* * *
Юри, вернувшийся с пробежки и собиравший вещи на тренировку, недоуменно разглядывал хихикавших над макбуком Виктора и Милу. — Ты изве-ерг! Изве-ерг, Никифоро-ов! Будь человеком! — заливалась Бабичева, сползая тому в колени с дивана. — Не плацкарт, уже хорошо, — серьезно отвечал Виктор. — Юри, я опять забыл, нужно указывать эти буковки перед цифрами в номере твоего паспорта? — Нет. Что вы делаете? Мы куда-то едем? Тот факт, что Виктор улыбался и в целом выглядел куда лучше, чем вчера, и вроде бы даже поел, если брать в расчет две грязные миски в раковине на кухне, Юри определенно радовал, а вот хитрые выражения лиц двух русских коллег по цеху немного нервировали. — Да. Сегодня в ночь. В Тюмень. У тебя есть теплая обувь? Что-нибудь на меху? — Нет. И куда? В Ту…тьум… — Не пытайся. Милена Сергеевна, решите вопрос? Еще Мокаччино нужно будет бумажки поправить. Я созвонюсь с нашей Еленой Александровной. Тебе только свозить его. — Решу-решу, — Мила хлопнула Виктора по колену, поднимаясь с ковра. — Юри, наберешь меня, как закончишь. Переобуем тебя и приоденем, возможно. А ты ну-ка дай ему свою карточку, если у тебя есть лишние двадцать тысяч на сомнительные аттракционы, то и на ботинки любимому найдется, и давай звони своей Елене Александровне и тоже собирайся, и Юри вещи собери, а то не успеем ничего! Купешку выкупил? — Выкупил. И вообще-то лишние двадцать пять. Мокко учитывай. — Божечки, самолетом же быстрее и дешевле! Но все равно молодец. Теперь бумажки Мокко мне, и я побежала! Юри, ты в «Юбилейку»? Могу подбросить, я на машине. — Э, да, спасибо. Если тебе не сложно, но какие вещи… Что вообще тут происходит? — Пойдем, по дороге объясню. — Не пали контору, Бабичева! — Целиком не буду! Оставлю тебе здоровенный кусок тайны! Как ты любишь, Аврора! — крикнула Мила напоследок в распахнутую входную дверь, одной рукой с намотанным на запястье поводком Мокко прижимая к себе зеленую папку со стикерами-пуделятами, а второй удерживая плохо въезжающего в обстановку Юри. — Не продолбайся, Витька! — И вам удачи! Дверь захлопнулась. Мокко залаял. Юри доверился реке жизни и поплыл по течению.* * *
Немногим позже Мила месила кедами липкий снег на перроне Ладожского вокзала, радостно улыбалась и размахивала руками, что-то говорила, но Юри не мог разобрать, что, пока Виктору не хватило ума открыть окно и впустить в купе прохладный воздух. — Никифоров, все взял? — Что не взял, то куплю. — Витька, чтоб тебя! — Да какая разница уже? — Никакой! О, тронулись-тронулись! Тепло одень Юри по прибытии, чтобы не простудился, и сам не понтуйся. И не дури там, ладно? Поезжайте сразу к… Юри не расслышал, к кому сразу поезжать, за нарастающим стуком колес, да и Виктор шустро захлопнул створку, мол, продует еще. — А сколько нам ехать? — решился спросить Юри, когда Виктор закончил воевать с матрасами, наволочками и жуткими колючими одеялами в красную и зеленую клетку. — Сорок часов, — беспечно ответил Никифоров и полез под складной столик в дорожную сумку за пластиковой миской для Мокко. — Сколько? — тупо переспросил Юри, сомневаясь в том, что Виктор мог забыть английские наименования чисел или просто ошибиться, но очень на это надеясь. — Сорок часов, — терпеливо повторил Виктор, откручивая крышку у бутылки и стаскивая с пуделя намордник. — Практически двое суток. Пей-пей, мой хороший! У-у, злая тетка заставила на такого милого пса надевать удавку. Боже, пудель в наморднике, Юри! Куда катится эта страна! — Виктор, скажи мне по буквам название места, куда мы едем. — Я не вру тебе. Сорок часов в пути. Посмотри в билете. — Почему нет сети? — Добро пожаловать в Россию! У нас есть медведи, балалайки, бублики и водка, а еще бесконе-ечные заснеженные пространства! Чтобы добиться от вовсю веселящегося Никифорова более-менее серьёзного отношения и таких же ответов, Юри пришлось сымитировать и приступ панической атаки, и вселенскую обиду. — Ладно-ладно, — Виктор с ногами залез на его полку и попытался сцапать в объятия, но Юри, ускользнув из рук, отодвинулся ближе к темному окну и натянул на себя шерстяное одеяло, которое для неженки Никифорова представляло собой непреодолимую преграду. — Эй, ну все, не злись. И вообще, чего это я тут тебя успокаиваю? Я здесь вообще-то жертва! Новости читал? А это, между прочим, статья, Юри Кацуки. Я в суд могу подать. Юри посмотрел на него, как на дебила. Мокко посмотрел на него, как на дебила. Виктор засмеялся в общем-то, к сожалению, не как дебил, а неприлично красиво, откинув волосы со лба и запрокинув голову, Юри нервно сглотнул, проследив линию кадыка и залипнув на острые ключицы, открываемые воротом полосатой кофты, которой не было сносу и которую после поезда клятвенно пообещали выбросить. Что-то подсказывало Юри, что Виктор не выбросит, опять забудет. После того, как Юри пережил программу максимум, включающую в себя чай из стакана в железном подстаканнике и священный ужас перед санузлом, Виктор с видом фокусника погасил свет и возвестил: — Все! Спать под этот прекрасный стук колес. Прекрасного в долбящем по вискам стуке Юри пока не услышал, но покачивало вполне себе умиротворяюще. И он даже почти отключился после богатого на потрясения и внезапности дня, когда его самым наглым образом приперли к стенке. — Виктор, здесь слишком мало места! — хоть Юри давно знал, что взывать к рассудку Никифорова бесполезно, все равно каждый раз надеялся, что ему повезет и его услышат. — Я тут понял, что мне холодно и одиноко. — Возьми к себе Мокко и попроси у проводника дополнительное одеяло или отрегулировать работу кондиционера. — И чего ты так жесток ко мне, м?.. — Виктор состроил свое самое-самое невинно-невиноватое выражение лица и как бы невзначай впихнул колено между бедер. — Нет, — Юри нахмурился, сообразив, чего ради тот так разулыбался. — Не надейся. Во-первых, Мокаччино. Во-вторых, картонные перегородки. В-третьих, блокиратор на двери сломан. — Да ла-адно тебе, — Виктор привстал на локте, ожег Юри хитрым прищуренным взглядом из-под растрепавшейся челки. У Юри проскользнула позорная мысль, что если Виктор посмотрит так еще раз, то возможно и добьется своего. Но Виктор больше так не посмотрел, просто кивнул каким-то своим непонятным мыслям, а потом склонился над ним, и дальнейшее развитие событий, впрочем, Юри было известно: сейчас поцелует, запустит руку сначала под футболку, а потом — в трусы, темперамент Юри возьмет верх над мозгами, и следующим утром Юри будет стыдно смотреть в глаза проводнице, а Виктор будет только смеяться. Известная схема и, к сожалению, исправно работающая. Однако, видимо, не в этот раз. Вместо того, чтобы властно и тупо засосать, Виктор всего-навсего ласково прихватил нижнюю губу Юри, пальцами обвел линию челюсти, заставил запрокинуть голову и оголить шею, скользнул губами по кадыку, вылизал яремную ямку. Все это горячо, медленно и тягуче, но не настолько ошеломляюще, чтобы терять контроль над ситуацией. Как-то просто. Так еще не бывало. — Виктор, — выдохнул Юри, борясь с каким-то неясным чувством тревоги. — Не нравится? — тот склонил голову набок, оторвавшись от его левой ключицы. — Что-то опять не так? Вопрос они задали синхронно и даже умудрились идентично сформулировать. Пару секунд молчали, перед тем как рассмеялись, и забывшийся Виктор чуть не слетел с полки, но Юри успел среагировать и практически полностью перетянуть того на себя. — Боже. Нет, все в порядке. В восхитительном полном порядке. Не придумывай там ничего, ладно? — отсмеявшись, ответил Виктор. — Я не вру. Серьезно, возможно, кое о чем я не рассказывал. И это знатно трахало мне мозги последние пару дней, но Милка, будь она неладна, заставила утром настрочить об этом целую повесть — это с похмелья-то! — а потом мы сожгли ее на балконе. И только ей не говори, но, по-моему, это сработало. Под ребра Юри неприятно кольнула иголка ревности, но эти же ребра в ту же секунду обхватил руками Виктор, так что глупые мысли Юри постарался запихнуть куда подальше. Если уж к кому-то ревновать, так к Джакометти с отвратной привычкой лапать чужие задницы, но точно не к Миле, к которой он постоянно бегал за советами. — Ладно, теперь точно спать. — Здесь по-прежнему мало места. — Заткнись, обними меня нормально и прекрати рушить момент. — Спина затечет, — предупредил Юри, еще тесней прижимаясь к стенке и обвивая рукой плечи Виктора. — Значит, утром будешь делать массаж. Посреди ночи из-за резкого инерционного толчка Виктор таки свалился на пол, треснулся о край стола затылком, а потом еще и лбом, когда со страху и сна попытался резко сесть. В итоге в свете желтых станционных фонарей Юри сидел на полке, закрыв лицо руками, раздумывая, ругаться ему или смеяться, Виктор валялся на полу, совмещая вещи, между которыми метался Юри: хохотал сквозь маты и растирал лоб, Мокко с лаем топтался по хозяину, в стену стучали соседи, в дверь — проводник. — Я люблю тебя, — высмеял Виктор, зажимая ладонью пасть пуделя и опрокидывая его себе на грудь. — Укусит. И поцарапает. И встань уже с пола. И спишь ты на своем месте. И я тоже тебя люблю.