Magnificent gem of our souls

Как я и предполагала ранее, делегация во главе с Федором и Евпатием добралась до лагеря хана Батыя уже под покровом густых сумерек. Первые звезды загадочно мерцали на темном полотне неба. Холодный и отчужденный диск полной луны постепенно поднимался от горизонта, проливая на заснеженную русскую землю свой призрачный свет. Оказавшись на территории монголов, я сразу отметила, что все здесь: предметы, оружие, броня и сами люди, разительно отличается от привычной для меня обстановки. Конечно, раньше, в различных книгах, я читала о культуре других народов. Но прочесть что-то и увидеть собственными глазами — далеко не одно и то же. Временными жилищами для ордынцев служили шатры, обшитые мехом. Благодаря своему синему оттенку, они практически сливались с темнеющей округой. Из небольших снежных сугробов выглядывали длинные факелы, обмотанные просмоленной тканью. Кое-где, вверх устремлялись массивные деревянные орудия, с отведенной для тяжелых камней чашей. Каждый вражеский воин считал своим долгом окинуть весь наш отряд презрительным, полным злобы и пренебрежения взглядом. От такого большого количества противников вокруг, бесспорно готовых напасть в любой момент, я почувствовала себя неуютно, как беззащитная овечка, окруженная кровожадными волками. По выражению лиц некоторых русичей, а особенно — юных мужей становилось более чем понятно, что не я одна ощущаю подобное. Сразу нашлось объяснение и слепому чувству страха жителей Рязани, ведь многим из них уже приходилось встречаться с подобной угрозой, а пережив ее один раз, наверняка, больше не захочется. Однако не все мужчины поддались влиянию грозного вида лагеря — обученные и по-настоящему бравые русские воины шли, гордо смотря прямо перед собой, даже не поворачивая голову в сторону ордынцев. Меня, в какой-то мере, даже поразила эта умелая выдержка, способность не показывать собственные чувства окружающим. Глядя на десятников, я усмирила начавший расходиться по всему моему существу страх, ведь от них веяло настоящей силой, которая волей-неволей, но заставит нарастающее беспокойство исчезнуть. -А вот и оно, — позади послышался глухой голос Каркуна, что заставило меня прекратить свои раздумья, устремив взгляд на постройку, перед которой остановилась делегация, — Самое сердце проклятого монгольского воинства. Это был действительно огромный шатер, украшенный золотыми вставками. В самом его центре вздымался ордынский флаг. Подхваченный порывами морозного ветра, он то гордо распрямлялся, то, словно лишившись сил, припадал к древку. Вход был выполнен на южный манер. Узоры в виде желтых драконов просматривались на его пологе. Федор с Евпатием почти одновременно спешились со своих скакунов - остальные десятники и послы поспешили сделать так же. Аккуратно, одновременно стараясь не обвалить все те дары, которые Василий собирался преподнести хану, и ненароком не скинуть с себя платок, я спустилась на снег. Центр единственной «комнаты», расположенной в шатре, устланный роскошными коврами, пустовал. По обе стороны образовавшегося пространства, прямо на полу, сидели многочисленные приближенные хана, воеводы и прочая знать. Десятки глаз с первой же секунды устремились на нашу делегацию, словно оценивая. Но даже все они вместе взятые не могли сравниться с одним-единственным, прожигающим, полным величия и какой-то неуловимой опасности взглядом. Батый восседал на настоящей горе из темно-синих подушек, гордо подняв подбородок. Хан обладал угольно-черными длинными волосами, некоторые пряди которых были забраны в пучок на макушке. Темные, словно сама ночь глаза излучали некую заинтересованность. От них, проходя к самым вискам, выделялись две широкие полосы из позолоченной краски. Как и все монголы, Бату-хан отличался смуглой кожей, что, особенно зимой, показалось мне наиболее непривычной деталью. Его вид выражал — глава Золотой Орды вовсе не опасается каких-то русских десятников, даже всей Рязани. Осознание смертельного риска только теперь ударило мне в голову, ведь до сих пор я принимала все происходящее, так, словно это была детская игра, просто развитие у юных князей качеств, которые могут пригодиться в управлении народом. Я поняла весь смысл слов Евпатия, а до этого — и отца с братом. Мучительно хотелось бежать без оглядки, поступить, ровным счетом, так же, как желал и наш народ. «Нет, я не могу. Раз уж ввязалась — то выпутываться самой придется. Остается только надеяться, что идея Федора и батюшки сработает.» Вслед за нами, в шатер внесли поклажу — золото, драгоценности, дорогие украшения и пушнину. Василий, как глава по части мирных переговоров, занял место перед сундуками, обратившись к Батыю. -Великий хан! Князь Юрий Игоревич желает преподнести тебе эти скромные дары! Из толпы вышел ордынский толмач. Пока он переводил речь боярина, я успела бегло отметить, что одеяния его вовсе не походили на те, которыми блистала знать - слишком простые и невзрачные. Выслушав реплику, Бату-хан кивнул еще одному незнакомцу, все лицо которого было раскрашено в мертвенно бледный оттенок, а выделялись только глаза. Тот, неспешно, вышел к разложенной поклаже, осматривая ее. -Присаживайтесь, поешьте, — на монгольском наречии произнес тот. Не так давно я занималась изучением этого языка, ведь, как говорят в народе — врага лучше знать в лицо. Так что, понимание разговора для меня не выступало проблемой, в отличии от десятников, которым для этого необходим был толмач. Несколько минут спустя, весь наш небольшой отряд расположился за длинным деревянным столом. Хоть на нем и царило изобилие различных блюд — никто даже не притронулся, ведь в стане врага еду пробовать — себе дороже будет. Я заняла место между Каркуном и Евпатием. Было значительно спокойнее находиться среди тех, кто мне знаком. -Великий хан, позволь узнать, зачем тебе Рязань и что тебе нужно от нас? — вновь подал голос Василий. Тень улыбки затронула лицо Батыя, он вдруг встал — что повторили все ордынцы — и пройдя прямо к нам, принялся, словно дикий зверь, тщательно осматривать каждого. -Мне от вас ничего не надо, хотел всего лишь взглянуть на бравых русских воинов. А Рязань будет первым городом завоеванным мной на Руси, она положит начало прекрасной эпохе покорения. А теперь — трапезничайте…кто будет стоять на коленях передо мной, тот сможет хорошо есть. Неоспоримая уверенность, звучавшая в ответе хана, в каждом слове, произнесенном его устами, возмутила меня до глубины души. Мужчина говорил и вел себя так, как будто слова «неудача» или «поражение» для него совсем не существовало. Закончив последнюю фразу, он развернулся, чтобы вновь воссесть на свой «трон», но резкое высказывание Федора заставило Батыя вновь обернуться. -Гляди, как бы сам на колени не встал, — сквозь зубы прошипел брат. -Что? Я не расслышал — повторить. По яростному взгляду хана стало понятно, княжич вновь проявил характер не при тех обстоятельствах. Я напряглась, готовая в любой момент бежать к лошадям, но этого, все же, не потребовалось. Собиравшегося вновь что-то сказать Федора остановил Евпатий, сам поднимаясь из-за стола. -Княжич просто хотел сказать, что у нас на Руси есть такая пословица — не говори «гоп», пока не перепрыгнешь. -Ты думаешь, что я встану на колени перед вами? -Я думаю, что все вашим станет, если нас не будет. В глазах Бату-хана вновь отобразилась заинтересованность, он громко и отчетливо приказал: -Охранную грамоту сюда! Толмач, через некоторое время принес исписанную аккуратным почерком пергаментную бумагу, которую поместил в золотой сосуд и отдал — как я подумала — советнику Батыя. Тот же, с помощью прочной веревки, закрепил его на шее Коловрата. -Эта грамота не дает права ни одному воину Орды нападать на тебя. Кроме того, ты можешь просить у любого князя, подвластного хану: титул, коня и халат, — объяснил незнакомец, отходя на прежнее место. Когда десятник вернулся за стол, заиграла музыка, чем-то напомнившая мне русскую балалайку, и на то место, где он только что стоял, вышли монгольские танцовщицы. Лица их, как и наряды были раскрашены в разнообразные яркие оттенки. Наблюдая за диковинным танцем я совсем не заметила, как стол слегка пошатнулся. Но в следующее мгновение меня кто-то грубо схватил за ногу. Если бы не сама по себе устрашающая атмосфера — я непременно бы вскрикнула, но от опасений и страха, пришлось сдержаться. Аккуратно, стараясь, чтобы никто не заметил моих действий, я заглянула вниз. Зрачки сразу же расширились, ведь стол держался вовсе не на деревянных ножках, а на привязанных к нему людях. И вот, передо мной предстал один из пленников — мужчина с растрепанными каштановыми волосами, неухоженной бородой и серо-голубыми глазами. Тело его покрывала простая льняная рубаха и широкие штаны. Опасная бледность кожи говорила о сильном недостатке пищи и сна. -Бегите, они не намерены отпустить вас живыми, — прошептал мужчина. Я открыла было рот, чтобы ответить, но один из воинов все же заметил короткую беседу. Он без слов достал из ножен свою саблю, чуть не зацепив изогнутым острием меня. Музыка оборвалась, девушки-танцовщицы немедля отошли вглубь помещения, а наш отряд с трех сторон окружили ордынцы с обнаженным оружием. -Отступаем! — прокричал Евпатий и, быстрее молнии оказавшись у стены шатра, полоснул ее мечом. Некоторые десятники принялись прикрывать тыл, отбиваясь от противников и выигрывая время для ухода товарищей. Все остальные же, включая меня, ринулись в проделанный проход. Ночь уже полностью вступила в свои права, повсюду горели факелы, погружая военный лагерь в оттенок алого пламени. По рассеянным движениям монголов было понятно, что никто из них не ожидал такого исхода. Возможно, они и знали о том, что нашу делегацию в живых оставлять не собирались, но точно не думали про наше внезапное появление прямиком из стены главного шатра. Коловрат, тоже отметив это, воспользовался замешательством вражеского войска. Совсем скоро скакуны для доброй половины русичей были отбиты. На подмогу подоспели и освободившиеся пленники. Хватая все, что попадалось под руку они, соскучившиеся по азарту битв, принимались убивать ордынцев с двойными усилиями. Сразу же, как оказалась в эпицентре сражения, я привлекла совсем ненужное внимание одного из врагов. Мужчина в причудливой меховой шапке стремительно приближался ко мне, в это же время занося наточенную саблю для смертельного удара. На мгновение, я застыла на месте, не в силах пошевелиться. Но, то ли от страха, то ли от внезапной решимости, быстро собралась, подняв с тела убитого неподалеку монгола такое же оружие. Вот только толк от этого решения был, по сути, небольшой — лишь отсрочка неминуемого, ведь я никогда в жизни не держала в руках меч, а тем более, саблю. Мои жалкие попытки воспроизвести движения десятников, увиденные на одной из тренировок, заканчивались бессмысленными взмахами. Пару атак отразить удалось, но в голову пришла навязчивая мысль — как долго я смогу вот так, по-детски, парировать нападение обученного воина? Ответа на этот вопрос я, к великому счастью, не получила. Острие меча пронзило тело ордынца, а когда бездыханное тело упало на снег, окрашивая его в бордовый цвет, я увидела запыхавшегося Каркуна. -Зачем на рожон полезла? Сказали же тебе — сиди тихо, в сторонке, никого не трогай и главное — не привлекай внимание, — быстро отчитал меня он, заставив стыдливый румянец немедля вспыхнуть на моих щеках, — Идем уже, нам пора. Я кивнула, последовав за мужчиной, но краем глаза увидела Федора. Из его плеча показывалось древко стрелы, рядом стоял Евпатий, что-то говоря, но брат лишь отмахнулся и, указав в сторону леса, резко дернул стрелу, тем самым освобождая от нее плечо. Коловрат же, развернулся, вскакивая на лошадь, а затем, отводя уздечку в сторону - скрылся в гуще битвы. Я проследила за тем, в какую сторону идет Федор, надеясь увидеть там еще одного скакуна, но это был вовсе не скакун. Из шатра, окруженный своими приближенными — толмачом, советником, личной охраной и еще одним незнакомым мужчиной, которого я не заметила во время нахождения в шатре, вышел хан. Отчаянно вскрикнув, я хотела было подбежать к брату и помочь, ведь на него одного разом накинулось пять воинов, но Каркун схватил меня за запястье, не позволяя даже с места сдвинуться. -Что ты делаешь? — обескуражено спросила я, пытаясь отдернуть руку, — Его же убьют! -Влада, послушай меня, мы не можем спасти всех. Федор сам выбрал этот путь. Подумай об отце с матерью, что случится, когда они узнают, что потеряли обоих детей? -Он мой брат! -Ты не сделаешь ничего. Только себя загубишь. Перестань уже вырываться! Федора ранили в живот, отчего он упал на землю. Из моих глаз хлынул поток соленых слез. Еще один рывок — и я свободна. До боли в руке сжимая саблю, я кинулась к брату. От морозного порыва ветра платок слетел с головы, раскрывая всем мою личность, но об этом я не думала. Не обращая внимание на вездесущих монголов, я нагнулась к брату, заливаясь слезами. -Федор! Миленький, не умирай! Слышишь? Не умирай! — собственный голос казался мне чужим и далеким. -Влада?..- хрипло проговорил тот, — Я догадывался…что и ты…здесь. -Прости меня, я очень виновата…только, молю — не покидай меня! -Нет…это ты прости…что опять не подумал… Легкая улыбка в последний раз показалась на губах княжича, а затем, глаза его потухли, становясь похожими на два осколка стекла. Прижавшись к груди брата, я не верила, что все только что произошедшее, было на самом деле, что это не кошмар, приснившийся зимней ночью. Я думала - вот-вот очнусь в родном городе на удобной кровати, а после, как всегда, встречу Федора на утренней тренировке, когда он будет биться с десятниками Евпатия. Но, на смену пустым мечтам пришла лишь кромешная тьма.