***
Аим с детским незамутненным восторгом наблюдал за дуэлью, поражаясь уровню сражающихся и время от времени что-то коротко объясняя замершему рядом с ним Аделяру. — Il est effrayant. J'ai la chair de poule, — неохотно признался нигу своему другу, осторожно скосив глаза на зельевара. — Il est très intelligent. Il est le génie de la Grande-Bretagne magique… , — не отвлекаясь от поединка Фирга и Атхен, заметил Лестранж. — Il est l'un des professeurs de Morgan Le Fei. — Je ne conteste pas ce fait. Cependant, il est trop effrayant, — покачал головой Бодуэн и испуганно вскрикнул, когда Атхен сшибла магией Фирга с ног и тот кучей рухнул к ногам французов. Резкий голос Морганы позвал Аима, и тот лишь похлопал друга по плечу вместо ответа. Провидица всё ещё беседовала со змееустом, и оба они выглядели взвинчено, если не сказать — разъяренно. Женщина снова потребовала последнее пришедшее послание от Сапиенты, а мужчина прожигал француза ледяным взглядом, который так поразил однажды юношу. Внутри Лестранжа поселилось и всё росло чувство абсолютной наготы перед мрачным зельеваром, и он нервным жестом запустил левую руку в отросшие каштановые кудри. О чем говорили маги, юноша почти не понимал — они так и беседовали на гаэльском — но догадывался, глядя, как гневно потрясает пергаментом провидица. В конце концов Слизерин, всё это время слушавший травницу, не отрывая изучающего взгляда от молодого аристократа, легко покачал головой и насмешливо хмыкнул. Затем уставился на ле Фэй и холодно произнес по-английски: — Нет, Моргана, не пытайся повесить всех собак на своего подмастерье. Лестранж непонимающе помотал головой, переводя взгляд с наставницы на змееуста и обратно. — Каких собак? — Цыц, неуч, — привычно гаркнула Моргана. — Это фигура речи. Можешь быть свободен… Хотя, нет! Проверь перцовую огненную настойку и подготовь мне сушеные драконьи травы всех видов. Француз послушно кивнул и пошёл к столу, бурча под нос нечто о диких пернатых провидицах, использующих без всякой меры доверие и силы юного поколения колдунов. Правда, делал он это крайне неразборчиво и на французском — на всякий случай. Он сел в тени неизвестного ему раскидистого дерева, распростёршего над юношей купол сине-алых листьев. Трансфигурировав обтёсанный пень перед ним в рабочий стол, Лестранж осторожно достал из зачарованной Морганой холщевой котомки пышные пучки трав. Первая порция драконьей поросли уже была высушена, её оставалось теперь только распределить по сосудам и мешочкам, и маг взялся за последний сбор травницы — осень на исходе, погожие деньки, вроде сегодняшнего, всё большая редкость. Молодой дворянин, прищурив янтарные глаза, внимательно изучал разложенные перед ним травы, безошибочно определяя вид каждой отдельной травинки. Сказывалось обучение у Морганы. Рядом присел верный Аделяр и внимательно наблюдал за работой друга. — Pourquoi? — недоуменно нахмурился нигу, когда Аим разложил две одинаковые, на первый взгляд, травинки в разные стопки. — Это же одна и та же трава? — Non, — Лестранж повернул голову к Алякуру и широко, совсем по-мальчишески улыбнулся. — Regarde! Юный волшебник снова взял две травинки, чуть приподнял их так, чтобы они были на уровне глаз, и негромко произнёс: — Да, они кажутся одинаковыми, но это только видимость. Листья вот этого стебля, — он осторожно тряхнул тёмно-малиновым растением, — похожи на драконовы пластины Огненного дракона севера, они тяжелые, ощутимо рельефные и пятиугольные. А листья этого же стебля, — юноша тряхнул вторым растением, которое было просто копией первого, — не так просты. Аим осторожно, самым кончиком ногтя, приподнял краешек листа капризной травы, чтобы Аделяр смог увидеть еле различимое янтарное напыление нижней его стороны. Восхищенный возглас друга свидетельствовал о том, что тот увидел секрет. — А почему они все имеют листья, похожие на чешую дракона? — Бодуэн с восторгом малолетнего ребенка смотрел на гору растений перед его другом. — Стихии, Аделяр! Природе было так угодно, — рассмеялся Лестранж. — Это драконовы травы. Моргана рассказывала, что у друидов была легенда, будто это растение проросло из тела первого убитого прибывшими на остров магглами дракона ещё во времена Римской империи. Поэтому травы и разнятся оттенками — какие-то проросли из крови, какие-то — из костей, вон те, синие — из глаз… Аим вдруг наткнулся на замораживающий взгляд зельевара и резко замолчал. Француз буквально чувствовал, что вызвал чем-то гнев великого мага, и непроизвольно сжался, потупил взгляд и вернулся к распределению трав под осторожным взглядом друга, сопровождаемым заговорщицким его шепотом: — Я же говорил — он жуткий…***
Не успел француз отойти, как Слизерин резким движением руки погасил огонь под котлом с зельем и повернулся к Моргане. Его тонкие ноздри трепетали от ярости, а серые глаза метали молнии. Радость от известия о пробуждении бубри — символа жизни древней магии друидов — стремительно угасала, уступая место глухой злости. Медленно погладив Стража и опустив его на землю, мужчина негромким бесцветным голосом спросил травницу на гаэльском: — Ле Фэй, когда ты успела повредиться рассудком? Как случилось так, что твой подмастерье оказался умней великой зрячей вороны?! — Учитель, — тёмные губы женщины превратились в тонкую нить. — С чего ты вообще заподозрила в такой мощи знакомую Лестранжа? В послании нет и крупицы сведений о пробуждении бубри, лишь выписки о магии друидов из моих трудов. Теоретические выписки, понимаешь, Моргана? Да будь эта наследница Настоятеля трижды чистокровной англичанкой, это не гарантирует обретения наследия друидов! Нужно осознание! Нужен обряд! Нужно обучение!!! Ты понимаешь, ле Фэй?! — Но… — А теперь ответь мне, о, великая провидица, — Слизерин приблизил свое лицо вплотную к лицу женщины, вглядываясь в её чёрные глаза и кривя губы в гневе. — Зачем ты открыла наследие этому малолетнему лягушатнику?! Это наша магия! Наша история! Её нельзя нести на большую землю! Чужая магия не приживается вдалеке! Она гибнет! Выгорает дотла, не оставляя даже магического пепла для истории! Змееуст рухнул рядом с поваленным бревном, а женщина в чёрных одеждах так и осталась стоять, как громом пораженная. Мужчина запоздало подумал, что для собеседницы последние сутки излишне наполнены ошеломляющими новостями. Он видел, что травница пытается осознать открывшиеся сведения, и вдруг понял, что она совершила посвящение Аима в родную островную магию но осознала это только сейчас. Его гнев немного поутих от её немого ошеломления. Он несколько раз глубоко вздохнул. Зажмурил глаза до пляшущих огненных кругов перед внутренним взором, снова открыл их и только потом заговорил: — Моргана, не тебе ли знать, что так наследие не спасти. Я понимаю, ты это сделала без умысла, но… — Но он не подданный франкских земель, Слизерин, — твёрдый взгляд женщины полоснул зельевара по лицу. — Больше — нет. Он британец, учитель. Пусть он не по крови, но наследники его будут нести в себе кровь английского острова. — Он не знает наших законов, не чтит наших традиций… — злобно выплюнул зельевар, но травница перебила. — Но узнает и будет чтить! Стихии, учитель, неужели ты не видишь его душу?! Он влюблен в Англию! В нашу магию! Он умён, талантлив, рассудителен! Он впитывает знания, как кладофора — яды! Слизерин почти неуловимо изменился в лице при упоминании кладофоры, и Моргана торжествующе хмыкнула: — Да. Именно Лестранж первым из всех нас понял, для чего тебе нужны были водоросли, жившие еще при… Артуре. Змееуст задумчиво посмотрел на Лестранжа, разбиравшего травы и охотно пояснявшего их отличия своему дружку-магглу, и его лицо тут же исказилось ненавистью. — Посмотри, Моргана! — ядовито прошипел он. — Посмотри, что делает твой рассудительный и умный ученик! Разбалтывает доверенные тобой знания никчёмному простаку! Юноша, будто услышав, поднял глаза, наткнулся на взгляд зельевара и подавился словами, а затем и вовсе поспешил стать как можно более незаметным. — Они друзья, Слизерин, — грустно произнесла ле Фэй. — С рождения Аима. Его отец подарил отцу маггла возможность продолжить род. — Лягушатники спасают простаков, — выплюнул мужчина. — Простаков, уничтожающих их мир. И одному из них ты доверила знания. Знания, которые он разбалтывает дружку-простаку. А кому мог бы разболтать всё тот, не свяжи я его Словом Смерти?! — Стихии, дайте мне терпение! — вдруг повысила голос Моргана и возвела к небу руки. — Они друзья! Неужто ты забыл, каково это, а, Слизерин?! Неужто ты забыл, что эти нити крепче всякой крови, крепче расхождений в убеждениях, крепче общественного осуждения?! Ты воюешь, учитель, против дружбы! Загляни в презираемого тобой простеца! Он спасал Аима, и не раз! Не потому, что тот умеет творить чудеса, не потому, что может быть тем самым полезен! НЕТ! А потому, что он знает человека. Не силу, не волшебство, а человека он любит и уважает. Он бросил Франкию и примчался в чужую страну только чтобы найти друга и предупредить об опасности! — выдохнула ученица Ровены Рейвенкло и немного тише продолжила. — Мы воюем, Слизерин. Мы все втянуты в войну. И Аделяр в том числе. Он остался рядом с Лестранжем, хотя тот был сначала против. — Что этим молодым французам до противостояния с Мерлином, Моргана? Предположим, что маггл идет за другом. Но что Лестранжу за дело до всего этого? — Аим неглуп. Он замечал многое, и многим был недоволен еще при формировании змееловов. Он знал, что Мерлин жесток и беспринципен в достижении Высшего блага. Но окончательное решение Аим принял, когда Мерлин… кем бы он теперь ни был… убил старшего Лестранжа, игравшего для него и по его же, Мерлиновым, правилам. Ни один мускул не дрогнул на лице змееуста, но внутри будто взорвался котел со смертельным варевом. Смерть, убийство кого бы то ни было собственными руками — вот одна из самых страшных сфер магии. Тех разделов, которых его лучший ученик — добрый и чуткий, но амбициозный и обладающий гибким умом, — презирал и опасался. — Мерлин дейссссствительно был великим магом, лекарем, уччччченым и градосссстроителем, сссссоветником, телохранителем и путешшшшшественником. Но убийцей или отравителем… хоссссзяин… — задумчиво прошелестел Страж, взбираясь по ноге мага. — Пуссссть дажшшше он обесссзумел в поссссследние годы, но ссссстрах ссза сссвое посссмертие — один иззз глубинных ссстрахов. Слизерин рассеянно погладил по голове верную рептилию и ответил: - Но он, похоже, был последним, кто находился рядом и кто видел Годрика перед тем, как… - Но был ли это вссссё ещщще Мерлин, хосссзяин? Тот, кого вы уччччили, никогда бы не ссссмог убить одного изззз ссссвоих педагогов. Не сссмог бы убить вовссссе никого. Зельевар отбросил с лица волосы характерным жестом и посмотрел на Моргану. — Значит, отмщение тому, кто скрывается под личиной Мерлина? Этим движим твой непоседливый ученик? — Не только. Он влюблен в Англию, это правда. Но влюблен он и в девушку. — Наследница настоятеля, — Слизерин не спрашивал, он утверждал. — Но у него нет будущего, пока Мерлин правит Англией, дергает за ниточки короля, двор и весь Совет Магов. Разве желание отстоять своё право на свободную жизнь, на своих друзей, свою любовь и своё будущее — недостаточный повод выступить против старого мерзавца?! — Это все юношеское буйство, Моргана, — отрезал зельевар. — Франки слишком отличны от нас. Слишком импульсивны и эмоциональны. Слишком беспечны. — Не этот, учитель. Не этот. Он сейчас никто. И отчаянно пытается стать кем-то. И ради памяти отца, и ради расположения наследницы толстяка. В стремлении сохранить свою жизнь и возможность распоряжаться ей, не коротая век в бегах, все люди одинаковы. Это мне не за что сражаться, кроме призраков прошлого. Аим же будет бороться за будущее, за друзей и за любовь. А ты, учитель? Разве ты воюешь не за то же, что и мой импульсивный подмастерье? Признайся хотя бы себе. Моргана покачала головой и, резко развернувшись и взметнув водопад черных волос, пошла к своему подмастерью принимать работу.***
Фирг и Атхен сидели за палаткой, чтобы не отвлекаться от разговора на остальных и не отвлекать их самих. Рядом с ними лениво растянулся емтхунд, порыкивая в дрёме. На его боку маги разложили карту Финна. — Приветствую тебя, о змееловка! В далекий путь отправиться готова? Пусть жар и лёд не тронут вас, Запомни! Дорог каждый час! Девушка приподняла уголки губ в улыбке и провела тонкими пальцами по пергаменту. — И я рада тебя видеть. Не могла бы ты сказать, где сейчас Мерлин и Крауч? — Старик седой в небесном балахоне Сидит себе на несвободном троне. Он жаждет и себе такой создать, Но с магами боится воевать. Фирг нахмурился. — Дурацкая манера говорить загадками! Разве это говорит о местонахождении?! Ну а Крауч где? — Он сноб, дурак, расчетливый мерзавец. Король положит ноготь — а он откусит палец! Метая ругань и проклятья, он несется К хибаре, что вот-вот взорвётся! Теперь пришла очередь недоуменно хмуриться змееловке. — Тарабарщина какая-то, — раздраженно фыркнул Фирг и хотел уже было отложить карту подальше, но юная колдунья вдруг остановила его. — Скажи, а Блекшейда ты видишь? По карте зазмеились пёстрые маршруты. — Десятки, сотни их, бастардов! Следить за каждым мне не надо! Какой же нужен, девочка, тебе? Скажи — от путанья следов не по себе. Атхен тут же подскочила, порывисто подняла руку, чтобы откинуть косу за спину, напоролась на пустоту, неловко опустила руку, скороговоркой бросила Финну: «НамнуженСлизерин», развернулась и буквально врезалась в изваянием замершего за ними зельевара. — Ой, прости…те, сэр. Тут такое дело… — Я слышал, Атхен, — колдун положил узкую длинную ладонь на плечо девушки, чувствуя, как руку охватывает тепло — нежное, ласковое, успокаивающее и подбадривающее. Фирг тут же помрачнел: — И как давно ты тут стоишь и греешь уши? — грубовато поинтересовался воин. — Достаточно, чтобы заметить, насколько вы оба расслабились в кругу союзников. — осуждающий взгляд скользнул по ученице. — Смертельная глупость — позволить подкрасться к вам незамеченным. А теперь дайте-ка мне доступ к карте, слепые змееловы. Финнгриф был категорически против, но своенравный артефакт решил за него. Едва змееуст сделал шаг к свитку, как тот радостно защебетал приветствия: — О, здравствуй, здравствуй, господин! Хозяин больше не один? Безмерно рад и счастлив я, Что в руки вновь возьмёт змея! На лице Слизерина мелькнуло что-то наподобие улыбки, и он медленно погладил старый пергамент. — О, друг наш древний, верный! Тебе спешить положено наверно. Я, что в силах только, покажу! Но на ответ едва ли укажу. Ты знаешь, слал тебе привет Древнейший из ромашек цвет! Он дал кулон-портал туда, Откуда прежде никогда Не возвращались львы еще, Но не робей, друг-змей, вперёд! Фирг только неодобрительно рыкнул — на его взгляд, артефакт выдал какую-то тарабарщину Слизерину, а вот тот, похоже, понял всё, и притом отлично. — Где капля, переданная Майлом? — У меня. — ответил Финн. — Он дал её мне в руки. — Пусть пока и дальше будет у тебя. Надеюсь, кольцо перенесений, которое ты жаждал надеть на Атхен перед её отправлением домой, ты всегда носишь при себе, как и каплю. Так мне будет легче тебя отследить. Я заберу её потом, когда снова приготовлю зелье. Будь осторожен с ней, Финнгриф, она… — Самое ценное, что было у Майла от обожаемого им сэра Льва, — серьезно кивнул воин. — Майл? — нахмурилась Атхен. — Кто это? — Брат Камы, — Фирг помрачнел и, понимая, что сейчас за этим последует, приготовился отбиваться от потока вопросов один другого сложнее. — Камы? Мне часто снилась некая Кама. Презабавное существо. Чем-то похожа на нашего ворчуна-ниссе из дома. Снилось, будто я маленькая бегу к ней на какой-то холм, а там, помимо неё, еще много таких же чудных созданий, и они играют на флейтах и бубнах, а я смеюсь и танцую… — Иногда сны — слепки глубин памяти, — бесстрастно произнес зельевар, но Фирг был уверен, что видел странные всполохи в ледяных глазах мага, обращенные именно к нему. Затем змееуст снова порывисто повернулся к карте, и Атхен на время утихла, не сводя глаз с колдуна. — Нам нужен один из Блэкшейдов, — удивительно ласково произнес мрачный маг артефакту и медленно положил широко раскрытую ладонь в центр пергамента. — Что ты делаешь? — насмешливо поднял бровь Фирг. — Объясняю ей, кто именно нас сейчас интересует, — невозмутимо ответил Слизерин и с легким презрением в голосе поинтересовался: — Разве ты не знал, как работает полученный тобой в наследство артефакт? — Мне никто не объяснял тонкостей, — сквозь зубы рыкнул воин и наткнулся на недобро полыхающий взгляд бывшей змееловки. — Ты знаешь, что та сфера, которой ты меня учил, имеет название, полученное в честь её автора? — вопрос прозвучал почти утверждением. — Да, Атхен, — покачал головой Фирг, понимая, что больше врать нельзя. Из десятилетнего ребенка его племянница превратилась во взрослую, хоть и очень еще молодую колдунью, сильную, упрямую и целеустремленную. Умную. Именно на ее ум как на то, что сдержит ее буйство после неприятного разговора о семье, надеялся Фирг. А судя по задаваемым ею вопросам, этот разговор чрезвычайно близок. От размышлений воина отвлек голос зачарованного пергамента. — Престранна тень твоей родни, Ты много ей не говори, Решай, как относиться к ней, У вас пересечение путей! На карте проступили различных цветов следы и нити. Одна из них, черно-серая, будто сплетенная из нескольких разнородных волокон, завивалась спиралями, то сжимаясь в узел, то распрямляясь и устремляясь к исчерна-зеленой, слегка посеребренной змеящейся по пергаменту нити. — Сейчас тот маг при короле, Он знает, что опасно при дворе, Но, заикаясь, он хохочет, Тебе дать что-то очень хочет. Слизерин задумчиво огладил бороду и поджал губы, углубившись в размышления. — С.сэр, — осторожно позвала мага Атхен, но тот её не слышал, и она отступила на шаг и впилась в родственника взглядом, не предвещающим ничего хорошего. — Пойдем, Фирг, похоже, у меня есть к тебе вопросы. Кольцо, карта, Майл, сфера… Пойдем. Неожиданно зельевар посмотрел прямо в глаза воину, будто замораживая саму его суть, а затем негромко произнес: — Не надо, Атхен. Ты ведь сама уже все поняла. Девушка резко повернула голову к змееусту, обожгла его взглядом, полоснула им же ещё раз по Фиргу и нервным порывистым шагом ушла прочь. — Тебя не просили лезть в семейные дела, Слизерин! — тут же рыкнул Финн. — Дай ей время до заката. Даже такой идиот, как ты, должен понимать, что сейчас она может разразиться не только скандалом, но и выбросом расшатанной за последнее время магии. Не стоит рисковать нашей безопасностью. Тем более, она действительно догадалась. Если не обо всем, то о многом. Дай ей успокоиться, и тогда причины твоего сговора с её матерью будет легче принять. Зельевар поблагодарил карту и ушёл, оставив Фирга гадать, откуда же этот невозможный колдун знает такие подробности глубокого прошлого.***
Высокий бледный мужчина сидел в своей излюбленной позе, водрузив локти на колени и переплетя пальцы, и наблюдал за своей ученицей из-за свесившихся смоляных прядей. Она, натянутая, как тетива лука, сидела с Лестранжем и Аделяром и рассказывала французам о последних изменениях в казармах — не официальных, а фактических, которые сама заметила. Её гнев и обида утихли, и теперь все зависело от того, насколько тактичным будет Финнгриф. Слизерин тут же скептически хмыкнул. Этот маг был до мозга костей таким же категоричным и порывистым, как его предок, так что надеяться на тактичность было не особо мудро. Последние лучи холодного осеннего солнца окрасили бронзой медные, карминные и исчерна-фиолетовые кроны деревьев, и змееуст, рассеянно поглаживая задремавшего в ногах стража, глухо кашлянул в кулак и заметил, как Фирг подошел к юной колдунье и забрал её для разговора. Новости его ученицу ждали действительно сногсшибательные. Помнится, сегодня днем, когда сам Слизерин внимательным взглядом ледяных глаз впился в лицо Финна и стал погружаться в воды памяти мужчины ради необходимых ему ответов, то был удивлен. Пестрыми фонтанами перед змееустом вспыхивали различнейшие фрагменты жизни сурового воина: служба при конунге норсов, командование отрядами ярлов-полукровок при защите портала в Свартальвхейм, старинные сказки кельтов, рассказываемые совсем еще маленькому Финну могучим статным мужчиной, до невозможного похожим на давнего друга Слизерина… Наконец, маг нашел необходимое в сознании фения.— Ради богов местных земель, Фирг, мы живем среди норсов и свеев, как какие-то отщепенцы, а ты прибываешь в мой дом спустя десять лет отсутствия и требуешь забыть род?! — высокая статная женщина с несколько тяжёлой челюстью гневно сверкает невыносимой зеленью глаз на собеседника. Высокая корона из смоляных кудрей растрепана от нервных потрясаний головой. — Кинегольда, милая, — едва ли разменявший третий десяток Финн осторожно кладет огромную ладонь на хрупкое плечо женщины и заглядывает ей в такие же, как у него самого, глаза. — Именно ради рода я прошу тебя молчать. Твоя девочка совсем еще маленькая, но придет время, и она отправится в школу… — Ей не нужна школа предка такой ценой! — взвивается женщина, вырываясь из рук воина, и еёгорячность и запал кажутся Слизерину до боли знакомыми. — Как ты такое можешь говорить, Фирг?! Лишить мою дочь знаний рода, магии рода?! Превратить в среднюю ведьму-полукровку? В голосе женщины столько боли, а в безвольно опущенной голове — страданий, что зельевар невольно скорбно поджимает губы. — Кинегольда, — Фирг подходит, двумя руками сжимает тонкую ладонь женщины и всматривается в её профиль, который весьма заметно схож с его собственным. Женщина поворачивает голову к воину: — Фирг, мы добровольные изгнанники, — тихо шепчет она, и в шепоте слышны слезы, — таящие свои древние артефакты, знания и сокровища, пользующиеся ими украдкой, будто воры, а не законные наследники. А ты требуешь лишить мою дочь и единственную продолжательницу рода самого знания о нем. — Это ради безопасности. Вашей с мужем, её. Моей. Ты же слышала мать перед смертью — Годрик не мертв. А значит, что-то — или кто-то — с ним случился. Мы ведь не просто так бежали по его настоянию с острова. — Но Атхен… — Атхен узнает всё, как только я смогу найти вести о Годрике. — Финн ободряюще сжал ладонь сестры. — Она будет со мной там, в Англии. Наступит время, и я заберу её. В школу. Возможно, мы вместе будем искать правду о нашем великом прадеде. — А если мать бредила перед смертью? Если и ты теперь идёшь по несуществующему пути? — казалось, статная женщина ищет из последних сил шанс не отдавать правду о роде в плен кокону тайны. — Кинегольда, милая, ей ведь рассказала зрячая ворона. — Еще одна легенда, Фирг! — Годрик жив. Я верю. Я найду его. И мы перестанем быть отщепенцами и беглецами. И Золото короны Гриффиндоров снова поднимется на наш Холм к Каме и Майлу. Я обещаю тебе. — Но мой маленький львёночек, — женщина бросила тоскливый взгляд на почти полностью скрытую снегом хижину, где, видимо, спала крохотная дочь, и, силясь сдержать слёзы, прижала кулак ко рту. ----- — Нет, Фирг! Еще так рано! — все та же статная высокая женщина сидит на выщербленном из огромного пня кресле и легонько качает подвешенную к потолку кроватку с ребёнком. Змееуст осторожно обходит обложенный камнями пылающий очаг, дым от которого, послушный заклинанию, спешно уносится вверх, в щель над очагом, и подходит ближе к колыбели. Малышка не старше трёх лет крепко спит, зажав в крохотных пальчиках покорно свернувшегося в клубок львёнка с золотой шкурой и алой гривой. Длинные густые кудри разметались по подушке, и маг поймал себя на мысли, что до того соскучился по роскошным волосам Атхен, что пытается погладить непослушные волны кос девчушки. Ребёнок во сне забавно сморщил носик и почесал лобик, не выпуская из ладошки несчастную игрушку. — Я не заберу её сейчас, Кинегольда, — устало проводит по лицу широкой ладонью Финн, и горькие морщины, изрезавшие очень красивое лицо женщины, теряют свою резкость. — Хочешь есть? — тихо спрашивает хозяйка дома, и в голосе отчетливо слышна забота. Фирг кивает, и перед Кинегольдой тут же появляется потешный крошечный старичок с белоснежной пушистой бородой и маленькими добрыми глазами. Алый меховой колпачок на голове припорошен снегом, а серо-зеленая плотная рубаха и теплые исчерна-коричневые сапожки все в прилипших соломинках сена. Слизерин улыбается — томтегуббен, или ниссе, как их часто ещё называют, отличные помощники по дому, близкие по родству брауни, но гораздо более выносливые, чем их островные сородичи. Старичок приводит в порядок одежду и поясняет хозяйке: — Фру ГильденКроне не должна сердиться на старика Вагни, он был в конюшне и помогал главе семьи. Старик Вагни сейчас подаст пищу брату фру ГильденКроне. — Вам служит ниссе? — с удивлением спросил Фирг, когда существо спешно исчезло в части длинного дома, отведённого под кухню. — Скорее, помогает. По личной просьбе Камы и Майла. Ниссе не служат чужакам. Ты принёс какие-то вести. — Да. Ты ведь помнишь, что основателей Хогвартса было четверо? — начал свой рассказ Фирг под сопровождаемое сервировку стола ворчание старика Вагни о том, какой он неповоротливый, медленный и вообще бросил своих драгоценных лошадок. — Так вот, обе женщины-основательницы в замке. Одна ещё жива, одна уже при смерти. Возможно, что за то время, что я потратил на путешествие сюда, госпожа Хаффлпафф уже покинула наш мир. А вот где оба мужчины-основатели, неизвестно. Говорят, что тоже пали. Один — овеянный славой на поле боя, другой — бесславной жертвой собственных темномагических обрядов. Вот только ни тел никто не видел, ни самой смерти. Но есть еще кое-что интересное. Говорят, что не прошло и месяца, как после исчезновения Годрика Гриффиндора появился великий король Артур. — Ради богов местных земель, Фирг, — поморщилась женщина, — ты же не станешь мне пересказывать басни местных невежд-магглов! — Старик Вагни согласен с фру ГильденКроне, но старик Вагни заметит, что магглы везде таковы, — ни к кому не обращаясь, пробубнил ниссе, наливая изумрудный отвар в резные чаши. — Ты о возвращении душ в других телах? — хмыкнул Финн и отправил в рот флатбрёд с рыбой.- Всё интереснее, милая моя Кинегольда. Артур был зелёным юнцом, не престолонаследным, как рассказывают магглы в нынешних легендах, а меченаследным, если можно так сказать. Он был из семьи воинов, и занять трон мог лишь при удачном стечении обстоятельств. Смертельных обстоятельств. И этот неопытный юнец отправился в далекие земли жарких песков — туда, куда, как поговаривают при дворе, частенько наведывался в интересах монархов и Годрик. И вот месяц никто не видел ни Гриффиндора, ни Артура. А затем вернулся лишь последний. Возмужавшим, опытным, могучим, храбрым и неукротимо буйным. Слизерин хмыкнул. Фирга можно было лишь похвалить за проделанную умственную работу. — Но интересно другое. Вместе с Артуром вернулся и Мерлин, до этого пропадавший Стихии знают сколько времени в солнечных землях древних эллинов. Заявив о проснувшемся даре воинской магии у Артура, он стал его наставником на долгие годы. Змееуст нахмурился, как и Кинегольда. Он никогда раньше не слышал, что его талантливейший ученик провёл долгое время на землях Эллады. Там, откуда вышла первая каста настолько могущественных и вместе с тем беспринципных магов, что заслужили среди болванов-простаков звания богов. Тех, что достигли бессмертия. — Но и Артур пропал, — продолжал тем временем Фирг. — И последним, кто его видел, был Мерлин. А потом о национальном герое все забыли. Да так быстро, что теперь возникает вопрос — а был ли и вовсе Артур? Кинегольда спрятала лицо в ладонях. — Это так зыбко. И так страшно, Фирг, — заговорила она спустя какое-то время. — Но ты ведь говоришь о Мерлине! Изведшем чуму, усмирившем Алого дракона валлийцев и тем самым спасшем центральную часть Англии… О Мерлине, сумевшем усмирить буйные гонения магов церковниками… Женщина посмотрела на колыбельку, где сладко спала её дочь, и с тоской в голосе спросила: — Не лучше ли оставить Атхен здесь? Не пускать её на нашу родину? — Ей ничего не грозит, если она не будет отягощена знаниями рода. Кинегольда, разве это жизнь здесь? В снегах нордов и свеев? В подданнической тени местных родов? В тенетах коконом сокрытой правды о семье? Кто знает, возможно, я и Атхен сможем вернуть её на родину в правах наследницы рода. Вернуть и тебя, милая. — Ей нужно придумать другую фамилию. Высокая женщина встала и, шурша подолом юбок, склонилась над кроваткой. Слизерин тоже внимательно смотрел на крошку-Атхен. Огненные блики лизали её смеженные веки и трогательные щечки, окрашивая кожу в приятный золотой цвет. — Д’ор, — тихо произнесла Кинегольда. — Пусть будет Атхен Д’ор.
Слизерин тяжёло вздохнул. Страж, почувствовав душевное волнение хозяина, поднял голову, и змееуст ласково погладил его, чтобы успокоить. Затем посмотрел в темный угол магического укрытия, где беседовали Атхен и Фирг. Он не видел, но буквально чувствовал, как горько и больно сейчас девочке. Что ж, сегодня всем на долю выпало достаточно ошеломительных открытий. Только колдун подумал об этом, как вдруг Лестранж, до этого что-то куховаривший в котле, резко выровнялся, покрутил головой по сторонам и снова склонился. Не успел он бросить пучок укропа, как снова вытянулся по струне и с откровенным беспокойством заозирался. Слизерин встал и направился к юноше. Уже подходя, он услышал, как Моргана, не поднимая головы от разложенных перед ней сушеных ягод и грибов, раздраженно поинтересовалась: — Аим, в чем дело? — А ты не слышишь? — округлил глаза Лестранж и перевёл взгляд на подошедшего змееуста. — И вы тоже, сэр? — Кроме твоей болтовни и радостной возни твоего друга с Брианом — ничего не слышу, — буркнула Моргана. Слизерину оставалось только согласно кивнуть. — Песня! И звуки… будто в бубен кто-то бьёт. А голос такой…нежный-нежный…но язык непонятный, будто и не язык вовсе, а набор странных звуков… напев красивый… Зельевар ухмыльнулся Моргане. — Ты заварила кашу, вот ты и расскажи, что за песню под аккомпанемент боурана слышит твой подмастерье. Поздравляю тебя, Аим, — последние слова он произнес абсолютно искренне. Зельевар отошел в сторону, поражаясь не то везучести юнца, не то таланту Морганы, не то силе веры их обоих. Лестранж сумел услышать песню-призыв хозяина магической птицы друидов. Видимо, он действительно недооценил жажду Аима стать частью Англии. Видимо, ле Фэй не обманулась в своей вере в ученика — нужно было обладать поистине невероятной преданностью и страстью к чужеродной тебе магии, чтобы слиться с ней, пробудить ритуальное существо и, что уж совсем невероятно, чтобы они — и магия, и птица, — признали в тебе полноправного наследника. Безусловно, старый мир уходит, не выдерживая давления новейших изменений магии и отношений различнейших магических существ — упрощается, уплощается, теряет затратность сил и времени, а вместе с ней — мощь и знания. Но благодаря тому чуду, что Слизерин лично наблюдал только что в лице юного Лестранжа, у змееуста теплилась крохотная надежда, что мир древней магии — его мир — не рухнет в небытие полностью, а сможет оставить хоть мизерную поросль для магов будущего.