра, но решил посоветоваться с управляющим по поводу размещения и развлечений для моих гостей. Кстати говоря, среди них будут те, кто вам уже знакомы: князь Михаил Репнин и его сестры.       Анна кивнула, не зная, что на это ответить; в последний раз имя Михаила Александровича прозвучало между ними не в самой приятной ситуации. Барон, тем временем, продолжал:       — Как я уже сказал, мне чрезвычайно приятно, что вы оказались здесь, в Солнечном, и смогли оценить его красоту.       — Я никогда не видела ничего более прекрасного и величественного, — призналась Анна. — Хотя до визита в уезд тетя и дядя возили меня в Петергоф.       — О, правда? — оживился Владимир Иванович. — Польщен, что Солнечное для вас оказалось лучше Монплезира и Большого дворца.       — Вы смеетесь, барон?       — Нисколько! — живо воскликнул Владимир Иванович и, повернувшись к Анне, так что ей пришлось взглянуть ему в лицо, тихо добавил: — Ваше мнение для меня очень важно, Анна Петровна.       Княжна Долгорукая вспыхнула очаровательным румянцем, который лишь вновь тронул ясной улыбкой губы Корфа. Тем временем впереди показались стеклянные стены розария и оранжереи. Многообразие собранных растений поражало, там было несколько очень редких, экзотических видов, и даже один ядовитый цветок из джунглей Индии — оказалось, что во время службы барон оказался в этой загадочной стране, откуда привез несколько потрясающих кинжалов и вот этот цветок, который описал, как «убийственно-прекрасное творение природы». Но еще более потрясла Анну нежность, с которой Владимир Иванович относился к розарию матери. Он долго водил гостей от куста к кусту, рассказывая, откуда и когда привезен сорт, чем примечателен, у какого наиболее стойкий и благоухающий аромат. Изящные длинные пальцы молодого человека ласково прикасались к бархатным лепесткам, и княжна Долгорукая вдруг представила, что с таким же трепетом они могут прикоснуться к ее щеке. От этих неприличных мыслей ее бросило в жар; слава богу, что никто ничего не заметил.       На прощание Владимир Иванович самолично срезал и преподнес несколько цветов Дарье Алексеевне и Анне. Княгиня получила три белоснежных пушистых бутона китайской розы, а княжне Долгорукой барон протянул полыхающую алым цветом галльскую розу; она не была такой пышной, как китайская, но от нее исходил совершенно неповторимый сладкий аромат. Хозяин поместья проводил гостей к коляске, поинтересовавшись заодно, где они разместились, и хорошо ли их приняли. И уже когда дамы заняли свои места, Владимир Иванович спохватился:       — Простите, я так невежлив, следовало бы пригласить вас раньше… Через три дня я устраиваю скромный прием для своих друзей. Ничего помпезного: ужин с хорошим вином, немного танцев и музыки. Надеюсь, Анна Петровна, вы и ваши родственники окажете мне честь, приняв мое приглашение. Мы с Мишелем и его сестрами давно не слышали, как вы поете.       — В самом деле, Аннушка, мы бы с удовольствием послушали твое пение, — согласилась с бароном Дарья Алексеевна, видя, что племянница несколько растерялась. Однако намек со стороны тетушки возымел свое действие, и девушка, склонив голову, ответила:       — Благодарю, Владимир Иванович. Мне будет очень приятно спеть для вас и ваших гостей. Мы с тетей и дядей будем на приеме непременно.       Барон просиял, поклонился и велел кучеру трогать. Анна смотрела, как его высокая фигура становится все меньше и дальше, пока окончательно не скрылась за поворотом дороги.