Непокорный

POV Спирит. Я никогда не мог подумать, что в бледном человеке может быть настолько много зла и жестокости. Я не знал, насколько далеко заведет этого человека его ужасная, извращенная фантазия. Сколько еще, во имя всех духов, он будет преследовать меня и мой народ? Сколько еще боли причинит нам? Я стоял в этой проклятой комнате и мне сложно было совладать с собой. Руки тряслись, отчего колокольчики надрывно смеялись надо мной. До одури надоевший мне запах табака неторопливо разлетался по помещению. — Тебе понравилось, Ачэк? — в глазах Полковника я разглядел ни с чем не сравнимое удовлетворение. В интонацию мягко вплелись незримые нотки восхищения. Тварь. Какая же он, все-таки, мерзкая тварь. Змея. — Я выполнил свое обещание. Он шагнул вперед, кивком головы указывая на моего названного брата. Брата, изуродованного настолько, что назвать его человеческим именем не поворачивался язык. Иоки будто бы знала куда бить, хотя глаза ее абсолютно точно ничего не видели. — Ты успел пообщаться со своим…братом? Я не выдержал. Я заревел, точно медведь, швыряя в сторону проклятые колокольчики и рывком бросаясь на него. Мне хотелось избить его до тех пор, пока от его лица не останется кровавая каша, и пока он не начнет вымаливать у меня прощение, захлебываясь собственной кровью. Да только прощения не будет. Я подмял его под собой, царапая и колотя из последних сил, оставшихся у меня после пережитых терзаний. Мне неважно было — пускай стреляет в меня сколько захочет. Мне же будет проще уйти из этой жизнь вослед за своим народом. — Этого я ждал от тебя! — его выкрик на мгновение заставил меня остановиться, однако я продолжал тянуться к его горлу. Человек не давал мне ухватиться за свою шею — плевался и упирался мне в живот коленом. Но смотреть продолжал прямо на меня, сквозь меня, внутрь меня. — Все это время ты был как послушная скотина. Стоило только хлестнуть тебя розгой побольнее… — Замолчи! Я вжал его в пол. Грудь тяжело вздымалась, а мое свободное колено стремилось придавить живот Полковника. Он был сейчас сильнее. Он давал отпор. — Заткнись, мерзкий шакал! — я занес над ним руку и ударил. Затем еще раз. А на третий мой возможный удар дверь в комнату распахнулась и, гремя шпорами и железными палками, внутрь спешно ввалилась кучка солдат. Я зарычал. Я вцепился в Полковника, как дикий волк вцепляется в добычу, чтобы разорвать на части и сожрать. Однако было одно отличие, и из-за этого отличия я не мог назвать человека в шляпе своей жертвой. В его глазах не было страха. Когда меня отодрали от него, Полковник поспешил подняться, отряхивая с себя пыль и вытирая кровь с губы. Я успел хорошенько его разукрасить, и теперь чувствовал за собой огромное преимущество. Схватка воодушевила меня, ведь я вполне могу убить его, если того захочу. Но прекратится ли все это с его смертью? Неважно. Даже если меня после этого убьют — я умру с честью, отомстив за свой народ. — Молодец, Дух… — пробормотал Полковник, жестом отказываясь от помощи своих солдат. — Ты не сломлен, это замечательно… Может, стоит отпустить тебя? Играет, пытается запудрить мне мозги, запутать, ввести в заблуждение. Я ему не верю. — Лучше убей меня сейчас, иначе. — я рванулся в его сторону, невзирая на двух американцев, что скрутили мне руки сзади. — Тебе не жить, змей! — Вот как? — нарочито удивленно произнес Полковник. — Хочешь мстить? Не боишься погибнуть? — Нет! — с жаром воскликнул я. Смерть меня не страшит, ведь я и без того потерял все, чем жил ранее. Мне некого больше защищать, кроме… — Отлично. Так мы и сделаем, — хлопнул в ладоши человек в шляпе, и, улыбнувшись каким-то своим мыслям, щелкнул пальцами. — Этих двоих — в подвал. Нас с Иоки, обессиленно рыдающей возле стены, потащили прочь, «подбадривая» пинками. — Встретимся вечером, Дух Симаррона, — улыбнулся мне Полковник. А я дал себе обещание уничтожить его. Чего бы мне это не стоило. POV Полковник Глупое, наивное дитя. Он решил, что сумеет меня одолеть? Это прекрасно — выходит, пределы его упорства и силы духа куда шире, чем я думал изначально. Я нарочно дал ему почувствовать власть над собой, пусть и столь короткую. Пускай думает, что может меня побороть. Пускай Трофей развлекается, прежде, чем я преподам ему финальный урок. В тот момент, когда Ачэк напал на меня, я почувствовал возбуждение такой силы, что мне захотелось взять его прямо там. По правде, я едва удержался от этого. Но идея, пришедшая мне в голову, была куда лучше того мимолетного желания. Я сделаю по-другому. Смывая кровь со своего лица, я думал о нем. Что мне делать с ним, когда он сломается? Может быть, он превратится со временем в послушного пса, а то и в овощ? Может, решит убить себя? Я не оставлю его, пока он не будет моим окончательно, пока все его мысли не стану занимать лишь я. Я буду поддерживать его жалкую жизнь ровно до тех пор, пока он не признает меня. Он станет смотреть на меня с таким обожанием, с каким преданный щенок смотрит на возвратившегося домой хозяина. Я уже раздавил его народ, как муху, как жалкое насекомое, не имеющее собственной воли. Я сделаю то же самое с ним, убью этот Дух Дикого Запада, что по-прежнему трепещет в глазах его. Я задушу в нем всю его яростную свободу и сломаю его волю. Он полюбит меня. С такими мыслями я спускался в сырой и мрачный подвал, служивший нашей базе временной тюрьмой. Предварительно я разогнал оттуда всех солдат. Никто не должен видеть. Никто не должен слышать. Я велел привязать девчонку к столбу, прочно вбитому в земляной пол помещения, а Ачэка — вымыть и привести в божеский вид. Таким он и встретил меня — выбритый, наполовину обнаженный и со связанными руками. Лишившийся всего, он продолжал смотреть на меня с вызовом, готовясь к новому неожиданному удару. Впрочем, я знал, как еще нужно на него воздействовать. — Что еще ты от меня хочешь? — сквозь зубы спросил Дух, едва я закрыл за собой дверь. — Я не сдамся тебе, глупый бледнолицый. — Ачэк… — я покачал головой, раздраженно цокнув языком. — Ты уже мой. Я кивком указал в сторону его груди, припоминая о клейме, которое поставил на нем. Признаться, оно ему невероятно шло, равно как и весь его новый внешний облик. — И что тебе надобно тогда? — Ачэк вздернул подбородок, глядя мне в глаза. Не боится…ну, надо же! Впрочем, зная его природу, я все меньше удивлялся ему. — Тебя, — я был быстрее него — Дух был слишком уставшим и истощенным. Я вжал его в землю, придавливая своим весом и приставляя нож к горлу. Не мог ведь я идти к нему безоружным, хотя…в следующий раз попробую. — Успокойся… Я предусмотрительно не надевал ремня. — Я разрежу твою подружку на красивые кусочки, если будешь брыкаться, Дух, — склонившись над ним, прошептал я Ачэку прямо в ухо. Он вздрогнул, но ерзать подо мной перестал. — Вставай на четвереньки. Я неторопливо провел ножом вдоль линии его позвоночника, поддевая лезвием ткань простой набедренной повязки, что была на Трофее. Свободная ладонь проникла в нее, поглаживая мягкую, но немного сухую кожу ягодиц. — Что ты делаешь?! — вскрикнула в полубезумном забытьи девчонка позади нас. Я боковым зрением увидел, как она пытается разглядеть лицо Ачэка, обессиленно зажмурившегося. — Тише, девочка, молчи… — я чувствовал, как у меня в горле стало вдруг смертельно сухо, а язык едва слушался меня. Поистине завораживающе действовал на меня это мой дикарь…- Твой вождь спасает твою шкуру, отдавая взамен свою. Я легонько прихлопнул по его оголившейся заднице. Ачэк побледнел, сжимая руками землю, вгоняя комья себе под ногти. — Расслабься, Ачэк, — я поглаживал область рядом со входом, нарочно неглубоко проникая в него пальцами, смоченными в слюне. Как горяч он изнутри, как дрожит его тело. Или это мое?.. — Не делай этого! — негромко, но требовательно, как дитя, шипит Дух. Он не может сопротивляться мне, и от того у него наверняка на душе еще поганее. Он знает, что расплачивается своим телом за жизнь своей соплеменницы. Впрочем, не стоит ему говорить, что девочка плохо кончит. Пускай надеется до последнего. — Чего не делать? — усмехнулся я. — Этого? На этот раз два пальца вошли чуть глубже внутрь Духа, заставив его содрогнуться и вскрикнуть. Вдоль позвоночника его прошла крупная дрожь, а пальцы вцепились в землю еще сильнее. Надо же, я и не думал, что он такой нежный. — Не нужно… — прохрипел Трофей. Я продвинул пальцы еще дальше, вызывая новую волну дрожи. Возбуждающе… Сдерживать себя становилось все труднее. — Разве индейцы… Когда я вытащил из него пальцы, донесшийся до слуха выдох облегчения, едва не заставил меня рассмеяться. Как он был красив теперь — спина покрыта испариной, руки и колени дрожат, а во взоре — я не знал, но чувствовал — плескается форменное безумие. Он как дикий Зверь, которого приручает Человек. -…не берут своих женщин сзади? То была лишь временная передышка. Его крик яростным эхом отразился в моем сознании, когда я резко, со всей скрываемой доселе силой, вонзился в него. Знал, что будет больно — ведь маленькое, узкое отверстие не было предназначено для ввода в него возбужденного широкого члена. Он еще сжался, мерзавец, зажимал своей задницей движение внутрь, как только мог, из последних сил. — Прекращай! — прикрикнул я на него, на миг замирая. Нож скользнул к горлу Ачэка, когда я снова наклонился над ним. — Расслабляй, Трофей, живее! Он послушался. Не сразу, хлюпая носом и вопя от бессилья, он неловко расслабил внутренние мышцы. Опустив голову, он тяжело задышал. Я задвигался в нем, подмечая, что ни одна женщина не была настолько узкой даже сзади. Хотя… Вероятно, ни одна женщина не возбуждала меня настолько сильно. Я упивался его криками. Я слышал, как Ачэк умолял меня прекратить. Говорил, что ему больно, что он вот-вот разорвется изнутри. В конце концов, его речь вылилась для меня в поток непереводимой индейской речи, старой, как сам мир. Вполне возможно, даже сам Дух не знал, что говорит. Я слышал, как к его возгласам присоединилась девчонка. Она визжала, чтобы я перестал, чтобы… А, впрочем, я не слышал, что еще она кричала. Я забылся, пока двигался внутри Трофея, впускал в его спину ногти, ласкал покрытую шрамами шею, покрывая ту поцелуями. Он, кажется, готов был потерять сознание от болевого шока, но я постоянно возвращал его касанием ножа. Дух затрясся, утеряв равновесие ровно тогда, когда я готов был кончить внутрь него. Удивительно, насколько же его хватило… Мой маленький удивительный Трофей. Я удержался над ним, когда половой орган выскользнул и Ачэк, изнывая и плюясь слюной, свернулся в жалкий комочек. Дышать мне было тяжело — ровно настолько, насколько ему. Но как же прекрасно было осознавать, что… — Теперь ты веришь мне, Дух? Я провел рукой по его волосам — он дернулся, как от огня. Боится меня. Что ж, это уже лучше, чем ничего. Лучше, чем презрение, которым обливал он меня со дня нашей первой встречи. — Ты — мой. Я поднялся, пинком переворачивая его и поправляя на себе брюки. — Только мой. Так я оставил их. Его — униженного, оскорбленного и изнасилованного. Ее — обезумевшую от боли и страха. Дверь захлопнулась громко, как гильотина.