Magnificent gem of our souls

Бессчетное количество времени все пространство вокруг окружала лишь тьма. При каждом вдохе, легкие обжигала разъедающая боль. Тело отказывалось от каких-либо, даже самых простых движений, казалось, что на него давит многотонный слой земли. В голову вяло приходили мысли о том, что меня схоронили заживо. От режущего ощущения на спине, у самой талии, хотелось кричать. Иногда, мне чудились голоса, я ожидала, что это будут мучительные отголоски прошлого, от которых нестерпимо захочется плакать, но речь вовсе не походила на русскую, скорее…на монгольскую. Отчего-то меня это не удивляло, на самом деле, я вообще ничего не чувствовала, кроме боли. Ни страха, ни скорби, ни самобичевания; Я даже не была уверена, существую ли на самом деле. Мое тело будто бы было частью всей этой непроглядной черноты. В каком-то из смыслов, это казалось даже приятным, ведь я не могла, да и не хотела, представлять, что случилось бы дальше, какие еще лишения ждали меня в промежутке того зимнего дня. Еще одна острая вспышка режущей боли, наконец-то, заставила тьму рассеяться. Веки, словно налитые свинцом, нехотя раскрылись. Сначала очертания предметов предстали настолько неузнаваемыми и размытыми, что я подумала — именно так выглядит загробный мир. Но постепенно, окружение приобретало все большую четкость. Я лежала на жесткой кровати, устланной теплой овчинной шкурой. Повсюду витал запах сушеных трав. Они, собранные в аккуратные пучки, были разложены на широком столе. Там же виднелись и обрывки ткани, в беспорядке разбросанные книги и многочисленные отвары, разлитые по деревянным мискам. А вокруг нависали синие стены шатра. Сбитая с толку, я попыталась встать. Но правый бок, как оказалось, обмотанный полосками ткани, разразился сильной болью. Только тогда я заметила, что из одежды на мне лишь белое платье, в некоторых местах успевшее порваться и запачкаться засохшей кровью, а волосы свободно разметались по кровати. «Вот оно что…» — подумала я, медленно опускаясь обратно на кровать, -«Значит, меня все-таки ранили. Но отчего же не убили? Что помешало довести начатое до конца?» Трезво мыслить я все еще не могла, ведь после моей «героической» попытки подняться на ноги, рана начала кровоточить и болеть. При других обстоятельствах, я сразу бы позвала лекаря, но, находясь в совершенно незнакомом месте и без уверенности, что меня все же не убьют, никого звать попусту не хотелось. Через некоторое время, когда я уже всерьез начала задумываться о том, может ли все это мне привидеться, полог шатра отворился, пропуская внутрь монгольскую знахарку. Это была женщина уже в летах, с пышными темными волосами, среди которых виднелись поседевшие пряди, медовыми глазами и пронизанным тонкой сетью морщинок лицом. Она несла еще какие-то травы, которые оказались на полу сразу, как знахарка заметила, что я очнулась. -Что же ты не зовешь никого? У входа же воины стоят…истечешь кровью, зря я старалась что ли? — затараторила женщина, подбегая к кровати. Я молчала. Возможно, она восприняла это, как простое непонимание реплики, но мое затуманенное болью сознание отказывалось делать хоть что-то, тем более я понятия не имела, как к этому всему относиться. На рану смотреть совсем не хотелось. Чтобы понять, насколько она серьезна, достаточно было просто прочувствовать всю ту боль, сопровождающую меня, как в бессознательном состоянии, так и теперь. Женщина принялась втирать какую-то «кашицу» из трав в глубокий порез. Стараясь не закричать, я до крови прикусила губу — ведь зачем показывать врагу свои слабости? -Вот и все, — скорее для самой себя, чем для меня объявила знахарка. -Спасибо, — срывающимся голосом прохрипела я. -Так ты монгольский знаешь? -Приходилось изучать, да. -Что ж, меня зовут Алима. -Владлена. Не знаешь, отчего меня сначала заколоть хотели, а потом спасти? -Ранили тебя, не зная, кто ты, как и брата твоего. Но когда один из русичей сказал, что вы — дети князя Юрия, Великий хан приказал выходить тебя. -Как долго я нахожусь здесь? — после некоторой паузы, стараясь не думать о героической смерти Федора, поинтересовалась я. -Пять дней. -Что с Рязанью?! — страх за родной город пробрал меня до костей. Хоть ответа на свой вопрос я и не получила, взгляд знахарки говорил сам за себя. Она поспешила удалиться, чтобы дать мне время на то, чтобы разобраться наедине с самой собой. Сначала, я как бы вновь вернулась в состояние прострации. Но потом, воспоминания единым потоком пронеслись перед глазами. Мой дом, семья, знакомые и весь рязанский народ — все они исчезли, погружая с головой в океан суровой и безбожной реальности. Разом нахлынули эмоции, проливаясь горькими, полными отчаяния слезами, разрывая в клочья душу и сердце. Наивная княжна, которая возомнила, что Рязань сможет устоять, противясь такому сильному, внушающему страх от одного только вида человеку — вот, какой я представилась для самой себя. За несколько дней я потеряла всех, кого любила, потеряла народ, Родину — потеряла себя. Злость захлестнула меня с головой, но в большей степени я ненавидела саму себя. Как только можно было смотреть, но не видеть истины, ведь с самого начала, в глубине души я знала, что нас потрясет неудача, что ничего не выйдет, но предпочитала это не замечать. Глупая, слабая, неспособная взглянуть правде в глаза дуреха! Вместо того, чтобы подготовить себя к неизбежному, умереть…как Федор, защищая Родину, я предпочла поехать с отрядом Коловрата… Время тянулось медленно, словно охваченное пеленой густого тумана. Я совсем потерялась в его потоке, ведь последующие дни тянулись с безумным однообразием. Постепенно, слезы исчерпались. Мне стало казаться, что, до того, как я успею выздороветь физически, все мрачные мысли, полные сожалений, горя и печали, убьют меня морально. Но вот, уже под вечер, после очередного процесса перевязки, в шатер вошел тот самый советник хана, который отдал охранную грамоту Коловрату. -Великий хан хочет поговорить с тобой, — сказал он, — Однако, тебе надо соответствующе выглядеть. Я только на миг задержала на нем взгляд, отсутствующе кивнув. После того, как ушел советник, явились служанки. Судя по одежде и общему виду — рабыни. Искупав меня, так, чтобы не задеть затягивающуюся рану, они преподнесли традиционное кимоно черного цвета с золотыми узорами цветов. Шелк приятно лег на коже, не причиняя никаких неудобств, к нему прилагалась обшитая мехом длинная накидка. В качестве верхней одежды выступала дорогая теплая шуба. Причесав под конец приготовлений мои длинные золотистые волосы, служанки откланялись. Заметив на столе Алимы маленький нож, я, сама не понимая — зачем, спрятала его за пояс. Через некоторое время, в сопровождении двоих воинов, я стояла у знакомого богатого шатра хана. Небо было затянуто свинцовыми тучами, из которых медленно сыпался снег. Легкие порывы морозного ветра распаляли незащищенную кожу. Чтобы окончательно не замерзнуть, я поспешила войти внутрь. По сравнению с тем днем, когда Батый принимал делегацию во главе с Федором и Коловратом, в шатре было непривычно пусто. Сам хан, как и тогда, возвышался на своем временном троне. Внимательный, изучающий взгляд темных глаз устремился на меня, но это не вызвало того трепета, который присутствовал при прошлой «встрече», ведь после нескольких дней, наполненных эмоциями, их просто не оставалось. -Великий хан, — слегка поклонилась я, все же, не в силах противиться величию вида Батыя, — Ты хотел меня видеть? -Да, — коротко кивнул он, — Назовись. -Владлена, дочь князя Юрия Игоревича и княжна Рязани…бывшая. -Как ты попала сюда? — неожиданно спросил тот, приподняв бровь, — Неужели, на Руси даже юным девушкам, а особенно — княжеским дочерям — принято участвовать в военных действиях? -Нет. Я решила пойти сама, — выдержав паузу, я задала ответный вопрос, отчаянно стараясь сохранить спокойствие, — Зачем я тебе сейчас? Ты убил моего брата, погубил родной город, почему не тронул меня? Хан, ухмыльнувшись, подошел ко мне. Его рука коснулась пряди моих волос, проходя по ним так, словно я была вещью, просто куклой, которая всегда принадлежала ему. А ответ, бесспорно, подтвердил все догадки: -Ты — мой трофей. Снова та неоспоримая уверенность в голосе хана, в его движениях. Снова все это выводит меня из себя. И, не отдавая себе никакого отчета в том, что делаю, я молниеносно приставила нож к горлу Бату-хана. Отступать было поздно, сделанного не воротишь. Так что, я лишь выдохнула, готовая ко всему, только не к довольной улыбке. -В этом есть что-то потешное? — подняв брови и заглядывая в самую глубину его глаз, спросила я. -Нет, я всего лишь удостоверился в своем выборе, — ответил собеседник, — Ты смелая, не боишься меня. Если тебя обучить боевому искусству, то ты станешь опасным противником. Осторожный воин, умеющий выжидать момент, намного сильнее того, кто бездумно рвется в бой. А сейчас, тебе лучше оставить свои, и без того, пустые попытки убить меня, если не сделала этого до сих пор — и потом не сможешь. Со злости на саму себя я прикусила губу, откидывая нож в сторону. Возможно, это был единственный шанс, возможно потом такого момента и не представится, однако уподобляться грязным убийцам, которые бьют в спину, я не собиралась. Без разрешения я прошла к выходу из шатра, но придержав закрывающийся полог — обернулась: -Сейчас я не решилась потому, что это было бы нечестно — только отплачиваю долг за свое спасение.