Гордость и предубеждение Двугорского уезда

      По счастью супруги Оболенские не успели уйти далеко, так что Анна и Владимир Иванович довольно быстро догнали их и, не откладывая дел в долгий ящик, тут же рассказали об ужасных известиях из Михайловского. Дарья Алексеевна и Сергей Степанович пребывали в горестном изумлении, не понимая, как полковник и его жена не смогли уберечь Полину от подобной безумной выходки, и поспешили вернуться к постоялому двору, чтобы как можно скорее отправиться в Петербург. Барон Корф по большей части молчал, хотя в голове его уже сложился примерный ход мыслей поручика Писарева, но пока он не хотел делиться своими предположениями, предпочитая убедиться воочию. Однако молодой человек выразил желание присоединиться к поискам младшей княжны Долгорукой, не преминув озвучить прежнее условие: родители Анны не должны ничего знать.       — Сейчас я вернусь к себе в поместье, чтобы отдать распоряжения управляющему насчет моих гостей и собрать вещи, — сказал Корф. — Не беспокойтесь, Анна Петровна, друзья переживут мой внезапный отъезд, им не привыкать. К вечеру я буду в Петербурге, а завтра утром приступлю к поискам. Мой дом на Малой Морской улице для вас всегда открыт.       Владимир Иванович поклонился князю и княгине Оболенским, поцеловал Анне руку и ушел. Пока тетя и дядя собирались, девушка быстро написала письмо Лизе.       Моя милая Лиза,       Ты не представляешь, в какой ужас привело меня твое послание. Разумеется, Сергей Степанович и Дарья Алексеевна едут в Петербург, чтобы помочь отцу искать Полину. Я отправляюсь с ними. Знаю, ты хотела бы видеть меня подле маменьки, но я просто не найду себе места там, зная, что Полина в руках Писарева. Лизонька, это человек, начисто лишенный благородства, поверь мне… Быть может, когда-нибудь я расскажу тебе то, что знаю, но сейчас мне просто необходимо поехать в Петербург. Думаю, папà не будет против.       Напишу, как только что-нибудь узнаю.       Целую тебя,       Анна       Девушка запечатала конверт и спустилась вниз, чтобы отдать письмо слуге. Лиза наверняка будет волноваться, но Анна по-прежнему не решалась рассказывать ей о прошлом Писарева; и уж тем более о том, что барон Корф тоже намерен разыскивать ее непутевую сестрицу. Вернувшись к себе, княжна стала собираться вещи, попутно вспоминая о разговоре с Владимиром Ивановичем. Ей с трудом верилось в то, что барон не отвернулся от нее, не обдал, как бывало раньше, ледяным холодом своих серых глаз. «Я делаю это не ради них», — сказал он. Владимир Иванович поступал так ради нее… Потому что любил, и не мог допустить, чтобы из-за глупости Полины страдала Анна. Сегодня он назвал ее по имени, но не так, как в тот день, когда делал предложение; нет, в его голосе было столько нежности! А как сладко было ей самой произносить его имя, оно до сих пор музыкой звучало в ушах. Девушка встряхнулась: не время думать о любви, когда честь ее сестры под угрозой, но сердцу не прикажешь, и следы поцелуев все еще ощущаются на руках. Анна не представляла, как Корф собирается искать поручика, но не сомневалась, что у него все получится — и гораздо скорее, чем у ее родственников.       Быстро пообедав внизу, чета Оболенских с племянницей сели в карету и отправились в столицу. По дороге Сергей Степанович попросил девушку рассказать ему все, что известно о характере Писарева, а также поинтересовался, почему вдруг барон Корф решил принять участие в поисках. Анне было неловко врать дяде, но она ограничилась лишь тем, что поведала о том, как поручик проявлял к ней интерес, когда только появился в уезде; в его поведении тогда сложно было усмотреть безрассудство или безответственность, но ведь они не так часто общались. Что же до барона, то, насколько ей известно, они с поручиком очень давно знакомы, так что, возможно, Владимир Иванович знает людей или места, о которых неведомо полковнику Сбруеву. Княжна Долгорукая искренне надеялась, что Сергей Степанович поверит ей, и не заподозрит, что от него что-либо скрывают. И потом, даже если бы всем было известно о прошлом Сергея Николаевича, что бы это изменило? Никто не мог предвидеть его появления в Петербурге. Анна задумалась, глядя в окно кареты. Она никак не могла понять, почему Писарев остановил свой выбор именно на Полине; если он надеялся таким образом поправить свое материальное положение, то явно просчитался. Опять мстит Корфу? Нет, на сей раз это звучит очень глупо. Неужели Писарев настолько беспечен, что ему все равно, с кем бежать, и что потом ждет Полину?       Петр Михайлович был одновременно удивлен и рад видеть любимую дочь в Петербурге. Он прожил все это время у полковника Сбруева, они продолжали искать беглецов, но безрезультатно. Анна как могла утешала отца: тот вынужден был признать, что беспокойство девушки по поводу отъезда Полины оказалось не беспочвенным.       — И теперь мы все пожинаем плоды моего равнодушия, — горестно вздохнул князь. — Мне следовало внять твоим просьбам, Аннушка, и не давать разрешения…       — Папà, не терзайте себя, — Анна обняла отца. — Никто не предполагал, что поручик объявится в Петербурге, и уж тем более заинтересуется Полиной.       — Не в нем дело, моя милая, — снова вздохнул Петр Михайлович. — А в том, что твоя неразумная сестрица оказалась достаточно глупой, чтобы согласиться. На месте Писарева мог быть кто угодно. Мне следовало воспитывать ее гораздо строже. Что ж, это хороший урок. Думаю, что сейчас нам всем не помешает отдохнуть. — Он потрепал дочь по щеке и тяжелой походкой вышел из комнаты. Анне было очень жаль его; князь словно постарел разом на добрый десяток лет. Теперь вся надежда была на Сергея Степановича, но еще более — на Владимира Ивановича. Анна несколько тревожилась: хоть барон и дал ей слово не вызывать Писарева на дуэль, старая обида вкупе с гордым нравом может сыграть дурную роль в этой неприятной истории. Поехать завтра к нему? Но как, отец в доме, а лгать родственникам опять Анне не хотелось. Быть может, стоит написать? Пожалуй, это единственный выход. Княжна села за стол, и через двадцать минут послание было составлено. Завтра с утра, как только проснется, она попросит слугу отвезти его барону.       Спала Анна плохо, и, в конце концов, поднялась с постели ни свет ни заря. Часы показывали половину седьмого утра. Девушка вздохнула, подошла к столу, взяла конверт и, вернувшись в кровать, уставилась на циферблат, неспешно отсчитывавший тягучее, как патока, время. Едва короткая стрелка достигла семи, княжна Долгорукая вновь встала, накинула поверх сорочки халат и выскользнула за дверь спальни. В доме было тихо — очевидно, все остальные еще спали, но слуги, скорее всего, поднялись. Спустившись вниз, девушка застала одного из лакеев, который вынимал огарки свечей и заменял новыми. Спросив, знает ли он, где живет барон Корф и получив утвердительный ответ, Анна отдала слуге письмо, наказав немедля отправляться и передать послание лично в руки, и не уходить без ответа. Оставшееся время до завтрака девушка промаялась в своей комнате, а в столовой сидела, как на иголках. По счастью слуга объявился сразу после трапезы; едва Анна вышла в коридор, как он вручил ей запечатанный конвертик, который княжна тут же распечатала.       Сударыня,       Признаться, я удивлен Вашей обо мне заботливости. Сообщить мне пока, увы, нечего, но у меня уже есть соображения, куда следует направиться в первую очередь. Заверяю Вас еще раз, что не стану вызывать поручика. Если Ваши родители не имеют ничего против такого зятя, я сделаю все, чтобы Писарев как можно скорее обвенчался с Полиной Петровной.       Всего наилучшего,       Владимир Корф       Анна покачала головой и вздохнула. Несмотря на заверения Владимира Ивановича, весь день она провела в беспокойстве, а тон письма напомнил о прежнем, гордом и неприступном бароне. Вполне возможно, что теперь, в свете перспективы заиметь родственником человека, которого Корф ненавидел, Анне придется забыть о прежних надеждах на счастье ним. Отец с дядей уехали после завтрака. Дарья Алексеевна предлагала племяннице погулять с ней по городу, но девушка отказалась: ей казалось, что если она покинет дом, в ее отсутствие обязательно что-нибудь случится. Петр Михайлович и Сергей Степанович вернулись после обеда в очень скверном расположении духа. По предложению полковника Сбруева, они посетили несколько игорных заведений, где, по словам сослуживцев Писарева, он часто бывал, и выяснили, что поручик наделал немало долгов, причем не только в Петербурге, но и в окрестных уездах, и даже в соседней Москве. Очевидно, он вернулся в столицу, чтобы попытаться отыграться, и потерпел неудачу. Однако его побег с Полиной по-прежнему представлял собой загадку, ведь помочь вернуть долги она никак не могла.       Обо всем этом мужчины вели речь в гостиной; к ним присоединились дамы, и Дарья Алексеевна распорядилась принести чаю. Анна высказала предложение, что раз деньги не послужили предлогом, оставалось думать, что Сергей и Полина связаны неким сердечным чувством, и следует во что бы то ни стало их поженить. Петр Михайлович мрачно посмотрел на дочь.       — Я могу представить, что Полина влюбилась в Писарева. Но совершенно не думаю, что он отвечает ей взаимностью, по крайней мере, его чувство не так сильно, чтобы загнать под венец. Даже в страшном сне я не пожелал бы видеть в своей семье подобного человека, но, боюсь, другого выхода у нас нет. Остается только понять, куда они делись.       — Да, а также заплатить долги поручика, — нахмурился Сергей Степанович.       В этот момент в гостиную вошел слуга и передал князю Оболенскому письмо. Сергей Степанович пробежал его глазами, быстро поднялся с места и направился к двери со словами:       — Прошу прощения, мне срочно нужно кое-куда съездить.       — Они нашлись? — хором воскликнули князь Долгорукий, княгиня Оболенская и Анна. Петр Михайлович поднялся вслед за Сергеем Степановичем, но тот остановил его:       — Друг мой, я вынужден попросить вас остаться. Заверяю вас, с Полиной все в порядке, мне нужно уладить это дело самому. Вам лучше бы отправиться в Михайловское, чтобы собрать столько денег, сколько сможете: испытывать и без того малое терпение кредиторов поручика — плохая идея. Аннушка, я думаю, тебе нужно поехать с отцом. Сейчас распоряжусь, чтобы вам приготовили карету.       Ни князь, ни княжна Долгорукие не успели что-либо возразить, как за Оболенским захлопнулась дверь.       — Что за тайны? — возмутился Петр Михайлович. Анна промолчала, хотя догадывалась, куда и зачем уехал дядя. Дарья Алексеевна взяла племянницу под руку:       — Пойдем, милая, я помогу тебе собраться.       Только оказавшись наедине, княгиня Оболенская решилась задать вопрос, ответ на который, в общем-то, она и сама знала:       — Барон Корф нашел их?       Анна кивнула. Дарья Алексеевна улыбнулась:       — Очень благородно с его стороны. Ради тебя он, оказывается, на многое готов, даже наступить на горло собственной гордости.       Девушка вздрогнула и подняла на женщину удивленные глаза:       — Тетушка! Вы… знаете?       — Дорогая, ваши чувства разве что слепой не увидит, — рассмеялась Дарья Алексеевна. — Как он смотрел на тебя, когда ты пела! И потом, в парке… Он так увлеченно целовал твои руки, а ты выглядела очень счастливой.       Анна со вздохом села на постель.       — Ах, тетушка… если бы все было так просто! Мне кажется, после того, что случилось с Полиной, он… не захочет иметь никакого дела с барышней, чья репутация не внушает доверия, пусть и не по ее собственной вине.       Дарья Алексеевна села рядом и обняла девушку.       — Милая Анна. Если чувства барона к тебе по-настоящему сильные, они выдержат любую бурю, любое испытание. Если же нет — значит, он не достоин того, чтобы даже помнить его имя. Я уверена, Владимир Иванович поступит правильно.       — К сожалению, наши понятия о правильности поступков несколько отличаются, — сухо заметила Анна, некстати припомнив вмешательство барона в судьбу Лизы.       — Любовь способна на многое, — задумчиво сказала княгиня Оболенская. — Она заставляет людей меняться. Я помню твое неприятие барона поначалу; и посмотри, что теперь? Он, судя по всему, платил той же монетой, а когда мы приехали в Солнечное, мне показалось, что Корф из твоих рассказов — вообще совсем другой человек, а этот милый юноша — обыкновенный влюбленный, мечтающий о взаимности своих чувств.       — Вы правы, тетушка, предубеждение толкнуло меня составить о Владимире Ивановиче дурное мнение, и когда все изменилось, я была только рада. Но… то, что произошло… Я не могу испытывать тех же надежд, хотя мне бы очень этого хотелось.       Дарья Алексеевна не стала продолжать — она видела, что девушка расстроена, и не желала усиливать ее печаль. Пустые утешения не помогут; оставалось лишь ждать. Княгиня Оболенская искренне верила, что молодой барон окажется достойным ее племянницы, которая, как никто другой, заслуживала самой большой любви.