Навеки ваш, Сирано

      Рождественские каникулы закончились, и Эсмеральда опять с головой погрузилась в учебу. Да, иногда она вспоминала того мужчину из лифта, но что было толку о нем думать? Париж — не деревня, искать его — все равно, что искать иголку в стоге сена, а значит, и думать об этом нечего. Она отгоняла от себя подобные мысли, предпочитая учебник или тусовку в компании Квазимодо, с которым она в последнее время сильно сблизилась, и Фебом, с которым Квазимодо был не разлей вода.       — Вы — как сиамские близнецы! — смеялась Эсмеральда. — Где один, там наверняка болтается и второй.       Парни только хмыкали на это. Один раз, правда, Феб попытался пойти дальше. Они тогда устроились в комнате у Квазимодо и смотрели какой-то фильм. Сам Квазимодо ушел покупать газировку, которая совершенно закончилась, а Феб решил этим воспользоваться. Он придвинулся к жующей попкорн Эсмеральде и, как бы невзначай, положил свою руку ей на плечо. Она повернула в его сторону голову и вздернула брови, и тогда он потянулся к ее губам. По ощущениям Эсмеральды поцелуй вышел «ни о чем». Не вызвал в ней абсолютно никаких чувств, никаких желаний — тут она опять вспомнила лифт. Она отстранилась и решительно сказала:       — Нет!       — Да ладно, — он огорчился. — Что, совсем все так плохо?       — Технически ты все делаешь абсолютно правильно, — заявила она. — Но вот практически… Феб, оно тебе надо? На тебе и так девчонки гроздьями висят, зачем тебе еще и я сдалась?       — Ну… Ты красивая…       — Пффф… — Эсмеральда закатила глаза. — Ты понимаешь, что этого мало? У тебя ко мне просто спортивный интерес. Это очень глупо. Ты пытаешься разрушить такую уютную и теплую компанию посредством сиюминутного траха. Тебе девчонки только за этим нужны? Просто дружить ты с нами не пробовал?       — Ээээ… нет… — видимо, такая мысль просто не приходила ему в голову.       — Ну так попробуй. Начни с меня. Потому что это — максимум, на что я способна по крайней мере по отношению к тебе. Да и, похоже, вообще к кому бы то ни было из этого университета, — она вздохнула.       — Ого! Я уже слышал подобные вздохи. Мне кажется, тебе кто-то уже успел разбить сердце, — хмыкнул Феб.       — Ага. И дружеский секс тут не поможет. Да и не нужен. Так что попытайся воспринять меня как мальчика.       — Боюсь, с твоей внешностью это невозможно, — засмеялся он. — Но твои доводы имеют свой резон. Уговорила. Никаких приставашек.       Эсмеральда хихикнула и вернулась к своему попкорну.       Зима уже успела плавно перетечь в весну, когда она начала получать эти письма. Первое письмо она обнаружила в своем рюкзаке. Наткнулась на него, когда рылась там в поисках расчески.       «Здравствуй, моя девочка. Я долго сопротивлялся желанию подать о себе весть, но это было сильнее меня. Впечатления от нашего приключения в лифте преследуют меня до сих пор, и я не могу с этим бороться. Ты ворвалась в мою жизнь и буквально свела меня с ума. Я постоянно думаю о том, что произошло, вспоминаю вкус твоих губ, твоей кожи. Твой невероятно сладкий и такой нежный аромат. С тех пор я частенько наблюдаю за тобой. Издалека, конечно. Меньше всего я бы хотел напугать тебя. Все, на что я сейчас осмелюсь — это смотреть на тебя, любоваться тобой. Навеки твой, Сирано из лифта».       Она застыла над этим письмом. Она не помнила, сколько времени так просидела, перечитывая эти строки. Сначала она подумала, что это чья-то дурная шутка, и кто-то подсмотрел, когда они это делали. Но потом поняла, какой это был абсурд. Камер в лифте не было, а если бы и были, весь дом тогда был обесточен. Потом она возмутилась и подумала, что он дразнит ее, она даже хотела порвать листок на мелкие клочки и выбросить. Но письмо было таким искренним, в нем сквозила нежность. А значит… Тот мужчина… Значит, он тоже ее помнит, так же, как и она — его. Эсмеральда аккуратно сложила письмо и спрятала его. Через пару недель она нашла еще одно в своем почтовом ящике.       «Здравствуй, моя девочка. Ты вчера купила новое пальто. Ты в нем — само очарование. Тебе идет зеленый цвет, он подчеркивает твои изумрудные глаза. Я недавно видел, как ты гуляешь по парку. Твои волосы блестели в свете солнца, на мгновение мне даже показалось, что над тобой воссиял нимб. Но я заметил, что под глазами у тебя легкие тени. Тебе надо больше спать, моя дорогая. Я знаю, ты усердно учишься, но все-таки постарайся ложиться пораньше. Навеки твой, Сирано из лифта».       Эсмеральда смущенно покраснела, когда прочитала это. В этом письме было беспокойство и забота о ней. Знать бы, кто этот неизвестный поклонник. Неизвестность — вот что ее будоражило и даже слегка раздражало. Но она сохранила и это письмо. И все последующие. Она уже сама не заметила, как начала желать этих писем, ждала их, словно манну небесную. И если первые его письма были еще сдержаны, то в последних сквозило откровенное желание.       «Здравствуй, моя девочка. Я заметил, что время от времени ты заплетаешь свои волосы в косу и забираешь их под заколку. Из прически выбиваются небольшие локоны и завитки волос, которые оттеняют кожу на твоей дивной шейке. О, как бы я хотел прильнуть к ней своими губами, коснуться ее языком, чтобы опять почувствовать твой вкус, твое благоухание! Эти мечты не дают мне покоя. В последнее время я все чаще ловлю себя на мысли о том, какое наслаждение я бы испытал, лаская твои нежные плечики, твою изумительную грудь. Еще в лифте я заметил, как чутко ты реагировала, когда я невзначай касался твоих сосков, а ведь ты была в лифчике. Вероятно, я бы свел тебя с ума, если бы зацеловывал эти твои чувствительные места. А что бы ты испытала, если бы я спустился ниже, к твоим трусикам, сдвинул бы их и дотронулся бы языком до твоего самого интимного местечка? Прости меня за то, что пишу тебе такие непристойности, фактически, это порнография, но я просто не смог сдержаться. Навеки твой, Сирано из лифта».       Ночью Эсмеральда не смогла заснуть до тех пор, пока не разрядилась, лаская свою грудь и лоно пальцами. После этого она поняла — хватит с нее! Она должна найти этого Сирано и припереть его к стенке. Какого черта он скрывается, если так желает прикоснуться к ней?! Эсмеральда начала думать. Для начала она попыталась хотя бы приблизительно определить, как бы выглядел этот мужчина. Определенно, он был высокий, выше нее на целую голову — он оперся подбородком о ее макушку, когда прижимал к себе, пытаясь успокоить. Широкоплечий — она вцепилась в него, когда он двигался в ней, прижав ее к стенке лифта. Стройный. Волосы у него были очень густые и мягкие. Совершенно точно, он не был бедным человеком — от него пахло дорогим парфюмом. Проклятье, таких людей полно в Париже. Ладно, идем дальше.       Почти все свои письма она находила, когда была в университете. Значит, это кто-то из тех, кто имеет близкое отношение к Сорбонне. Конкретно в ее университете около двадцати или двадцати пяти тысяч человек. Ладно, исключим девушек, значит, около десяти тысяч. Гомосексуалисты? Ок, пять-семь тысяч. Все равно это очень много. Эсмеральда впала в уныние. Но погоди-ка… Сирано… Почему он называет себя во всех своих письмах этим именем? Почему не Гамлет — принц Датский или не Ромео? Почему именно Сирано?       Эсмеральда, хмуря брови, кинулась к своему компьютеру и ввела в поисковик запрос. Так… Сирано де Бержерак. Поэт-гвардеец. Был до безумия влюблен в свою кузину Роксану, которая души не чаяла в высоком слоге, то есть в поэзии. И полюбила некоего Кристиана, который двух слов связать не мог, поэтому любовные послания писал за него Сирано, желающий своей кузине счастья. Свою ошибку она поняла, когда Сирано умер у нее на руках, читая наизусть одно из своих писем, которые, как она думала, ей посылал Кристиан. Все это время Роксана любила другого человека!       Эсмеральда в глубокой задумчивости откинулась на спинку кресла. Что он этим хотел сказать? «Не ведись на внешность, смотри глубже?» Господи, неужели все это время ей пишет Квазимодо?! Да ну, бред! Квазимодо даже в темноте легко можно отличить от других людей на ощупь. Она сжала виски пальцами — голова у Эсмеральды уже шла кругом. А может проверить бумагу на отпечатки пальцев? Эсмеральда нервно хихикнула. Ну, проверит она, и дальше что? У нее в распоряжении семь тысяч человек. Зараза!       И надо же было такому случиться, что одно из писем совершенно случайно нашел Квазимодо! Они в тот день забурились в ее квартиру — Квазимодо одолжил ей одну из своих книг и зашел ее забрать. Эсмеральда убежала на кухню за бутылкой колы, а когда вернулась, он, нахмурившись, сидел над одним из ее писем, которое она так неосторожно оставила на кровати. Квазимодо поднял на нее глаза. На его лице было написано беспокойство.       — И давно ты их получаешь? — спросил он.       Эсмеральда присела рядом.       — Где-то с марта, — не стала скрывать она.       — Тебе не кажется, что этот поклонник может быть очень опасным? — серьезно сказал он. — А вдруг он — маньячина какой-нибудь, и ты напоминаешь ему его мамашу, а он ненавидит свою мамашу?       — Не тот случай, я тебя уверяю, — пробурчала Эсмеральда. — Ни в одном из его посланий нет ни капли ненависти. Есть любовь, забота, бесконечная нежность…       Квазимодо поперхнулся.       — Ну ты даешь, Эсм. То мой приемный папа, то вообще неизвестно кто. Я в шоке! Вообще, это было бы очень смешно, если бы не было так грустно, — заявил он.       — Видно, судьба у меня такая, — вздохнула Эсмеральда.       Клод Фролло чувствовал, как он сходит с ума. Он, взрослый мужчина, декан и профессор юридического факультета университета Сорбонна, добившийся всего сам своими силами, умом и талантом, ведет себя, как гормонально неуравновешенный подросток! Как он мог так постыдно сорваться и поиметь собственную студентку, да где?! В лифте! И будь он проклят, если воспоминания об этом не заставляют его каждый раз трястись от возбуждения! А ведь несчастная девочка всего лишь испытала приступ клаустрофобии, и он поначалу просто хотел ее успокоить… Какого черта он начал ее целовать? Правда, тогда это показалось ему неплохой идеей. Но когда она ему ответила… И ведь он обещал себе держаться подальше от Эсмеральды, но надо же было такому случиться, что ее папаша проживает в том же доме, где живет его, Клода, хороший знакомый! И почему он сразу ей не открылся?! «Ты отлично знаешь, почему, — ответил он сам себе. — Когда включился свет, ты посмотрел на ее юное личико, вспомнил, сколько тебе лет, и решил, что она слишком молода для тебя. Что ты тогда подумал? Не надо портить ей жизнь, пускай любит своих сверстников. И что же ты сделал дальше?!»       А дальше он начал писать ей эти письма. Господи, она каждый день мелькала у него перед глазами, а он все никак не мог забыть, какая она была горячая, тесная и влажная, когда он… Боже! И каждый раз у него возникала перед глазами другая, более заманчивая картина, где он занимается с ней любовью в собственной постели, когда никуда не надо спешить и можно ласкать ее всю, от кончиков волос до нежных розовых пальчиков на ее ножках. Он заметил, что чувствует напряжение в паху от одного ее вида. Никогда в жизни он такого не испытывал! Он гордился своей сдержанностью, но Эсмеральда отправила всю его хваленую выдержку к чертям. И ведь у него были женщины, избытком тестостерона он не страдал. Почему же его так неудержимо тянет именно к этой девчонке — до такой степени, что его разум отключается? Фролло пришел к неутешительному выводу. Он влюбился. Влюбился в Эсмеральду так сильно и самозабвенно, что готов бросить вызов кому угодно. Только вот ей самой он просто не в состоянии открыто признаться. Что за дурацкий парадокс?       Фролло перевел взгляд на компьютер, где он только что начал свое новое письмо к ней. В этот момент в кабинет вошел Квазимодо. Затем самого Фролло отвлекли, а когда он вернулся, его пасынок стоял возле стола Фролло, и глаза мальчишки метали молнии. Фролло никогда еще не видел Квазимодо в таком разъяренном состоянии.       — Так это ты ей все время пишешь? — возмутился горбун. — Какого черта, отец?!       Фролло вдруг почувствовал такую усталость, что его плечи, всегда такие прямые, слегка ссутулились.       — Что, не ожидал такого от меня, мой мальчик? — хрипло спросил он.       Квазомодо смотрел на своего приемного отца. Тот выглядел таким измученным, что злость у горбуна сошла на нет.       — Почему ты ей не скажешь?       — Не скажу что? Что люблю ее до потери пульса? А оно ей надо? Знаешь, что будет, если правда откроется? Меня обвинят в предвзятости, в том, что я пытаюсь продвинуть ее, покрываю ее ошибки, которых у нее, кстати, практически нет. Ты можешь себе представить, какие проблемы это вызовет?       — Отец, проблемы уже есть! Она нервничает! Не может сосредоточиться. Ее это мучает. Ей было бы гораздо легче, если бы ты ей сказал. А если она сама выяснит, что это ты? Знаешь, я бы предпочел наблюдать за ее реакцией откуда-нибудь с космического корабля, чтобы меня не задело ненароком.       Фролло обдумал слова своего приемного сына.       — Что ж, возможно ты и прав, — пробурчал он. — Неведение гораздо более мучительно, чем правда, по крайней мере, в данном случае. Возможно, стоит ей признаться во всем, и будь что будет.       Однако, признание Фролло как-то все откладывал. То одно срочное дело найдется, то другое…       Эсмеральда бежала по коридору университета, почти не глядя по сторонам, поскольку целиком и полностью ушла в свои мысли. В реальность ее вернуло столкновение, да такое сильное, что она и тот человек, в которого она врезалась, чуть не упали на пол.       — Глаза вы, что ли, забываете дома, когда спешите куда-то, мадмуазель?! — гневно рявкнул над ее ухом голос декана, который придержал ее за плечи, при этом стараясь сам не потерять равновесие. Она оторвалась от его груди, куда уткнулась, пытаясь удержаться на ногах.       — Простите, господин декан, это больше не повторится, — пробормотала она.       — Идите и будьте внимательнее! — сердито фыркнул он.       Эсмеральда пошла дальше. Что-то не давало ей покоя… Но что? Вдруг ее как молнией озарило. Пиджак декана! Пропах тем же парфюмом, который был у Сирано!       Квазимодо сидел у себя в комнате в наушниках и кайфовал от звуков музыки. Он даже начал подпевать, когда в комнату ворвалась Эсмеральда.       — Твой отец! Твой чертов отец все это время писал мне свои чертовы письма! — завопила она так, что он ее услышал даже сквозь наушники.       — Как ты узнала?! — вопрос вырвался у него прежде, чем он сообразил, что собственно он говорит.       — Что?! Ну знаешь?! Ты все это время был в курсе! И ничего не сказал?! Хорош друг! — Эсмеральда была в ярости.       — Ты не горячись, — Квазимодо постарался выглядеть спокойным.       — Почему ты мне ничего не сказал?! — она не находила себе места от возмущения.       — Потому, что вмешиваться в чужие любовные делишки чревато последствиями, и ты вечно будешь крайний! — на этот раз вопил уже он.       Они стояли и ели друг друга глазами. Первым успокоился Квазимодо.       — Слушай, я понимаю, как это выглядит, но и ты меня тоже пойми. Я пытался дать ему шанс признаться тебе самому. Ты хоть понимаешь, как это будет выглядеть, если я пойду и буду наушничать на собственного приемного отца? — сказал он.       Эсмеральда выдохнула.       — Не знала, что твой отец может вести себя, как трус, — горько сказала она.       — Трусливый Фролло — это оксюморон, тебе не кажется? Да ладно, Эсмеральда, ты же его видела. Трус — это не про него, и ты сама это прекрасно знаешь.       — Тогда, может, ты мне объяснишь причины его нерешительности? — Эсмеральда опустилась на край кровати.       — О, ну это просто. Он в растерянности. Он до этого момента испытывал только сильную привязанность. Хочешь колы?       — Давай.       Квазимодо достал из холодильника бутылочку и протянул Эсмеральде. Она отпила глоток и почувствовала, как ее отпускает.       Квазимодо плюхнулся рядом с ней.       — Понимаешь, он никогда раньше не любил, — объяснил Квазимодо. — И совершенно не представляет, как себя надо вести.       — А ты представляешь?       — А я - наблюдательный и умный. Когда он понял, что влюбился в тебя по уши, это было для него ударом. Так что он сейчас себе места не находит, так же, как и ты. И, хоть жизненного опыта у него больше, чем у тебя, любовь — это явно не то, с чем он может справиться. Потому он сейчас и творит всякие глупости.       — А мне-то что делать, гений?!       — Не обзывайся. На твоем месте я бы прижал его к стене и заставил насильно выложить правду.       — Да он меня в порошок сотрет!       — Скорее сам удавится, чем причинит тебе боль. В любом случае, не попробуешь — не узнаешь. Дерзай.       Фролло сидел в своем кабинете, отрешенно глядя в монитор компьютера, когда к нему ворвалась чертовски злая Эсмеральда.       — Похоже, студенты решили сделать из моего кабинета проходной двор, — он вложил в эту фразу всю язвительность, какую только мог.       — Похоже, кое-кто ведет себя, как трусливый мальчишка! — она испепеляла его взглядом, и Фролло почувствовал, как задрожали его поджилки. Не от страха, конечно. Она была так прекрасна в своем гневе, что в нем опять с силой вспыхнуло желание. Тем не менее, он спокойно встал, обошел свой стол и примостился на его краешек.       — Ну-с, юная барышня, чем обязан такому словоизвержению? — с иронией спросил он. — Да, прежде, чем начнете бушевать в кабинете декана, потрудитесь хорошенько закрыть дверь. Мы ведь не хотим, чтобы сюда совались любопытные носы.       Дверь Эсмеральда захлопнула с грохотом.       — Впечатляет, — хмыкнул декан. — А теперь потрудитесь объяснить свое поведение до того, пока я окончательно не вышел из себя и не вышвырнул вас из кабинета за ухо.       — О, я полагаю, что ты хочешь меня взять не за ухо. Может быть мне выключить свет и задернуть шторы, чтобы ты мог меня спокойно оттрахать, как тогда, в лифте?       — Грубо. И несправедливо. Я бы не стал называть то, что между нами произошло, так, — он решил, что отпираться сейчас будет последним делом.       — А как бы ты это назвал?!       — Я тебя любил, моя дорогая. Не трахал. Возможно, место было не совсем подходящим и все произошло слишком поспешно, но это было не грубое совокупление. Я изо всех сил старался доставить тебе удовольствие, и мне кажется — нет, я в этом абсолютно уверен, — у меня это получилось. Как ты догадалась, что это я? — полюбопытствовал он.       — Высокий рост, крепкая стройная фигура, густые волосы, широкие плечи и неприлично дорогой парфюм. И записки, которые ты мне подбрасывал, чаще всего тогда, когда я была здесь, в университете. Но главным образом, все-таки парфюм. Когда я в тебя врезалась в коридоре, он мне прямо прокричал, что это был ты, — Эсмеральда уже успокоилась. — Но меня тоже мучает один вопрос. Ты ведь в лифте видел только мой затылок. Откуда ты узнал, что это была я?       Фролло засмеялся.       — Тоже по запаху, девочка моя, — сквозь смех вымолвил он. — Зарылся в твои волосы и учуял твой шампунь, бергамот и пачули. Я давно заметил, что тебе присуще именно такое сочетание.       — А почему ты сделал вид, что тебя в лифте не было, когда будил меня? — Эсмеральда подошла к нему вплотную, глядя в его лицо. Фролло сглотнул. Она была так близко…       — Потому что вспомнил, сколько мне лет, — сипло ответил он. — Я тебе в отцы гожусь. Тебе ведь двадцать один?       Она кивнула.       — А мне - пятьдесят. Я тебя старше на двадцать девять лет. Простая математика.       — Тебя это не волновало, когда ты меня тра… ублажал, — она положила свою руку ему на грудь.       — Я тогда полностью потерял разум, — дыхание у Фролло участилось. — Боже, я теряю его каждый раз, когда тебя вижу. Это какое-то наваждение.       — А знаешь что? Меня не волнует твой возраст, — Эсмеральда потянулась к его лицу. — Плевать я на него хотела.       — Ты понимаешь, что это может вызвать ненужные проблемы? — он уже не мог сопротивляться.       — И на них мне плевать.       — Тогда к черту все! — выдохнул Фролло и с наслаждением впился в ее губы.       Поцелуй вышел яростным, слишком долго они оба терпели. Когда они оторвались друг от друга, то дышали так, словно пробежали марафон. Декан прижал Эсмеральду к себе, с удовольствием зарываясь в ее волосы.       — Почему ты подписывался как Сирано в своих письмах? — промурлыкала она. — Я целую теорию вывела.       — Какую же? — урчал Фролло прямо как кот, и прижмуривался сейчас точно так же.       — Я подумала, что ты намекал на то, чтобы я не велась на внешность, смотрела глубже, а не останавливалась на поверхности.       — Все гораздо проще, любовь моя, — он хихикнул и, слегка отстранившись, постучал себя по кончику своего длинного носа. — Дело в том, что у Сирано де Бержерака была одна физическая особенность.       — Погоди… Ты намекаешь на свой длинный нос?! — она расхохоталась. — А я то напрягалась и пыталась найти некий глубокий смысл!       — Иногда, если ты хочешь что-то спрятать, то просто положи это на видное место, — Фролло ухмыльнулся. — И тогда почти никто не заметит твой секрет.