Magnificent gem of our souls

После второго визита в ханский шатер прошло около недели. Оттого, что забыть все подчистую я никак не могла, воспоминания, причиняющие душевную боль, пришлось «спрятать» в самый дальний и глубокий угол сознания. Пару раз меня даже пробирала зависть к таким людям, как Евпатий. Им не приходилось избегать каких-либо тем в разговоре, затрагивающих те самые «схороненные» участки памяти. Эти люди могли спокойно спать по ночам, не страшась прихода очередных кошмаров. А самое главное — каждый день появлялся шанс начать абсолютно всю жизнь с чистого листа. Отчаянно стараясь занять себя чем-нибудь, я принялась помогать единственному человеку, с которым удалось завести хоть какое-то знакомство — Алиме. Конечно, без должных знаний, к раненым или захворавшим меня не подпускали. Знахарка поручала лишь мелкую работу, вроде разбора трав или банальных разговоров с больными во время перевязок. Все более и более я уверялась в том, что на самом деле монголы не такие, какими их изображают в текстах учебных книг или в разговорах русичи. Разумеется, сам образ нашей жизни разительно отличался от той, которую проживают кочевые народы, однако для меня это вовсе не казалось поводом клеймить их. Ведь на Руси, во время нужды в плодородных землях или расширении территорий, также захватывали соседей, особо не заботясь о сохранности городов. Я старалась отогнать от себя даже возможность возникновения таких мыслей, но с каждым новым днем, прожитым в окружении воинов хана Батыя, делать это становилось сложнее. В конечном итоге, я перестала задумываться о том, что говорили бояре, чем в своих рассказах пугали маленьких детей простые крестьяне. Как многие другие слухи, зарождающиеся в народе, сказки о кровожадных и бесчувственных монголах, остались всего лишь вымыслом для меня. Я видела, как воины выручают друг друга из мелких передряг, как крепкие мужчины с любовью и нежностью в голосе заговаривают о семье. Каждый воевал для того, чтобы прокормить тех, кого любит. Но таким же очевидным, как теплые чувства к близким, представало и ужасное обращение с плененными людьми. Сперва, все казалось, что вот-вот и на меня повесят этот ярлык невольника, но день за днем ничего не происходило. О причине такой несказанной милости со стороны врага, я могла лишь догадываться. Стояло обычное зимнее утро. Ветра не было, чему я обрадовалась, ведь до этого, целых три дня, морозная пурга не давала и носа высунуть из шатра. Теперь же, находясь за пределами четырех стен, я с наслаждением потянулась, готовая к еще одному насыщенному дню. Но, как только я хотела приступить к выполнению своей обычной работы, пространство над лагерем пронзил протяжный звук сигнального рога. После непонятного для меня оповещения, монголы принялись сворачивать все шатры, готовить коней к дороге и запрягать телеги. -Настало время двигаться дальше, — послышался голос знахарки позади. -Значит, с Рязанью теперь точно покончено, — больше для самой себя, проговорила я. -Тебе следует отвлечься. Родину свою ты не вернешь, но сама-то жить должна. -Да, но с разгромом Рязани — я будто потерялась. Никак не могу понять, что делать дальше… -Со временем это придет, ты только будь готова к моменту, когда придется сделать выбор. А сейчас, нам надо поторопиться. Через некоторое время все приготовления были завершены, конечно, не без помощи сильных воинов. Алима рассказала об особом методе продвижения войск Бату-хана, из чего полезным для меня было только то, что я должна ехать в пределах своей колонны, не отбиваясь от общего строя. Оседлав серую кобылку с длинной густой гривой, я оглянулась, осматривая родные земли и мысленно прощаясь с ними. Белые хлопья снега плавно опускались на землю. Вдали, маленьким темным пятнышком, выделялось то, что осталось от города-крепости. Это место стало могилой для многих, непростительно многих, людей. В вышине неба, рассекая воздух своими темными крыльями, пролетал ястреб. Мой взгляд устремился к силуэту птицы. И в эти секунды, такие долгие, словно вечность, я мечтала вот также парить в небесах, быть вольной, предоставленной самой себе. Казалось, что птицам подвластно все, ведь они могли в любой момент вознестись настолько высоко, что никто и не уследит. -Чего застыла? Отходим! — сказал незнакомый мне мужчина. Выдохнув, я дернула за поводья, заставляя лошадь двинуться с места. Алима ехала немного позади на гнедом коне, нагруженном букетами высушенных трав и мешками с настойками, так что поговорить с ней не удалось. Двигались мы неспешно. Скоро я почувствовала скуку, ведь к далеким переходам не привыкла. Шатер знахарки, еще во время взятия Рязани, находился недалеко от того, где проживал Батый, так что теперь я, хоть издали, но могла наблюдать его паланкин, огражденный такой же, как и все остальное, синей тканью. Поспешив отвести взгляд от той части процессии, я предоставила все свое внимание знакомой и одновременно — чужой русской природе. Раньше, за стены города я выезжала редко, а если такое и случалось, то особо не рассматривала окружение. Ведь кому нужна природа, когда есть дворец с ухоженным садом — какими же недальновидными казались мне взгляды самой себя из прошлого. Теперь, лишившись Рязани, где можно было жить, ни в чем не отказывая в своих прихотях и не задумываясь о последствиях выходок, я получила возможность заново узнать собственный край. Вдали от княжеского двора, дикая природа представала в ином ключе. Иногда, среди однообразных белоснежных сугробов, улавливалось мимолетное движение мелких животных. Два раза даже удалось разглядеть прекрасный, рыжий, словно языки пламени, лисий мех. За таким нехитрым занятием я и не заметила, как день сменился густыми сумерками. Изредка, сквозь темные пятна облаков, проглядывал тонкий месяц. Мириады мерцающих звезд рассыпались по темному небу. В руках многих монголов появились горящие факелы. От непривычки долгого нахождения в седле, мышцы всего моего тела нестерпимо болели. Давала о себе знать и практически затянувшаяся рана. В животе раздавалось урчание, ведь последний раз, когда мне приходилось брать что-то в рот, пришелся за час перед началом движения. Чувствовала я себя просто ужасно, поэтому безумно хотелось остановиться. -Не знаешь, будем ли мы сегодня отдыхать? — обратилась я к ближайшему воину. Тот сначала делал вид, что упорно меня не замечает, но после третьего повтора фразы, все же, повернулся. -Короткий привал должны устроить ближе к полуночи. Вы, русичи, всегда такие слабые? -Я быстро устаю примерно по той же причине, по которой ваш хан сейчас наслаждается «прогулкой» вот в этом паланкине — я из знати, — съязвила я. -Но сейчас ты совершенно беспомощна — титул бесполезен, с оружием управляться не можешь, быстро выдыхаешься. Великому хану вовсе не надо тебя постоянно оберегать, ты здесь — никто. -Я и не просила, чтобы меня кто-то «оберегал». -Хочешь знать, что думают о тебе многие воины? Девка, возомнившая, что в любой момент может спрятаться за хана. Пришла сюда только чтобы жизнь свою спасти, поторговала личиком и сразу тут устроилась. -Все совсем не так! — сквозь зубы проговорила я, отворачиваясь. Вероятно этот незнакомец хотел задеть меня за живое, ну что ж — у него бесспорно получилось. Оставшееся время до полуночи прошло за тщательным осмотром собственной уздечки. И вот, когда я готова была заснуть прямо на ходу, основная часть войска остановилась на привал. Расставили лишь некоторые из шатров, чтобы не спать на морозе. Меня не особо устраивала перспектива того, что придется разделять помещение для сна с мужчинами. Я даже хотела провести ночь в седле, но Алима наотрез отказалась оставлять меня с раной, которую она лечила на протяжении всего этого времени, в неудобном седле. После некоторых уговоров я собралась было зайти в пределы «общего» шатра, но голос позади перерезал мои попытки на корню. -Владлена, Великий хан требует тебя к себе в шатер, — бесспорно — советник. Призрачное желание провести ночь подальше от окружения монгольских мужей вмиг возросло, разгораясь в моей груди, словно пламя, но его перебивала та новость, что зовет меня не кто иной, как хан Батый. Лишь из-за этого я просто не могла переступить порог огромного, пустующего, полного удобных подушек шатра. -Передайте хану, что я вовсе не стою таких благородных деяний. У вас еще огромное количество воинов, намного способнее меня, которые действительно заслуживают этой чудесной возможности. -Влада…-предостерегающе шикнула знахарка, стоящая в паре шагах от меня. -Смерть мне не страшна, — отчетливо проговорила я, в глубине души сама удивляясь таким необдуманным и, бесспорно, свойственным моему характеру вещам, — Все, что могли, вы у меня уже отняли. Я готова была поклясться, что на раскрашенном белой краской лице появилась ухмылка. -Это всего лишь предложение. Хочешь ты принять его или нет — решай сама. Но, не думаю, что ты привыкла спать в воинских «казармах»… -Да чтоб тебя, — чуть слышно прошептала я на русском языке, делая шаг навстречу. Все остальное, по вполне понятной причине усталости, я запомнила весьма обрывочно. Зашла без слов, из вежливости поклонившись, также молча легла на приготовленное специально для меня ложе и сразу погрузилась в крепкий сон. «Девка, возомнившая, что в любой момент может спрятаться за хана.» Только первые лучи солнца прорезали тьму, весь лагерь пришел в движение, вновь готовясь к долгому пути. Я открыла глаза практически раньше всех, преследуемая кошмарами о смерти Федора, дорисованным моей фантазией взятием Рязани и словами того незнакомого воина. По коже пробежал холодок, капельки пота медленно стекали со лба, а рана, видимо, потревоженная непривычной нагрузкой — отозвалась режущей болью. В довершении, с самого пробуждения меня пронзила пара темных, как сама ночь, глаз. -Часто тебе снятся кошмары? -Каждый раз, когда засыпаю, — вчерашняя дерзость и смелость куда-то исчезли. Однако, внутри меня все просто горело от того, что приходится что-то объяснять виновнику этих самых кошмаров. -Ты не рассказывала знахарке? -Нет, но думается мне — это немудрено. Разве человеку, во всех красках разглядевшему убийство собственного брата, помогут какие-то травы? Как оказалось, вопрос был из разряда тех, на которые ответ не получают, ведь собеседник наградил меня только молчанием. Да и по выражению лица Бату-хана, что-либо понять было сложно. Казалось, все человеческие чувства скрыты за плотной маской горделивого величия. На мгновение в его взгляде промелькнуло что-то действительно «живое», но за такой короткий срок определить что именно, я попусту не могла. -Что ж, — нарушая воцарившееся молчание, проговорила я, — Благодарю за…щедрый прием, мне пора. Как только я отодвинула полог шатра, выходя наружу, среди монгол пробежал едва различимый шепот. Я прикусила губу. С чего Батый решил, что я смелая, когда любой воин может рассказать об обратном? Действительно ли то, что показалось ему смелостью, является ей на самом деле? Вполне возможно, в тот момент на меня повлияла злость или, может, страх. Я сама не понимала, какая на самом деле, словно и на меня надели непроницаемую маску. Краем глаза я заметила, что хан вышел следом. К нему почти сразу приблизился мужчина, который нанес Федору последний, смертельный удар. От русичей приходилось слышать об этом человеке — Великий полководец Субэдэй. Именно он был одним из командующих при сражении на реке Калке. Погруженная в невеселые рассуждения, я совсем не заметила, что навстречу идет еще кто-то, в один момент просто столкнувшись с незнакомцем. -Прошу прощения, совсем не заметила, куда…шла, — при одном только взгляде на мужчину, моя виноватая улыбка сменилась мертвенной бледностью лица. Оказалось, что этим «незнакомцем» угораздило предстать именно тому воину, чьи слова еще накануне прозвучали для меня не очень-то приятно. -Согласись, ведь я не лгал, — ухмыльнулся он, загораживая мне проход. -Нет. Слова твои я подтверждать не собираюсь — они неверны. А теперь, не мог бы ты немного отойти? -Что ты мне сделаешь? Хану расскажешь? Внутри закипала ярость, с каждым словом, которое произносил монгол, она становилась все ощутимее и необъятнее. Вдруг, его рука плотно сжалась на моем плече, не давая сделать и шагу. В карих миндалевидных глазах плескалась ненависть. -Конечно, ты не сделаешь ровным счетом ничего. Ведь ты одна из тех, кто молит наш народ о пощаде, вы — скот, недостойный права на жизнь! — смуглое лицо его оказалось так близко, что я могла почувствовать на себе пар, испускаемый при речах воина. Когда-то, еще в детстве, перед моим первым осознанным появлением на публике, отец сказал: «Если хочешь добиться от кого-либо признания, если желаешь покорности и любви народа — прояви себя, сделай так, чтобы все узнали, что ты — дочь рязанского князя!», эти слова выкроились из воспоминаний, становясь почти осязаемыми. Воспользовавшись свободной рукой, я высвободила из ножен кинжал, отданный мне Алимой — вместо наряда, подаренного ханом, с момента прихода в шатер знахарки, на мне красовались легкие, но теплые доспехи воина. Остальное произошло как-то слишком быстро…инстинктивно, будто бы я давала отпор напавшему волку. Мужчина, как и я сама впрочем, не ожидал таких решительных действий. Он опустился на колени с видом полного удивления, изо рта стекала тоненькая багровая струйка крови, капая на снег. Рукоять, простого, но все же — оружия, проглядывала в районе живота. Я, тоже потрясенная всем происходящим, оглянулась по сторонам. Как оказалось — взгляды всех и каждого, были устремлены на разыгравшееся представление. В некоторых читалось удивление, в других же — злость, но, что больше всего поражало, большинство горели искрами одобрения. В голове возникла мысль, что все вокруг, просто искусная картина, ведь никто не смел дернуться…почти никто. Своей плавной походкой, будто бы он вовсе не шел, а скользил, хан приближался к месту стычки. Из толпы, судя по голосу, раздавались приказания знахарки. Но я не обращала ни на что внимание, словно, кроме Батыя, на этом небольшом поле, где остановилось войско, никого не было. «Я сейчас либо убила, либо серьезно ранила воина…его воина. Что же, настало время прощаться с жизнью…» Говоря советнику о своем бесстрашии перед лицом смерти, я лгала — умирать боялась очень. Страх этот доводил до дрожи, превращая ноги в два негнущихся бревна, пробирая, будто промозглый порыв ветра, до самых костей. Опять же, как ни старалась, я не могла угадать чувства, овладевающие Бату-ханом. Оставалось только молиться, чтобы смерть моя не отличалась особой жестокостью и продолжительностью. -Я… -Око за око…так? — прервал мои, и без того бесполезные речи, тот. Я полностью опешила, приобретая оттенок снега. -Я не хотела никого убивать, просто… -В этом случае, ты поступила правильно. Смогла защититься, не позволила врагу одержать победу над собой. К такому привыкают со временем. Охотникам часто приходится обороняться от диких зверей. Сказав это, Батый прошел мимо, даже не глянув в сторону уже бездыханного тела. Я же наткнулась взглядом на Субэдэя. Возможно это лишь воображение, но на долю секунды почудилось, что и в его глазах, будто мгновенной вспышкой молнии, промелькнуло одобрение.