Зимний вечер

***

      Снежная алмазная пыль с крыш домов и деревьев сыплется вниз при малейшем дуновении ветерка. Она золотистым блеском сверкает в сиянии лучей бездушной луны, которая еще не спряталась за густыми облаками, расползающимися на неприветливом зимнем небе.       Даже из запотевшего окна машины видно, насколько на улице холодно и неуютно. Только одиноко стоят фонари, тусклым светом освещая заснеженные и пустынные городские улицы. Тишина и покой… На часах около часа ночи, город почти весь заснул, лишь одинокие окна в высотках манят своим светом в тепло и уют квартир. Я с завистью смотрю на дом напротив в желтое окно на втором этаже.       Я сидел в машине почти час, вглядываясь в темные силуэты у входа в ночной клуб через дорогу, изредка промелькивающие туда-сюда, притаившись в невзрачном узком переулке. В основном молодые парни, совсем не похожие на наркодилеров, скорее очередные жертвы. Глупо ждать непонятно чего в глухую декабрьскую ночь посреди ночного города, наблюдая за уже обкуренными студентами из машины. Однако странная наводка Комаровского о дилере наркоты в ночном клубе, куда ходят «взрослые дети», не давала мне покоя, и поэтому я оказался здесь. Конечно, задержать мне вряд ли кого-то удастся, но запомнить на лицо не составит труда.       — Хочешь выслужиться? Давай, отличный шанс! — хохотнул Комаровский мне вслед на заснеженном крыльце отдела полиции, бросая недокуренный окурок с тлеющим в нем табаком в урну. Даю голову на отсечение, что опять промахнулся. Как всегда.       Я не могу сказать ему, что в моей жизни ничего больше нет, кроме этой собачьей работы и погонов на плечах. В пустой квартире, которую я по привычке называю домом, меня никто не ждет или, вернее, уже не ждет. Желтое окно в моей квартире погасло.       Боковым зрением замечаю, как неподалеку промелькнула тень — парень провожает свою девушку и все никак не может с ней расстаться. Девушка явно опаздывает домой и влюбленные уже покрылись медленно падающими снежинками, но и она не спешит расстаться со своим молодым человеком. Некоторое время я зачарованно смотрю на них, пока они не скрылись в темноте ночи под тусклым светом уличных фонарей. Когда-то я делал точно так же: держал ее руку в своей и не хотел отпускать, боясь нарушить наш хрупкий новый мир. В то время я был счастлив и казалось, что могу свернуть горы и возвести новые до тех пор, пока она не ушла.       «Я не вижу тебя, ты почти не бываешь дома, — упрекнула она меня, — это не жизнь. Я люблю другого и у нас будет ребенок».       Всего в нескольких банальных словах она смогла уместить всю свою жизнь, пока я гонялся за злодеями в поисках правды. Там, в тесной кухне, куда стараюсь не заходить без надобности, она спокойно высказала мне все то, что я боялся услышать. Ее измена стала острым ножом, безжалостно разрезавшим все связывающие нас нити, и она гордо воткнула его в мое сердце напоследок. Я отпустил ее молча под детские голоса и сигнал такси с улицы, к которому она спешила, в душный августовский вечер, оставшись с растерзанным сердцем в одиночестве. Все гораздо проще, чем мы думаем. Пока тешишь себя мыслью, что тебя любят и ждут, кто-то другой появляется на горизонте, и его не нужно ждать, он всегда рядом. Слегка мотаю головой в такт тихому тарахтению двигателя машины и бормотанию радио, моего постоянного спутника. Об этом не стоит вспоминать, она уже не моя.       Сейчас почти весь город спит, и тишина городских улиц наполняется таинственностью, скрывая в себе какую-то загадку. Завтра же снова наступит день, и все будет по-старому. Улицы наполнятся суетой, люди будут торопиться, куда-то бежать, все время опаздывая. И, наверное, если спросить любого из прохожих, то вряд ли кто-нибудь сможет ответить на вопрос, куда он так спешит. Вся наша жизнь проходит в таком же быстром темпе, с такой же грудой проблем и переживаний, как у остальных. Причем большинство этих проблем надуманы нами же.       В теплой машине я постепенно расслабляюсь, и напряжение отступает, а вместо него скатывается усталость и безжалостно бьет по ногам. В какой момент детская мечта стать милиционером превратилась в ночной кошмар, где не помнишь, кто ты и где ты? Тогда, когда понимаешь, что добра в мире меньше, чем всего остального дерьма, в котором ты роешься в поисках правды и справедливости.       Из глубоких размышлений меня вырвал внезапный стук в окно. Через запотевшую пупырчатую пелену с рваными мокрыми дорожками на стекле я смог разглядеть две расплывчатые темные фигуры. Странно, что кто-то подошел ко мне, учитывая, что место мое неприметно, и в пустынном переулке людей почти нет. Я нехотя вылез из теплой машины под размеренное падение мелкой снежной пыли с ночного неба и тут же наткнулся на двух высоких людей в черном, будто ниндзя из японского кино.       — Какие-то проблемы, мужики? — я старался говорить как можно беззаботнее. Не время и не место размахивать полицейским удостоверением для геройских поступков.       — Это у тебя проблемы, — рассмеялся один из них и внезапный тяжелый удар пришелся мне по лицу. От второго замаха неизвестного мне удалось увернуться, но подлого тупого удара со спины от соучастника нападавшего я не смог избежать. Перед моими глазами застыло лицо с кривой усмешкой тонких губ в померкшем желтом свете уличных фонарей.       Голова раскалывалась от низкого мужского голоса рядом, разбитая губа неприятно саднила, и я, щурясь, с трудом приподнял голову. Изображение расплылось передо мной темными пятнами, и нестерпимое желание потереть глаза рукой одолевало меня сильнее нарастающей боли, как будто хотелось избавиться от назойливой соринки, застрявшей в глазах. При попытке поднять онемевшую с легким покалыванием руку, позади раздалось звяканье металлический наручников, прочно окольцевавших мои запястья.       — Мы думали, ты никогда не проснешься, — низкий неторопливый голос долетел до меня в считанные секунды, и я еще сильнее сощурился, напрягаясь во всю силу.       Постепенно картинка приобрела более ясные очертания человека за столом, перед которым я сидел в невыгодном положении. Я тут же узнал его — хозяин сети ночных клубов, скользкий бизнесмен Ларин Виктор Александрович собственной персоной.       Его пальцы плавно вращали знакомый мне предмет, олицетворение моей детской мечты — удостоверение лейтенанта убойного отдела полиции. Рядом на столе лежали и другие мои вещи: телефон, ключи от машины, квартиры, паспорт и портмоне с почти потраченной зарплатой. Небрежно откинув мое удостоверение к остальным вещам, он неторопливо закурил, внимательно осматривая меня.       — Мне говорили, что ты любопытный, — он слегка затянулся, выпуская клуб дыма, — оказалось правда. Стоило тебя позвать, и ты тут же пришел.       Что-то в его словах мне не понравилось. Сухая слюна с нотками соленого привкуса крови прокатилась по горлу, падая куда-то вниз. Позвали. Невольно из меня вырвался глухой смешок. Пригнали, как глупую овцу на убой. Комаровский крыса! Меня даже не волновала ситуация, в которой я находился, а больше злил факт предательства. Вот значит как. Решил устранить конкурента путем нелегальных связей, не замарав свои сучьи лапки?! Я сжал зубы, сдерживая все копившиеся эмоции внутри себя. А что еще ожидать от гнилой швали?       — Что ж, — Ларин откинул окурок в пепельницу, — лейтенант Кимин Кирилл Иванович, есть задание для тебя, довольно приятное.       Его внезапное обращение ко мне вернуло меня в комнату, наподобие кабинета. Слишком простой показалась мне обстановка для владельца сети клубов, хотя она меня не заботила. Однако, моя профессия располагает к этому. Нет индивидуальности и размаха роскоши, к которой обычно привязываются ублюдки вроде него.       — Думаете, буду толкать наркоту зеленым стручкам, шастающим к вам в клуб? — процедил я, сверля его глазами. Каждое слово отзывалось болью в разбитой губе, напоминая с кем имею дело. В безликом водянистом взгляде отразилась насмешка.       — Для такой ответственной работы ты еще мал, — усмехнулся он, — поэтому начнём с простого.       Я непонимающе дернулся вперед. Меня раздражала разрывающая боль в голове, наручники, сковывающие меня, и непонятная хрень, которую он нес, воображая себя властелином положения.       Он послал легкий жест кому-то за моей спиной, и меня освободили. С остервенением я вырвал руки из металлических оков и потер запястья, красные полоски неприятно щипало. Обернувшись, у двери я обнаружил одного из напавших на меня в переулке. Все та же кривая усмешка на его тонких губах, которая не исчезла ни на секунду, сложила дважды два: они меня ждали. У его пояса, с левой стороны, на тонких черных ремешках висела кожаная кобура, обнажая блестящую рукоять пистолета. Мой взгляд слегка задержался на нем, отмечая, что сегодня не мой день или ночь.       — Всю информацию о деле получишь позже, и не вздумай увильнуть, — холодный взгляд Ларина скользнул по мне, — подумай о своей матушке…       — Не смейте трогать мою мать! — зарычал за сквозь зубы, прерывая высокомерную суку.       Будь у меня хвост, я бы поклялся, что этот ублюдок будто на него наступил. Довольно подло трогать невинную женщину, угрожая мне в чем-то, так толком не объяснив, что именно от меня хотят.       — Не разбрасывайся пустыми угрозами, — спокойно ответил мужчина, поправляя полу пиджака, — они не в твою пользу, а для меня ничего не значат.       — Тогда скажите, чего вы от меня хотите, и разойдемся!       Разговор явно затягивался и раздражал своей таинственностью. Сейчас я не в настроении разгадывать загадки! Ларин медленно встал из-за стола и важной походкой направился ко мне. Рядом с рослым высоким мужиком я невольно почувствовал себя ребенком, которого строгий воспитатель оставил без полдника, но все гораздо серьезнее. Никто не заступится за меня.       — Ты знаешь, что за вход в клуб всегда нужно платить? — неожиданно тихо спросил он, приблизившись ко мне. Тяжелый парфюм ударил мне в ноздри, путаясь с едва уловимым ароматом сигарет, исходившим от него, и к горлу подступила тошнота. Очевидно, мне хорошо приложили, а зря. Могли бы договориться.       — И сколько? — я сделал шаг назад и уперся спиной в небольшую холодную точку. Подонок позади держал меня на прицеле. Дуло пистолета плавно заскользило между лопаток, отделяемое от теплой кожи тонкой рубашкой, и невольная дрожь пробежала по телу.       Усмехнувшись прямо мне в лицо, руки Ларина потянулись к блестящей бляшке ремня на своих брюках, и она тихо звякнула, обнажив черную невзрачную пуговицу под ней. Я оторопело следил за спокойным движением его пальцев под глухой взвизг молнии и шуршание ткани. Истинный смысл происходящего не сразу дошел до меня, но когда он достиг моей гудевшей от боли головы, я дернулся в сторону. Крепкая хватка руки, сжавшей ворот моей рубашки, заставил меня остаться на месте, и почувствовать, как сильно упирается узкое дуло пистолета мне в спину.       — Сделаем тебе скидку, — холодно сказал он, хватая меня за вторую сторону ворота рубашки. Одновременно они с усилием заставили меня сесть на колени перед Лариным.       — Я не буду этого делать!       — Подумай хорошо, прежде чем окончательно решишь, иначе мне придется попросить твою мать провести с тобой воспитательную беседу о том, как нехорошо перечить старшим, — изрек Ларин откуда-то сверху, — Она же работает в школе учителем русского языка и литературы, если не ошибаюсь?       Неприятное ощущение осело в глубине. Он все знал и предусмотрел. Все спланировано заранее. Слабый огонек в моей душе, бережно поддерживаемый матерью после неудавшейся любви и попыток смириться с первым копьем в своем сердце, был единственным ориентиром в сером убогом мире. Я летел на его свет, как мотылек в ночи, пробуждая в себе желание к жизни, и сейчас он грозился затушить его, оставив меня в кромешной темноте. Нет, не могу допустить, чтобы ее руки окунулись в это дурно пахнущее дерьмо по самые локти, чтобы вытащить меня. Меня не спасти. Я уже там, и мне все осточертело. Он предлагает мне то, что запрещено и считается табуированным, толкая меня на самое дно моей совести, категорически отвергающей подобное. Я и моя совесть воспитаны по правилам общества, где несмотря на законы, установленные им же, большинство его участников обходит эти законы, страдая по ночам от неправильности своих поступков бессонницей, а днем бездушным лицемерием.       Зачем все это придумали люди, насмехаясь над истинными правилами природы? В погоне за похотью, под диктовку инстинктов собственного тела каждый из нас способен нарушить давно сложившиеся моральные устои. Я тоже могу, несмотря, как непросто мне это дается, как трудно переубедить себя, что это ничего не значит для меня. Мои мысли слонялись далеко отсюда, чтобы не прислушиваться к громким крикам своей совести, пока его член находился у меня во рту.       Неприятно, словно обсасываешь рифленый шланг с горячей водой, бездушно и механически. Но я не буду умолять и просить его остановиться, как бы унизительно это не было. Меня этому не учили. С закрытыми глазами я полностью сосредоточился на движениях языка по горячей головке члена до тех пор, пока липкая солоноватая жидкость не выплеснулась мне в рот. С облегчением я сплюнул ее на пол, отхаркивая все, что успело накопиться за несколько ужасных минут в моей жизни. Ларин довольно обтер носовым платком свое обмякшее хозяйство и небрежно бросил его мне под колени.       — Довольно неплохо, — хмыкнул он, — для мента.       Мне хотелось поскорее убраться из этого чертова кабинета восвояси и забыть все, что я сделал. Осторожно я поднялся на дрожащие ноги, подбирая свою куртку, брошенную в углу комнаты рядом с кулером под пристальным взглядом Ларина и его помощника в грязном деле.       Я знаю, что в их глазах, моя мужская честь только что упала и разбилась мелкими осколками прямо в этой комнате, но почему-то спокоен. Ларин отвлекся от меня на свой телефон, когда я забирал с его стола свои вещи. Удостоверение засовываю в самый глубокий карман в джинсах, не желая видеть его. Неплохо для мента.       Женский голос заговорил в его трубке почти сразу после второго гудка:       — Да, я все нашла, как договаривались.       — У меня тоже все готово, дорогая, — улыбнулся он, посматривая в мою сторону.       — Надеюсь, в этот раз без сюрпризов?       — Он послушный мальчик, и ему нужна хорошая девочка, — взгляд плавно переместился с меня на календарь на стене, в поисках подходящей цифры.       — Я плохих не выбираю, никогда. Тридцатого устроит?       — Буду ждать, любимая.       Меньше всего мне хотелось думать, что задумали эти подонки. Я разберусь с этим позже, а сейчас моя совесть проснулась и немедленно требовала объяснений. Холодный декабрьский воздух наполнил мои легкие, и я сделал несколько жадных вдохов до головокружения и коликах в груди, будто дышу в последний раз. Моя машина ждала меня в темном переулке, и только закрыв дверцу, я устало опустил голову на руль. Впервые в жизни по щекам потекли непрошеные слезы. Я больше не живу, я существую.