Гордость и предубеждение Двугорского уезда

      В Михайловское князь Долгорукий вместе с дочерью вернулись затемно. Петр Михайлович все ворчал и сердился на Сергея Степановича, за то, что тот так внезапно куда-то убежал, не посвятив его в свои планы — в конце концов, Полина была его дочерью, и он как никто другой о ней беспокоился. Это занимало князя даже больше, чем вопрос денег. Анна успокаивала отца, со страхом думая, откуда взять сумму, по предварительным подсчетам перевалившую за несколько тысяч рублей. Понятное дело, что придется занимать. Но как долго потом отец будет возвращать долг?       Дома было очень тихо: Мария Алексеевна по-прежнему не вставала с постели, Соня, наказанная за то, что знала о намерениях Полины, и молчала, безвылазно сидела в своей комнате, слуги ходили как мыши; встречать отца и сестру вышла только Лиза. Она получила отправленное из уезда письмо, и была страшно рада, что Анна не задержалась надолго в Петербурге. Первым делом княжна отправилась поздороваться с матерью. Княгиня Долгорукая, обложенная подушками, выглядела бледной и несчастной.       — О, моя дорогая Анна! — воскликнула она, увидев дочь. — Что теперь будет? Какой скандал! Весь Двугорский уезд уже знает!       — Маменька, не волнуйтесь, вам вредно, Илья Петрович запретил, — живо вмешалась Лиза. Перехватив испуганный взгляд Анны, она поспешно добавила: — Об этом известно далеко не всему уезду. — И совсем тихо закончила: — Надеюсь, тетя Антонина не разболтает.       Анна мысленно застонала от досады. Надежда на то, что тайна позорного побега Полины останется в узком семейном кругу, исчезнет, стоит тетушке Антонине раскрыть рот. Мария Алексеевна продолжала расспрашивать дочь:       — Скажи, Анна, имеет ли поручик намерение жениться на Полине?       — Я уверена, Сергей Степанович этого добьется, — сказала Анна. — Правда… у поручика много долгов, их следует выплатить как можно скорее. Судя по всему, сам он этого сделать не сможет, так что придется папà взять все трудности на себя…       — Бог мой! — княгиня всплеснула руками. — Да откуда же Петя достанет деньги?       — Князь Оболенский ему поможет, я уверена, — ответила Анна. Этот ответ, казалось, расстроил Марию Алексеевну еще больше: она стала причитать, что теперь-то их семья точно разорится; потом вдруг принялась ругать Полину; затем вспомнила, что младшая дочь все-таки собралась замуж, а это так замечательно, и надо упросить Петю дать денег на свадебное платье. Старшим барышням еле удалось успокоить мать. Наказав горничной следить, чтобы княгиня приняла лекарство и не вставала, Лиза и Анна вышли в коридор.       — Боже, я чувствую себя такой усталой, словно весь день таскала камни или белье в проруби стирала, — пожаловалась Анна, со вздохом прислонившись к стене. Лиза встала рядом.       — А я-то надеялась по приезду обсуждать с тобой куда более приятные вещи, — улыбнулась она. — Бедный папà! Выдавать дочь за такого… такого… ах, я бы высказала все, что думаю про этого Писарева, но не хочу, чтобы кто-то знал, что княжна Елизавета Долгорукая ругается, как пьяный сапожник. — Лизин нрав по-прежнему не отличался кротостью.       — Думаю, после брака Полины ты сможешь не только ругаться, Лизонька, — печально сказала Анна. — Все равно барышням с подмоченной репутацией не удастся удачно выйти замуж. Так зачем соблюдать условности? — Это прозвучало настолько горько, что заставило Лизу насторожиться.       — Аня… Ты говоришь так, словно… А ну, признавайся! Ты встретила кого-то? — она резво схватила сестру за руки и увлекла в свою комнату. Закрыв дверь, усадила Анну на кровать, села рядом и выжидательно уставилась на девушку. Анна открыла было рот, чтобы возразить, что никого и в помине нет, но вдруг осознала, как ей надоело все скрывать. Она ничего не рассказала даже тете, хотя та уж точно бы хранила ту историю в тайне, да и, быть может, чем-то помогла, дала совет… Но в Петербурге над ней незримо довлел дух барона Корфа, и Анне казалось, что, едва она вымолвит хоть слово, Владимир Иванович из ласкового и доброго превратится в прежнего, холодного и надменного, ведь девушка не оправдала его доверия. Но сейчас, в девичьей спальне, освещенной лишь трепетными огоньками свечей, Анна решила, что больше терпеть не может. И потом, с кем еще ей делиться сердечными тайнами, как не с любимой старшей сестрой? И княжна Долгорукая поведала Лизе абсолютно все. Слова лились, как вода льется из кувшина; чем дальше Анна рассказывала, тем яснее ощущала, как на душе становится все легче и легче. Лиза слушала, затаив дыхание и округляя местами глаза. Печаль на какое-то время затуманила ее взгляд, когда Анна заговорила о князе Репнине, но сестра заверила Лизу, что Михаил Александрович ничуть не изменился и, по-видимому, все так же питает к ней нежные чувства.       — Однако теперь это уже не имеет никакого значения, — завершала Анна свой рассказ. — Дражайшая Полина все нам испортила. И тебе, и мне, и Соне, и папеньке с маменькой. Всем! — и она со стоном откинулась на кровать, раскинув руки. Однако Лиза не поддалась отчаянию сестры.       — Знаешь, Аня, я бы, может, и хотела ненавидеть Полину за то, что она натворила. Но не могу. Не виновата она в том, что никто не объяснил ей, что такое настоящая любовь. Отец и мать, сама понимаешь, не помощники. А мы с тобой были настолько заняты собственными переживаниями, что не желали хоть раз поинтересоваться, каковы мечты наших младших сестер. Погляди, мы всю жизнь словно бы делились на два лагеря, и разница в возрасте тут совсем не при чем. Я согласна, что поведение Полины достойно порицания и осуждения — в равной степени, как нет и не будет оправдания поступку Писарева. Но если бы мы вели Соню и Полину за собой… Все могло бы быть иначе, и Полина бы сразу увидела, каков поручик на самом деле, не думаешь?       — Лиза, благородство и доброта твоей души меня всегда восхищали, — улыбнулась Анна. — Но что толку в этих пустых философствованиях? Отец надолго влезет в долги, расплачиваясь с кредиторами Писарева, никогда не примет его в семью — да и кто из нас бы принял! — а барон Корф ни за что не захочет знаться с девушкой, сестра которой мало того, что сбежала, так еще и вышла замуж за его давнего недруга. И Михаилу Александровичу не позволит.       Лиза сидела молча, понимая, что сестра права. Полные грусти, они пожелали друг другу доброй ночи и отправились спать.       Мрачное настроение сохранялось в доме и на следующий день. Петр Михайлович, который, как выяснилось, полночи просидел у себя, обложившись счетами, уехал, даже не позавтракав. Анна и Лиза сидели в столовой в одиночестве, едва обменявшись парой фраз. Им было тоскливо и тревожно, руки не тянулись ни к рукоделию, ни к книге; прогулка по благоухавшему цветами саду тоже не принесла облегчения. Отобедав совершенно без аппетита, сестры вернулись в беседку у пруда, и именно там их застал отец. Вид у него был несколько озадаченный, но в глазах уже не было той тяжелой усталости, с которой он уезжал утром. Лиза и Анна бросились к нему навстречу.       — Папà, ну, что? — Лиза схватила отца за руку и принялась теребить, как когда-то делала в детстве, пытаясь выманить себе подарок раньше остальных. Вместо ответа Петр Михайлович протянул старшей дочери распечатанное письмо. Лиза взяла листки и начала читать:       Дорогой друг,       Пишу Вам, чтобы заверить в том, что Полина и поручик Сергей Писарев найдены, и сейчас оба находятся в моем доме. Дарья Алексеевна настояла, чтобы племянница была под ее опекой, а поручику, как я понял, особо и некуда больше идти. Впрочем, это даже к лучшему¸ ибо я имел с ним продолжительную беседу в самых строгих тонах. Увы, в его поведении совершенно не чувствовалось раскаяния — наоборот, поручик пытался убедить меня, что Полина сама придумала затею с побегом…       — Что за чушь! — прервала чтение Анна, кипя от негодования. Лиза, тем временем, продолжала:       …и он не сумел отговорить ее, как ни старался. Однако я призвал его быть мужчиной и взять на себя ответственность за репутацию барышни, и без того небезупречную. Сергею ничего не оставалось, как смириться и обещать венчаться с Полиной как можно скорее…       — Ну, слава тебе, Господи! — воскликнула Лиза. Петр Михайлович кивнул в сторону письма:       — Это еще не все, Лизонька. Читай дальше!       Оставалась лишь одна проблема, которая Вам хорошо известна. Финансовое положение поручика не просто плачевно — оно по-настоящему катастрофическое. Тем не менее, я был готов оплатить часть долгов, рассчитывая также на ваши вложения. Но не успел, потому что буквально час назад получил уведомление о том, что какой-то человек, пожелавший остаться неизвестным, выполнил эту задачу за нас с Вами, и расплатился со всеми кредиторами, включая уездных и даже московских…       — Что?! — воскликнула Анна, обменявшись с сестрой изумленными взглядами округлившихся глаз. — Но… как?.. Кто?..       — Хотел бы я знать, — пожал плечами князь Долгорукий. — Но ты читай, Лиза, читай!       …так что теперь Писарев волен отправляться, куда угодно. Впрочем, сей вопрос также был решен таинственным благодетелем: через неделю от сего дня поручику приказано явиться на службу в один из подмосковских полков. Квартира и жалованье, достаточное для содержания себя и супруги в разумных пределах, будет предоставлено. Как Вы можете видеть, друг мой, все сложилось наилучшим образом, что не может не радовать. За Вами остается лишь назначить за дочерью то приданое, которое вы посчитаете нужным и возможным, а также дать родительское благословение. Полина выражала желание венчаться в церкви в родном уезде, на что я, с Вашего позволения, ответил решительным отказом — нельзя допустить, чтобы сбежавшая девица явилась в отчий дом невенчанной. Посему я прошу Вас написать мне немедля, дабы мы с Дарьей Алексеевной все устроили здесь, в Петербурге. После чего, смею надеяться, Вы не откажетесь принять молодоженов в Михайловском: они проследуют через Двугорский уезд по пути к новому месту службы Сергея Николаевича.       Лиза опустила письмо на колени и посмотрела на отца.       — Папà, у вас нет никаких догадок, кто бы мог совершить такое чудо? — спросила она.       — Нет, Лиза, — отвечал князь. — Я, конечно, напишу Сергею Степановичу, что даю свое благословение… И спрошу, что ему известно об этом благодетеле. Но мне кажется, он пребывает в таком же неведении. Честно говоря, я бы вместо Полины предпочел взглянуть в глаза этому человеку, но придется довольствоваться тем, что есть. К тому же, думаю, было бы уж совсем бессердечно лишать вашу маменьку удовольствия полюбоваться столь сомнительной парой. Вам стоит поспешить к ней и обо всем рассказать. Ручаюсь, эти известия ее воскресят, подобно тому, как Христос воскресил Лазаря. Подумать только, последняя дочь первой выходит замуж!