***
Синий ёжик распахнул глаза и резво подскочил, по итогу завалившись с кушетки. Его морда встретилась с каменным полом, отозвавшись жуткой болью. Голова закружилась, а перед глазами поплыло. Соник перевернулся на бок, отчаянно хватая ртом воздух. Кровь от удара пошла носом, стекая прямо в глотку, заставляя надрывно закашляться и быстро вернуться обратно на живот. Еще не хватало просто взять и задохнуться из-за банального сломанного носа. Странный кошмар всё не хотел отпускать: взор застилала тьма, не давая до конца прийти в себя. Глаза мучительно долго привыкали к дневному свету. Было чувство, будто бы он все еще тонет в странной черной воде, утягиваемый лентами на самое дно. И наваждение это даже не думало уходить, пока Соник не оперся об удивительно мягкий край кушетки. Не сказать, что эта мягкость была именно той, о которой он мечтал все эти дни в катакомбах, но после каменного пола отсыревший матрас казался истинно королевским ложем. Это ощущение чего-то материального под боком подействовало благотворно. Проведя в таком положении несколько минут, Соник постепенно восстановил дыхание, следом само собой сошло на нет головокружение. Да и кровь перестала идти относительно быстро, хотя ноющая боль все равно оставалась. Пробуждение выдалось не самым хорошим, но лучше уж так, чем не проснуться вовсе. Казалось бы, все в голове прояснилось и пора бы перебраться обратно на свое спальное место. Но ёжик продолжал сидеть на полу, даже не думая вставать. На самом деле ему и снизу было удобно осматриваться. А смотреть тут было на что! Взять хотя бы зарешеченное маленькое окошко под самым потолком, которое оказалось отнюдь не плодом сна. Прямо под рукой была разложена кушетка с относительно чистым соломенным матрасом. В коридоре колыхался огонь догорающего факела. Свет не ахти какой, зато давал возможность разглядеть фигуру своего соседа напротив. Хотя какая разница, кто там в темном углу сидит, когда появилась возможность выглянуть на волю! Соник расплылся в улыбке и собрал все свои силы в кулак, чтобы подняться на ноги. Но боль в спине вновь дала о себе знать, резанув раскаленным ножом. От такого ёж рухнул обратно на пол. Крик разнесся эхом по коридорам и спугнул двух сидевших у оконной решетки ворон. Перед глазами все потемнело. Этот внезапный приступ боли напомнил о неделе пыток, которая, казалось, уже прошла и больше точно не вернется. Видимо жизнь решила дать ему хорошего пинка, чтобы не слишком расслаблялся. Маленький успех в защите не означал, что стоит расслабляться! Укладываясь как можно осторожнее на свою койку, Соник старался припомнить что случилось. Были ли видения Белой Маски и пыточной простыми наваждениями больного сна или реальностью? Заседание закончилось даже хуже, чем он себе представлял. Это единственное объяснение, что пришло в голову после часов наблюдения за бликами наледи стен. Вдыхая и выдыхая, он лежал неподвижно, прислушиваясь к собственному телу. Спина оказалась не гола, как он подумал в начале, а плотно перебинтована. Так же, как и руки с ногами. Значит лекарь над ним поработал, хотя и не так хорошо, как на то надеялся узник. Из окошка слышались чарующие звуки воли. Ветер беспокоился, бился о стены замка, проникая в маленькую камеру вместе с хлопьями снега. Жгучий холод заставил свернуться калачиком и подвинуться ближе к коридору в надежде хоть как-то согреться. Ощущения отрезвляли, давали ежу понять, что он все еще жив. Это обнадеживало и придавало сил. По ощущениям, с момента пробуждения прошла целая вечность. Ожидание начинало давить. Вечер уже скоро должен был настать, но взглянув в окно в следующий раз, Соник заметил, что утро едва-едва успело перейти в полдень. Парень в камере напротив все еще не подавал признаков жизни. Воображение рисовало жуткие образы, только больше заставляя тревожиться. Вой ветра вынимал из глубины памяти воспоминания о жутком голосе кукловода. Ёж еще долго бы так лежал в мрачных размышлениях, если бы не оклик прямо из коридора: — Соник! Голос принадлежал Бену. В звенящей тишине поднявшейся вьюги он оказался настоящим спасением от накатывающего безумия одиночества. Потребовались считанные секунды, чтобы вскочить на ноги и, не обращая внимания на ноющую боль, подобраться к решетке камеры. Радость захлестнула узника с головой. — Я здесь, Бен! — громко зашептал Соник, уперевшись о прутья. Ноги подкашивались, не желая держать тело уверенно. Наконец-то друг появился в поле зрения. Рядом с кроликом шагал еще и Майти, с небольшим мешочком в руках. По стеклянному позвякиванию, Соник предположил, что друзья принесли для него кое-что. — Это же зелья, верно? Отлично! — он хихикнул, сощурившись, — Они мне точно не помешают, а то на спине спать не удобно! — и расслабленно протянул руку к броненосцу. Секунду ничего не происходило. Слышалось только напряженное дыхание и легкий звон склянок. А после ёж почувствовал, как его грубо схватили за грудки и со всей силы резко потянули на себя. Морда врезалась точно в толстый прут. Нос отвратительно хрустнул, кровь хлынула с новой силой, заливая и без того грязную тюремную робу. И в довершение, как своеобразная добавка к основному блюду агрессии, звучно прогремел голос Майти: — После всего, что наговорили, Вы еще смеете шутить?! — в груди его клокотала ярость, вырываясь из глотки утробным, почти животным рычанием. Глаза полыхали огнем гнева, — Вы идиот, раз считаете, будто бы имеете право относиться так беспечно к своему положению! Разъяренный броненосец ударил узника о прутья еще несколько раз, пока не оказался оторван от этого занятия крепкой рукой Бена. Сквозь кровавую пелену перед глазами Соник наблюдал с пола за тем, как его напарник хорошенько встряхивает гвардейца. — Армадилло! Вам прекрасно известно, что случилось! Мне известно! Но не ему, — шипел кролик, в последний раз встряхивая броненосца, — Проклятье сильнее какого-то было здравого смысла! — Прошло достаточно времени, чтобы он успел от него очнуться и догадаться, что случилось! — Кхе-кхе… какого черта? — прохрипел еж, поднимаясь, — Вы мне можете объяснить нормально в чем проблема? Соник смотрел Майти прямо в глаза. Тот несколько секунд сверлил взглядом. Яростное дыхание выдавало его гнев, пугая. В итоге броненосец, видимо, таки разглядев глухую стену непонимания, резко отвернулся. И пока один гвардеец делал дыхательные упражнения, чтобы вернуть себе самообладание, второй решил все же немного прояснить ситуацию: — Поверьте, то, что я сейчас расскажу, совершенно Вам не понравится… — Чем дольше ты тянешь, тем хуже мне… — ёж зацепился взглядом за мешочек, — Может быть там есть что-нибудь, что мне с носом поможет? Меня он теперь волнует даже больше, чем спина! — Ах, да. Простите. Бен передал пару склянок и, наблюдая за тем, как синий ёж старательно осушает первый бутылек, выпалил на одном дыхании всю суть: — Трибунал окончен. Вас приговорили к повешенью и последующему сожжению за двойное убийство и темное колдовство. От такой новости Соник аж подавился зельем. Надрывный кашель быстро сменился хриплым сипением: — Да быть того не может! Я только вчера оказался у лекаря из-за этого треклятого булыжника! — Уж поверьте, не вчера! — вернулся к разговору Майти, куда более спокойный, хотя и раздраженный, — Прошу простить мою выходку. За последнюю неделю случилось много чего плохого, что ударило по всем нам. Что среди Гвардии, что среди обычной стражи и слуг… — Пока Вы не продолжили, я бы хотел сказать о другом, — Бен передал узнику еще одну настойку, от которой несло насыщенным запахом можжевельника, — В замке начинает хозяйничать чума. Все северное крыло оказалось закрыто под карантин, а до него отсюда рукой подать. Поэтому настоятельно советую выпить. — А оно как-то поможет мне схорониться от заразы? — По замыслу лекаря Гвака – да. Это снадобье раздали всем в гвардии, и никто не заболел, так что какую-никакую защиту оно должно давать. Мне удалось достать один флакон для Вас. — Скорее всего его оставили намеренно. — Бен непонимающе посмотрел на Майти, — Вы ведь заметили, как Гавейн к ним присматривался? Несмотря на весь скепсис и некоторую таинственность вокруг снадобья, Соник подумал, что хуже ему от этой дряни точно не станет. Но выпить решил все же после того, как расправится с болью. Кровь из носа благодаря зелью идти перестала, а вот спина и руки продолжали страдать от легкой тянуще-режущей боли. Да и сейчас больше волновал отнюдь не высокий шанс заболеть Черной Смертью. — Что ж… ладно. Допустим, это мне поможет спастись от чумы. Но что там на счет моей казни? Майти переглянулся с Беном и, после кивка кролика, со вздохом начал свой рассказ. И чем дальше он уходил от последнего воспоминания узника, тем страшнее тому становилось. Ёж нервно ходил взад-вперед, постепенно переваривая поступающую плотным потоком информацию. Произошедшее никак не хотело укладываться в голове. Казалось чем-то нереальным. Сном. Что это случилось с кем-то другим, а сам Соник просто пропустил всё пока находился без сознания под надзором лекаря. Но больше всего поражала и ужасала новость о том, что случилось с Её Высочеством. Что он сам с ней сделал своей лживой «истиной»! Душу ядом разъедало чувство вины от совершенного предательства. Синий ёж поклялся ей, что защитит во что бы то ни стало. А когда Салли нуждалась в защите больше всего, даже не попытался хоть что-то сделать… От отчаяния хотелось лезть на стену и выть диким зверем. — Все это бред… я не мог такого сказать! Это… — он поднял обреченный взгляд на гвардейцев, — …предательство? — Это слишком грубое описание. Не принимайте всю вину на себя, Соник. — Бен говорил почти ласково, и голос от этого стал звучать выше обычного, — Очевидно, что Вас взял под свой контроль кто-то из заговорщиков в момент, когда Вы были наиболее уязвимы. Вы при всем желании не могли этому противостоять без «Ловца». Смутный образ неизвестного в белой маске вновь предстал перед глазами, черной тенью закрывая весь свет. Взгляд метнулся к окну. Ворона громко каркнула, усаживаясь поудобнее, будто собиралась подслушивать. — В том-то и дело, что мог. Я смутно помню, как меня допрашивали, а чужая воля отвечала моим голосом. Мне удалось прорваться сквозь пелену и заявить о лжи, но ненадолго. А проснувшись сегодняшним утром все увиденное почудилось просто бредовым сном, — он опустил голову, посмотрев на дрожащие окровавленные ладони, — Значит я мог попытаться все исправить! Мог! Крик сорвался порывом воздуха, потушив и так едва чадивший факел. Разрезая ударами кресала повисшую в коридоре мертвую тишину, Майти вернул свет. — Прислушайтесь к нам! Вся та ложь, что была сказана, не являлась Вашей. Это слова тех, кто действительно предал корону! Сонику потребовалось большое усилие воли, чтобы сдержать бурю, бушевавшую в этот момент в сердце, и вернуть своим мыслям холод. Последний порыв ветра с улицы помог в этом. На самом деле Армадилло помог полностью вспомнить тот краткий миг прояснения во время пытки. Холодный голос из темной глубины омута сна не принадлежал ему. Но светлый образ Ветра, что помог ему ненадолго выбраться на волю, к чистому яркому небу, сделал все, чтобы потомок спасся от губительного саморазрушения. — Не дай этой лжи отравить себя… — тихо повторил Соник, наконец принимая для себя истину, от которой убегал так долго. Он обернулся к друзьям, сжав руки в кулаки, — Вы правы! Я не могу позволить, чтобы вся эта ложь осталась для всех правдой. — Мы поможем Вам! — Бен положил руку на сердце, подходя на шаг ближе к решетке. — Можете положиться на нас, Соник! — Майти совершил тот же жест. — Отлично! Думаю, у нас вместе получится организовать мой дерзкий побег, — принц вернулся ближе к свету из темноты дальнего угла камеры, хитро ухмыляясь, — Потомка Бога Свободы не так-то просто сдержать в кандалах!***
Восточная башня. Ее мрачный шпиль разрезал низко плывущие облака, возвышаясь над замком зловещим одноглазым стражем. Сотни лет прошли с тех пор, как его «глаз» открылся в последний раз. Одно единственное окно ярко желтело на фоне старой потрескавшейся каменной кладки, заставшей еще времена основания города. Эта обитель призраков пугала своей холодной аурой смерти, став из-за этого источником по меньшей мере десятка городских легенд Моботрополиса. Но отнюдь не теней усопших так страшились живые, а злобы и проклятий тех, кого некогда заточили в этих стенах. Несчастных принцесс из рода Акорнов, которым не посчастливилось открыть в себе дар творить колдовство. Однако, что для мальчиков «дар», для девочек самое настоящее проклятье. Чаще всего их запирали в этой башне до самого совершеннолетия, из-за чего стены буквально пропитались их глубокой печалью и отчаянием. Дюжина помнила каждую из них. Салли всегда страшилась этого места. Знала с детства что уготовано будет ей в случае, если кто-либо случайно прознает ее маленькую тайну. С тех пор прошло много времени. Девочка стала взрослой девушкой, которую уже «не излечить» от прикосновения Моргу. А значит и наказание за колдовство будет не жуткой старой коморкой под облаками. Что лучше, провести детство запертой рядом с призраками, или на всю жизнь остаться вдали от родного дома в месте еще более страшном чем Восточная башня? И та и та перспектива была ужасна, но если выбирать из двух зол, то наименьшее всегда остается лучшим вариантом. Возможно, принцесса ошиблась в детстве, решив все скрывать? Размышляя над этим, она пришла к выводу, что нет. Все же тогда она не могла знать, чем для нее обернется это молчание. На трибунале она сама рискнула подойти к этой пропасти, а значит окажется в ней погребена. Не зря же Башню Ордена Арауна в народе называют Могильником затронутых. Многие девушки из знатных родов Охэджа и Акорна за прошедшие века встретили свою смерть в этих стенах. И еще больше оказались замурованы в них. Всматриваясь в горизонт, растворявшийся в дымке тумана, принцесса разглаживала лежащий на коленях черный платок. Покрыть им голову она все еще не решалась. Это бы значило для нее принятие греха, которого она не совершала. Так и сидела она дни напролет у окна, с самой зари и до заката наблюдая заснеженный мир, холод которого ощущался как никогда до этого. После суда, который провели на следующий же день после трибунала, принцессу остригли. Больше не было ее любимой толстой косы, за которой она так старательно ухаживала. Остался только короткий рыжий островок, такой же колючий, как ежиные иглы. Потеря волос сильно ударила по ее сердцу. Отец очень любил их блеск и шелк и всегда поражался тому, как похожи они на его собственные. Салли цеплялась за эту схожесть. Особенно после его смерти. Можно сказать, со своими волосами она лишилась еще одной частички самой себя и той нити, что связывала ее с любимым родителем. Все что ей оставалось теперь – это предаваться печальным воспоминаниям и наслаждаться остатками свободы перед тем, как попрощаться с небом и ветром навсегда. И, что самое страшное, убийца, лишивший ее всего, Иксис Нагус, останется безнаказанным! Холодная рука прикоснулась к ее плечу. — Это ты, Николь? — прошептала затронутая в пустоту своей темницы, но никто ей так и не ответил. Николь была еще одной причиной для беспокойства. Она не появлялась уже давно, и принцесса начинала бояться, что подругу насильно изгнали из мира живых. Единственное, что давало надежду на лучшее – сияющая мягким светом рунная цепь на запястье. Призрак рыси все еще бродил где-то в замке, видимо стараясь спрятаться от пришедших за ней экзорцистов. Вот только кто же тогда дотронулся плеча? По спине пробежали мурашки, когда это ощущение повторилось. Салли обернулась, но среди тяжелых теней не обнаружила никого. Получилось увидеть только силуэт, едва угадывающийся в дверном проеме. Умений и сил колдунье явно недоставало, чтобы понять точно, чей призрак ее посетил. Единственное, что можно было сказать точно — это не Николь. Он не в первый раз посещает башню, пугая Салли своим мягким прикосновением. В какой-то момент девушка даже подумала, будто бы это отец пришел к ней, чтобы повидаться, но быстро загнала столь крамольную мысль куда подальше. Несмотря на то, как именно погиб король, душа его ушла к Дороге Бесконечно Вечного. Так сообщил говорящий, присланный гильдией магов-спиритов специально для проверки еще в дни расследования. Надежду узнать о сущности ее постоянного посетителя пришлось оставить. Громкий топот на лестнице и приближающийся свет заставили силуэт раствориться в глухой стене. Салли прекрасно знала, кто решил к ней пожаловать. Еще один служитель Ордена пришел зачитать молитву для очищения души. Салли отвернулась обратно к окну, стиснув в руках платок. Видеть эту белую маску было уже тошно, а слушать одни и те же слова надоело. Дверь у нее за спиной скрипнула и ударилась о каменную стену. — Здравствуй, Салли! — голос брата отозвался эхом в высоком потолке помещения, — Неужели все еще сидишь у окна? Пора бы прекратить это глупое бунтарство… — И Вам доброго здравия, — хмуро ответила ему Салли, даже не повернувшись к нему, — Не могу понять о каком «бунтарстве» Вы говорите. Я исправно читаю молитвы и исполняю все, что велит мне отец Эйрмундо. Элиас вздохнул и прошел к столу, усаживаясь в скрипучее кресло. — Ты все еще злишься на меня… — «Злишься» – слово слишком мягкое. И что бы Вы не сказали, я не собираюсь отказываться от своих слов на суде. Так что можете оставить меня и впредь не появляться. Какой бы сейчас принцесса не казалась твердой и уверенной, суд дался для нее очень тяжело и сильно подкосил. А как иначе? Родной брат официально обвинил ее в убийстве отца и проведении темного ритуала! Принцесса в отчаянии пыталась доказать свою невиновность, но ее собственные слова оказались ничтожны перед мнением Иксиса Нагуса, удивительно уверенно почувствовавшего «след магии ведьмы». Король просто отказался прислушиваться к словам разума, веря безоговорочно своему «хорошему другу и советнику». Единственное с чем согласилась Салли по итогу слушания было обвинение в ведьмовстве, потому что скрывать и дальше свою магию она посчитала бессмысленным и опасным. Брат стал для сестры предателем, который потерял всякий шанс на примирение. — Ты слишком торопишься со своими выводами, Салли, — он старался говорить как можно мягче, — Я не пришел тебя уговаривать согласиться с обвинениями, а для другого. Или же нет? Все же это был Элиас. Такой же излишне резвый и неизменно страдающий от результатов своих поспешных решений. Даже сейчас! Он пришел спустя время, как и всегда одумавшись, с целью исправить свое глупое решение. По крайней мере принцесса в глубине своей души очень надеялась на это. Однако, с какой бы целью король не пришел к затронутой, та спускать ему с рук приговор желания никакого не находила. — Надо же… и кто же нашептал Вам идею вернуть меня «на путь истинный» подобным способом? Если это очередная придумка Нагуса, то я скорее сброшусь с этой башни, чем отправлюсь к нему на поклон за очищением. — Поверь, это не он. Я не виделся с ним после суда. Он старался говорить как можно увереннее, но Салли отчетливо почувствовала в его словах ложь. И это только сильнее ее разозлило. — Как печально… потому что, судя по всему, без его бесконечной мудрости Вы не можете сами понять, что я не желаю Вас видеть или слушать какие-то глупые предложения о примирении. — Салли, прошу, дай мне объяснить! — С чего бы вдруг я должна слушать Вас, если Вы не слушали меня? — уже грубее ответила девушка, — Вам не нужно было мое мнение, чтобы сделать свои выводы! Кресло с громким скрежетом отодвинулось, и король резко развернул девушку к себе лицом, сжимая плечи: — Да послушай же! Сейчас речь идет не о тебе, а о нашей семье! — Ах, о семье?! Действительно важная проблема. Особенно когда Ваша родная сестра вот-вот отправиться к своей могиле, которую Вы, Элиас, своими собственными руками для неё постарались выкопать! Парень буквально впивался пальцами в Салли, будто бы был готов разорвать её прямо на месте. Но раздражение сходило, оставляя только усталость и большую печаль. — Мое решение на суде самая ужасная ошибка, что я только мог совершить! — сказал он, отпуская сестру, — Отец был прав, говоря, что я еще не готов к короне. Мои решения совершенно необдуманны и продиктованы больше эмоциями, чем здравым смыслом. Из-за этого теперь наша семья угасает. Юноша совсем смолк, явно обдумывая свои последующие слова. Это дало возможность и Салли привести свои эмоции в порядок. Несвойственно было для нее такое излишнее проявление эмоциональности. Что несомненно было плохо, когда дело доходило до таких важных разговоров. — Наша мать, она… умирает. Известие оказалось совершенно неожиданным, вызвав сильное волнение. Принцесса знала, что мать захворала сразу же после «эксперимента» в зале трибунала, но совершенно не придавала этому значения. Она и до этого часто болела, быстро вставая на ноги. Ничего удивительного не было в том, что, насмотревшись ужасов, творимых темной магией, вдова не выдержала и вновь слегла. Но, судя по всему, дело приобрело куда более серьезный оборот. — Все наши попытки избежать распространения проклятья оказались провальны, — скорбно продолжал Элиас, — Черная Смерть пришла за ней! — Это ужасно! — сочувствующе прошептала Салли, чувствуя, что совершенно не может теперь позволить себе вымещать всю злобу и обиду на брата. Не в этот момент, — Поэтому Вы решили подняться ко мне? Чтобы я знала и успела с ней попрощаться… — Нет… я пришел, чтобы просить помощи в излечении, — он припечатал ее жестким взглядом, — Лучшие лекари королевства оказались бессильны перед этой напастью. Но мне сообщили, что тебе хорошо даются исцеляющие чары. Если ты сможешь ее вылечить, то, так и быть, я сниму с тебя приговоры за убийства и постараюсь договориться с Орденом о том, чтобы твое проживание в башне было более комфортным. Принцесса судорожно сжала в руках свой платок. Она совершенно не верила в то, что сейчас слышала и видела. Тот, кто прямо сейчас стоял перед ней, буквально шантажировал мнимым освобождением от наказания. Будто бы Салли для него не более чем материал, которым можно легко воспользоваться. Старший брат всю жизнь виделся ей любящим и заботливым. Тем, кто придет на помощь в трудную минуту и выслушает. Тем, кто утешит ее в скорби и успокоит после кошмара. И принцесса продолжала его таким видеть даже после того глубокого оскорбления, нанесенного утвердительным приговором. Где-то глубоко в душе Салли теплился крохотный огонек надежды вернуть того самого Элиаса, которого она так любила. Однако эта, даже не просьба, а скорее приказ просто потушили его. Этот мобианец совершенно точно не был тем Элиасом, которого она знала и любила. Власть и сладкий шепот предателя извратили его до неузнаваемости, не оставив от него старого ничего, кроме оболочки. — Вот значит как? — абсолютно бесстрастно проговорила Салли, отводя взгляд от короля, — Значит, обвинение с меня будет снято, если спасу кого-то? — Не «кого-то», а нашу с тобой мать, Салли! — он подошел к ней ближе, взяв за руку, — К тому же она все еще не знает, что случился суд. Даже если не выйдет вылечить ее, перед смертью вы должны увидеться! Другого шанса просто не будет! Затронутая по началу ничего не ответила. Вырвала только руку из хватки, отвернувшись от своего собеседника. — Нет. — Почему? — вскинулся он сразу, — Это же твоя родная мать, Салли! Одумайся! А действительно. Почему это принцесса должна спасать жизнь матери, которая никогда ее не любила? Алисия для Салли никогда не являлась той, которая обычно представлялась в сказках в качестве материнской фигуры. Все ее материнство в отношении дочери заканчивалось на ее рождении. И это девушка никогда не понимала. В чем она перед ней провинилась? Чем заслужила все эти грубые придирки и дерганья по поводу и без? Где вся та любовь, что мать дарила старшему сыну? Ни разу она не похвалила Салли за успехи в учебе, только фыркала и велела учиться усерднее, забыв об уроках стратегии с отцом. Ни единого момента поддержки не было получено после ужасающих событий десяток лет назад, лишь упреки в несдержанности. Так чем же заслужила чопорная Алисия Акорн свое спасение от Черной Смерти? — Я даже готов пойти на уступки! — не унимался король, — Ты должна быть благодарна за предоставленную возможность! Другой такой не будет! — Вы поздно спохватились, Ваше Величество, — холодно ответила ему затронутая, — Думать о больной матушке следовало до того, как приговорить свою собственную сестру к замуровыванию в стенах Могильника! Она не видела того, как отреагировал на её заявления король. Но этого было и не нужно, чтобы точно знать – тот в ярости. Тяжелое дыхание за спиной об этом говорило красноречивее всяких слов. Вот только ничего за всем этим не последовало. Никаких дополнительных попыток уговоров. Никаких криков с упреками и никаких проклятий. Только напряженное молчание и медленное затухание приступа гнева. Вероятно, он, наконец-то понял. Жаль, что поздно. — Если у Вас более нет никаких к «проклятой ведьме» предложений, Ваше Величество, то можете отправляться к матушке и передать горестную весть о смерти дочери. Думаю, она оценит ее даже радостнее Вашей «правой руки». Элиас ушел, даже не попрощавшись. Стремительно влетел во все еще распахнутую дверь и с оглушительным грохотом захлопнул ее, грубо велев подготавливать, что требуется к «отправлению ведьмы». А вот Салли осталась на своем месте, не шелохнувшись, прислушивалась к эху удаляющихся шагов. И стоило остаться только резкому вою вьюги, как принцесса дала себе волю слезам. Они давно рвались наружу, но теперь нашли выход вместе с отчаянием и ужасным страхом. Случилось то, чего Акорн страшилась с того дня, как погибли Охэджи: ее семья точно так же оказалась растоптана чьим-то злым замыслом. Она сама осталась одна у пепелища старой жизни и повторно переживает тот страшный момент, когда друг покидает ее, уходя навсегда за грань. Слезы лились и лились, оставляя горячие следы на щеках и растворяясь солью на языке. Салли просто не могла остановиться. Она тонула в чувстве собственной беспомощности и мрачных мыслях. Все чаще в голове вспыхивали мысли: «Что, если…?». И всё чаще они сводились к виновнику ее душевных страданий. Иксису Нагусу. — Салли! — беспокойный голос скользнул где-то на периферии ускользающего в сон сознания, — Салли, милая… что же ты так? Сквозь пелену слез принцесса посмотрела по сторонам, стараясь сообразить, звал ее кто-то или это просто галлюцинации? Наконец-то она смогла поймать взглядом знакомый полупрозрачный силуэт. Николь все же смогла найти безопасный путь к башне. — Тихо, я тут, с тобой. Видишь? — рысь помогла ослабевшей подруге усесться в кресло и притянула графин с водой и стакан, — Не нужно слез. Они тебе никогда не помогали. Выждав, когда Салли осушит стакан, призрак вновь наполнила его прохладной жидкостью и продолжила разговор. — Расскажи мне. Что случилось? Если ты плачешь, то значит случилось что-то совсем плохое! — Действительно случилось, Николь. — ответила хриплым голосом девушка, со стуком поставив вновь опустевший сосуд, — Но это уже совершенно не важно. Главное, что ты смогла вернуться ко мне целой и невредимой. Больше я никуда тебя отправлять не хочу… — она смахнула слезу, — От прошлой моей жизни ты осталась одна. — Надеюсь, эта просьба позволит мне рассказать о том, что я смогла разузнать? — Да. Перед тем, как покинуть это место навсегда, я обязана знать, что задумал Нагус. Не думаю, что все эти телодвижения ему нужны были только, чтобы добиться финансирования от Элиаса. Это слишком глупо! Николь покачала головой. Рассказ явно будет тяжелым. — Как ты и просила, всю эту неделю я следила за действиями этой химеры. Это было даже весело, впервые за много лет я почувствовала что-то похожее на адреналин. Замок с самых башен и до катакомб патрулируют экзорцисты. И, поверь, наткнуться на них было куда проще, чем найти того, кого нужно. Каким-то образом Нагус постоянно от меня ускользал, а если и попадался, то услышать разговоров не выходило: он ставил какие-то связки-заглушки, — призрак развела руками, — Так что ничего я из разговоров не смогла достать, только если они не касались его работы с подмастерьями. Тот же Роберт оказывается, ходил за ним хвостиком с пачками каких-то документов с договорами о приобретении какого-то старого имения на границе с Гиблотами. — А вот это интересно. Что бы ему делать рядом с болотами, да еще и в Охэдже? — Я тебе скажу, что: он связался с Кругом Чтецов. Вот и купил имение рядом с одним из их капищ! Погоди-погоди возмущаться! Это я тебе только самую верхушку айсберга описала. Все самое интересное будет дальше. Салли настороженно навострила уши. Упоминание о Круге Чтецов было действительно неожиданным, особенно если учитывать, что в последнее время от них ни слуху ни духу. Все больше действуют их «сестры по вере», Культ Моргу. Чтецы вообще были в сравнении с ними относительно безобидны: просто наблюдают за звездами, изредка совершая набеги на деревни в Великом лесу по их велению. Немного поразмыслив, принцесса решила, что тогда понятно, с чего вдруг на трибунале вспыли именно культисты. Попытка подчистить за собой хвост. — Я не хочу сильно долго ходить вокруг да около и описывать как я нашла то, что нашла, — продолжала тем временем Николь, — Поэтому перейду сразу к сути. Я обнаружила его лабораторию, но не ту, о которой ты знаешь, а потайную. В ней оказалось такое количество всяких записей и трактатов, что её впору назвать второй библиотекой. Я там потратила изрядно времени, чтобы найти какой-нибудь компромат по твоему случаю, но в итоге нашла совершенно другое: его дневники. К сожалению, забрать с собой я не смогла, но хорошо запомнила, что он писал. В начале ничего примечательного, кроме записи разных связок рун. К ним были примечания, но чернила все смазаны, судя по всему, он пролил туда что-то. Но вот ближе к концу я смогла нормально прочесть. Нагус писал, что «кровь Отмеченного оказалась сильным источником магии» и что лишаться ее остатков в угоду Роботнику он не желает. А значит заполучит не только его тело после виселицы, но и кровь. — призрак покачала головой, — И… ты по его первой задумке не должна была влезать, а значит осталась бы не тронута. Он решил избавиться от тебя из-за того, что Элиас рассказал ему о твоих подозрениях. Салли в начале застыла, совершенно никак не отреагировав. Но после ее лицо исказила гримаса злости, от которой даже Николь вздрогнула. Никогда и никто не видел принцессу настолько разозленной. Она вскочила с кресла, отбросив от себя платок в сторону. — В начале этот предатель убил моего отца, сбросив всю вину с себя на меня и Соника. А после посмел задумать… такое! Нагус жаждал могущества своему живучему сосуду. Я всегда догадывалась… — затронутая метнулась стрелой к окну и распахнув прокричала, что есть мочи. Голос ее резко исказился почти до неузнаваемости, — Так пусть же плоть его сгниет, а сознание вернется к трем первым началам его истинной сущности! И покуда он не искупит своих преступлений, будет ходить по земле Оскверненным! Она никогда не думала, что опустится до такой низости, как наложение на кого бы то ни было темного проклятья. Эта магия была черной, совершенно мерзкой и чуждой ее чистой душе. Но сейчас вся ненависть к Нагусу и жажда мести, накопившаяся за последний месяц, сама собой вырвалась наружу в облике отвратительного смрада. Темное облако сорвалось молнией с кончиков пальцев колдуньи, опаляя их до черноты потухнувших углей, и камнем понеслось вниз в итоге исчезнув у самой земли. Салли еще долго стояла у окна, стараясь отдышаться и медленно осознавая то, что только что натворила. Однако вместо разочарования и гнева на саму себя, она чувствовала только большое облегчение и умиротворение. Этим проклятьем она запятнала свою душу, но совершило праведное деяние: наказала богохульника, покусившегося на кровь Третьего Святого.