Вернуться, чтобы услышать

Отпускная неделя подходила к концу, а в доме Кучики ничего не изменилось. Бьякуя всё так же целыми днями сидел в саду под зелёной тенью деревьев и смотрел куда-то вдаль, не выпуская из рук единственное, что осталось от его лейтенанта кроме воспоминаний – окровавленный шеврон с цифрой "шесть". На следующий день после смерти Ренджи в Сейретей ворвался Куросаки Ичиго, и с тех пор он не отходил от Рукии ни на шаг. Капитана эта ситуация вполне устраивала, потому что она позволяла избегать необходимости проводить время с младшей сестрой и смотреть в её полные горя красноватые глаза, ведь каждую ночь она не спала, а выходила в сад, садилась на траву и обняв колени руками, плакала до рассвета. Бьякуя не мог смотреть ей в глаза по нескольким причинам. Во-первых, он чувствовал свою и только свою вину в смерти дорогого им обоим человека. Как бы его не пытались убедить в обратном, капитан знал, чувствовал, что был просто обязан защитить своего лейтенанта. Во-вторых, Рукия плакала, она переживала и тосковала по своему другу, и это видели все. Именно поэтому Бьякуя себе этого позволить не мог. Он не стал отказываться от предложенной Со-тайчо недели отдыха, хотя знал, что отказаться было бы правильней. Но он просто не мог так сразу вернуться к работе. Просто взять и прийти на следующий день в отряд, зайти в их кабинет, где он каждое утро сидел и ждал регулярно опаздывающего лейтенанта, чтобы сделать ему небольшой выговор лишь для того, чтобы увидеть, как тот заливается стыдливым румянцем и обещает, что такого больше не повторится. Но большего он себе позволить не мог. Ни слёз, ни горечи во взгляде, ни дрожащего голоса – ничего, что могло выдать его с головой. Ледяная маска стала еще тяжелее, но носить её теперь было ещё более необходимо. За эту неделю прозрачные солёные капли сорвались с черных ресниц капитана лишь однажды – когда их с Рукией доставили с места сражения в поместье, и Кучики остался один в своей комнате, он бессильно повалился на футон и закрыл глаза. Перед ним сразу появилось лицо Ренджи и его губы, шептавшие, что он подвел своего капитана. Кучики резко открыл глаза и сжав в руке обрывок ткани прошептал в темноту: - Это не ты, это я тебя подвел... Прости меня, Ренджи... прости… Бьякуя закрыл глаза, и беззвучные рыдания накрыли его с головой. Слёзы текли по лицу, оставляя темные следы на подушке, в которую Кучики уткнулся лицом, чтобы сдержать крик боли и отчаяния, рвущийся из груди. Он не мог успокоиться всю ночь и уснул лишь на рассвете, прижав к губам грязный кусок окровавленного лейтенантского шеврона. Проснувшись днем, капитан привел себя в порядок, вышел из комнаты и направился в покои Рукии. Найдя её сидящей на полу и бессмысленно смотрящую через открытые сёдзи в сад, Бьякуя почувствовал, как сердце пропустило удар. Он бесшумно подошел к сестре и прежде, чем она успела его заметить, крепко обнял и коснулся губами её макушки. Простояв так несколько секунд, Бьякуя развернулся и вышел из комнаты в сад. Он не смог сказать «Прости», потому что тогда бы его голос дрожал. С того дня Бьякуя старался избегать встреч с Рукией и все свое время проводил в саду, сидя под деревом сакуры и пытаясь настроить себя на то, что скоро всё равно придется войти в этот кабинет и увидеть Его стол, где с того вечера так и остались лежать незаполненные отчеты, кисть с засохшими на ней чернилами и что-нибудь еще... Не важно даже что, любая вещь будет напоминать Кучики о Ренджи. Сегодня был последний день перед этой сумасшедшей пыткой, и капитан шестого отряда задержался в саду дольше обычного. — Нии-сама, вы меня звали?.. – в голосе девушки уже почти не было слышно слез. Почти. Но всё же так гораздо лучше, так он сможет спросить, что хотел. — Да. Рукия… Скажи, Ренджи когда-нибудь давал тебе обещания? – Бьякуя нашел в себе силы взглянуть в лицо сестры и встретить немного удивленный взгляд всё ещё заплаканных глаз. — Д-да, нии-сама... Он обещал мне, что… — Скажи, он сдержал все свои обещания? – Бьякуе показалось, что его голос предательски дрогнул, но Рукия, похоже, этого не заметила. — Да, нии-сама, сдержал. Все... — Спасибо. Можешь идти. Как только девушка, поклонившись, направилась назад в поместье, Кучики закрыл глаза и прошептал в уже сгущающуюся темноту: — Ксо... Лучше бы я не спрашивал. Теперь я буду тебя ждать. Ты ведь мне пообещал. Вернувшись в поместье, Рукия устало вздохнула. Ей снова вспомнился тот день, когда её брат зашел к ней в комнату и крепко обнял. Тогда ей показалось, что он хочет ей что-то сказать, но он просто развернулся и вышел. Глаза девушки снова наполнились слезами. Но теперь уже не только от собственной боли из-за потери. Теперь еще из-за боли брата. Рукия знала Ренджи очень хорошо, ведь они дружили с детства и за это время стали друг другу как брат и сестра. И конечно, она видела, как её друг страдает, и просила поделиться, чтобы она смогла хоть чем-то ему помочь. Ренджи долго отнекивался, списывая всё на усталость и напряженную обстановку, но, в конце-концов, сдался. Они сидели вдвоём на крыше казарм шестого отряда и Ренджи внимательно наблюдал за подругой, глаза и улыбка которой просто светились, когда она рассказывала что-то о мире живых и в особенности о временном шинигами Ичиго. В тот момент он подумал, что, наверное, это ведь так приятно поделиться с кем-то близким тем, что согревает твоё сердце. Поколебавшись еще с минуту, Ренджи неуверенно начал: — Ты знаешь, твой брат... мой капитан, он такой... – Рукия подумала, что сейчас опять услышит жалобную тираду на тему, что нии-сама такой бесчувственный, никогда не похвалит и раньше со службы не отпускает, но что-то в голосе друга заставило ее придержать свой недовольный вздох. А Ренджи, наконец, решился и, выдохнув, продолжил: — Он такой благородный. Длинные черные волосы… они наверняка похожи на шёлк. А кожа белая и словно светится изнутри, как будто он из фарфора сделан, кажется, одно неосторожное движение и разобьешь... В глазах вообще утонуть можно, хотя он так редко смотрит... Какого они цвета? Я видел как минимум три: серые и глубокие как осеннее небо – когда он спокоен; темные, словно тучи перед грозой – когда он готовится к бою; и светло-серые, как будто светятся – когда он смотрит на меня... Как думаешь, это потому, что я его так сильно раздражаю, что он готов пустить в меня молнии?.. Ренджи посмотрел на подругу и запнулся. На него глядели широко распахнутые фиалковые глаза, в которых проносилось слишком много чувств и эмоций, чтобы можно было зацепить хотя бы одно. «Ксо... И зачем я это сказал? Она, наверное, подумала, что я чокнулся... Хотя, так оно и есть...» — Ренджи... Так ты..? Как же так?.. – Абараи подумал, что сейчас на него посыплются упреки, что он идиот, что ему надо на девушек смотреть, а не на благородного аристократа, который не так давно еще был женат… но: — Почему ты мне раньше не сказал? Бака! Рукия довольно ощутимо стукнула Ренджи в плечо, а потом обняла и сказала, что он идиот, что столько времени держал это всё в себе. Ни одного упрека или насмешки. Ренджи грустно и одновременно благодарно улыбнулся подруге и рассказал всё, что у него было на душе. И его сердцу стало легче. Рукия улыбнулась воспоминаниям и на секунду в ее голове промелькнула мысль, что если бы она тогда знала о своём брате то, что поняла неделю назад, всё, возможно, было бы по-другому. Грустно вздохнув, девушка отправилась в свою комнату, там её ждал Ичиго, который всё это время не отходил от неё ни на шаг и крепко обнимал каждый раз как только на её глазах снова появлялись слезы. И она была ему за это очень благодарна. Особенно сегодня – ведь завтра утром начнется очень тяжелый день.