Работа над ошибками. Часть первая.

Бечено - olegowna, Аспер.       Напоминая себе о том, что я уже не мальчишка, а парень, обладающий сознанием взрослого человека, к тому же являющийся наследником древнего рода, изо всех сил заставляю себя не торопиться, идя по направлению к кабинету деда. Петти, не отстающая от меня ни на шаг, крепко сжимает мою ладонь, словно опасается того, что я могу исчезнуть куда-то, оставив ее в одиночестве. И я ласково сжимаю ее пальчики, стараясь приободрить.       — А вот и мой дорогой внук! — дед, поднявшийся со своего кресла при нашем появлении, распахивает свои объятия, в которые я ныряю, отпустив руку девушки.       — Я скучал…       — Ну, будет тебе… — он смущенно, как мне кажется, отстраняется и, отодвинув меня на расстояние вытянутой руки, пристально разглядывает. — А ты и вправду похож на инфери. Алонзо, похоже, не врал. А с внешностью что?       — А то ты не знаешь? — фыркаю я. — Тебе же писали обо всем, что происходило со мной, едва ли не по минутам.       Дед качает головой, с легкой укоризной бросив взгляд на Петунью.       — Писали… а еще мне кажется, что кое-кто не умеет хранить тайны… — Петти выразительно морщит переносицу, а дед, подмигнув ей, неожиданно улыбается. — Вообще, надо сказать, ты настоящий баловень судьбы, внук. Окажись на месте Алонзо кто-то другой… — я киваю, отчетливо понимая, в отличие от моей невесты, о чем идет речь, а он, чуть подавшись вперед, пристально смотрит на меня: — Ты же не знаешь?       — О чем? — я непонимающе переглядываюсь с Петти.       — О том, за изобретение какого зелья он получил ранг Магистра. Он не сказал тебе?       Я удивленно качаю головой:       — Не могу сказать, что он вообще разговаривал со мной хоть о чем-то. Я даже о том, что он твой друг, узнал только здесь. Хотя изрядно поломал голову, размышляя над тем, как тебе удалось заставить его взять меня в ученики, — дед едва заметно кривится, и я моментально настораживаюсь: — Что?       — Я расскажу тебе потом, быть может, за что мой друг получил ранг Магистра, — немного помолчав, говорит дед. — Что до твоего вопроса… собственно, только благодаря нашей с ним старинной дружбе, мне удалось уговорить его взять тебя в обучение. Не знаю, каким чудом, иначе и не скажешь, но я смог убедить его в том, что за два года ты сумеешь получить звание подмастерья. И это при условии, что я сам постигал эту науку долгие три года. А вот ранг Мастера ты…       Я громко фыркаю, все-таки не сдержав эмоций, и дед с Петти смотрят на меня озадаченно.       — Что? Я всего лишь рад тому, что сеньор Медичи оказался тем еще хитрецом. Кажется, и тебе он писал далеко не обо всем.       — Что ты?.. — начинает дед и умолкает, ошеломленно уставившись на мое кольцо, буквально сунутое ему под нос.       — Я получил его сегодня днем перед моим возвращением домой. И сеньор Медичи совершенно уверен, что за оставшийся год у меня есть все шансы на получение Мастерства.       — Ну, Северус!.. — он стискивает меня в крепких объятьях. — Я так горжусь тобой, внук!       Я выпрямляюсь, стараясь не улыбаться слишком уж явно, и, оглянувшись по сторонам, только сейчас замечаю, что в кабинете не хватает еще одного персонажа.       — А отец?.. Он разве не вернулся с тобой?       — Вернулся, — хмыкает дед и, хитро усмехнувшись, усаживается в свое кресло. — Сейчас явится. Не терпит он всю эту вычурность, как я вам замечу.       — Переодевается, — шепотом сообщает мне на ухо Петти, дождавшись, пока я усядусь рядом, и я, скрывая улыбку, киваю:       — Ясно.       Следующие несколько минут проходят в молчании. Дед рассматривает меня, периодически прикладываясь к бокалу с виски, я же, в свою очередь, не свожу с него глаз, пытаясь понять: чудится мне или я, в самом деле, вижу то, что вижу.       — Ты похудел? — поняв, что самостоятельно так и не приду ни к какому решению, решаю не мучиться и просто задать вопрос. — Или мне кажется?       — Кажется, — немедленно отзывается дед, а вот Петти вздыхает и недовольно произносит, прожигая его своим взглядом:       — Ты же и сам видишь, что он похудел. Вообще, я думаю, что он сошел с ума, Северус! Повлияй хоть ты на него! Даже Том не может справиться с этим упрямцем! Он практически ничего не ест!       — Сговорились! — неожиданно звонко смеется дед, откидываясь назад, на спинку кресла. — И совсем это не вредно! В моем возрасте лишний вес куда как более губителен.       А вот с этим я совершенно согласен, прекрасно помня о том, как Рикману приходилось страдать из-за того, что костюм Снейпа, пошитый к началу съемок первого фильма, на съемках последнего начал застегиваться на нем с большим трудом*.       — Это хорошо, но лишь в разумных пределах, — тем не менее, высказываюсь я. — Не стоит доводить до абсурда, не так ли? — и вздрагиваю, ощутив, как меня со спины обхватывают крепкие руки Тома.       — Вернулся, наконец? — спрашивает он, и я, вывернувшись из его объятий и вскочив на ноги, обнимаю его со всей возможной силой.       — Привет, пап!       Этот вечер заканчивается далеко за полночь. Я с огромным интересом выслушиваю истории, повествующие мне обо всех событиях, произошедших в мое отсутствие. Родные же, в свою очередь, жаждут услышать мой рассказ о том, как проходила моя жизнь на вилле Медичи. И как бы мне ни хотелось скрыть отдельные моменты, но под требовательными взглядами отца и деда приходится выложить все, как есть.       Петти, услышав про жестокость моего Учителя, порой граничащую едва ли не с садизмом, что особенно ярко проявлялось в первый месяц моего обучения, не выдержав, плачет, пряча слезы за спешно развернутым носовым платком.       — Я просто не представляю, — тихо говорит она, проглотив содержимое фиала с Успокоительным зельем, — к чему такие жертвы? Разве нельзя обойтись без этого?       — Можно, — соглашается дед, переглянувшись с отцом. — Можно, моя дорогая. Вот только толку от такого метода обучения будет… пшик… — мы с ней удивленно смотрим на деда, и он разводит руками: — А что вы хотели? Я испытал на себе все те же самые прелести, что и ты, внук. Уверен, Алонзо перенял эту манеру преподавания у нашего с ним Учителя. Да и тебе, Том, я думаю, доставалось ничуть не меньше. Не так ли?       — Увеличьте в три раза и тогда точно не ошибетесь, — демонстративно независимо отвечает он.       — А вы учились вместе с Учителем? — изо всей речи деда мое сознание выхватывает только важную для меня информацию. — Ты оттуда с ним знаком?       А вот смущенного деда я вижу, пожалуй, впервые в жизни. Услышав мой вопрос, он отводит взгляд в сторону и, потерев кончиками пальцев переносицу, решительно тянется к стакану с Огденским.       — Мы учились вместе три года, — нехотя говорит он тогда, когда я уже успеваю подумать о том, что он не желает отвечать на мой вопрос. — Оба получили ранг Подмастерья. Вот только он остался, а я трусливо сбежал. Подумал, что хватит с меня такой жизни. О чем жалею, надо сказать, до сих пор.       Я удивленно распахиваю глаза, услышав подобное откровение, но Петти опережает меня, не дав произнести и слова:       — С чего вы, мистер Принц, решили, что вы трусливо сбежали? Вот еще глупости! Даже думать об этом не смейте в таком ключе! Выдержать три года подобных издевательств над собой — это не каждому смельчаку удастся. Правда же? — она оглядывается почему-то на Тома и он, пряча улыбку, кивает:       — Истинная правда, юная леди.       — Вот именно! Так что вы еще гордиться собой должны!       — Ну, с такой точки зрения я свой поступок точно не рассматривал, — дед изо всех сил старается не рассмеяться, что, надо сказать, удается ему достаточно плохо.       — Что ж, — отец поднимается на ноги, мимоходом взъерошив мои волосы, и я подавляю желание закрыть глаза от удовольствия, так трогает меня, практически до глубины души, эта нехитрая ласка, — полагаю, Северусу давно пора в постель. Это мы с вами можем выспаться в любое время, а вот он, к моему огромному сожалению, этого преимущества лишен.       И — да. Следуя рекомендации, озвученной Томом и подкрепленной грустными глазами Петти, следующие два дня я банально отсыпаюсь. Мои возражения не оказывают на них никакого эффекта. К тому же, эти два пройдохи умудряются заручиться негласной поддержкой в лице деда, и я, видя такое поразительное единодушие, неохотно сдаюсь на их милость. Хотя мне совершенно не хочется терять, пусть даже и один день, из доступных мне десяти дней отдыха.       Впрочем, уже следующим утром, привычно проснувшись на рассвете и осознав, что мне не нужно куда-то спешить, вскакивая с постели чуть свет, я с явным облегчением укладываюсь обратно, в полной мере осознав все их коварство. А раз так…       Позвав своего домовика и строго-настрого приказав ему не будить меня, пока я сам не изволю встать, снова погружаюсь в сон.       Я просыпаюсь только на следующее утро, и, поднявшись с постели, с изумлением понимаю, что замечательно отдохнул… причем так, как мне и мечталось — каждую минуту, каждое мгновение, на всем протяжении этого бесконечного года…       Вот только добравшись до комнаты Петти и услышав ее удивленный вскрик, запоздало соображаю, что спал я не сутки, как мне показалось сначала, а ровно двое…       Но оно, в конце концов, того стоило!       — Я уже думала, что придется вызывать колдомедика, — делится девушка со мной своими переживаниями, с улыбкой заметив, что мой аппетит возрос за эти дни до неимоверных масштабов. Еще бы: прожить два дня без пищи — это и для нормального, я имею в виду здорового, человека, будет тяжело. Что уж говорить про меня, существовавшего весь этот год фактически впроголодь. Хотя дело тут не в том, что меня не кормили. Напротив — еда была высшего качества, особенно когда я стал питаться за одним столом с Магистром. Просто мне самому кусок в горло не лез, стоило только вспомнить о том, что меня ждет за стенами столовой. — Но Аурелиос сказал, что твоему организму нужно просто как следует отдохнуть. И я рада, что ты стал хоть немного походить на себя прежнего.       С облегчением отложив ложку, после того как расправляюсь с традиционной овсянкой, я пью крепкий чай с тостами, щедро смазанными апельсиновым джемом, и слушаю Петти, которая рассказывает о том, что произошло за эти два дня.       — Деду ужасно не нравится то, что пишут в прессе, — говорит она, отводя взгляд в сторону. — Выходит все больше и больше статей, посвященных нападениям на магглов и магглорожденных волшебников. Об этом Лорде Волдеморте пишут просто ужасные вещи. Вроде бы он хочет уничтожить всех, кто не является чистокровными или хотя бы полукровками. Знаешь, — она вытягивает вперед руку, осторожно касаясь пальцами моего запястья, — я начинаю думать, что Лили была права, когда рассказывала мне о том, что может и желает сотворить этот псих с магическим миром. Хотя, к счастью, — тут же поправляется она, увидев мой возмущенный взгляд, — я лично знакома с этим самым Лордом и точно знаю, что он не при чем.       — Абсолютно! — подтверждаю я, сделав еще один глоток из тонкостенной фарфоровой чашки. — А мне еще непонятно вот что: по какой причине все маги так дружно решили, что этот непонятный Лорд Волдеморт и есть Том Риддл. Ведь когда я уезжал — об этом речи даже не шло.       — О, тут все просто, — к нашему диалогу подключается Том, вошедший вместе с дедом в столовую, и тепло улыбнувшийся при виде нас с Петти. — Доброе утро, сын, юная леди…       Дождавшись, пока они рассядутся на свои места и приступят к завтраку, я, не выдержав, все-таки спрашиваю:       — Отец, пожалуйста, поясни свои слова. Произошло что-то…       — О да, — отвечает вместо Тома дед. — Примерно пару месяцев назад, «Пророк» опубликовал интервью, которое изволил дать директор Школы Чародейства и Волшебства Хогвартс — Альбус Дамблдор. Перед лицом грозящей всему волшебному миру опасности, он благосклонно решил раскрыть так называемый «секрет», который «хранил в своем сердце долгие годы, искренне надеясь, что его похоронят вместе с ним», — судя по иронии, звучащей в словах деда, я понимаю, что сейчас он явно цитирует выдержку из этого литературного опуса.       — Вот там и прозвучало впервые, что его ученик, подававший блестящие надежды, ученик, которого ожидали по-настоящему грандиозные перспективы, «скатился во Тьму еще до окончания школы». А ученика этого звали… догадываетесь, как? — отец, перехвативший инициативу у деда, горько улыбается. — Не представляю, чем я так досадил этому старому маразматику, но то, что он наговорил на страницах газеты… если бы все это было правдой, то мне бы грозило, ни больше, ни меньше, заключение в Азкабан. Помимо этого, он выдал информацию, что еще в школе меня обвиняли в убийстве моих маггловских родственников. И только благодаря ЕГО… — это слово отец выделяет особо, со злостью отбросив жалобно зазвеневшую ложку в сторону. — «Благодаря ЕГО вмешательству», меня удалось оправдать перед лицом общественности. Я до сих пор разрываюсь между желанием дать еще одно опровержение в газету или же оправдать созданную его руками мою репутацию, убив эту старую курицу.       — Тогда уже петуха, — негромко фыркает дед, пряча усмешку за тонкой шелковой салфеткой. — Особенное если учесть, что именно говорили в свое время о нем и его дружке, которого он впоследствии победил на дуэли.       Я негромко смеюсь, отметив про себя, что Джо оказалась права даже в этом. Ориентация господина директора и здесь будоражит умы волшебников.       — Пап, — убрав с лица улыбку, спрашиваю я уже более серьезным тоном. — А почему бы тебе и правда не дать интервью в газете, в котором обозначить свою позицию? Рассказать о том, что ты всего лишь ученый, что вся твоя вина в том, что ты желаешь стать Министром Магии для того, чтобы изменить все эти поросшие мхом вековые традиции? И что к этим нападениям ты не имеешь никакого отношения?       — Дорогой, — Том недовольно морщится, отбрасывая в сторону салфетку, — не заставляй меня разочаровываться в тебе, думая, что ты считаешь меня идиотом, — я испуганно моргаю, отрицательно мотнув головой, и отец, глубоко вздохнув, говорит уже более спокойным тоном: — Разумеется, после выхода той статьи, я сразу же организовал собрание при поддержке своих сторонников, на которое пригласил журналистов из всех существующих магических печатных изданий, и буквально по пунктам разъяснил, по какой причине мистер Дамблдор не прав.       — И? — я подаюсь вперед, буквально кожей почувствовав, что сейчас услышу что-то особо мерзкое, и действительность, к огромному сожалению, не разочаровывает меня.       — В результате мое интервью напечатал лишь один-единственный журнал, который никто в волшебном мире, насколько мне известно, не принимает всерьез, поскольку его владелец и автор славится своими… странностями.       — «Придира»? — уже не удивляясь, спрашиваю я, и дед недовольно хмыкает:       — Вижу, и тебе уже удалось ознакомиться с этими нетленными произведениями, вышедшими из-под пера сумасшедшего Лавгуда.       — А остальные? — все еще не сдаюсь я, и отец стискивает в побелевших от напряжения пальцах чашку, скрывая свое волнение:       — А остальные просто сделали вид, что никакого интервью не было. Так просто, не правда ли? Я же не стану кричать посреди Диагон аллеи о том, что это все ложь, направленная на то, чтобы дискредетировать меня, а я сам ничего подобного не делал? — не выдержав, Том все-таки отставляет в сторону чашку и снова берет в руки уже изрядно смятую салфетку. — Вот с тех самых пор я и живу здесь, приняв любезное приглашение лорда Принца, — на этих словах отца я встречаюсь взглядом с дедом и дарю ему свою улыбку.       — А еще, мистер Риддл не появляется на людях один, — добавляет Петти, и я перевожу свой взгляд на нее. — С ним всегда находится кто-то из близких друзей или союзников.       — И обязательно кто-то из невыразимцев, — добавляет дед и строго глядит на отца. — И не надо прожигать меня взглядом! Да, я сам, в обход тебя договорился с твоим начальством об этой услуге. И даже не думай, что ты сможешь отменить ее. Если ты не виновен — тебе опасаться нечего! А их присутствие сможет защитить тебя лучше всякого Веритасерума.       — Ну, вы… — Том крутит головой и, неожиданно, смеется. — Спасибо, не ожидал. На самом деле идея неплоха. Я не стану отказываться. Как я сказал ранее — я не идиот.       — Вот и отлично… — дед расплывается в улыбке, но следующие слова не успевают слететь с его губ, остановленные появлением Бинки, протягивающего мне белый конверт.       — Младшему хозяину Северусу это доставила сова Хогвартса.       — Письмо от господина директора? — удивленно приподняв бровь, интересуется дед и достает свою палочку. — Как интересно... Что ж, давайте посмотрим, что понадобилось этому старому маразматику от моего внука…