Работа над ошибками. Часть первая.

Бечено — olegowna, stazy2.       Перед глазами мелькает череда размытых образов, а уже в следующее мгновение я обнаруживаю себя стоящим в этой же самой гостиной рядом с подругой. Вот только выглядит комната точно так же, как в день моего возвращения домой из Хогвартса, а потому, крутя головой по сторонам, я не сразу замечаю маму, сидящую на диване в гостиной.       — Сев, — мои пальцы сжимает рука Петуньи, — смотри.       Мама…       Последнее воспоминание Северуса о маме (а в этот раз в моей голове всплывает видение, принадлежащее именно ему, поскольку моя душа попала в это тело много позже) можно отнести к сентябрю семьдесят шестого года. Именно тогда он в последний раз видел Эйлин Снейп, урожденную Принц, на платформе 9 и ¾. И тогда, надо сказать, она выглядела не в пример лучше. Сейчас же у нее вид смертельно больного человека.       Я бросаю недоуменный взгляд на Петунью, которая тоже внимательно рассматривает мою маму, а затем, заметив, что я смотрю на нее, тихо шепчет:       — Северус, я не понимаю. У нее же обычная простуда. Почему она выглядит так, как будто завтра уже умрет? Ой! — спохватившись, они прижимает к губам свою ладонь. — Прости, я…       — Ты права, — мрачно произношу я, разглядывая сидящую на диване женщину, изредка заходящуюся в приступах удушающего кашля. — Мне кажется, у нее не просто простуда, а пневмония. Причем достаточно тяжелая форма. Понятно, почему она так быстро…       Теперь приходит моя очередь умолкать прямо посреди недоговоренной фразы, и Петти пожимает мою руку, с жалостью глядя на мою маму.       — Сев… — ее останавливает на полуслове голос, который мог бы принадлежать Рикману, окажись он здесь и сейчас, а так… разумеется, это Аурелиос Принц — собственной персоной.       Что ж, я мог бы и догадаться. Разумеется, раз это воспоминание деда, то ясно же, что он где-то рядом. Вид мамы — измученный, бледный, смертельно больной — причиняет мне такую неожиданно сильную боль, что я совершенно забываю осмотреться по сторонам. Владелец воспоминания обнаруживается прямо за нашими с Петуньей спинами, стоящим в узком дверном проеме, ведущем из прихожей в гостиную.       Мы расступаемся в стороны, пропуская деда вперед. Вот только, зачем? Петунья, разумеется, не знает, а я почему-то забываю о том, что мы здесь — словно призраки, а потому Аурелиос мог бы свободно пройти прямо сквозь нас.       — Эйлин, я хочу, чтобы ты вернулась домой, — голос деда звучит настолько мягко, насколько это вообще возможно. Удивленно взглянув на мрачного лорда Принца, я переглядываюсь с подругой. — Твое упрямство в некоторых вещах… это, по меньшей мере, недальновидно. Семейный колдомедик…       — Я не принадлежу больше к вашей семье, мистер Принц, — голос матери звучит глухо. — Или вы, отец, желаете сказать, что моя мать внезапно изменила решение и вздумала принять блудную дочь в любящие объятия? Не трудитесь тратить свое красноречие!       — Эйлин… — Аурелиос делает еще один шаг в ее сторону и останавливается резко, словно наткнувшись на стену, услышав:       — Не подходи! — теперь в голосе мамы слышится испуг. — Зачем ты пришел? — последнюю фразу прерывает приступ сильного кашля, с которым ей удается справиться далеко не сразу.       Проигнорировав данное ему предупреждение, Аурелиос, метнувшись к дивану, останавливается рядом с дочерью и застывает памятником самому себе, явно не найдя сил дотронуться до нее.       — Зачем ты пришел? — в хриплом голосе звучит нарочитое безразличие.       — Тебе надо в Мунго, — дед, чуть помедлив, осторожно присаживается на край дивана, словно опасается того, что его сейчас вышвырнут за дверь. — Эйлин…       Вместо этого мама устало прикрывает глаза.       — Я никуда… Ты не понимаешь, отец. Это искупление моих грехов…       — Что такое ты говоришь?! — я невольно вздрагиваю, чуть поморщившись от боли, пронзившей мою стиснутую изо всех сил руку. Петунья, таким образом, старается не показать свой испуг, и мне не остается ничего другого, кроме как осторожно погладить свободной рукой ее по плечу. — О чем ты, Мерлина ради, говоришь?!       Аурелиос вскакивает и делает несколько стремительных шагов, очевидно не сумев совладать с эмоциями. — Дочь!.. — остановившись возле камина, он смотрит на маму испепеляющим взглядом. — Ты сейчас же, немедленно, слышишь?! — отправляешься в Мунго!..       — Нет! — на этот раз в срывающемся на хрип голосе звучит твердость. — Это моя плата по собственным счетам, лорд Принц. Моя жертва… слово, данное мной перед лицом Магии… грехи…       В этот раз приступ кашля длится намного дольше. Настолько, что Аурелиос белеет от испуга. Да и мне сейчас кажется, что мама умрет прямо на моих глазах. Хотя, с другой стороны, я не думаю, что мне хотели показать именно этот драматический момент.       Пока я размышляю, дед успевает наколдовать и подать маме чашку, исходящую паром.       — Это вода, — говорит он, встречаясь глазами с ее недоверчивым взглядом. — Просто вода.       Несмотря на то, что это и в самом деле обычная вода, ей явно становится немного легче. Обессилено откинувшись на спинку дивана, она закрывает глаза и вздыхает. Я снова вздрагиваю, услышав, как в ее груди раздается жуткое бульканье при этом простом, казалось бы, действии.       — Я не спрашиваю, как ты меня нашел, — произносит она тихо. — Но я рада, что смогла увидеть тебя, — взметнувшаяся вверх рука останавливает пожелавшего возразить Аурелиоса. — Позволь… просто считай мои слова своеобразной исповедью. И, знаешь, — она криво усмехается, — я рада, что ко мне пришел именно ты. Визита матери я бы не пережила.       Дед некоторое время молчит, внимательно глядя на маму, а затем, неожиданно для меня, кивает:       — Уверен, что и она тоже.       — Ты всегда был слишком снисходителен к моим проделкам, — мама снова надсадно кашляет. — Наверное, именно поэтому… скажи, отец, ты никогда не думал о причине, по которой я браку с наследником рода Нотт предпочла брак с магглом?       Признаться, меня, в бытность мою Аланом Рикманом, тоже интересовал этот вопрос. Но Джо либо не захотела раскрывать эту тему, либо попросту не придумала ответа на этот вопрос. Как я уже говорил ранее, в ее работе было довольно много недоработанных, как следует, моментов. К одним из которых можно смело отнести странное стремление наследницы чистокровного рода Принц связать свою жизнь с магглом-алкоголиком.       Дед пожимает плечами, упорно глядя куда-то в сторону.       — Аманда* категорически запретила мне вмешиваться в твою жизнь, — глухо произносит он. — После твоего побега… не только имя, но даже мысли о тебе в нашем доме были под категорическим запретом.       — Что изменилось теперь? — мама вскидывает бровь таким знакомым мне жестом, что внутри все сжимается от боли. Так вот от кого я…       — Твоя мать умирает, — в голосе Аурелиоса звучит ледяной холод. — Джонсон** прогнозирует не более двух недель жизни. Я все же надеялся, что ты… — он умолкает, и мама качает головой:       — Нет, отец. Я рада была увидеть тебя сегодня, но я не вернусь. Впрочем, если судьба твоего внука тебе не безразлична…       Дед трет лицо ладонями, предварительно крепко зажмурившись.       — Ты и сама знаешь…       — Знаю, — мама внезапно улыбается. — Не дай Северусу почувствовать себя ущербным. Дождись, пока он придет в себя после моей смерти и встанет на ноги. Мой сын не потерпит жалости. Прояви ее — и потеряешь его, не успев приобрести.       Дед кивает еще раз и улыбается, вот только боль, которая плещется в его глазах, можно осязать.       — Ты упомянула про искупление, — напоминает он таким тоном, что мне кажется, будто он готов уже в следующее мгновение подхватить маму на руки и силком отправить в Мунго. — И лучше бы тебе, Эйлин Принц, быть убедительной, потому что в противном случае я не посчитаюсь с твоим решением.       Последние слова звучат, как угроза, и Петунья снова с силой стискивает мою ладонь.       — Тобиас не отец моему сыну…       Ее тихий голос заглушается синхронным возгласом изумления, вырвавшимся у нас с Аурелиосом.       — Какого черта?! — шепчу я, и Петунья выпускает мою руку, вместо этого обнимая меня за плечи.       Эйлин же издает короткий смешок, перешедший в еще один приступ безостановочного кашля.       — Я встретила ЕГО на одном из приемов в нашем мэноре, — отдышавшись после приступа, говорит она. — Он пленил меня с первого взгляда: красив, невероятно умен, харизматичен… Я была глупой девчонкой. Ему же, как выяснилось, весьма польстило мое внимание. Впрочем, все могло окончиться, так и не начавшись, не встреть я его несколькими днями позже на Диагон аллее.       Она молчит, разглядывая грязный ковер, заляпанный какими-то темными пятнами, у себя под ногами, а дед с точно таким же вниманием разглядывает ее.       — Он бросил тебя! — это звучит не как вопрос, а, скорее, как утверждение, и мать качает головой.       — Не ОН меня, а я ЕГО… когда узнала, что жду ребенка.       — Мерлин мой, Эйлин, почему?! Ведь можно было заключить… — лорд едва ли не стонет, глядя на дочь со священным ужасом, и она снова пожимает плечами:       — Я решила, что ЕМУ этот ребенок будет не нужен. ОН не раз и не два выказывал стойкое пренебрежение при виде маленьких детей, которых мы встречали во время наших с НИМ прогулок. ЕГО предубеждение против них было настолько велико, что я просто не рискнула сообщить. Не знаю до сих пор, было ли это моей ошибкой или же, наоборот, правильным поступком. Да и как теперь узнаешь?..       Мама горько плачет, закрыв лицо руками, а Петунье с трудом удается удержать меня на месте. Я прекрасно понимаю, что это всего лишь воспоминание, а потому мама не реальна для меня, как и я для нее, но вот инстинкт приходить на помощь всем нуждающимся в ней, кажется, остался со мной и в этой реальности.       — Как ты понимаешь, брак с Ноттом после этого был мне заказан, — между тем произносит она сквозь слезы. — А выбор между тем, чтобы выскочить замуж за маггла или же оказаться в глазах общества шлюхой… — пережив еще более сильный приступ кашля и приняв из рук отца очередную чашку с горячей водой, она делает несколько осторожных глотков. — Он очевиден, не так ли?       С тихим стоном я утыкаюсь в плечо Петуньи, для чего мне приходится немного наклониться вперед. Все-таки я почти на голову выше ее.       — И ты предпочла выбрать это убожество… — презрительно произносит дед, и в этот раз, как ни странно, я полностью с ним согласен.       — «Конфундус», — мама внезапно улыбается той самой, фирменной улыбкой будущего «Ужаса подземелий». Улыбкой, которую я практически каждый день наблюдаю в собственном зеркале. — И маггл готов ради тебя на все, что угодно. Даже на брак…       Я выпадаю из реальности, пытаясь осознать то, что услышал здесь и сейчас. Она, похоже, совершила ту же самую ошибку, что и небезызвестная мать Темного Лорда — Меропа Гонт. Вот только в отличие от той особы, приворожившей будущего отца ребенка, моя мать провернула это с абсолютно посторонним магглом. Теперь мне становится понятно, по какой причине хозяин этого дома именовал меня не иначе, как «Ублюдок»… ну, мама…       — Мой внук чистокровен? — в голосе деда звучит недоверие, и я готов расцеловать его за то, что он так своевременно задал этот вопрос. Однако мама отводит взгляд в сторону, заставив меня разочарованно выдохнуть.       — Надеюсь, ты понимаешь, что ЕГО персона интересовала меня в то время намного больше, нежели какая-то гипотетическая родословная.       Дед проглатывает очередное высказанное ему в лицо ехидство, отчетливо дав понять, что эта черта характера — семейная…       — Кто этот «ОН»? — спрашивает он строго, и она обессилено прикрывает глаза. — Или не скажешь?       — Разумеется, не скажу, отец! Не держи меня за идиотку!       — И в мыслях не было…       Я снова отрешаюсь от происходящего, пытаясь обдумать возникшую передо мной проблему со всех сторон. Только одно то, что Тобиас не является моим отцом, снимает с меня словно бы налет грязи. Я опасался наследственности, все-таки маггловская наука под названием «генетика» — страшная вещь. Но, как оказывается, мне не грозит в будущем стать запойным алкоголиком. Кем бы ни был мой настоящий отец… думаю, он все равно будет лучше этого ничтожества!       — …поклянись! — резкий голос матери вырывает меня из раздумий, и я озадачено смотрю то на нее, то на деда, пытаясь понять, что именно из их разговора я пропустил. — Клянись! — повторяет она твердо. — Я искупаю свой грех перед сыном, который из-за моей слабости вынужден был страдать долгие семнадцать лет.       — Клянусь своей Магией… — дед произносит слова Магической клятвы настолько нехотя, что мне становится не по себе.       А сам текст его клятвы… ох, мама! Только ты могла потребовать у собственного отца не вмешиваться в твой обет, данный тобой самой Магии. С чего ты решила, что твоя жизнь, которую ты пожелала отдать, сможет как-то изменить мою судьбу? Хотя и здесь все очевидно: искупление вины. Перед самой собой, передо мной. Особенно передо мной, ведь именно меня она обрекла на весь этот ад жизни с тем, кто тебя ненавидел с самого момента рождения. И как бы я ни жалел о происходящем перед моими глазами, но решение принято и подтверждено магический клятвой, а потому дед может сколь угодно долго скрипеть зубами, истирая их в крошку, но помочь маме и вылечить ее против воли — не имеет права.       А еще мне становится ясна причина его долгого молчания. Оказывается, он просто ждал, пока я «встану на ноги», как и было обещано им моей маме.       Нас с Петуньей выдергивает из воспоминания Аурелиоса настолько внезапно, что я, пошатнувшись из-за сильной дезориентации, едва не падаю на девушку, чье присутствие рядом со мной помогает удержаться на ногах.       — О, Сев, — в ее голосе звучит сожаление вперемешку со слезами. — Мне так жаль…       — Молчи, — я мотаю головой, пытаясь побороть внезапное головокружение. Да и подруга, вцепившаяся в мое предплечье, явно испытывает те же самые ощущения. — Ничего не говори!       Странно, что Джо в своих книгах не сочла нужным упомянуть о таком побочном эффекте от использования Омута памяти.       Когда комната все-таки перестает кружиться перед глазами, и занимает положенное ей в пространстве место, я обнаруживаю деда, стоящего перед нами и протягивающего нам с Петуньей пару фиалов с Умиротворяющим зельем.       — Выпейте, мисс Эванс, — сдержанно произносит он, отдав мне мой фиал, и буквально силой всовывая второе зелье в ее ладонь. — Вам не помешает успокоиться.       Она с сомнением глядит на флакон, а я, точно с таким же выражением лица, как и у нее, смотрю на деда:       — Ей не поможет, ты же понимаешь, что она…       Я смущенно умолкаю, а вот искренний смех, раздавшийся в ответ на мои слова, заставляет меня озадачиться еще сильнее.       — Я понимаю, что ты хочешь сказать, — успокоившись, Аурелиос с крайне серьезным видом смотрит на нас с Петти. — Но ты ошибаешься, Северус. Твоя подруга не маггла.       — Что?! — ее звонкий голос смешивается с моим:       — А кто она?       — Я маггла, мистер Принц, — с каменным выражением лица произносит Петунья. — Когда моя сестра получила приглашение из Хогвартса, я тайком написала письмо и отправила его с совой директору. Я хотела тоже учиться там, но… — она негромко фыркает и качает головой: — «К сожалению, вынужден вам сообщить, мисс Эванс, что в Школе Чародейства и Волшебства Хогвартс могут обучаться только волшебники и волшебницы, каковой вы не являетесь».       Цитата из того злополучного письма, которое мы с Лили тогда, перед первым курсом… именно с его прочтения и началась наша ссора с Петуньей. Девушка так и не простила сестре этого отвратительного поступка. Но простила его мне. Возможно, потому, что я, в отличие от Лили, нашел в себе смелость извиниться за свою поразительную бестактность.       Я обнимаю ее за плечи, проигнорировав странный взгляд деда, а Петунья подается назад, прижимаясь к моему боку.       — Я маггла, сэр.       — Нет, моя дорогая, — в голосе Аурелиоса звучит насмешка. — Я абсолютно уверен в том, что вы — сквиб. Маггла никогда не смогла бы войти в этот дом, учитывая чары, которые установлены на нем. Более того, маггла не смогла бы воспользоваться Омутом памяти. Вы же прекрасно с этим справились. А значит…       Петунья, вывернувшись в моих руках, смотрит на меня округлившимися от изумления глазами, а я, нервно дернув плечом, тихо говорю:       — Я подозревал что-то такое. Меня тоже удивляло, как тебе удается приходить в мой дом, учитывая магглоотталкивающие чары, стоящие на нем. Помнишь, когда приходил полицейский? Ты привела его, потому что он сам не мог найти мой дом, — она растерянно кивает, и я продолжаю уже более уверенно: — Сомнения были, но я понятия не имел — к кому обратиться, чтобы проверить свою догадку. А говорить тебе просто так, чтобы подарить, а затем — отобрать надежду…       Несколько минут она молчит, явно обдумывая сказанное нам Аурелиосом, а затем тихо спрашивает:       — И что мне дает то, что я, по-вашему, сквиб, мистер Принц?       — Много чего, моя дорогая, — его голос звучит с такой непонятной мне интонацией, что я невольно ежусь от внезапного осознания грядущих изменений в моей жизни. — Много чего…