*Название тождественно одноименному стиху автора: https://ficbook.net/readfic/1095393/18380267#part_content
Зельевар вместе с ученицей перенёсся на край заснеженного фьорда. Суровый, как местные жители, ветер тут же вышиб воздух из лёгких, и маги закашлялись, судорожно делая глубокие вдохи. Когда они хоть немного отдышались, мужчина сложил пальцы руки вместе и резко взмахнул, будто выдернул что-то из пространства. Откуда-то из глубин зачарованного кармана мантии послушно выплыли две пары перчаток. Спешно уменьшив одну, колдун взял девушку за руки и аккуратно надел на них подогнанные по размеру перчатки. — Где мы, С—сэр? — Мы одни здесь, Атхен, — зельевар надел свои перчатки, взял ведьму за руки чуть выше локтя и постарался перекрыть шум ветра своим голосом. — Мы там, что древние эллины называли границей Ойкумены. В землях твоего детства. На севере большой земли, во владениях норсов. — Это я уже почувствовала по обжигающему льду ветра, — слабо улыбнулась девушка, и маг усилил согревающие чары на её и своей одежде. — Здесь необходимые тебе ингредиенты, да, Салазар? — В том числе. Нам нужно идти против течения реки, что здесь неподалеку. Она приведёт нас в нужное место. Змееуст крепче взял за руку девушку и двинулся вперёд, расчищая палочкой особо большие снежные намёты и изредка подсвечивая себе в темноте глубокой северной ночи. Какое-то время колдуны шли молча. Атхен — в силу временной слепоты, не иначе, — услышала журчание воды первая. — Мы нашли нужную реку? — Да. Да, нашли, — после небольшой паузы и вслушивания в звуки ночи ответил маг. — Теперь направо, Атхен. Еще некоторое время путники шли в тишине, в основном из-за того, что глубокие сугробы, все чаще преграждавшие им дорогу, забирали все силы для того, чтобы поддерживать дыхание и скорость передвижения. Когда же ветер, а с ним и снегопад, начал утихать, Слизерин произнес, слегка повернув вбок голову — так, чтобы идущая за ним девушка услышала его: — Там, куда мы идем, Атхен, будь осторожна. Это очень красивые, но опасные земли. Ничего не ешь и не пей, ничего и никого не касайся, пока я не разрешу тебе, хорошо? — Конечно, Салазар. Зельевар услышал мягкую теплоту в голосе колдуньи. Он остановился и обернулся. На лице, больше чем на половину скрытом тканевой повязкой, цвела теплая улыбка. На остриженных волосах девушки оседали крупные снежинки, а их менее удачливые сестры таяли на алых от мороза скулах ведьмы. Слизерин поднес свободную руку к лицу бывшей змееловки и мягко опустил обтянутые кожей перчатки пальцы на щеку. — Жаль, что ты не сможешь сразу увидеть то место, куда мы отправляемся, но обещаю, что не позднее, чем на третий день нашего пребывания там, ты сможешь снять повязку и снова видеть. Идем, Гьёлль мельчает. — Гьёлль, — неуверенно повторила за мужчиной девушка. — Мы идем к корням Иггдрасиля?! — Да, Атхен. Мы идем навестить турсов.***
Ведьма не могла сказать, сколько времени они уже идут. Не было ощущения солнечных лучей на лице и, тем более, пения птиц, но она чувствовала, что бледный рассвет должен вот-вот наступить — если не там, где они сейчас шли, сражаясь с сугробами, то в остальном мире уж точно. Пару раз она ещё заговаривала со Слизерином, но вскоре снежные намёты снова забирали все силы и внимание на себя. Раза три что-то шипела раздраженно змея зельевара, остальной же путь проходил в основном в тишине. Изредка, оступаясь или проваливаясь в сугроб глубже обычного, змееловка прорезала тишину охом или вскриком, и сильные руки, крепко державшие её за предплечья, сжимались еще крепче. В один из таких моментов Атхен отчетливо услышала эхо своего взвизга и, перехватив, сжала ладони мага: — Мы уже близко, да? Мы в каком-то гроте? — Да, — замершее и покрасневшее от мороза ухо обдало теплом дыхания колдуна. — Мы почти пришли. Сейчас налево, и еще около часа пути. Не думаю, что Фёльстаг и его народ будут к тебе враждебно настроены, но у них специфическое понятие о том, что опасно для людей, а что нет. Будь осторожна, Атхен. В ответ ведьма только до хруста сжала тонкие пальцы зельевара. Постепенно сугробы сошли на нет, а под ногами, судя по стуку подошвы, обнаружился проторенный чистый тракт, выложенный, судя по лижущему сквозь обувь ступни холоду, толстым слоем льда. — Салазар, — тихонько шепнула змееловка, — мы входим в Нифельхейм, так? — Так. Вскоре до их слуха донеслось целое скопление различных звуков: глухой низкий гул, гомон басов и баритонов, стук огромных молотов, хриплое карканье, гулкий гомон белок и шум водопадов и ручьёв — все это обрушилось симфонией на утомившихся путников. Они вошли в Нифельхейм. — Slanger har kommet! Slanger har kommet! — Trylledrikk gjører! Trylledrikk gjører! — En som snakker med slanger! -Ormtungen har kommet! Голоса звучали приглушенно, будто бас возгласов доносился сквозь толщу снега или льда. Вспомнив, чем являются хримтурсы на самом деле, Атхен только хмыкнула собственной недогадливости. Судя по холоду, подобравшемуся к лицу ведьмы, ледяные великаны подошли ближе. Они говорили медленно, но глухо и невнятно — видимо, в силу своей природы, — и потому змееловка, хоть и знала языки норсов, данов и свеев, едва могла понять лишь общий смысл. Поприветствовав Слизерина, великаны повели его и Атхен в некий дом льда и оставили их дожидаться вождя с охоты. Долго ждать им не пришлось. Не успели маги обсудить что-либо, как двери с грохотом открылись, впуская в помещение правителя хримтурсов. Атхен казалось, что исходящий от него холод она может потрогать пальцами, но при всей своей силе и почти физической ощутимости, мороз не обжигал руки и не лизал лицо. Суровая стихия будто щадила гостей мира ледяных гигантов. — Смигард! — глубокий баритон вождя, казалось, может заморозить любое существо. — Я считал тебя погибшим на твоих чёртовых болотах! Тебя не было проклятых четыре десятка лет, а потом ты просто заваливаешься в мои земли, притом не один, а с женщиной! Да видит всеотец Имир, как я зол на твою слабую память и хрупкие обещания! Змееловке было действительно страшно. Она не могла видеть разъяренного великана, но сполна чувствовала его гнев — он клубился дымкой вокруг, оседая кристаллами льда на плечах, волосах, лице. Казалось, земля дрожит под ногами, и вот-вот на головы сунувших нос к хримтурсам колдунов сойдёт лавина. Узкая ладонь крепко схватила ее пальцы и сжала, успокаивая и приободряя. Девушка невесомо погладила костяшки фаланг зельевара большим пальцем и тихонечко выдохнула. — Это моя ученица, Фёльстаг… — Не делай из меня идиота, Смигард! Не мне ли знать, ты не берёшь учеников вот уже сто лет! — взревел великан, и своды здания затряслись. — Я знаю, как выглядят человеческие дети! Она не ребенок! Она давно уже готова стать сосудом продолжения рода! Зачем ты привел сюда свою elskling?! — Она мне не любовница, — змееуст говорил очень тихо, но голос был твёрд. — Она ученица. Попала ко мне довольно поздно. Я не мог её оставить, Фёльстаг. Посмотри на ее волосы! — Что мне до человеческих волос! — Взгляни. Взгляни и ты поймёшь, почему она здесь со мной. Атхен почувствовала приближение мага. Он откинул капюшон с ее головы и тихонько шепнул на ухо: «Не бойся», прежде чем снова обратиться к ледяному великану: — Посмотри на её волосы и скажи мне, на что это похоже, Фёльстаг. — ТЫ СМЕЕШЬ ОБВИНЯТЬ В ЭТОМ МОЙ НАРОД?! — проревел исполин, увидев густую седину, неприкрытую больше длинными косами и оттого еще более заметную. В помещении началась метель. Слизерин несколько мгновений молчал, а потом заговорил, и в голосе отчетливо слышалось искренние непонимание и изумление: — Как ты мог подумать, Фёльстаг? Ты решил, что я либо идиот, либо предатель, и я не знаю, что для меня обиднее. Ни то, ни другое неверно, вождь. Я знаю, что никто из хримтурсов этого не делал и сделать не мог. Метель успокоилась. — Тогда кто?! — Тот, кто почти сто лет из серой мглы правит магической Англией и кто открыл на меня охоту в последние годы. — Невозможно! — глухо рыкнул вождь, и пол снова дрогнул. — Такая сила неподвластна людям! — Напрямую — нет. Но он довел до седины молодую колдунью. Проклятиями и ловушками. И кто знает, скольких ещё молодых способных воинов-магов умерли глубоко седыми, так и не приблизившись к периоду хотя бы зрелого возраста. Моя ученица… на неё покушались с помощью проклятых артефактов и темномагических тварей, а она боролась со всем этим. Она… она многое сделала, многим пожертвовала для моего спасения… И она наследница моего друга. На секунду повисла тишина, а затем неожиданно смягчившимся голосом великан спросил. — Того самого? Ответа Слизерина ведьма не услышала — видимо, колдун просто кивнул. — Время близится, Смигард, — удивительно, но хримтурс больше не гневался и говорил тихо и понимающе. — Но ты обещал известить, призвав одну из наших птиц. — Все пошло совсем не так, как я планировал, Фёльстаг. — И твоя elskling помогала тебе всё это время? — Благодаря ученице я не только ускользнул от преследователей, но и вообще остался жив. Трескучий мороз окутал девушку, облизывая с любопытством. Великан приблизился к незрячей ведьме. — Как тебя зовут, elskling? Змееловка замерла, не дыша от страха. Холод вождя не жалил, но девушка не была уверена, что так будет и впредь, если она разозлит гневливого хримтурса. Собрав мужество, чтобы удержать голос от нервной дрожи, ведьма ответила: — Я Атхен, вождь Фёльстаг. — Почему на твоем лице повязка, Атхен? — Это временно, вождь Фёльстаг. Учитель лечит мои глаза, и пока я должна оставаться в темноте. — Что с её глазами, Смигард? — Слишком частое использование опасного растения в больших количествах. Она могла бы полностью ослепнуть, но, надеюсь, этого не будет. — Она заработала поражение глаз, помогая тебе? — Прикрывая и добывая информацию. — Сколько еще продлится лечение? — Надеюсь, что на третьи сутки она снова будет видеть. — Тогда оставайтесь у нас по пятые. Я не могу выпустить вас раньше, чем твоя elskling снова будет видеть. Ты, Атхен, — пятый человек, ступивший на наши земли, и первый, не видящий их. Не думаю, что могу отпустить вас раньше, чем ты осмотришь Нифельхейм. Обед подадут нескоро, но вам накроют небольшую трапезу. Фёльстагдоттир проводит вас к малой хижине.***
Дочь Фёльстага привела людей в хорошо знакомую Слизерину хижину, а чуть позже принесла еду, пообещала увидеться с гостями на обеде и ушла. Зельевар осмотрелся — всё в доме осталось таким же, каким было и в его визиты сюда. Толстая шкура ледовитого яка с густой длинной шерстью ничуть не поблекла от времени, круговой очаг в центре хижины был вычищен и готов для использования, а его небольшая каменная оградка от шкуры выглядела совершенно новой. Мужчина вынул из-за пазухи сонного стража и положил в шерсть яка, затем осторожно взял за руки Атхен и подвёл к высокой кровати, выдолбленной из цельного дерева. — Сейчас здесь холодно, но я развёл огонь, — колдун усадил девушку и сделал витиеватое кольцевое движение рукой в сторону очага, разжигая пламя. — И уже по возвращении с обеда здесь будет тепло и уютно. Ты хочешь что-нибудь съесть сейчас? — Салазар, — бывшая змееловка перехватила его руки. — Фёльстаг… он всегда такой? — Какой? — зельевар сел на кровать рядом с девушкой и повернул к ней голову. — Бушующий и яростный? Нет. Он очень древний и очень мудрый, Атхен. Он мой старый добрый знакомый. И он охраняет мир и покой своих земель, как может. Ты ведь читала мои рукописи. — Да. Я помню, что хримтурсы перестали подниматься в земли людей из-за маггловских боен и охот на них. Но, раз в мире инеистых исполинов бывало всего пять человек, и двое из них — из Британии, выходит, что великаны даже с местными магами не контактируют? — Почему же, контактируют, — ответил змееуст и осторожно вложил в руки девушки пиалу с орехами в меду. — Попробуй, такое лакомство есть только в Нифельхейме. Так вот, конечно, маги севера и ётуны всех трех миров контактируют между собой. Но у скандинавских волшебников в почете не знания или исследования, а боевые практики и бытовые чары, а великаны и вовсе приспособились жить, не нуждаясь в чём-либо из Манахейма, поэтому контакты редкие и немногочисленные. — Хримтурсы воевали с людьми раньше? — Это Скания, Атхен, — пояснил очевидное колдун. — Здесь все или воевали, или воюют до сих пор. Но ледяные великаны пострадали от рук невежд-магглов и идиотов-полукровок и магглорожденных, что развесили уши, жадные до глупых подвигов и дурацкой боевой славы. Хримтурсы, пожалуй, пострадали примерно так же сильно, как драконы нашего острова. Змееуст взял кувшин из грубого серого льда и наполнил его содержимым почти прозрачные высокие кубки. От напитка повалил пар. Один подал девушке и, пока она пила, подошел к дремлющему у огня стражу и поставил перед ним плошку с рыбой. Затем вернулся, взял свой кубок и присел на теплую густую шерсть яка, а затем медленно потянул за руку девушку, побуждая ее опуститься с кровати. — Не переживай, ковер очень плотный и теплый, да и очаг быстро прогревает хижину. — Но Салазар, почему маги не утихомирили магглов, не объяснили им, почему нельзя нападать на чужие расы? — О, Атхен, какое же ты ещё дитя, — с нежностью вздохнул змееуст. — Маги не так многочисленны, как магглы. Их банально меньше. Такова человеческая природа — волшебников в меньшей степени, но всё же, — воспринимать чужое и неизвестное враждебно. Объяснения были, но кончились всё тем же, чем и везде в необъятном нашем мире: немногих, выступивших в защиту великанов, убили вместе с ними. Я не скажу, что хримтурсы или другие ётуны невинные овцы, вовсе нет. Они крали и скот для пропитания, и девушек для увеселения, но они не выкашивали деревнями людей и не убивали их для забавы. Поначалу. А потом всё случилось, как всегда, совершенно по-идиотски. После начала нападений на великанов, те, само собой, стали мстить, хватая магглов и магов на их стороне голыми руками и отмораживая им отдельные органы и даже части тела. Кто виноват, что природа наделила хримтурсов смертельным для людей прикосновением? Магглы решили, что сами хримтурсы. И теперь люди помнят лишь то, что великаны огромные, ужасные, сильные, жестокие и злые, убивающие их воинов или замораживающие их навеки и пожирающие их скот. А то, что девушки — не все, но некоторые, — возвращались из плена хримтурсов, да еще и с богатыми дарами, они предпочли забыть. Атхен неловко отодвинула в сторону полупустую пиалу с орехами в меду и тяжело вздохнула. — Почему мы такие? Люди. Почему? — Потому же, почему огненные турсы буйные и кровожадные, а ётуны — жестокие и глупые. Природа, Атхен. Это не зависит от нас. Мы можем лишь сдерживать свои пороки или потакать им, но они, так или иначе, есть в каждом из нас. Змееловка немного помолчала, а потом спросила снова: — Ты сказал, что сильнее хримтурсов пострадали только драконы. Почему? — Войны с людьми очень сильно выкосили и без того немногочисленное население Нифельхейма. В основном нападения магглов и магов нечистой крови были направлены на женщин хримтурсов, которых и так было мало. Раньше ледяные великанши поднимались наверх за плодами, ягодами и травами, а позже, когда нападения дотигли апогея, — за молодым поголовьем скота. — Они хотели разводить их у себя? — догадалась девушка. — Да. И им даже это удалось. Прижились некоторые травы и ягоды, появились собственные стада Нифельхейма. Но великаны отдали высокую цену. Полегло много мужчин, но их всегда было много среди инеистых исполинов. Погибло много женщин, а эта потеря невосполнима. — А Фёльстагдоттир… — Она — единственная женщина среди хримтурсов сейчас. Ведьма замолчала, уголки губ скорбно опустились вниз. — А она… замужем, или как это у них называется? — Нет, ещё не замужем. Когда она найдет супруга, её будут называть по его имени. Колдунья кивнула и, сложив ладошки домиком, обхватила ими ладони мужчины. — Как же я помогу тебе в сборе ингредиентов здесь, если я слепая, как крот? — Она ссссчитает сссебя обусссзой, хоссссзяин, — сонно прошелестел страж. - Да уж и сам догадался, — хмыкнул Слизерин и обратился к девушке: — Ты поможешь мне тем, что я буду уверен и спокоен: ты в безопасности и рядом со мной. А когда можно будет снять повязку с твоих глаз, ты кое-что сделаешь для Фёльстага, если тебе не будет трудно. Молодая ведьма улыбнулась. — Конечно, нет, Салазар. Скорее бы уже снова видеть. Слизерин мягко улыбнулся, лаская взглядом лицо девушки и полностью соглашаясь с ней — он соскучился по тёплому взгляду её глаз. — Я жжже говорил — тут ссссовсссем другое, — довольно хмыкнул свернувшийся кольцами серебряный страж.***
Трижды еще Слизерин обрабатывал обкорнанные волосы змееловки, пока она ничего не видела. Судя по запахам, витавшим в их хижине по ночам, он варил зелья прямо над очагом в доме. Днем они почти не пересекались. Змееуст завтракал, осторожно обнимал девушку за плечи, просил быть осторожной, не есть ни в коем случае мяса и не пить ничего холодного, наказывал не выпячивать руки и не касаться никого и ничего, кроме самого зельевара, его змеи и их дома, и уходил. Иногда один, иногда — с Фёльстагом, на охоту. Змееловка же передвигалась по поселению самостоятельно, с каждым разом все лучше и лучше ориентируясь в абсолютной темноте и полагаясь на нюх, слух и свою интуицию, которая сильно развилась за период слепоты. После обедов компанию ей частенько составляла дочь вождя. — На какую охоту ходит твой отец, Фёльстагдоттир? — к вечеру второго дня спросила у великанши девушка. По глубокому грудному звуку, долетающему словно сквозь толщу снега, змееловка поняла, что собеседница смеется. — Это лишь называется охотой. Не скажу ничего больше, послезавтра на рассвете сама всё увидишь. — Фёльстагдоттир, я могу задать тебе…м-м… очень личный вопрос? — Полагаю, да, — дружелюбно прогудела великанша. — Почему ты одна? Без мужа? — А почему ты пока лишь elskling Смигарда? Ответ прост: ещё не время, — безмятежно ответила дочь вождя, а змееловка только сардонически хмыкнула. — Вы ошибаетесь, когда называете меня возлюбленной Слизерина. Я действительно его ученица. — Это ты ошибаешься, elskling. Мы, хоть и сделаны изо льда и снега, но человеческое тепло чувствуем лучше самих людей. Атхен лишь покачала головой. — Скажи, — поинтересовалась она после небольшой паузы, — а у вас тоже разгорается тепло внутри? Ты поэтому пока одна? — У Смигарда умная elskling, ты правильно поняла. Ведьма в очередной раз поразилась беспросветной глупости и жестокости людей. Как же сильно одаренным магией не хватает школ! Очагов знаний, которые боролись бы с невежеством и прививали уважение к остальным существам необъятного мира. Хогвартс, насколько ей было известно, первая школа чародеев. На большой земле еще нет такого. Вот бы появились здесь школы поскорее, пока не стало поздно. Когда на следующее утро Атхен поделилась размышлениями со Слизерином, тот, судя по голосу, улыбнулся. — О, Атхен, к сожалению, далеко не все мыслят так, как ты. Но Хогвартс — не первая школа. Эту идею мы почерпнули на востоке, где простецы называют своего бога Аллахом. Они очень суровы с магами и колдунами, и потому волшебники живут закрытыми общинами, скрытыми от простаков. Само собой, в общинах рождается много детей, и их обучает несколько старейшин, каждый — тому, в чем он сам лучший среди остальных. Это похоже на маггловскую традицию чтения их священной книги — дети разных возрастов рассаживаются на полу вокруг старейшины, и маг начинает свой рассказ, время от времени прибегая к колдовству на практике. — А с помощью чего они колдуют? — Перстни. Но их носят только старшие. Молодые маги должны сначала овладеть своими руками как проводником волшебства. — Они вдохновили тебя научиться чистой магии? — Овладение чистой магией — древняя традиция, и была подвластна многим друидам. Так что вдохновили меня наши предки, а не жители стран песков и фиников. Слизерин подошел попрощаться с девушкой и обнял её, положив подбородок на седую макушку. — Ляг сегодня днём отдохнуть. Вечером мы будем снимать повязку и проводить последний этап лечения. — Уже? — Финальное зелье зреет уже пять суток, еще с зачарованной поляны. Вечером оно будет готово. Ведьма чуть отстранилась и подняла голову, слепо ткнувшись в подбородок. — Спасибо, Салазар. Вечером они снова встретились в хижине. Слизерин усадил девушку недалеко от очага — жаркий воздух овевал спину и затылок — и попросил расслабиться. — Я сейчас сниму ткань, но тебе нужно держать глаза закрытыми. Не зажмуренными, а просто закрытыми, не напрягая их. Хорошо? Повязка исчезла, и согретую тканью кожу обдало свежим воздухом. На горячие веки легла прохладная мазь, сильно пахнущая хвоей и медом. Почти час девушка просидела с лекарством на веках, слушая рассказ Слизерина о том, как он проводил время в свои прошлые визиты к хримтурсам. Когда ведьма задала вопрос об охоте вождя, зельевар хмыкнул и повторил слова Фёльстагдоттир: — Завтра сама всё увидишь. А теперь медленно открывай глаза.***
Наконец-то взгляд теплых ореховых глаз снова был устремлен в серые озера зельевара. Маг улыбнулся: — С возвращением, Атхен. Промоем розовой водой твои глаза, и они спасены. Отвар с большим количеством шиповника и льнянки на минуту окрасил глаза девушки в блеклый розоватый цвет, но затем полностью исчез под веками. Колдун убрал пустые колбы, а когда повернулся обратно, замер под нежным взглядом девушки. Она с улыбкой внимательно осматривала мужчину, а затем подошла и положила ладони ему на сердце. — Спасибо тебе, Салазар. И за волосы тоже спасибо! — смущенно улыбнулась и гораздо тише добавила. — Я так соскучилась по твоему лицу. Атхен уткнулась ему в грудь, и Слизерин одной рукой обнял девушку, а другой пригладил уже отросшие чуть ниже плеч кудри. Неожиданно по ноге зельевара скользнула рептилия, затем проползла по спине девушки и свернулась на шее у мага. — Ссссскажжжжжите ей, хосссзяин, сскажжжите… — Нет. Мне от неё не восхищение и не благодарность нужны. — Ссссздесь другое… — Уймись! Не время и не место. — Для васссс никогда не найдетсссся место или время, хоссссзяин… — Что ты имеешь в виду? Вместо ответа рептилия вернулась к своей лежанке у очага, а маг снова потерялся в глубине больших карих глаз. — Атхен…как ты себя чувствуешь? Всё в порядке? Глаза болят? Жжение, раздражение, или что-то другое беспокоит? Та покачала головой. — Нет, всё в порядке. Салазар, я хочу увидеть Нифельхейм. Если ты не слишком устал, пожалуйста, прогуляйся со мной. Покажи мне земли ледяных великанов. — Уже поздний вечер, — предупредил девушку маг. — Пускай! Покажи мне ночной Нифельхейм! Здесь ведь точно так же, как и у нас, видны луна, солнце и звёзды? — Даже лучше. В морозные ночи небо всегда чище, а звёзды — ярче. Они поднялись на вершину холма, у которого стояла их хижинка, и Атхен поражено выдохнула. Слизерин тихонько хмыкнул: в своё первое посещение виды Нифельхейма произвели впечатление и на него тоже. Их дом казался просто крохотным на фоне остальных — огромные хижины, вырубленные прямо в толще льда и укрытые толстым слоем снега, тускло мерцали в лучах луны, бросая густые тени на и без того черный лес. Высоченные сосны, ели, можжевельники и пихты простирались вдоль северной стороны поселения, а за их широкой, чёрной в ночи полосой возвышались ледовые горные массивы. На востоке широкий ледяной тракт, что брал начало в крайней западной точке, у подножия холма, на котором стояли маги, уходил в недоступную глазу темень и стелился к остальным мирам. Само поселение хримтурсов, то тут, то там прорезаемое крошечными, но звонкими ручьями, было застроено широченным полукругом домов на берегу огромного озера. В центре было нечто похожее на площадь — для рынка, собраний или праздников. В озере плескались и время от времени выпрыгивали белёсые рыбы, непривычно длинные, но тонкие и почти прозрачные. За холмом к воде спускалось едва тронутое снегом зеленое пастбище в обрамлении невысоких плодовых деревьев и кустов. — Как это, Салазар? Как там может быть зелёная трава при таком-то морозе? Маг улыбнулся и положил руку девушке на плечи. — В центре луга закопано сердце одного из жителей Муспельхейма. Его огонь греет землю и кромку воды, чтобы скот мог безбоязненно пить из озера. — Потрясающе! — изумленно выдохнула ведьма и кивнула на лес. — А ингредиенты ты собирал там? — Различные — да. Но для зелья, которое я буду варить Гриффиндору, необходим волос и ноготь старейшего хримтурса. И я уже получил их. Видишь вот этот, ближайший к холму дом льда? Тот, с покатой заснеженной крышей? В нем живёт великан, который даже по местным меркам стар. Он — советник Фёльстага и самый уважаемый говорящий на тинге. Хримтурсы уверены, что умнее его был только Квасир. Пойдем, тебе нужно отдохнуть. Завтра ты увидишь Нифельхейм при свете дня. Для этого нужны силы. Атхен подняла голову к небу, недолго полюбовалась звездами и начала спускаться с холма. Слизерин привычно держал её за руку, отгоняя настойчивую мысль о том, что теперь, когда девушка снова видит, в этом нет никакой необходимости.***
Проснувшись утром, бывшая змееловка как следует осмотрела хижину, в которой она жила уже трое суток. Дом явно был построен как раз для людей — все предметы абсолютно нормальных размеров, а пол и стены изнутри выложены не льдом, а камнем. На столе ее уже ждал завтрак, и Атхен наконец смогла поесть сама, без помощи змееуста. Теперь она могла рассмотреть загадочные орехи в меду, которые были не просто невероятно вкусными, но и обеспечивающими сытость и тепло во всём организме. В бледном, почти белом меду застыли орехи чудной формы. Отчасти их вкус был похож на дикие орехи буковых лесов Манахейма, но эти были слаще знакомых ведьме с детства. Слизерин вошёл в дом, когда она уже закончила трапезу и сидела у огня, поглаживая довольную змею. — Доброе утро, Салазар! — радостно вскочила она. — Доброе. Пойдём, посмотришь на жителей Нифельхейма и на охоту Фёльстага. Маги вышли, но далеко от хижины не ушли. Сразу у дверей змееловка так и замерла с широкого раскрытым ртом — на большой площади, спускающейся к самой воде, неспешно сновали глыбы льда. Синевато-белые гиганты с длинными припорошенными бородами что-то носили в сумках, готовили снасти, сколачивали какие-то подмостки, и мерный гул стоял над площадью. Разномастные доспехи, рубахи, сапоги и шапки казались плотными шкурами ледовитых яков и выглядели так, будто ковёр в хижине магов присыпали снегом. Несколько ближайших великанов поздоровались с людьми, парочка поздравила «elskling Смигарда» с возвращением зрения, но в основном жителям морозного края не было дела до двух магов. Когда девушка вдоволь насмотрелась на инеистых исполинов, Слизерин повел её между домами к лесу. — Мы будем охотиться вместе с Фёльстагом, Салазар? — обеспокоенно спросила ведьма. — Мы — нет. Ты — да. Атхен начала нервничать, даже не представляя, как она может помочь великану. Размышляя об этом, она вслед за змееустом подошла к огромной белоснежной скале, отделяющей их от леса. — А, Смигард, доброе утро! — услышала ведьма по ту сторону скалы, и внезапно эта глыба стала медленно расти в размерах и поворачиваться. Перед магами стоял огромнейший исполин в шкурах яка и массивном, испещренном рунами и, похоже, каменном шлеме. Фёльстаг, до этого сидевший на огромном плоском валуне, поднялся и издал глухой звук сходящей лавины. — Привет тебе снова, Атхен. Твои глаза ласкает Нифельхейм? — Здравствуй, вождь Фёльстаг. У тебя удивительные владения, — робко улыбнулась девушка. Великан внимательно посмотрел на нее: — Смигард научил свою elskling красиво говорить? — Я не могу дать ученице навык того, чего не имею сам. — Не стоит умалять свои таланты, хитрый змей, — качнул длинной снежной бородой гигант и обратился к Атхен. — У меня есть к тебе просьба, Смигардова elskling. Она касается охоты. Змееловка напряглась в ожидании подробностей. — На острове твоим ремеслом, мне известно, была ловля животных. Необычных. Магических. По ремеслу и моё задание. В этом лесу, — инеистый исполни повел огромной рукой в сторону хвойной стены, — живут мои добрые друзья. Они гораздо меньше меня, оттого я не могу наведываться к ним, и они приходят ко мне сами и приносят угощения — наши любимые сладости. Тебе, наверное, Смигард давал попробовать орехи Нифельхейма. Ведьма кивнула. — Но, чтобы забрать их у моих друзей, мне приходится догонять их, скачущих по ветвям, и хватать за длинные пушистые хвосты. Мой народ хочет попросить тебя сходить к моим друзьям и передать просьбу хримтурсенов: пусть принесут наше любимое лакомство побольше, да и сами зайдут. Но учти — это непростые животные, и твои навыки и знания тебе очень пригодятся. Берешься за такую работу? — Почту за честь, вождь Фёльстаг. — Тогда иди, а я пока хочу помочь со сбором трав Смигарду. Лишенная возможности переброситься хоть парой слов с зельеваром, ведьма послушно кивнула и вошла под тень деревьев. — Атхен, — неразборчиво позвал её великан. — Удачи. Она тебе понадобится. Абсолютно не ободренная таким напутствием, растерянная и нервничающая девушка поспешила вглубь леса. Она брела и брела, высматривая хоть кого-то, припоминая древние рассказы, поведанные мамой, и гадая, кто же может быть загадочными друзьями Фёльстага. Чем дальше она шла, тем больше удивительного она видела на своем пути: диковинные грибы, невиданные травы, удивительные кустарники, невероятные цветы и множество сотканных самой зимой живых существ. Ей встречались бабочки и жуки, гусеницы и кроли, лисы, волки и даже лоси, но все они не обращали ровным счётом никакого внимания на вторженку. Наткнувшись на огромную медвежью берлогу, ведьма остановилась и огляделась. Она понятия не имела, куда она идёт и куда же нужно. Тяжело вздохнув, молодая колдунья присела на навеки замерший в ледяной броне пень. Тут же где-то над головой она услышала странное цоканье, не только не прекращающееся, но и меняющее тональность, громкость и даже скорость звучания. С удивлением бывшая змееловка обнаружила, что слышит в цокоте, клекоте и попискивании человеческую речь: — Целеустремленная! — Упрямая! — Как тот мальчик-островитянин! — Кто здесь?! — Атхен вскочила на ноги, но палочку вынимать не спешила, не желая невольно обидеть или напугать неизвестных. — Это мы должны спросить, — странный голос сочился самодовольством и ехидством. — Вы? Где вы? — Посмотри наверх, глупая! — Такое гнездо большое на голове, а под ним пусто! — Потому и шлялась по нашему лесу так долго! — Чем еще заняться — мозг тренировать не надо, ибо нечего! Ведьма запрокинула голову, всмотрелась в разлапистые ветви ели над собой и, разглядев собеседников, расплылась в умилительной улыбке. С дерева на неё смотрели по меньшей мере с десяток пушистых белых с серебристо-серыми и молочно-синими узорами шубок белок. — Это вы? Вы — друзья вождя? — Конечно! — Еще бы! — Неразумная! — Просто неместная! — Вождь Фёльстаг просил передать, что его народ очень любит и ценит ваши дары и просит больше орехов, если это будет возможно, — несколько переиначила слова великана Атхен, не прекращая умиляться шебутным белкам, которые скакали по веткам в попытке получше рассмотреть ведьму. В ответ на её слова потешные животные громко зацокотали и заклекотали, смеясь. — Тебя не за орехами сюда прислал Фёльстаг. — Глупые люди. И ты глупая! — Но она же не знает! — Постойте! Но вождь сказал… — непонимающе проблеяла ведьма. — Вождь сказал секретные слова! — Для нас! — Пойдем! — Мы знаем, куда тебя нужно отвести! — Вождь сам показал когда-то нам. — Ещё когда сюда впервые пришел его друг! — Мальчик-островитянин! Белки скакали по ветвям с такой скоростью, будто за ними гнались все тёмные твари мира, и Атхен, оскальзываясь и цепляясь за корни деревьев, изо всех сил пыталась за ними поспеть и гоня прочь из воображения запыхавшегося от такого же бега Фёльстага в попытке заполучить орехи. После нескольких минут — явно весёлых и беззаботных для пушистых обитателей леса и гораздо более напряженных для девушки — смешливые зверушки остановили свой бег и расселись по веткам огромной ели, ствол которой лизала кромка крохотного озерца. Вся его поверхность была покрыта неровной мозаикой кусков льда, а от воды веяло таким морозом, что скручивало внутренности. Девушка прислонилась к стволу высокой сосны, немного отдышалась и непонимающе уставилась на белок на дереве напротив. — Орехи растут где-то здесь? Те снова шумно заклекотали и зацокали. — Она всё ещё думает, что она здесь ради орехов! — Она такая глупая! — Он ей ничего не объяснил! — А самой не догадаться! — Посмотри в озерцо, глупая! Атхен пожала плечами, чувствуя, что у неё начинает болеть голова от шумных говорливых зверушек, подошла к кромке крохотного озера и склонилась над водой. Многочисленные льдины мешали что-либо увидеть, и ведьма достала палочку, но остановилась. За всё проведенное в Нифельхейме время она слышала, чтобы Слизерин колдовал всего раз или два. Возможно, что это вовсе неспроста. Припомнив его рассказы о том, что магия в разных странах и землях имеет разные особенности, девушка раздумала применять её вовсе. Вместо этого она стала на колени, стараясь не обращать внимание на морозное жжение сквозь толщу одежды, положила руки у самого края воды и тихо заговорила на давно не используемом ей скандинавском: — Расступитесь, льдины, прошу. Я хочу всего лишь посмотреть вглубь. Я не по своей воле вас беспокою. Пожалуйста, дайте мне взглянуть. С минуту ничего не происходило, а потом льдины в центре начали медленно таять, открывая взгляду девушки дно не только совсем малюсенького, но и вовсе неглубокого озерца. — А она не так глупа, как мы думали! — Глупышку просто ведут чувства! — Всё верно, она чувствует! — Как правильно делать! Атхен не особо вслушивалась в болтовню белок, она застывшим взглядом смотрела на дно водоема. Не сразу она смогла рассмотреть, что там все-таки что-то есть. Заснеженное, всё покрытое инеем нечто девушка поначалу приняла за обычный камень, но воды озера, послушные её просьбе, наконец, дали ей рассмотреть как следует. — Там сердце! — ведьма вскочила на ноги. — Мы знаем! — Но как…чьё оно? Это сердце кого-то из великанов? — предположила колдунья, вспомнив рассказ о сердце огненного турса. Белки снова насмешливо заклекотали. — Но тогда чьё? Почему оно здесь? — А ты достань, и узнаешь! — Да, достань его! — Оно давненько не видело ничего, кроме льдистых вод! Змееловка застыла в нерешительности. Можно ли так самовольно вмешиваться, не зная даже, что это может повлечь за собой? Но ведь белки болтали, что Фёльстаг её за этим-то и послал, на самом деле. Принести ему чьё-то сердце? Или просто достать его? Первым порывом было приманить сердце со дна водоёма, но девушка быстро отвергла такой вариант как слишком непредсказуемый, а оттого рискованный. Она задумчиво прищурилась. Решение пришло неожиданно: она видела, что озеро было совсем неглубоким, Атхен даже с головой бы не ушла под воду, если бы стояла на дне. Она резко сбросила мантию, вдохнула поглубже и под бессмысленный клёкот белок нырнула в воду. Лицо обожгло морозом, замораживающая стужа скрутила тело, спазм сжал горло, но руки, неловко царапнув оледенелыми пальцами по снежному льду, сжали крохотное сердце. Девушка вынырнула, судорожно хватая ртом воздух. Дрожа так, что зуб на зуб не попадал, она неловко выбралась на берег и тут же стала совершенно сухой, будто и не ныряла с головой в ледяное озеро. Недоуменно нахмурив брови, она разжала руку и оглядела добытый трофей. Сердце. Точная копия человеческого, но маленькое, будто детское. От последней догадки ведьму передёрнуло. Всё покрытое толстым слоем снега и совсем заиндевевшее, оно очень медленно начало еле уловимо пульсировать в руках колдуньи, постепенно вливая в ее тело ощущение знакомой магии. Девушка склонила лицо ниже над сердцем и почувствовала еле различимый, но такой родной аромат вереска. — Слизерин! — изумленно вскрикнула она. — Это сердце Салазара! — Она не так, не так глупа! — процокали белки с веток. — Но почему… — Атхен припомнила сказку об основателях и слова зельевара о вороне и змее.«Все происходило так давно, что уже и сами животные едва ли могли бы вспомнить, любили ли они друг друга».
— Это здесь из-за вороны, да? — на удивление спокойным голосом произнесла молодая колдунья и посмотрела на белок. — Из-за черноволосой женщины с наших островов. Из-за Ровены. Так? С ели раздалось насмешливое цоканье и пренебрежительный клёкот. — У глупых людей глупые чувства! — Они стареют, усыхают, покрываются морщинами и умирают, а затем приходят новые поколения глупцов! — И начинают обгладывать, обсасывать их изъеденные болезнями и временем кости, червями и падальщиками вгрызаясь в давно осыпавшуюся прахом жизнь! — Фантазируют и приписывают небылицы прошлому! — Они всегда смотрят назад! — Потому и колодец носит название по имени лишь старшей! — Им кажется, что они жаждут узнать будущее! — Но на самом деле вся их жизнь всегда обвита ими же вокруг прошлого! — Глупые, глупые люди! — Я должна забрать его и отдать вождю Фёльстагу или вернуть обратно в озеро? — не желая больше выслушивать малопонятные крики белок, спросила Атхен безжизненным голосом. Животные разом замолчали, внимательно смотря на человека, забавно наклоняя головы набок и водя ушами. — Это ведь то, ради чего на самом деле меня посылал Фёльстаг, верно? — ведьма смотрела на пушистых обитателей леса спокойным взглядом. — Но я не понесу ему сердце. Оно — Салазара, так пусть он сам решает, где быть его частице. Если он решил, что сердцу место в оледенелом озере, так тому и быть. Атхен снова опустилась на колени перед озером и медленно опустила сердце-ледышку как можно ближе к середине водоема. Посмотрев, как оно снова опустилось на дно, девушка встала и повернулась к белкам. — Выведите меня обратно, пожалуйста. Пушистые болтушки скакали по веткам, указывая дорогу и, судя по всему, обсуждая ведьму, а сама змееловка брела, отставая, за ними и время от времени вытирала сбегающие по замерзшим щекам слёзы.***
Атхен скрылась в синеватой тени леса, а Слизерин всё смотрел ей вслед. — Куда ты её отправил? — не отрывая взгляда, спросил он великана. — К Рататосковому племени, — как само собой разумеющееся, ответил ему исполин. Зельевар тут же резко обернулся к нему. — Зачем? — Девочки любят милых животных. — Эти твои милые животные могут выпотрошить мозг одной своей болтовней, — фыркнул змееуст. — Так зачем? — Ей эта прогулка будет полезной, Смигард. Как и тебе. Расскажи-ка мне лучше, что ты теперь будешь делать дальше, когда твоя elskling снова видит? — Фёльстаг, она не… — Довольно, Смигард! — изо рта вождя хримтурсов вырвалась метель. — Обманывай себя, её, хоть весь Манахейм, сколько тебе угодно, а меня не смей! Так что теперь, какие планы? — Муспельхейм. — Оставь девочку здесь! — сурово, как приказ, произнёс великан. Слизерин благодарно прикрыл глаза. — Я как раз хотел тебя об этом попросить. Сурт не самый приятный характером, да и наши отношения не похожи даже на приятельские. Я не хочу рисковать Атхен. — Ты ещё далёк от смерти, несмотря на твои игры со Стариком, можешь взять ещё учеников. Зельевар спокойно посмотрел в насмешливые льдистые глаза друга и покачал головой. — Такую ученицу я разыщу вряд ли. — Ты говоришь, в ней — кровь твоего старинного друга. Ты готов к необходимому? Ты сумеешь выменять его душу на её? Ты думал об этом? И без того бледный мужчина цветом лица сравнялся со снежным полотном Нифельхейма. — Этого не понадобится, — недрогнувшим, но лишенным привычной твердости голосом произнёс маг, — Годрик не умер. Он лишь уснул. А в чертоги сна за его душой ходить не так опасно. — Это вы, люди, рассказываете друг другу, когда более приятные сказки становятся вам скучны? Подумай об этом, Смигард. — Я не могу иначе, Фёльстаг, — надломленный голос упал в громкости до полушепота. Маг сцепил обтянутые тонкой кожей саламандры руки и переплёл ладони. Осел на тысячелетиями не чувствовавшую тепла землю, водрузил локти на разведенные колени и положил подбородок на замок из пальцев. — Иначе я не могу, — повторил он, подняв взгляд на исполина. — Ты и твой народ делали всё, чтобы сохранить свой мир. Я хочу того же. Но мой народ ослеп, и те немногие зрячие, что на моей стороне, должны иметь сильного лидера, который не только поведёт их за собой, но и возглавит после победы. Таким лидером может быть только Годрик. Он нужен нам… Он нужен мне. Последняя фраза вышла горькой и грустной, и зельевар опустил голову. Через какое-то время Фёльстаг задумчиво хмыкнул — будто где-то рядом сломалась корка льда. — От отданного тобой твоё сердце меньше не стало. — Оно стало холоднее. И это помогло мне стать, кем я есть сейчас. Получить те знания, умения и навыки, что стали частью меня. Я не жалею, что оно стало холоднее. — Это ты так думаешь. Оно горит. Горит, пылает и освещает всё вокруг. Ты не послушал меня когда-то, Смигард, и теперь сам сполна, я думаю, узнал: что, стоит острый ум и гибкость знаний веков твоего одиночества, снедающего холода и обгладывающего терзания мыслями о прошлом? Я знаю, о чём я говорю, Смигард. Не повтори моих ошибок. — Я никому не отдам своего. Ни друга, ни земли, ни магии. Великан наклонился и приблизил голову к человеку. — А ученицу — за друга — ты отдашь? Иногда нужно проиграть весь мир, чтобы выиграть укромный уголок, и лишь потом понять, что именно это тебе и было надо. Змееуст тяжело вздохнул, прикрыл глаза, а затем почувствовал, как мягко дохнул покоем на него Фёльстаг. Открыл глаза от наведённой дрёмы маг, когда Атхен как раз выходила из-под сени деревьев. Она подошла к великану, как-то грустно улыбнулась, протянула ему тонкую веточку с тремя орехами и протянула какой-то сверток из куска полотна, служившего девушке повязкой. Мужчину будто прошило молнией от одной мысли, что она может ему протягивать, но девушка тут же развеяла его сомнения: — Возьмите, сэр. Здесь несколько ледоцветов и корень снегореаны. Белки любезно сообщили, что вы не успели собрать их вчера вечером. Змееуст с благодарностью принял сверток, настороженно рассматривая змееловку. — Атхен, — произнёс он по-английски. — Как ты себя чувствуешь? Всё хорошо? — Да, сэр, не беспокойтесь, — улыбка ведьмы всё еще казалась грустной, и зельевар хотел расспросить девушку, но тут вмешался Фёлстаг. — Атхен, пройдём к дому льда обедать. Пойдём, Смигард, тебе нужно поесть перед дорогой. Девушка с непониманием посмотрела на мага, и тот крепко приобнял её за плечи и негромко объяснил, касаясь подбородком кудрей ведьмы: — Мне нужны некоторые растения и прочие богатства Муспельхейма. И для повторного зелья, и для твоих волос. Но огненные турсы непредсказуемые, буйные в гневе и жестокие. Я хочу, чтобы ты осталась здесь, среди инеистых исполинов. Мне так будет спокойнее. — Как скажете, сэр, — вздохнула девушка, смотря перед собой, и зельевар не нашёл ничего лучше, чем осторожно повести пальцами по скуле ведьмы, плавно разворачивая её лицо к себе и, глядя ей в глаза, тихо произнести. — У меня есть имя, Атхен. И я очень не хочу, чтобы ты его забывала.***
После обеда люди вернулись в свою избу. Слизерин проводил немногочисленные сборы, бросая на девушку тяжелые взгляды, а змееловка игнорировала желание мужчины поговорить и осматривала жилище, прежде воспринимаемое ею только на ощупь. — Ваш страж, сэр… — Салазар. — Ваш страж, Салазар, — водя рукой по густой мягкой шерсти яка, исправилась ведьма. — Вы берете его с собой? — Да, там он немного отогреется… Атхен. Колдун стоял у двери. Черная зачарованная мантия, серые искрящиеся во всполохах костра перчатки, высокие серые с черными разводами сапоги — судя по материалам, а это была выделанная шкура гигантского альвового дракона свеев, Слизерин не особо надеялся на радушный приём в Муспельхейме. Девушка встала и подошла к мужчине с немного грустной улыбкой. Каждый раз, когда она смотрела на своего учителя, она вспоминала оледенелое крошечное сердце, брошенное на дне морозного озера, и сожаление затапливало её. Она не понимала, как можно согласиться расстаться с собственным сердцем и уж тем более не представляла причин для такого решения, а спросить не хватало духу. Из капюшона показалась голова стража, юркий раздвоенный язык скользнул вдоль уха колдуна и спрятался, раздалось короткое шипение. Змея снова улеглась. — Атхен, — маг развел руки и поманил к себе. Девушка подошла, и мужчина медленно ласково обнял её. — Атхен, я не бессердечен, что бы тебе ни показали сегодня эти белки-трескотушки. И именно поэтому я не беру тебя с собой. Именно поэтому я прошу тебя: будь осторожна даже здесь. Помни, не есть мяса и не пить ничего, кроме горячего напитка, который нам подают. Я постараюсь вернуться как можно скорее. Будь рядом с Фёльстагом и его дочерью. И береги себя. Мужчина разжал объятия. Всмотрелся в повлажневшие глаза девушки и тихо, почти шёпотом, произнёс: — Я отдал многое. Но не всё. Будь осторожна, Атхен. — Будь осторожен, Салазар. И удачи тебе. На закате ведьма вышла из избы на поиски дочери Фёльстага, но замерла, любуясь открывшимся видом. На площади собирались великаны, и некоторые из них раскладывали костры. С десяток исполинов стояли в абсолютно ледяной воде, время от времени ныряя и издавая звуки, похожие на обрушивание глыбы льда в море. Трое великанов глухо мугыкали какую-то мелодию, сплетая незнакомые змееловке заснеженные цветы в венки и водружая их на шеи стоящим у воды коровам. — Так мы справляем окончание трудовой недели. От неожиданности Атхен вздрогнула и развернулась. Хоть она и узнала голос, но вид его обладательницы был ведьме в новинку. Перед ней стояла невероятно высокая, крепко сбитая, но гармонично сложенная великанша без малейшего намека во внешности на настоящий возраст. Одежда её ничем не отличалась от одежды мужчин, а до пояса спускались две толстенные косы, казалось, филигранно вылепленных из снега. О том, что это впечатление обманчиво, свидетельствовала чёлка, колыхаемая ветром. Это выточенное временем и ветрами изо льда существо было очень красивым и в то же время совсем не хрупким, как казалось ведьме из-за ласкового голоса Фёльстагдоттир. — Извини, я не хотела тебя пугать, — полные белые губы вытянулись в мягкой улыбке, а льдистые глаза сверкнули искрами веселья. — Рада видеть, что ты видишь. — Спасибо, — наконец, отмерла колдунья и улыбнулась в ответ. — Окончание трудовой недели? — Да, — великанша кивнула и присела рядом со змееловкой. — В нашей неделе девять дней, восемь из них мы трудимся, а девятый — посвящаем себе и своим прихотям. Конец трудовой недели, восьми дней из девяти, мы справляем все вместе на берегу с кострами, пиром и песнями. Нет, Атхен, огонь костров нам не помеха, — улыбнулась исполинша, заметив недоумение на лице собеседницы, и встала. — Пойдем. Есть на пиру ты с нами не сможешь, но тебе, я думаю, понравится вечер. Фёльстагдоттир оказалась права. Атхен наблюдала, как хримтурсы жарят на огне туши коров, прыгают через пламя, заходят в озеро, буквально превращаясь в могучие глыбы льда в толще воды, играют на диковинных инструментах и поют красивые, тягучие, медленные, очень малопонятные ей песни. Уже ночью великаны стали расходиться. Атхен сидела у огня и не спешила идти в пустую сейчас избу. Рядом опустилась дочь вождя. Она недавно вышла из воды, и хрустальные капли еще скатывались с её кос, медленно падая на снег и обращаясь в кристаллы льда. Мимо них прошел Фёльстаг в компании худого тонкокостного великана, чьё лицо было почти полностью скрыто длинной бородой и еще более длинными волосами. Вождь пожелал доброй ночи Атхен и повёл своего собеседника в сторону дома льда. Когда все хримтурсы разошлись, девушка глубоко вдохнула наполненный запахом костра воздух и сказала великанше, смотря на воду. — Замечательный праздник. У нас таких традиций, пожалуй, нет. А у вас очень красивый, удивительный мир с отличными обрядами. И еще по-настоящему волшебные местности. Я ведь даже не знала об этом. О том, как живёт Нифельхейм на самом деле и какие вы. — Почти никто из людей не знает, — глухой голос Фёльстагдоттир обволакивал теплом. — Ты одна из немногих счастливчиков. Даже счастливица вдвойне: тебе не пришлось платить за открывшиеся знания. — Но я могу заплатить, скажи только, сколько и чем! — Атхен азартно вскочила на ноги и с готовностью и решительной улыбкой посмотрела на великаншу. Та глухо рассмеялась, подобно сходящей вдалеке лавине. — За твои знания, считай, уплатил твой учитель. — Слизерин? А чем он платил? — Ты знаешь, почему Один стал одноглазым? — Да, конечно, — поспешно кивнула Атхен. Воспитываясь до десяти лет среди норсов, она прекрасно знала предания и мифы скандинавов. — Смигард не жаждал испить из источника Мимира, он хотел изучить наш мир. Он был тогда молод — по крайней мере, моложе, чем в последние десятки лет, — и его одолевала такая жажда знаний, что древний обычай уплаты за них нисколько его не пугал. — И чем же он оплатил? — тихо спросила змееловка. — Не знаю, отец никогда не рассказывал, что именно отдал Смигард. Говорил только, что плата велика и мала в то же время, и что однажды человек может пожалеть, что отдал именно это. Но отданное обратно не забрать, и даже если Смигард однажды раскается, назад он уже ничего не получит. Да он и не станет пытаться. Он всегда был слишком честен перед своим, им же составленным странным внутренним сводом законов, — с улыбкой закончила великанша, и змееловка поняла, что окончательно запуталась в своём учителе. А ещё она поняла, что уже ужасно соскучилась по нему.***
Мага ощутимо пошатывало от усталости и тупой боли в левой руке. Сурт и его сыновья все-таки совершенно сошли с ума! Конечно, мужчина прекрасно знал, что не приемлющий никаких рас и народов, кроме огненных турсов, чёрный, как дым от костра, вождь понимает только язык силы, но выбранный Суртом способ измерить мощь был просто варварским! Змееуст покинул земли Фёльстага только три дня назад, но сейчас казалось, будто прошло три года. Бледный, осунувшийся, в копоти, пепле и крови, маг спешил в Нифельхейм, отчетливо чувствуя — еще сутки, и руку не спасти. Подгоняемый болью и нашептываниями змеи колдун шагал, пошатываясь, по древнему тракту. Все увеличивающийся слой льда на старом тракте прибавлял мрачному зельвару сил. Он брел по полностью заметенной дороге, когда откуда-то сверху донёсся надтреснутый голос, звучавший, как кромка льда в миг её разрушения. — Наконец-то, мальчик, мы волновались о тебе! Слизерин запрокинул голову и опухшими глазами уставился на тонкую фигуру на крутом склоне. Она, казалось, прорастала прямо из ледяного холма. Изо рта ее вырывались кружащие в неспешном танце снежинки, а в длинных спутанных волосах звенели сосульки. — Что заставило почтенного мудреца выйти навстречу? — Волнение, мальчик. За тебя и твою elskling. По телу змееуста тут же прокатилась неприятная дрожь. — Что-то с Атхен? — Нет, мальчик. Она просто переживает, как и мы. И волнуется сильнее, нежели мы. Старец Нифельхейма махнул длинной рукой и принялся спускаться со склона, скорее скользя, чем переставляя ноги. Слизерин покачал головой, погладил спящего за пазухой стража и подошёл к хримтурсу. — Неважно выглядишь, мальчик. — Почтенный, я давно уже не… — фыркнул было зельевар, но исполин остановил его властным жестом руки. — Мне немного меньше лет, чем самой вселенной, века назад для меня лишь вчера, а вечность — не большее, чем обыденное сегодня. Я помню мальчиком самого Фёльстага, так кем же мне тогда считать тебя? Что с твоей рукой? — Сурт, — выплюнул имя человек и послушно пошёл за великаном. Старец привел мага в круглый дом льда, где проходили общие трапезы и пышные празднования инеистых исполинов. Оглядев распоротую от плеча до ногтя мизинца левую руку, черную, дымящуюся и пышущую жаром, он хмыкнул, издав звук, с которым ломается лёд на лужах, и покачал головой. — Хлыст Сурта? Зельевар только кивнул, сцепив зубы. — Ты же знаешь, мальчик, мы не можем это исцелить, — покачал головой древний великан. — Яростный огонь Муспельхейма сильнее спокойного холода Нифельхейма. Но я могу сковать рану льдом, и она будет спать в холоде. Но только до того момента, — недовольный взгляд гиганта прожёг человека, — пока ты снова не попадёшь под оружие правителя Муспеля. Змееуст снова кивнул и попытался расслабиться. Рептилия проснулась и показала плоскую морду наружу. Старец подмигнул змее и запрокинул голову вверх, делая глубокий вдох и медленный выдох и явно настраиваясь. — Хоссссзяин, — страж явно заволновался, принявшись быстро описывать телом круги с магом в центре. — Это опассссно. Расссзве вашшшша рука не ссстанет поссссле этого таким жжжже ссстрашным оружжжием, как ладони хримтурссссов? Слизерин вдруг задумался, признавая разумность опасений своей змеи. — Скажи мне, моя рука не станет такой же опасной для остальных людей, как ваши? Старый великан добродушно хмыкнул в густо покрывающую лицо бороду. — Не опаснее, чем сейчас. Но такое лечение может нести вред тебе самому. Скорее всего, ты будешь чувствовать холод в левой руке постоянно. — Мне не привыкать к холоду в теле, — равнодушно бросил маг и вытянулся на шкурах, расслабившись. Инеистый исполин подошёл к мужчине, наклонился и очень медленно и крайне осторожно провёл длинным острым ногтем по ране, погружая в чёрное пламя самый его кончик. Тусклое мерцание льда сковывало огонь в пораженной плоти, разнося холодок по телу колдуна. Зельевар издал стон облегчения. Когда великан закончил, мужчина поднёс руку к лицу и принялся внимательно осматривать её. Бледная, расчерченная реками вен рука в качестве следа удара хлыстом имела теперь только тонкий шрам, начинающийся от плеча и заканчивающийся у ногтя мизинца. Наличие так и не залеченной до конца раны выдавало лишь неясное мерцание, вспыхивающее при слишком резких движениях. Сам пораженный оружием палец стал несколько голубоватым и не чувствовался вовсе, но в понимании мага это была сущая мелочь. — Спасибо тебе, Почтенный, — выдохнул с облегчением Слизерин. — Не в это я хотел вложить свою помощь, мальчик, — гулко хмыкнул великан. — Я хотел поговорить с тобой. — О чём? — О ком. Девочке, что ты привёл с собой. Ей холодно. — В ваших краях всем людям холодно, Почтенный. — Не стоит праздновать глупца, мальчик. Уж я-то знаю глубину твоего ума. С нашей первой встречи здесь ты стал старше, мудрее, талантливее, опытнее и опаснее, но твоё упрямство, твердолобость и нежелание прислушиваться, в первую очередь, к самому себе, играет с тобой злую шутку. Ты ведь знаешь, что её холод другого толка. Она принесла его сюда и унесёт отсюда. Такой холод можно растопить только чужим костром тепла. Ты глух и слеп к самому себе и жесток к девочке. Согрелся у её тепла сам, но ей в собственном тепле отказываешь. — Я не считаю своевременным открывать потаённые огни в разгар войны у нас на острове. Возможно, у выживших в ней ещё будет время на тепло, но не сейчас. — Ты снова никого не слышишь. Но послушай вот что. Единственное, о чём я тебя прошу — наведайся к норнам. Уверен, Трим с радостью покажет тебе тайный проход к их обиталищу. Если ушам своим ты не веришь, не доверяешь и своим глазам, то, может, веры ощущениям будет больше. Навести норн, мальчик. Слизерин встал, медленно опустил руку, и чуть склонил набок голову. Древнему, как сам Нифельхейм, исполину было легко рассуждать. В его глазах нынешние беды Англии — всего лишь миг, дуновение ветра, всплеск резвящейся рыбы, падение еловой шишки на оледенелую землю. Однако, искренний в переживании за вечно юного в его сознании мага великан подал хорошую идею. Колдун учтиво поклонился и искренне, несмотря на неприятный разговор, сказал: — Спасибо, Почтенный. — Иди. Не дай девочке замёрзнуть окончательно. Маг еще раз благодарно кивнул великану, забрал змею и вышел.