Вернуться, чтобы услышать

Первый рабочий день был одним из сотен последовавших за ним таких же — серых, мрачных и словно пропитанных тоской и отчаянием. Кучики на плохо слушающихся ногах зашел в кабинет и, стараясь не смотреть на опустевший стол лейтенанта, прошёл к своему и принялся разбирать лежавшие на нем бумаги. Впереди было самое сложное — от капитана требовался отчёт о последней миссии. О последнем сражении, в котором участвовало руководство шестого отряда. О последнем вечере, когда был жив его лейтенант. О последнем разе, когда он был рядом, когда Бьякуя видел Его глаза. Капитан откладывал этот вопрос до последнего, но, в конце концов, взял чистый лист и начал выводить иероглифы своим каллиграфическим почерком. Бьякуя старался изложить всё произошедшее в тот вечер максимально четко, но с минимум подробностей. Это удавалось с трудом, поэтому Кучики пришлось переписывать отчёт три раза, сминая предыдущие варианты в комок и отправляя их в мусор. К вечеру отчёт был закончен, капитан передал его Рикичи и покинул территорию отряда, не спеша направившись к своему поместью. Всё то же повторилось на следующий день, и на следующий после него и еще сотню таких же дней всё было одинаково: утром в отряд, где ещё больше прежнего Кучики старался избегать лишнего общения, вечером — в поместье. Капитан не позволил никому притронуться к столу своего лейтенанта. Даже недописанные отчёты он просто переделал сам, а те, что лежали на столе Ренджи так и не тронул. Спустя несколько месяцев изрядно запыленный стол всё так же стоял на месте, и никто уже не пытался его почистить или тем более вынести из кабинета за ненадобностью. Кучики проводил тренировки с отрядом, иногда отправлялся по приказу Со-тайчо на миссии, посещал собрания капитанов, писал отчёты — в общем, вел себя как и подобает капитану отряда, у которого существенно ничего в жизни не изменилось. Но это было только для других. Раз в неделю после службы Бьякуя неизменно уходил из кабинета немного раньше и вместо поместья направлялся к одной из окраин Сейретея, где на высоком холме открывался неповторимый вид на заходящее солнце, окрашивающее небо в до боли режущий глаза красный цвет. Бьякуя поднимался на холм и, подойдя к краю, останавливался у небольшой насыпи, над которой возвышался деревянный столб со скромной надписью "Абараи Ренджи, лейтенант шестого отряда Готей-13". Ниже у основания столба, в том месте, где он углублялся в землю, стояла маленькая деревяшка, на которой искусно было вырезано цветущее дерево сакуры с наполовину опавшими лепестками. Бьякуя помнил, как в первый день, когда он вернулся на службу, после написания самого сложного отчёта в его жизни, он вышел из казарм своего отряда и направился в сторону поместья. Но на половине пути он резко развернулся и ноги сами понесли капитана к двери дома лейтенанта, в которую он столько раз хотел ворваться, но так этого и не сделал. Остановившись на минуту у порога, Кучики глубоко вздохнул и вошел внутрь. Как только он переступил порог, ему в нос сразу ударил до боли знакомый запах. Не справившись с нахлынувшими чувствами, Бьякуя пошатнулся и облокотился на косяк. Усилием воли заставив себя собраться, капитан шагнул внутрь комнаты. На улице еще было светло, поэтому свет он включать не стал, чтобы не привлекать ненужного внимания. Сейчас он больше чем когда-либо хотел остаться один. Бьякуя оглядел комнату, он никогда раньше здесь не был. В помещении не было ничего лишнего: стол у окна, перед ним стул, небольшой диван у стены, приоткрытый шкаф, дверь в ванную, проход на кухню и еще один — в спальню. Поколебавшись, Кучики двинулся в последнюю. Зайдя в комнату, первое, что он увидел — разложенный на полу футон со смятыми на нем простынями. "Наверное, как всегда опаздывал," — грустно улыбнулся Бьякуя. Его взгляд заскользил по полкам на стене, где располагалось множество разношерстных предметов — от каких-то потрепанных книг и цветастых журналов, наверняка притащенных с грунта, до непонятных баночек, фигурок и какой-то совсем уж странной вещи — на одной из полок, облокоченная на стену, стояла деревянная рамка, в которой красовались два до безобразия счастливых лица, улыбающиеся во все имеющиеся зубы, и словно совершенно не задумывающихся о том, что может быть как-то по-другому, чем так, когда они радостно застыли в дружеских объятиях. Одно из лиц принадлежало хозяину комнаты, а другое, естественно, Рукии. Кучики подошел ближе и рассмотрел странный предмет — это не была картина, это было что-то совершенно другое, слишком четкое. На заднем плане он разглядел высокие здания с множеством окон в них и понял что это очередная контрабанда из Генсея. Немного подумав, Кучики взял рамку и сунул её куда-то под свое хаори. Завтра он отдаст ее Рукии. Слегка дрожащими пальцами проведя по другим полкам и некоторым вещам на них, капитан уже собрался уходить, как вдруг заметил в центре всего этого хаоса небольшую дощечку с вырезанным на ней рисунком. Взяв деревяшку в руки, Бьякуя подумал, что где-то ее уже видел, но вспомнить, где именно, так и не смог. Её он тоже забрал, чтобы потом отнести на могилу лейтенанта. Ведь раз она стояла на самом видном месте и помимо рамки только с нее была стерта пыль, значит, эта вещь была очень важна для Ренджи и он её ему вернет. Для себя Бьякуя не взял ничего — он хотел помнить человека, а не его вещи. Так проходила неделя за неделей, месяц за месяцем. Рукия всё больше времени проводила в мире живых с Ичиго и его семьей. Бьякуя и не думал её задерживать, он слишком хорошо понимал, как в такое время нужно, чтобы рядом был близкий и дорогой человек. Тем не менее, он видел, что Рукия чувствует свою вину, оставляя его одного и поэтому в очередной раз, когда она пришла просить разрешения отправиться на грунт, он очень серьезно посмотрел на нее и, стараясь придать своему голосу хоть немного мягкости, сказал: — Рукия, многие расстроены из-за его смерти. Если тебе становится легче рядом с этим временным шинигами, значит, будь рядом с ним. Мне твоё присутствие не требуется. Девушка печально посмотрела на своего брата, затем поблагодарила его, поклонилась и вышла. * * * Когда прошел почти год, Куросаки Ичиго неожиданно появился на пороге кабинета капитана шестого отряда. — Доброе утро... Кучики-сан... От такого официального обращения из уст рыжего риоки капитана чуть не передернуло, но, естественно, это никак не отразилось на его лице и ледяном взгляде, который он поднял на своего неожиданного гостя. — Чем могу помочь, Куросаки Ичиго? Парень немного занервничал и, подойдя ближе к столу капитана, шумно втянул воздух и на одном дыхании выдал: — Кучики—сан, я пришел просить руки вашей сестры Кучики Рукии! Я её очень люблю и уверен, что мои чувства взаимны! Прошу вас благословить наш брак! — от переизбытка эмоций Ичиго почти кричал на своего будущего родственника, но, закончив явно долго репетируемую речь, склонился в поклоне, с нервной дрожью в руках ожидая ответа аристократа. Кучики удивлённо смотрел на склонившуюся перед ним рыжую макушку и тайно радовался тому, что её обладатель сейчас не видит выражения его лица. Конечно, все в Сейретее знали об отношениях его сестры и временного шинигами, сплетни ходили от отряда к отряду, с каждым разом обрастая непонятно откуда взявшимися подробностями. Бьякуя не обращал на это внимания, потому что... потому что он вообще последний год практически ни на что не обращал внимания. Тем не менее, сейчас одна из причин этих сплетен стояла прямо перед ним, согнувшись в уважительном поклоне и ожидая его решения своей дальнейшей судьбы. По непонятной причине боль подкатила к сердцу капитана, и он понял, что если не ответит прямо сейчас, то уже не сможет этого сделать никогда. — Куросаки Ичиго. Если моя сестра действительно разделяет твои чувства и ты единственный, кто способен сделать её счастливой, я не собираюсь препятствовать вашему браку, — Ичиго еле заметно облегченно выдохнул и собирался уже разогнуться, чтобы поблагодарить капитана, но тот ледяным тоном продолжил дальше. — У меня есть только одно условие. Я не могу позволить Рукии покинуть клан Кучики, поэтому тебе придётся присоединиться к нему. Куросаки, не ожидавший такого поворота, резко поднял голову и встретился взглядом с темными глазами цвета грозового неба. На размышления у него ушло не больше пары секунд: — Хорошо, Кучики-сан. Я согласен, — сейчас Ичиго было совершенно все равно, какие от него требуют условия, он хотел только одного — чтобы Рукия стала его женой, чтобы они всегда были рядом друг с другом и могли дарить свое тепло и делиться своим счастьем с другими. Понял он это очень четко еще год назад и сейчас был готов на всё лишь бы сделать любимого человека счастливым. Потому что стоявший перед ним в своем белом хаори капитан, сам того не зная, очень многим показал, что если твоё сердце переполняет какое-то светлое чувство и оно тянется к другому такому же сердцу, об этом нужно обязательно рассказать. И неважно — ответят тебе взаимностью или нет, но только так ты никогда не пожалеешь о том, что не успел согреть своим теплом навсегда ушедшую душу. Куросаки еще раз поклонился и, развернувшись, вышел из кабинета капитана, только за дверью позволив счастливой улыбке расплыться на его лице. Бьякуя вернулся к своему стулу, и устало опустился на него. Он почувствовал, как боль с новой силой сжимает сердце, подгоняемая воспоминаниями, которые так и не стерлись из памяти и даже не побледнели, хотя прошел уже почти год. Кучики слегка вздохнул и положил левую ладонь на свою правую руку, ощутив под рукавом косде повязанную на плечо ткань. На ней была черной тушью выведена цифра "шесть", которую переплетали давно засохшие и размазанные капли крови. — Я жду тебя. Я всегда буду ждать. Только вернись... как обещал. * * * — Как мы его назовем? — спросил мужчина, глядя на уставшую девушку прижимающую к груди маленький, еле шевелящийся комочек. — Не знаю, я еще не придумала. А ты? — ответила та, не отрывая взгляда от свертка в своих руках. — Может... Ренджи? Мне кажется, ему подойдет, — мужчина наклонился поцеловать свою жену и снова взглянул на новорожденного младенца с ярко-красными волосами. Младенец самодовольно улыбался, словно был рад тому, что наконец-то родился. Снова.