***
Будильник давит на черепную коробку, заставляя своего владельца сдавленно прохрипеть и нащупать источник столь раздражающего звука, который в следующую секунду летит в стену. Джин встаёт с кровати и понимает, что выражение «Утро добрым не бывает», абсолютно правдиво. Он поднимается, ворча что-то про холодный пол и плетётся в ванну, чтобы в следующую секунду запищать от ужаса. Нужно было вовремя ложиться спать, а не смотреть сериал. Омега замазывает синяки под глазами тональным кремом и наносит на губы блеск. Он говорит себе: «Ты должен выглядеть хорошо». Криво улыбается и собирает рабочую сумку. Он отрывает очередной листок на календаре и мысленно ликует. Завтра ему выдадут зарплату и он наконец-то сможет выплатить кредит за квартиру. Джин трясущимися руками зашнуровывает кроссовки и надевает пальто. Омега быстро добирается на работу, понимая, что безбожно опоздал почти на пол часа. Он заходит в офис и упирается в чью-то мощную грудь. Ким опасливо поднимает глаза, и всё у него внутри леденеет, стоит увидеть, что тот, в кого он врезался, директор их тухлой «газетёнки». Тот криво ему улыбается и просит «забежать» к нему в конце рабочего дня. Джин опускает голову и позволяет большой, шершавой руке потрепать себя по волосам, с силой сжимая кулаки и вымученно улыбаясь. Он знает, что будет на «ужин»Прошлое/будущее.
— Я не могу остаться с человеком, который делает такие вещи из-за меня. Я.. должен всё обдумать. Эти слова режут по сердцу. Юнги сгибается пополам и хватается за сердце, он почти буквально чувствует, как кровь течёт из свежей раны, заливает бежевый ковёр и даже не думает о том, что это «просто» слёзы. Ему больно. И он говорит себе: «Лучше смерть». Поговори со мной. Скажи что любишь. Не убивай вот так, медленно. И пусть я сам вложил оружие в твою руку, брось его, не уходи, не оставляй. Держи меня крепче. Он открывает балкон нараспашку и садится на порог, обнимая себя руками и прислоняясь виском к прохладной стене. Юнги представляет, что в голову ему упирается ледяное дуло пистолета, и совсем явно представляет, как он спускает курок. Слёзы останавливаться, видимо, не собираются, он чувствует лёгкий сквозняк обдувающий лицо, ёжится и утирает мокрые ручейки рукавом толстовки. Молится всем Богам каких знает, чтобы чувствовать надежду. Она ведь умирает последней. А Бог у него один и сейчас он решает его судьбу. Юнги продолжает повторять про себя: «Лучше убей». Мечтать, думать о нём, кричать: — Ты мой смысл! — И неужели не слышит? Он думает, что сходит с ума и широко себе улыбается, зашивая тупой иглой кровавые дыры на сердце. Ты стал моей первой любовью, Чон Чонгук.Реальное время.
Мин Юнги. Это имя знает каждый уважающий себя хулиган. Мин Юнги. Это имя знает каждый альфа школы Берцвальт. Мин Юнги. Это имя стало клеймом шлюхи и ёршиком для туалета. Мин Юнги. Юнги густо намазывает старинный бабкин тональник на всё лицо и с отвращением смотрит на своё отражение в зеркале. Лучше уж так, да? Он отворачивается и сжимает кулак, ударяя им по бедру. Матерится сквозь зубы, хватает портфель и выходит из дома. Сегодня важный день. Сегодня понедельник. Сегодня он может спокойно отсидеть на уроках, и сбежав с последнего, сходить погулять, не боясь, что его голова может снова стать ёршиком для туалета. Так он и поступает. Последним уроком алгебра, которую, к слову, он терпеть не может. Мин выбегает из школы под хмурый взгляд какого-то старшеклассника и направляется на автобусную остановку. Юнги садится на свой, как бы странно это не звучало, любимый автобус, и проехав три остановки, выходит, быстрым шагом идя в сторону ужасно старой заброшки. Он привычно забирается на хорошо потрёпанный кусок бетона, торчащий из дырки в стене, и пробирается через «тоннель» внутрь. Руки слегка саднят, поцарапанные мелкими кусочками кирпича и острой проволоки, Юнги обтирает их о потрёпанные, чёрные джинсы и проходит внутрь. Омега взбирается по полуразрушенной лестнице на второй этаж, и наткнувшись на подозрительного вида бету, решает забраться повыше. На крышу. Цель достигнута без препятствий. Но стоит омеге полностью подняться на крышу, как его сбивает с ног достаточно «забавная» мысль. Он как-то ненормально улыбается, и пошатываясь, думает, как бы избавиться от столь невыносимого воспоминания, но когда «момент» наступает, и он позволяет Flashback-у утащить себя в плен болезненных мыслей, слёзы начинают литься из его глаз и, кажется, ему это нравится. Юнги смеётся, срывается на несдержанные рыдания и снова смеётся. Он решает, что было бы неплохо попробовать убежать от своих мыслей. Беги. Быстрее. Убегай. Ты ввязываешься в очередное дерьмо. Омега не пробегает и метра, как запинается о свой же кроссовок и падает, раздирая ладони и колени в кровь. Что бы вы делали в такой ситуации? Вот Юнги…поднимается, отряхивается, смотрит на свои руки и заходится душераздирающим смехом, вперемешку со слезами. Больно? Да, больно. Смешно? На самом-то деле. Совсем не смешно.Самоубийство.
Эта потрясающая идея приходит в его шибко умную голову спонтанно. Юнги разворачивается к противоположному краю стены, к тому, за которым невысокий каменный забор и обрыв к морю из камней. А когда-то там была река. Красивая такая. Тогда, когда мама Юнги была жива. Тогда, когда он не знал слов «Секс» и «Самоубийство». Тогда, когда он просыпался и засыпал с мыслю о том, что жизнь прекрасна.Разбегается.
Запоминающийся миг, когда ты летишь вниз головой и буквально видишь, как утекает сквозь трещины в асфальте твоя***
Джин забегает в уборную, и проверив все кабинки, запирает дверь на защёлку, абсолютно наплевав на то, что кто-то может захотеть в туалет. Он подходит к умывальнику, и открыв горячую воду, смывает размазанную по лицу сперму. Ким намыливает лицо и рот мылом, не обращая внимания на катящиеся из глаз, крупные слёзы и смывает всё тем же кипятком. Лицо противно саднит, как и на душе противно кровоточит вырезанное «шлюха». Отвратителен. Отвратителен сам себе. — Я просил тебя остановиться. Я кричал, я умолял. Дай мне шанс на лучшую жизнь. Дай мне возможность жить как я хочу, позволь стать лучшим человеком. Но никто не слышал. Это чувство сидело внутри. Сдавливало грудную клетку. И незаметно для самого Джина растило в его лёгких ядовитые розы. Шипы больно ранят, разрывают плоть, давят, путают, душат. — Больно? — Нет. Не больно. Снова вгляд. Влево, вправо. Я здесь один. Зеркало. Взгляд прямо, на себя. — Самоубийство ведь не выход, да? Самоубийство не выход. Удар. Осколки летят в разные стороны. Он вложил в этот удар всю свою боль и злость. Всю ненависть, что так долго взращивал. Тревога нарастает. Жизнь, жизнь, жизнь, смерть. Осколки. Все такие красивые. Берёт один. — Я никогда не думал что решу умереть в столь скудном месте. Взмах. — И по-прежнему не больно? — Нет. не больно. Боли не чувствует. Закрывает глаза, отдавая себя эмоциям. Острый край режет по коже. Кровь. — Я вырежу эту боль из себя. «Утекай в канализационный трап, мы больше друг другу не спутники. Ты не со мной, а я не с тобой. Я никогда не обещал тебе, что буду держать твою руку, никогда не обещал хранить, накапливать в себе. Я покидаю тебя, покинь же и ты меня». — Боль. так сильно любит меня. «И мне совсем не жаль, что любовь эта безответна».***
Легко. Так легко и так приятно. Свежесть, запах земли после дождя, свежескошенной травы. Все тяготы и беспокойства, где они? Юнги открывает глаза и по-лисьи щурится, прикрывая лицо ладошками. Так спокойно. Он вдыхает полной грудью, игнорируя солнечные лучи, что так настырно путаются в его волосах, норовя залезть в лицо. Юн садится на траве, слегка сжимая руками совсем короткие отростки возле земли, и чувствуя, как руки намокают от утренней росы. Он уверен. Сейчас утро. Так не хочется сейчас думать о плохом, о том, что было и о том, что будет. Разве это имеет значение? Все его мысли о светлом разбиваются о реальность, что колоколами отдаёт в затылок. Моменты. Вот он разбегается, вот он прыгает, позволяя себе долгожданный покой и сковывающий до костей холод. Паника накрывает его как-то самое «море», в которое он прыгнул. Это утро, зелень, лес, который виднеется невдалеке — всё это уже не кажется таким светлым и прекрасным. Омегу сковывает холод, он дрожит, зажимает рот руками, позволяет слезам течь по щекам, оставляя за собой пламенеющий след. «Почему я плачу?» «Всё ведь хорошо, хорошо ведь?» «Я умер?» Противное, тянущее чувство. Нет, это даже не боль. Что-то внутри, сидит и говорит: «Одумайся, происходит что-то странное!», беспокоит, подначивает, не даёт спокойно дышать, делает сердцебиение бешеным, не позволяя даже нормально мыслить. «Прошу, хватит, я не могу успокоиться». И Боже, самое ужасное — понимать, что происходит действительно что-то странное. «Я не должен быть здесь». Осознание приходит спустя время. Ни слёз, ни истерики, ничего. Пусто. Будто эту часть, часть которая отвечает за беспокойство, будто её просто вырезали, как аппендицит. Так просто. — Либо я умер, либо я сплю. А может. — Нет, не может. Внутренний голос служит реалистом, убийцей надежд. Юнги не глупый мальчик. Юнги не верит в сказки. Юнги просто хотел умереть. Но почему сейчас, когда всё это происходит, почему именно сейчас он надеется, что все сказки про другие мира существуют? Почему он так отчаянно хочет верить в то, что это другая реальность, не просто сон. Юн встаёт на ноги, и доверяя себя сердцу и мозгам, которые вдруг решили активно работать, отправляется подальше от леса, в надежде, что пока он будет искать какое-нибудь разумное существо, никто не решит им перекусить. Как говорится, лёгок чёрт на помине. Как говорится, накаркал. Со стороны густой обоймы леса доносится звериный вой, а за ним и следующий, только вот. Юнги понимает. Вой «охотника» и «добычи», вой победителя и проигравшего. Страх вроде бы должен сковывать, только вот, когда Мин видит два красных уголька, смотрящих в душу, и клоки смоляной шерсти, проглядывающие сквозь деревья, он разворачивается, и хотя в голове всплывает: «Никогда не поворачивайся к зверю спиной», срывается что есть сил вперёд, радуясь тому, что научился хорошо бегать, было ведь от кого. Спустя какое-то время в боку начинает противно колоть, а каждый вдох-выдох обжигает горло, противно стягивая лёгкие, заставляя согнуться пополам и обессиленно повалиться на мокрую траву. Глаза начинают слезиться и противно щипать, Юнги закрывает их, давая себе казалось бы минуты безмятежности, только вот, когда он улавливает низкий рык и чувствует нависающее над ним «нечто» очень большое и, кажется, совсем не доброе. Мин думает, что надо открыть глаза и встретить свою смерть лицом к лицу. Страшно ли ему? Страшно. Но он всегда придерживался мнения, что если уже произошло что-то, может плохое, нужно сделать так, чтобы это плохое стало хорошим, хоть немного. Выбрать лучший вариант. Омега открывает глаза, утыкаясь взглядом в мокрый и слегка дёргающийся, волчий нос. Он называет его волчьим только потому, что не знает как ещё можно назвать этого зверя, который уж точно покрупнее волка будет. Он медленно скользит взглядом выше, поднимаясь к глазам и заглядывая в них. Его передёргивает. Чёрное месиво на дне этих глаз поражает своей насыщенностью, Юн морщит нос и не на шутку пугается, когда зверь наклоняется к его шее, грубо обнюхивая и клацая зубами. Юнги жмурится, сжимая ладони в кулаки, и умоляет себя не разрыдаться. Звук, ощущение прохлады. Всё это резко отключается, и Юнги с удивлением замечает, что ему очень хочется спать. Он закрывает глаза, ни о чём не думая, и позволяет Морфею забрать себя в своё царство.***