Работа над ошибками. Часть первая.

Бечено — olegowna, stazy2.       Мы аппарируем домой из Кенсингтонского парка вместе с Петуньей, предварительно укрывшись за тем самым кустом голубого рододендрона. Пока я привожу себя хоть в какое-то подобие порядка, пытаясь собрать расползающиеся мысли в нечто целое, девушка успевает заварить ароматный чай, и спустя некоторое время мы пьем его и обсуждаем сегодняшнюю встречу, сидя на кухне. Каким бы странным не показался нам разговор с мистером Риддлом, ни я, ни Петунья не видим в нём никакого подвоха. Впрочем, как и в прозвучавшем в мой адрес предложении.       Более того — у меня закрадывается смутное подозрение в том, что тот заказ, который я получил в аптеке «Слаг и Джиггер» в день нашей самой первой встречи с мистером Риддлом, исходил именно от него.       Я уверен, что рано или поздно это прояснится, но решение нужно принимать прямо сейчас. А потому, изведя пару галлонов крепкого английского чая и прикончив вкусный пирог с яблоками, который еще утром принесла Петунья, мы все-таки приходим к компромиссу. Я решаю согласиться на условия Тома Риддла, но… от него потребуется, помимо ингредиентов для будущих рецептов, еще и подробный отчет о тех зельях, что так необходимы ему.       Я рассуждаю так: если он предоставит мне информацию, значит, ничего опасного в этих зельях нет. В конце концов, я могу найти ее и сам, вот только у меня это займет на порядок больше времени. А если откажет… разумеется, ни о каком подписании контракта в этом случае и речи быть не может.       Предусмотрев вроде бы все, я отправляюсь провожать Петунью, с удивлением констатировав, что за окном уже заметно стемнело. Разумеется, свой район я знаю назубок, как и его обитателей, а потому мне совершенно точно нечего опасаться во время поздней прогулки с девушкой. Репутация моей семьи сейчас мне только на руку. Записной алкоголизм «отца» и его пьяные разборки со всеми, кто попадался под горячую руку, моя мама в темных и мрачных одеждах, с вечно угрюмым выражением лица, которую за спиной все соседи называли «ведьмой»… знали бы они! Впрочем, это не так важно. Главное другое — меня не рискуют трогать даже местные хулиганы, заранее опасаясь того, кто мог вырасти у такой нестандартной пары. И это по-своему замечательно.       Проводив Петунью до подъездной дорожки ее дома, я прощаюсь с ней и возвращаюсь обратно. Примерно полчаса неспешной прогулки, включившей в себя недолгое стояние на мосту и разглядывание практически черной воды, в которую наверняка сливаются отходы из стоков нашей фабрики, я подхожу к своему дому. Заметив на крыше дома, почти не различимой в темноте наступившей ночи, купленную сегодня сову, я открываю дверь и впускаю крылатого вестника внутрь.       — Джеки, — решаю я, глядя на встопорщившую перья птицу, с независимым видом сидящую на кухонном столе и клюющую разложенные перед ней кусочки свежего мяса. — Я назову тебя Джеки. И, пока ты ешь, я напишу письмо, которое тебе надо будет отнести прямо сегодня. Надеюсь, мистер Риддл живет не на другом конце Англии, и ты не разбудишь его посреди ночи…       Она согласно ухает. Спустя четверть часа мы заканчиваем со своими делами. Она — с поздним ужином, а я с написанием письма. Свернув его в трубочку, я привязываю бумагу к вытянутой мне навстречу лапке и говорю:       — Мистеру Тому Риддлу. Лично в руки. Если захочет написать ответ — дождись.       Джеки ухает еще раз, и, поведя золотисто-янтарным глазом в мою сторону, вылетает в распахнутое окно. Если все пойдет хорошо, утром я получу ответ. И, в зависимости от того, что ответит мне мистер Риддл, приму окончательное решение. А пока — спать.       На следующее утро Петунья почему-то не приходит, хотя я уже привычно жду ее к утреннему чаю, зато возвращается Джеки, с важным видом протягивая мне лапку с привязанным к ней письмом.       «Очевидно, вам, мистер Снейп, неизвестно то обстоятельство, что люди, ведущие отличный от вашего образ жизни, по ночам предпочитают спать, а не выслушивать возмущенный клекот усталой совы. Впрочем, сейчас это неважно. Вы согласились, и я рад этому. В письме вы найдете книгу, в которой есть все объяснения по интересующим вас зельям. Напишите, как будете готовы к работе, и я пришлю вам первую партию ингредиентов.       С уважением, Т. Риддл».       Поборов смущенный смешок, который вырывается у меня непроизвольно, я с удивлением вижу крошечную книгу, вывалившуюся из конверта. В отличие от меня Риддл предпочел отправлять письмо именно в конверте, хотя возможно, все дело в этой начинке.       «Увеличить», — мелькает в моей голове и я, не задумываясь, провожу над ней палочкой, произнося формулу отмены предыдущего заклинания и возвращая присланному мне фолианту прежний вид.       А затем, на последующие несколько часов я просто выпадаю из реальности, погрузившись в увлекательное чтение. Насколько мне становится понятно из текста книги, буквально проглоченного мной за неполную половину дня, помимо изучения Темных Искусств мистер Риддл вплотную занимается артефакторикой. И — да, создание сложных артефактов зачастую требует достаточно сложных в изготовлении зелий. Наверное, этим и можно объяснить тот факт, что большинство артефакторов предпочитают создавать семьи именно с зельеварами. Последним все равно, кто станет их спутником жизни, а вот для первых — это жизненно важно, если они не хотят, разумеется, платить совершенно бешеные деньги за покупку необходимых для работы зелий.       Я «зависаю» на несколько минут, поняв, что с такой легкостью рассуждаю на тему, о которой понятия не имел до сегодняшнего дня, но потом, списав это на «память Снейпа» и мысленно махнув на это знание рукой, просто иду обедать и сочинять письмо-заказ, адресованное мистеру Риддлу. Да, я соглашаюсь взяться за работу, которую он мне предлагает. Пусть это продлится всего лишь пару месяцев. До того момента, как начнется учеба в Хогвартсе. А с другой стороны — в замке полно пустых помещений. Неужели я не смогу придумать что-то, что поможет мне продолжать свою работу и там?       Но об этом я могу подумать и позже. А пока, выпроводив Джеки, убираю за собой опустевшую посуду и спускаюсь в лабораторию. Заказы Малпеппера еще никто не отменял, а пара сотен галлеонов за простейшие зелья — это тоже деньги.       С головой ухожу в работу и, если бы не Петунья, за пару месяцев я превратился бы в тень самого себя, хотя и до того не мог похвастаться выдающимися формами тела. Она, как мой личный надсмотрщик, ревниво следит за тем, чтобы я питался буквально по расписанию, не пропуская ни завтраков, ни обедов, ни ужинов. Она следит за тем, чтобы мне вообще было, что есть. Она следит вообще за всем. А еще она готовит…       Последнее в один из дней становится для меня настоящей неожиданностью. Закончив с очередным зельем чуть раньше по времени, чем ожидалось, я поднимаюсь из лаборатории наверх и с удивлением вижу на собственной кухне напевающую что-то девушку, «колдующую» над исходящими паром кастрюлями на плите.       — А-а-а… — это единственное, на что меня хватает, и она смеется, бросив насмешливый взгляд в мою сторону.       — Информативно, Северус, — выдавливает она из себя сквозь смех. — А откуда ты думал, берется вся эта еда? — я пожимаю плечами, и она громко фыркает: — Ты вообще не думал. Как это знакомо. Мужчины…       Я прищуриваю глаза и в несколько быстрых шагов подхожу к ней, едва ли не прижимая ее к кухонному шкафу.       — У вас такой огромный опыт, мисс Эванс? — говорю я, прежде чем успеваю осознать, что именно спрашиваю, и она насмешливо качает головой:       — А как же. Мой отец, ты… поверь, для статистики этого уже достаточно. И не ревнуй! У тебя нет никакого повода к этому.       Я изумленно моргаю, глядя на девушку и пытаясь понять — не показалось ли мне то, что я только что услышал, а она, как ни в чем не бывало, возвращается к ожидающим ее кастрюлям, словно и не сказала ничего необычного…       В таком темпе пролетают целых два месяца. До середины августа я успеваю заработать порядка пятнадцати тысяч галлеонов за шесть сваренных мной для мистера Риддла зелий. Правда, три из них мне приходится потратить, выдержав серьезный спор с Петуньей и едва не разругавшись с ней в пух и прах.       Впрочем, она, как и во всех остальных случаях, одерживает верх надо мной, и я самоустраняюсь, сбежав в свою лабораторию, предварительно передав ей все права на контроль за ведением ремонтных работ. Собственно говоря, ее идея совсем не плоха, но… ремонт — это страшно. Рикман единожды в жизни делал его вместе с Римой в той самой первой, совместно снятой с ней квартире, и этого хватило ему за глаза. В дальнейшем таких авантюр он старался не допускать, а если уж подобное было необходимо, то им самим, а затем, много позже, и его агентом, нанимались исключительно специалисты своего дела.       Здесь же, услышав о том, что в доме неплохо бы заменить… ВСЕ, я сначала застываю на месте в виде статуи, пытаясь осознать, правильно ли я ее понял, а затем просто отдаю ей нужную сумму денег, предлагая организовать все самой. И она организовывает…       Без сил выползая из лаборатории поздним вечером, а иногда и ночью, я изредка спотыкаюсь об оставленные то тут, то там какие-то обломки древесины, кучи мусора, банки с краской, и, вздрогнув от полученных впечатлений, сбегаю в свою комнату.       Рассматривать что-то, что получается у Петуньи и приглашенных ею двух мастеров, у меня совершенно нет сил. К тому же, в последний месяц питаюсь я исключительно в лаборатории. Время бежит, как сумасшедшее. Я опасаюсь не успеть, и потому, несмотря на все усилия Петуньи, худею еще сильнее, хотя, казалось бы — куда еще?       Время летит, и в середине августа происходит сразу несколько событий, имеющих непосредственное отношение ко мне и Петунье.       — Все готово, Сев, — заявляет она однажды вечером, с гордым видом появившись на пороге моей лаборатории. А так как я, по счастливому стечению обстоятельств, уже заканчиваю запланированную на этот день работу, она протягивает мне навстречу руки и, вцепившись в мою ладонь, тянет за собой: — Идем смотреть.       Ну что сказать? Пятнадцать тысяч фунтов стерлингов, в которые она превратила три тысячи галлеонов, преображают мой дом полностью. Насквозь продуваемые окна заменены на добротные, из тяжелого английского дуба, с прозрачными стеклами. Лестница, ведущая на второй этаж, полностью заменена на новую. Кипенно-белый выбеленный потолок, пастельные цвета стен, где-то выкрашенных, где-то оклеенных обоями, тяжелые портьеры, невесомые занавеси, полностью замененная мебель во всех комнатах, включая кухню. Разумеется, часть мебели — подержанная, ибо девушке определенно не хватило бы выделенной на все суммы, но в целом…       Не сдержав своего восторга от полученного ей результата, я не нахожу ничего лучшего, как попросту сжать ее в своих объятьях и поцеловать…       И только разжав руки и выпустив ее на свободу, я понимаю, как и чем рисковал. Но она воспринимает этот неожиданный поцелуй настолько спокойно, что до меня, наконец, доходит: нет, все-таки мне не показалось. Она действительно ждала от меня каких-то решительных действий. Ну, вот и дождалась…       Неловкость, возникшая между нами вследствие моего поступка, хотя уж мне-то, казалось бы, чего стесняться, учитывая память и опыт семейной жизни Алана Рикмана, проходит еще не скоро. Мы старательно делаем вид, что ничего такого не было, что это всего лишь промелькнувшая в наших головах фантазия. Странно, наверное, но мне почему-то легче думать именно так. Осознав и приняв себя в качестве Северуса Снейпа, я до конца так не могу избавиться от памяти Рикмана в части, касающейся Римы. Хотя и очень стараюсь. Ведь то больше не моя жизнь, и я хочу отпустить ее. Надеюсь, что когда-нибудь у меня все-таки получится это сделать. Потому что Петти… да кого я обманываю? Мне хочется видеть эту девушку своей спутницей именно в этой жизни. Тут не поспоришь даже с самим собой.       Правда, я не представляю, чем именно руководствуется она, ведь я, по сути, для нее еще мальчишка. На целых два года младше. Тощий, некрасивый, с ужасными патлами вместо волос, которые мне так и не удается привести в относительный порядок, с весьма выдающимся носом, пронзительными черными глазами и отвратительным характером. Что она смогла увидеть во мне такого, что привлекло ее внимание, я просто не понимаю. Хотя, с другой стороны, она тоже далеко не подарок. Мы столько раз ссоримся с ней фактически из-за ерунды. При том, что серьезные проблемы разрешаются нами буквально в мгновение ока. Странная совместимость… а может, так и должно быть? Кажется, с Римой у Рикмана начиналось все точно так же.       — Давай отметим нашу победу над домом в кафе у Фортескью? — все еще смущаясь, спрашиваю я у Петуньи, и она моментально кивает, даже не задумавшись над ответом.       — Давай. И, Сев, мне надо с тобой поговорить, — серьезно добавляет она.       Всего лишь одна-единственная фраза, но настроение, по какой-то непонятной для меня причине, портится у меня моментально. Не знаю, предчувствие это, или что-то другое, но вот так происходит. Знать бы еще, что она задумала…       Петунья в комнате, которая раньше принадлежала моей маме и которую я выделил девушке в самом начале ремонта, чтобы она могла где-то хранить свои вещи, переодевается в приобретенную специально для нее у мадам Малкин мантию и спускается вниз.       — Я готова, — говорит она, почему-то не замечая моей растерянности и плохого настроения. А может, и правда она не видит, потому что я старательно скрываю его. Мне не хочется портить подруге ее триумф.       — Полетели, — киваю я и беру ее за руку. В последние несколько раз мы аппарировали в обнимку, но сейчас, после поцелуя, подобное кажется мне едва ли не кощунством. Надеюсь, я не испортил все, что только можно?       И о чем она хочет поговорить?..       — Сев, в понедельник я уезжаю в Эдинбург, — ее слова действуют на меня, как холодный душ, и я смотрю на ее погрустневшее лицо едва ли не с ужасом.       — Как? Зачем? — вопросы вырываются прежде, чем я успеваю сообразить: — Новый семестр, да?       — Да, я должна прибыть в кампус за десять дней до начала занятий, разобраться с расписанием, приобрести необходимую мне литературу и… ну там много всего… вот, — она смотрит на меня чуть виновато. — Тебе тоже придется уезжать… сову с расписанием и всем, что необходимо, ты уже получил. И Лили тоже. Кстати, — она задумчиво ковыряется ложечкой в креманке, — Лилька вчера объявила родителям, что они заключили помолвку в доме у Поттеров. Якобы его родители не против нее, но я пару раз видела этого чистопородного сноба и сильно сомневаюсь в этом. Наши родители были просто в шоке. Мало того, что она не сочла нужным спросить их позволения на эту помолвку, так еще и не пригласила никого из родных на ее заключение, просто поставив их в известность о свершившемся уже факте…       — Вероятно потому, что они магглы, — негромко говорю я, и Петунья сердито хмурит брови:       — Я так им и объяснила после того, как Лилька в очередной раз устроила родителям концерт на тему: «Меня никто не хочет понять, ведь Джейми такой замечательный»! Папа был просто шокирован ее поступком. Они не понимают всей этой заморочки с чистокровностью. В их понятии маг — значит маг. А все эти нюансы…       Войдя в кафе, мы занимаем ставший уже привычным для нас столик возле окна, и теперь сидим за ним, обсуждая нашу дальнейшую жизнь. Мирный разговор, не всегда веселый, принесший очередные загадки и очередное моё удивление полным отсутствием боли из-за поступка младшей Эванс, неожиданно нарушает такое знакомое:       — Нюниус! Ты ли это?! — произнесенное не менее знакомым лающим голосом.       Я непроизвольно выхватываю палочку и сжимаюсь в комок на своем стуле с ненавистью смотрю на дуэт Мародеров. Джеймс и Сириус.       Да, надо признать, описывая эту парочку в своих книгах, Джо определенно писала эти физиономии как с натуры. Они похожи на своих литературных прототипов словно две капли воды.       — Что молчишь, Нюнчик? — Сириус фыркает, облокотившись на сиденье стула, стоящего за соседним столиком. Впрочем, ему это не мешает пристально следить за мной и моей выхваченной, но пока просто зажатой в ладони, палочкой. — Язык проглотил?       — Ну что ты, Сири, — Поттер подходит чуть ближе и наклоняется над сидящей к нему спиной и застывшей как статуя Петуньей. — Наш Нюнчик окучивает такую же красавицу, как и он сам… покажись нам, прекрасная незнакомка… нам ведь так интересно знать, кто же обратил внимание на такого уродца, как он…       — А ты себя-то давно в зеркале видел? — Петунья встает со своего места так резко, что Поттер вынужден отшатнуться в сторону и, явно недовольный этим обстоятельством, выхватывает палочку, направляя ее на девушку. — Или ты думаешь, что ты такой особенный, что за тобой девицы будут бегать толпой?       Все это она говорит, пристально глядя на меня, так и не обернувшись к своему собеседнику.       — Да, красотка, я именно такой, — в голосе Поттера звучит явное превосходство, а Сириус выдавливает из себя смех, больше напоминающий кашель, нежели то, что должен изображать. — Желаешь убедиться?       — Я — нет, — фыркает Петти и, наконец, поворачивается к Поттеру лицом. — А вот кое-кому, уверена, будет интересно узнать о твоих развлечениях. И, поверь — я расскажу во всех красках…       Наступает такая оглушительная тишина, что я невольно напрягаюсь, и, слитным движением поднявшись на ноги, подхожу к Петунье вплотную.       — Валите отсюда, господа грабители могил, — презрительно произношу я и ожидаемо нарываюсь на вопль Блэка:       — Ты что несешь, Нюнчик?! Да я тебя…       — А что не так? — я презрительно разглядываю обоих Мародеров, сумев побороть волнение, охватившее меня при встрече с ними: — Вы бы, прежде чем придумывать название своей шайке, хотя бы поинтересовались значением слова, которое выбрали. Да над вами потешалась половина Хогвартса.       — Ты врешь! — еще один громкий вскрик Блэка, и в нашу сторону идет сам мистер Фортескью.       — Эй, ребята, — в голосе мужчины звучит угроза. — Мне неприятности не нужны. Если не в силах справиться с эмоциями — валите на улицу. Мое кафе не место для подобного рода разборок!       — Простите, сэр, — спокойно говорю я и, потянув Петунью за руку, усаживаю ее на стул рядом с моим и сажусь сам.       — Ты врешь! — громким шепотом повторяет Блэк, покосившись на спину владельца кафе. — А еще, ты, Нюнчик, нарушаешь Статут. Что будет, если мы сейчас вызовем авроров?       Я откидываюсь на спинку стула, скрестив на груди руки.       — А давай, Блэк! Мне даже интересно будет взглянуть на лица сотрудников аврората, которые прибудут сюда по ложному вызову, — я улыбаюсь в предвкушении их будущей реакции, и они почему-то делают шаг назад, словно выражение моего лица пугает их. — Давай, вызывай их, Блэк! Помнится, уговор с Дамблдором включал в себя помимо моего молчания еще и ваше отсутствие поблизости от меня, а также полное мое игнорирование вашими персонами. Раз уж вы смеете нарушать соглашение, думаю, в аврорате с огромным удовольствием узнают о попытке моего убийства, которое не так давно было предпринято вами, «господа Мародеры», и чудом не удалось благодаря профессионализму мадам Помфри.       Петунья громко ахает, а Поттер скривившись, бросает через плечо Блэку:       — Сири, ты посмотри: Нюниус научился показывать зубки… а если «Обливиэйт», а, Нюнчик?       — А если ты ради разнообразия заставишь заработать свои мозги, Потти, — я вовремя «вспоминаю» обращение Драко Малфоя к Гарри Поттеру, и насмешливо добавляю, услышав в ответ возмущенное шипение, — то сразу поймешь, что мои воспоминания, разумеется, не хранятся вот здесь, — демонстративно постучав пальцем по собственному виску, я негромко фыркаю: — Надежное место, Потти. Надежное! Это значит, что если со мной что-то случится, то они сразу направятся в аврорат. И аврорам будет наплевать на то, что вы все такие из себя чистокровные. Перед законом все равны.       — Наш Нюнчик такой наивный, — Сириус шумно вздыхает и подталкивает Поттера в плечо. — А, Джейми? «Все равны»… да кого там заинтересуют твои воспоминания? Деньги, Нюнчик…       А вот договорить ему не удается. Нет, меня, безусловно, ничуть не удивляет этот спич Блэка. Давно известно — закон устанавливает тот, у кого есть деньги. Говоря по-иному: «Кто платит — тот и прав». Но говорить об этом вот так, в открытую…       Впрочем, мои размышления прерывает ледяной голос кого-то незнакомого, и я, чуть поморщившись от боли в судорожно сжатом запястье, в которое вцепилась Петунья, смотрю на высокого, стройного мага, лет сорока на вид, с легкой проседью в темных волосах. Неторопливо приблизившись к нашему столику, он презрительно смотрит на обоих Мародеров:       — Мистер Поттер, мистер Блэк… какая прелесть! Я уверен, что Чарльз и Орион, несомненно, будут рады тому обстоятельству, что их наследники ведут себя в обществе как самые настоящие ублюдки. Впрочем, молодые люди, вы можете смело рассчитывать на меня. Непременно прямо сегодня я отправлю вашим родителям воспоминания об отвратительном поведении их отпрысков в кафе мистера Фортескью.       — Мистер… — блеет Джеймс, мгновенно бледнея, услышав подобный спич, и маг чуть насмешливо отвечает:       — Аурелиос. Лорд Принц, молодые люди.       А я, мгновенно отрешившись от всего, что окружает меня, до боли стискиваю кулаки и чуть слышно шепчу:       — Дед…