Раутабальские почеркушки

Игорь заехал к Рауту утром в воскресенье и застал там характерные разруху и свинарник после шумной вечеринки. Антон встретил друга в белой байке с глубоким капюшоном, натянутым на голову, скрывая лицо до кончика носа. Судя по всему, яркий дневной свет сейчас были парню сродни адской муке. — Даров, — хмуро поздоровался Раут и потелепался на кухню, шаркая на ходу. — Хорошо погуляли, — с усмешкой присвистнул Игорь, проходя следом. — Иди на хер, — вяло огрызнулся Антон, ставя на плиту чайник. — А что так тихо? Разогнал всех уже? — не обиделся Топор, присев на более-менее чистый стул. — Не всех, — коротко бросил Раут. — Фади? — Угу, — кивнул Антон, гремя чашками. Игорь только в очередной раз усмехнулся. Можно было даже не уточнять. Чтоб Талибал да не с Раутом вместе — это уже и вообразить сложно с учетом того, что эти двое решили вдвоем поработать над альбомом. По отдельности парни редко теперь встречались в природе. Дверь ванной, видимая из кухни, распахнулась, и в коридор вышел такой же помятый Фади. Влажные волосы взъерошены, лицо мокрое после умывания, но вид у парня все равно был далеким от освеженного. — Салют, гуленам! — весело поприветствовал его Игорь, но нарвался на мрачный взгляд, который после убийственной молнией метнулся в спину Антону, и решил поумерить свой энтузиазм. Развитой интуицией обладать не надо было, чтобы понять, что между этими двумя что-то произошло. И судя по всему не совсем приятное. Игорю было, конечно, любопытно, что случилось, только что-то подсказывало, что ему даже под страхом смерти этого никто не выложит. Однако он все-таки решил рискнуть. — Вы чего такие напряженные? У вас что-то случилось? — Ничего, — в один голос выдали парни и переглянулись. Антон виновато, Фади взбешенно. Врут — тут же решил Игорь. Но докапываться не стал. Знал, что все равно не скажут. Не из той породы парнишки. — Ну ничего, так ничего, — пожал плечами Топор и сменил тему. — Какие планы на вечер? — Работать, — отозвался Талибал, входя на кухню. И тон его говорил о том, что он грохнет любого, кто попытается этому воспрепятствовать. Антон только покивал в подтверждение. Нда, разговорчивые пипец просто. Что ж между ними произошло-то? — Ладненько, — Игорь поднялся на ноги. — Не буду тогда вас дергать. Работайте. Альбом сам себя не напишет. — Это точно, — отозвался Раут и, видимо, случайно повернулся к окну, освещая левую сторону лица. — Ебать! Что у тебя с лицом?! — ахнул Топор, увидев лиловый синяк под глазом друга. — Фади, кто его так?! Талибал, обернувшийся к друзьям, окинул Раута уничижающим взглядом и, глотнув из стакана воды, ответил: — Я. — Ты?! — изумился Игорь и тут его взгляд выловил на лице Фади кровавую корочку на нижней губе. — Вы что, подрались вчера?! — Нет, — слишком резко ответил Антон. — Ничего не случилось. Все нормально. Не бери в голову. Не брать в голову. Легко сказать, когда два твоих друга непонятно зыркают один на одного с разукрашенными боевыми узорами физиономиями. И оба же упрямые настолько, что все равно не расскажут, если не захотят. — Да хер с вами, — махнул рукой Игорь и вышел в коридор. Провожать его никто не стал. А в голове его надолго замелькали мысли о фингале Раута и рассеченной губе Талибала. Что такого должен был натворить Антон, чтобы Фади ударил его? Они делили ее на двоих. Раньше такой хуйни не было. Ни у кого из них. Раньше соблюдалось правило двоих в постели. Парень, девушка и никого больше. Раньше… Почему же сейчас все вышло так, ни один из них не стал задумываться. Это произошло и точка. Милая брюнеточка с темными горящими обожанием глазками на них двоих. Сначала ее губ коснулся Фади, проник в ее рот, требовательно взял глубокий поцелуй, одурманивая глупышку своим вниманием, снося всякие барьеры морали и этики, вызывая желание подчиняться его действиям, следуя как змея за дудочкой музыканта. Но стоило ему оторваться от ее красных губ, как к ним тут же потянулся сидевший с другой от нее стороны Антон. Уверенно ворвался в горячую влажную полость языком, то ли пытаясь этим перекрыть поцелуй Талибала, то ли… желая забрать себе все то, что ей дал Фади. Его запах на ее коже, его тепло на ее губах, его слюну, оставленную у нее во рту. Ни один из них не знал, какова же была истинная причина. И сейчас они не хотели об этом думать. Или боялись. Некоторым вещам лучше оставаться непонятыми. Девушка была растеряна. Отвечала неуверенно. И ее можно понять. Ее разрывало на части между этими двумя. Но она не знала, кого выбрать. Она ведь не думала, что может заполучить сразу двоих. Они тоже не знали, что могут заполучить ее на двоих. В тот момент еще не знали. Не планировали этого. Но Антон не сводил взгляда с Талибала, вылизывая девичий рот. И тот не отводил глаз. Сперва удивленный поступком Антона, влезшего в образовавшуюся пару друга на эту ночь, а затем отчего-то заинтересованный его странным поведением. Нетипичным. Непонятным. Чарующим своей странностью. Требовавшим от Фади разгадки. А Талибал любил головоломки. Легко поддавался им пытливым, любознательным умом. Знал ли об этом Антон? Или все началось по наитию? Просто потому, что должно было произойти. Ведь никто не мог знать, что Фади захочется идти дальше. Он сам не знал. Раньше он не ходил такой дорогой. Раньше никто не влезал в его пару. Девушка оставалась неловкой ровно до того момента, пока Талибал не наклонился к ней снова, припадая губами к тонкой шейке, пока ее рот терзал Раут. Она изумленно замерла. Не понимая или не веря в то, что происходит. Она оказалась здесь из-за подруги, вхожей в компанию парней. Она и не надеялась ни на что, но вдруг два рэпера, от которых у нее сносило крышу, захотели ее одновременно. Если в мире есть счастье, то вот оно. Ее личный джек-пот. Их персональная игра, которую парни и сами пока не понимали. Они оба шли по течению. По какому — черт его знает. Просто шли туда, куда их манило, куда они не против были идти, куда интересно было идти по этой опасной дороге на лезвии ножа. Они чувствовали, что это опасно. Чувствовали, что это танец на самой грани. И с ухмылками продолжали, испытывая себя в первую очередь. Желая дойти до той точки, где остановятся, где их собственные мораль и этика возобладают над эмоциями. Когда в молчании все стало ясно, парни оторвались от девушки и поднялись на ноги. Нужо уйти от посторонних глаз. Всем троим. Подальше от общего гуляния, от взглядов, от смеха, от вопросов, которые могут выдернуть с дороги. Спальня никем не занята. По стене растянута золотистая гирлянда, освещавшая комнату наподобие ночника. Этого света достаточно. Больше им не нужно. То, что они собираются сделать, не делается при ярком освещении. Девушка зажата между ними. Тесно прижата грудью к Рауту, снова целующему ее, обхватившему тонкую талию большими руками, остановившимися на спине. На пояснице, где Фади тесно касался девушки своим телом, вдавливая ее в торс Антона. На пояснице, где Фади животом вжимался в тыльную сторону кистей Антона. Девушка извивается между парнями, подставляя шею под губы Талибала, отдавая рот Рауту, заигрывая бедрами с твердыми холмами, образовавшимися в их штанах. Она трется грудью о грудь Антона. Она не чувствует его, потому как ладони Талибала чашами закрывают ее от тела Антона. Он чувствует ее мягкость, сжимая пальцами, он чувствует жар Раута фалангами. Она задыхается от глубоких поцелуев, откидывает голову назад, ощущает, как Фади горячо выдыхает ей в волосы. Открывает глаза и пытается поймать взгляд Антона. Он смотрит, но не на нее, а выше. Смотрит так, что у нее мурашки бегут по коже, а уровень чувствительности достигает критической отметки. В его светлых глазах пылает пламя, в котором сгореть можно за секунду. И она хотела в нем сгореть. Она закусывает нижнюю губу, цепляясь за широкие плечи, и… протяжно стонет. Пальцы Талибала первыми оказались между ее ног, скользнув под подол коротенького платья, под кружевную ткань уже влажного белья. Его пальцы нежные, но настойчивые. Умелые. Знающие, что должны делать, чтобы сделать ее дыхание горячим и глубоким, чтобы заставить ее веки, трепеща, опуститься и позабыть о глазах с пламенем. Девушка слышит усмешку над ухом, но не знает чья она, не придает ей значения, не может придать, потому что не думает о ней, думает лишь о руках между ног. А в следующую секунду чувствует, как ягодицы сдавливают другие пальцы, прижимая ее бедра к паху Антона. Но его возбуждение недоступно для нее. Оно доступно для ладоней Талибала, вновь закрывающих ее от Раута. Не честно. Ведь ей так хочется ощутить их желание. И ее желание исполняется. Сзади. Фади прижимается к ее ягодицам пахом, вдавливаясь в нее, вдавливая ее в Антона сильнее. И она слышит глухой стон. Но опять же не может понять, чьей он. Затем все резко меняется. Раут не выдерживает этой медленной пытки первым. Он цепляет край ее платья и стаскивает через голову. На девушке остается лишь белье. Но ненадолго. Фади щелкает пальцами у нее за спиной, и бюстик летит на пол следом. А потом девушка оказывается сидящей на кровати. Перед ней же два парня чуть ли не синхронно стягивали с себя байки. У девушки внутри все заскребло от желания. Они выглядели восхитительно в этом мягком желтом свете. Они выглядели вкусно. И губы сводило от жажды к ним. Она никогда не чувствовала себя настолько развратной и испорченной прежде. Она никогда не чувствовала себя так превосходно прежде. И никогда не была такой смелой. Девушка потянулась к ним двоим сама. Схватила за пряжки на ремнях и потянула к себе, откидываясь на спину, накрываясь ими двумя как одеялом. И после окунаясь в них с головой, утопая в них двоих. Плевать уже чьи губы терзали ее рот, плевать, где чьи руки ласкали ее тело, плевать чье именно дыхание опаляло ее бедра и грудь. Плевать уже на все. Она чувствовала себя разогретым пластелином в двух жарких ладонях, ведомая их желаниями, их приказами, их восхитительно сладкой волей. Владыки, рабы… Плевать, ведь так хорошо ей не было прежде. Даже с членом во рту, пока другой вбивался в ее тело, поставив на колени, заставив прогнуться в спине. Даже с выкрученными за спину руками, удерживаемыми чьей-то стальной хваткой. Даже с волосами накрученными на кулак, трахавший ею член второго партнера. Ее использовали, не позволяя ей делать что-то самостоятельно. Ее использовали для удовлетворения. Исключительно себя или друг друга — неважно. Важно, что ей было хорошо настолько, что ни одной мысли в голове не мелькало. Она не видела ничего. Ни прожигающих взглядов над нею, ни кривых пошлых ухмылок, ни страсти и похоти, отражавшейся на лицах парней, мокрых от выступившего пота. Она не видела, как голубые глаза не сходят с приоткрытого рта Фади, не понимала, что Талибал управлял ее головой, насаженной на член Раута, пока сам он вбивался в нее, не знала, что скользящие ладони на ее спине не просто так замерли на изгибе. Иначе ей было бы не по себе. Она ведь думала, что получила двоих парней для себя. Она не думала, что кончать они будут, крепко переплетя пальцы рук в изгибе ее спины под ее судорожный сладострастный протяжный полукрик-полустон. И обессиленная лежа на измятой постели, приходя в себя, она не обратила внимания на резкое движение за спиной, а после на глухой звук удара. А Раут со щемящим чувством молниеносно расцветшей печали понял, что сглупил, поддавшись атмосфере. Не правильно понял пронзительный взгляд синих глаз, устремленных на него. Не правильно понял призывно приоткрытый рот, через который вырывалось тяжелое дыхание только что кончившего Талибала. Не правильно подался вперед, решившись, и словил, наконец, самые желанные губы голодным поцелуем. Все сделал неправильно. За что и получил по морде отточенным ударом. И совершенно правильно, что Фади, скоро одевшись, покинул пропитанную запахом секса комнату, вытирая рот от их неправильного поцелуя. — Фади, — негромко позвал Антон, когда дверь за Игорем закрылась, и друзья остались одни в квартире. Голос его был преисполнен вины. — По поводу произошедшего… Меня занесло. Я не должен был это делать. Давай просто забудем как плохую шутку. Талибал застыл с поднесенным ко рту стаканом и поднял на Раута едва ли не мечущий молнии злой взгляд. Парень снова сжал челюсть так сильно, что желваки загуляли под кожей. — Раут, блять, не беси меня больше, чем уже бесишь, — процедил он и все-таки допил воду. Антон только голову опустил еще ниже, совсем поникнув. Он буквально олицетворял собою раскаяние. — Ты вообще понимаешь хоть, за что я тебе врезал? — Фади, откровенно говоря, до сих пор раздраженно кипятился. Раут вяло покивал. — Да, я заигрался. Мне пришла в голову тупая идея. Я не должен был… — забормотал Антон, теребя пальцами край подоконника, к которому прижался бедрами. — Ну ты, сука, тупооой, — еще злее ощерился Фади, снова сверкнув глазами, и поставил стакан на стол с громким стуком. — Ты реально ничего не понял? Раут перестал рассматривать пол и поднял на друга недоумевающий взгляд. Ну то есть очевидно же, что что-то он понял явно не так, но вот что именно все еще оставалось загадкой. Да что в той ситуации вообще можно было неправильно понять. Он попытался поцеловать Талибала, тот в ответ звезданул ему по морде, наградив таким взглядом, будто грохнуть хотел прямо там на месте. Ну ясен же пень, почему он злится. Игры играми, шутки шутками, но переходить черту нельзя. — Что ты смотришь на меня как баран на новые ворота?! — вспылил Фади и резко подался вперед, шагнув к Антону с таким яростным решительным видом, что Антон невольно дернулся в сторону, выставив перед собой руку. Ну очень уж не хотелось опять получать по роже. Азима хоть и мельче его, но удар поставлен хорошо. Но бить его снова Талибал не стал. Только остановился перед ним, задирая голову вверх, чтобы смотреть прямо в глаза Рауту. — Рассмотри повнимательнее, что ты сделал! — повелительно прорычал Фади, не отворачиваясь от друга. Ну Антон честно стал рассматривать лицо Талибала. Хм… и в какой же момент он стал считать худые, острые черты привлекательными настолько, что смотреть на них хотелось двадцать четыре часа в сутки, семь дней в неделю? Смотреть, как они меняются, когда он смеется, улыбается, когда сосредоточен или думает о чем-то, когда злится как сейчас или когда прожигает взглядом, испытывая удовольствие и утопая в страсти. Елки-палки, да что вообще удивительного в том, что Антон потянулся к нему за поцелуем?! Как там устоять-то можно было?! — Ты рассматривай, а не любуйся! — рявкнул Фади, вырывая Антона из мыслей, уплывших явно не в ту степь. Раут проморгался, вдохнув полные легкие воздуха, а то оказалось, что он как-то позабыл дышать вообще, и посмотрел снова. Разбитую губу, что ли, имеет ввиду? Ранка была небольшая почти посередине, с темно-багряной корочкой запекшейся крови. А ведь вчера ее не было. А Азима сказал, что Антон что-то сделал. — Губа… это я? — осторожно предположил Раут, вернувшись взглядом к злющим глазам Талибала. — Да, ебать, и года не прошло! — всплеснул руками в ответ Фади, подтверждая слова друга. — Ты вообще знаешь, что в губах куча нервных окончаний и это пиздец как больно, когда их прокусывают?! Вампир недоделанный! — Я тебя укусил? — искренне изумился Антон. Он такого не помнил. Хотя он вообще плохо помнил действия, зато точно помнил все чувства и эмоции, что обуревали его. — Представь себе! — наконец, за гневом Талибала пробилось простое возмущение. Сильное, конечно. Но всего лишь возмущение, а не презрение, ненависть и отвращение к поступку Антона. — И ты за это мне врезал? — Антон оживал буквально на глазах, расцветая как цветочек под солнышком. — А какую реакцию ты ждал?! — обороты ярости Фади стремительно снижались, заменяясь обычным гневным фырканьем. — Восторженные мазохистские вопли? Я НЕ мазохист, чтоб ты знал. Я НЕ люблю боль и НЕ собираюсь ее терпеть. Уяснил? — То есть ты мне врезал за то, что я сделал тебе больно, а не за то, что поцеловал? — Антон уже воссиял так, словно был новогодней гирляндой. Значит, Талибал его не ненавидит из-за ночного поступка, а всего лишь злится из-за прокушенной губы. Счастье-то какое. — Дошло, наконец, — цыкнул Фади и обвел все еще хмурым взглядом улыбающееся лицо Раута, задержавшись на губах. — Отныне, если соберешься целовать, делай это так. Талибал схватил Антона за ворот байки, сжав ткань в кулак, и дернул парня вниз и вперед, к себе, встречая его рот своими губами. Прижимаясь мягко, тесно, чувственно. А еще обжигающе горячо невесть с чего, рождая в груди огненную волну, побежавшую, согревая, по всему телу, и сквозь шумное дыхание излишками вырывавшуюся в мир. Обалдевший от такого сюрприза Раут сперва растеряно развел руки чуть в стороны, а затем, наконец, сообразив и уверившись, что его действительно целуют, а не мстят каким-то коварным образом, уцепился за Фади, включаясь в поцелуй будто удаче своей не веря, но не собираясь ее упускать. Шагнув вперед, он прижал Талибала к себе, опустив руки тому на пояс. Азима позволил, но покорно льнуть к груди друга не стал, оставаясь на границе одного поцелуя, по крайней мере, со своей стороны. А Раут будто до лучшего и самого желанного лакомства в жизни добрался, но не мог кинуться на него с силой всей своей жажды, боясь, что оно исчезнет от любого неосторожного движения. Так, как случилось ночью. Талибал не потерпит характерного для Антона напора, хамоватого собственничества, с которым он привык обращаться с девчонками. Фади — не баба, которую нужно брать, Фади — тот, кто сам решает, когда ему соблаговолить человеку. И это надо было учитывать, считаться с этим. С ним надо просить. И с ним Антон готов был просить. Он хотел большего, чем невинные касания губами, пусть и такие чувственные и живые. Он хотел коснуться его внутри, почувствовать его вкус, его жар; ощутить влажный теплый язык своим языком. Но для этого нужно просить. Осторожно, помня о, вероятно, саднящей ранке на нижней губе Фади, оставленной Раутом. Антон решился. Разомкнув губы чуть больше, он нежно провел кончиком языка по рту Талибала, просясь внутрь, но не настаивая. Фади на пару мгновений замер в руках друга, и Раут приподнял веки, чтобы посмотреть на него, отметить любые смены в настроении. Азима, как оказалось, тоже смотрел на него. Прямо, явно не в умопомрачительном восторге, и Антон уже почти пожалел о своей просьбе, но Фади вдруг прикрыл глаза и скользнул языком навстречу Рауту, сам проникая в чужой рот и давая начало неторопливому вальсу. Антон едва сдержал сладостный стон, получив такой подарок, но все же не смог сдержать рук, обхвативших Фади сильнее, прижимая его к торсу парня ближе и жарче. Талибал позволил и это, но опять же сам оставаясь на границе поцелуя. Он более рассудительный, более сдержанный, способный контролировать все свои чувства и не вестись у них на поводу. Совсем не такой как Антон, отдававшийся чувствам с головой. — Я… у меня встал, — разорвав поцелуй, жарким, влажным шепотом оповестил Раут и снова коснулся поцелуем губ Фади. — Хочу тебя. Талибал тут же подался назад, ускользая ото рта друга. — Что? — криво усмехнулся он. — Как ты себе это представляешь? Антон улыбнулся в ответ одной из своих соблазнительных ухмылочек: — Ну… Опыт в анальном сексе у меня есть. — И ты решил, что я должен тебе жопу теперь подставить? Ты реально считаешь, что бессмертный? — растянув губы в насмешливой улыбке, поинтересовался Талибал и выскользнул из рук Раута. — Фади, — как-то совсем жалостливо вырвалось у Антона. — Я за него, — хмыкнул тот, принявшись заваривать чай подоспевшим кипятком. — Даже не мечтай, парень. Этого не будет.