we are epic

7 мая 2017 года — Это не утро, Серый, хуёвое, это с тобой что-то не так, — оживлённо тычет в него подставкой с кофе Арсений, который выглядит — и чувствуется — неприлично довольным жизнью. За две с половиной недели в Москве Серёжа и не видел его другим. В этом, может быть, тоже проблема — на улице солнечно и, сука, холодно для мая — особенно по сравнению с прошедшими праздниками — с делом не ясно толком ничего, Серёжа узнаёт кофейню, в которую заехал по дороге Арс, и — Серёжа в Москве уже две с половиной недели, а понял это только сейчас. Он мог бы списать это на Пашины фокусы, на влияние Арса — и даже не оказался бы неправ, — но и то, и другое теперь в любом случае часть его жизни, поэтому что толку их обвинять. Настроение от собственных невъебенно мудрых размышлений лучше не становится. Они выходят из такси, водитель привычно отказывается брать у Арса деньги — вот так и подумаешь, откуда у Попова склонность к присвоению чужой собственности, — Серёжа, не дожидаясь его, идёт к проходной, охлопывая себя по карманам в поисках пропуска, и телефон в одном из них, конечно же, вибрирует, оповещая о новом сообщении, а в половину восьмого утра, как известно, хороших сообщений не бывает. В общем чате Паша сообщает о том, что Смирнова и Иванова вызвали на срочный выезд по какому-то там делу о хранении и распространении, Серёжа не ебёт вообще, какая разница. — Арс, — зовёт он, не отрывая взгляда от телефона, где уже набирает что-то Поз. — Мешки денег-то сам будешь таскать! Пусть теперь скажет, как с этим утром всё нихуёво. * — Ну в самом деле, ну какие мешки, Серёг, — продолжает зудеть Арсений по дороге до кабинета, — ты что, иронических детективов перечитал? Арс звучит чуть более театрально, чуть более неестественно, чем обычно, на пристрастный Серёгин взгляд — как будто операция для него уже началась, и Родригез едет в лифте вместе с ними. — Чё привязался, — машет рукой Серёжа, потому что спорить и зубоскалить ему в такую рань неохота. — Грузчики твои заняты, говорю. Арс только улыбается, довольный такой, сам, что ли, для Бандераса и Смирняги дело придумал. В кабинете половина отдела — с Волей во главе, разумеется. Энтузиасты ебаные, сам он в это время в Петербурге только из дома выходил. Всё это, считает Серёжа, дурное влияние Арсения. — Дай догадаюсь, — произносит Паша после приветственного кивка, — у тебя есть идея. — Конечно есть, что мы, зря Серёгу сюда в такую рань тащили? — Арс хлопает его по спине, и Серёже хочется послать его просто из принципа. Он знает, почему Арсений так радуется — у него дело, как никогда напоминающее его собственные, когда нужно кем-то притвориться, куда-то проникнуть и кого-то надуть, ну чисто под него Мусагалиева арестовывали. Паша даже не возражает, кивает спокойно: — Окей. И кого с Матвиенко отправим? Оксану, может быть? — Да ты чё, — Димка зевает, не скрываясь, и вообще выглядит проснувшимся только наполовину, нормальный же человек. — Арс никогда так не поступит. Арс парня своего припашет деньги таскать. Арс ухмыляется так широко, что, на взгляд Серёжи, это напоминает улыбку всем довольного человека, не смотрит ни на Поза, ни на Антона, завернувшегося на своём диване в толстовку, как в мантию: — Это Дима просто боится, что ему придётся утруждаться, не бойтесь, Дмитрий Темурович, вы мне по типажу не подходите. — По типажу, — без выражения бормочет Дима себе под нос; кажется, тоже понял, что поколебать настроение Попова сегодня просто невозможно. — И кто же тебе по типажу подходит, Белый, что ли? Арсений смеётся коротко, улыбается, радостный непонятно почему, наклоняет голову: — Я бы с удовольствием поработал с Русланом Викторовичем, — Воля закатывает глаза, улыбается тоже, — только, боюсь, Руслан Викторович для меня слишком важная шишка. Но ты, Поз, близко был, я на самом деле про Левана подумал, нормально ведь выйдет! С Леваном Серёжа знаком на уровне обмена репликами за кофе в комнате отдыха и ничего против него не имеет, но Леван вроде как не из Пашиного отдела, нет? Воля задумчиво кивает: — Верно мыслишь, Арсений. И Белый должен мне услугу. — За все мои мучения — только одну? — задыхается от возмущения Арс, но легко как-то, поверхностно, будто выдаёт реакции на автопилоте. — Ну, учитывая, что мучения-то наверняка были взаимными, — откликается Паша, ухмыляясь, — Белый и компенсацию запросить может. — Только ему с этих мучений сплошные поощрения от начальства, — возмущается Арс, и, серьёзно, что там такого важного-то? — А мне, — он картинно прикладывает ладонь к груди, — ни единого слова благодарности, ни взгляда… — Спасибо, Арсений, — с карикатурной торжественностью кивает Паша, — за то, что выполняешь приказы начальства в рамках заключённого с тобой соглашения. Не каждый способен на такие жертвы. Серёжа видит, как Арс замирает на мгновение, выбирая, продолжить ли оскорбляться или милостиво принять благодарность, но удачно лежащая у сердца рука делает своё дело — он так же торжественно кланяется в ответ, губы сжимает, чтобы не засмеяться. — Графские прихоти удовлетворены? — риторически уточняет Воля. — Замечательно, я тогда пойду, делами займусь уже, да? Дим, свяжись с технарями, скажи, чтобы машину на Левана готовили, за рулём он будет. Позов кивает уже Паше в спину, и Серёжа уточняет: — Машину зачем готовить? — Ни на Арса, ни на вас ничего вешать не будем, — охотно поясняет Дима, поднимаясь из кресла и с сожалением отставляя пустой стаканчик из-под кофе. — Что зря рисковать. Всё, что можно будет, с машины запишем. — Идти одному на встречу не опасно, — с дивана подаёт голос Шастун, и Серёжа вспоминает о нём заново. — А вешать прослушку опасно. Арсений оборачивается сразу же, выражение лица меняется неуловимо и разительно, наигранность слетает, будто и не было никакого бенефиса Попова всего минуту назад: — Тох, ты бы не приезжал в такую рань, мы с Тимуром раньше одиннадцати не закончим, точно тебе говорю. Антон хмурится, но тут же улыбается, чуть сдвигается, освобождая Арсению место рядом; Арс садится, подбирая ноги под себя, разворачивается всем телом к Антону. — Да от тебя фонит как от ребёнка перед поездкой в Диснейлэнд, Арс, тему не переводи, — проговаривает Антон, и в его сонном голосе начинают проклёвываться эмоции. И вместо того, чтобы как обычно свести всё к очередной выёбистой шутке, Арсений реально начинает Антону объяснять: — Я потому что для Тимура совсем не подозрительный, Шаст, я свой. А Тим не подозрительный для тех, кто этот аукцион устраивает. Так что ничего неожиданного меня там не ждёт, ну и им лучше неожиданностей не подкидывать, да? Раньше времени. Арсений улыбается; ничего нового или оригинального он не сказал, план действий Паша озвучил почти неделю назад, но Антон нехотя пожимает плечами, перестаёт горбиться, расслабляется вроде наконец: — Я привык, что мы тебя слышим. — Серёга вас развлечёт, — подмигивает ему Арсений, легко и быстро касается руки, вскакивает, подрывается, готовый ехать уже сейчас. — Расскажет про свою нелёгкую службу. Он однажды в пицце наркотики нашёл, представляешь? — В пицце? — не очень убеждённо уточняет Антон, и брови его медленно поднимаются. Серёжа громко стонет, потому что, ну правда, сколько можно: — Да ты заебал уже, Арс! Арс улыбается широко, довольный, и волна его эмоций в какой-то момент накрывает, Серёжа чувствует по связи, всех остальных. Как уезжать из Москвы, он с каждым днём представляет себе всё хуже. * Работать с Леваном — одно удовольствие, и Арсений всё никак не может понять, что тот забыл в отделе Белого, — у них с Пашей неизмеримо интереснее. Они с Серым впереди, на водительском и пассажирском, травят друг другу служебные байки, Леван вон дошёл уже до рассказов о своём весёлом прошлом военного лётчика. Арсений проверяет ещё раз время, лезет в приложение проверить пробки: они едут на север через центр, удачно объезжая перекрытые из-за репетиции парада улицы, и никаких проблем возникнуть не должно, но нетерпение требует хоть каких-нибудь действий; хотя бы бессмысленных. — Арс, — Леван бросает взгляд направо, на какой-то парк, тусклый и холодный, кивает: — Сообщи Керимову, мы подъезжаем. Серёжа не меняется внешне, но будто толкает Арса своей собранностью в бок, и хочется уже, в самом деле, чтобы кое-кто воспринимал всё это попроще, Арсению не пять и не пятнадцать, и дело это не выглядит сложным ни с какой стороны; приятным вот выглядит, если не думать о том, что, работая на Пашу, он обманывает Родригеза. — Тимур Михайлович, — весело говорит он в трубку, включая громкую связь, — распорядитесь открыть ворота. — Арсений, — Тимур смеётся довольно и звучит, в общем-то, расслабленно, — распорядился распорядиться. Короче, на территории проезжаешь налево, до въезда на подземную стоянку, для служебных машин, ты увидишь. Там тебя встретят серьёзные господа, осмотрят тебя и твоих парней, всё как обычно, и отведут к ещё более серьёзным господам. — Вот как ты, значит, теперь себя называешь. Тимур смеётся снова, отвечает, что конечно, Арс, а тебе разве с возрастом солидности не хочется, пора бы уже, вообще-то, и отключается; ухмылку Серёжи Арсений ловит в зеркале заднего вида. — Надеюсь, теперь, — обращается Арсений к сидящей в Следственном половине кластера, — он нравится вам ещё больше. — Все твои друзья тебя стебут, Арс, ты заметил? — Матвиенко и внимания на его реплику не обращает. — Может, пора задуматься? — О чём, о смене друзей? — хмыкает Арсений. — Отличная идея, и знаешь кого первым сменю? Серёга, конечно знает, но Леван успевает первым. — Волю на Белого, угадал? — спрашивает он с ухмылкой, и Арс под хохот Серёжи оскорблённо закатывает глаза. Внутренний двор НИИ абсолютно пустой и мокрый после ночного дождя, окна закрыты плотными жалюзи; Арсений вспоминает что-то полузабытое, мальчишеское, хулиганское — пробраться за забор с табличкой «закрытая территория», спрятаться за сценой актового зала после окончания репетиции, чтобы потом выбираться через расшатанную дверь смежного со спортзалом туалета; азарт, немного разумной осторожности, никаких последствий. Если так подумать, не так уж много изменилось со школьных времён; ну, последствия, вот, иногда всё-таки случаются. Арсений выходит из лэндровера раньше Серёжи и Левана, здоровается с двумя «серьёзными господами» в характерных чёрных костюмах с оттопыренными в нужных местах пиджаками, потому что чем раньше они его увидят — и услышат — тем спокойнее будет, на самом деле, всем: не могут же они оба быть совершенно непробиваемыми. — Серёг, покажи господам багажник, — просит он, и Серёжа, демонстративно громко вздыхая, открывает и его, и все четыре двери, разводит широко руками, мол, рады бы вас удивить, но нечем. Леван рядом с ним дружелюбно спокойный, и это почти физическое ощущение — не знай Арсений, что он симплекс, заподозрил бы его в каком-нибудь хитром воздействии. Но нет, за воздействия здесь отдуваться одному Арсу, и ему не впервой. После того, как ему возвращают наручные часы и бумажник, один из охранников кивает куда-то в сторону дальнего конца стоянки, Арсений видит широкие металлические двери: — Пройдёмте, Арсений Сергеевич. Вашим друзьям придётся остаться здесь, — он бы, наверное, даже извинился за такое неудобство, если бы Арсений надавил, но в этом нет необходимости. — Да без проблем, — легко кивает Арс, не переставая улыбаться. — Ребят, у лифта меня подождите, мешки с миллионами долларов сами себя в машину не уложат. Серёга хмыкает, пожимает плечами, не вытаскивая рук из карманов, внешне расслабленно провожает его через весь зал, и Арсений чувствует его взгляд лопатками, когда створки кабины медленно, гулко закрываются, и кабина трогается. Арс не чувствует ни капли волнения, потому что он не один. Там, за спиной, в кластере, всё надёжно, и привычно, и уже чувствуется незыблемым и неотделимым от самого Арсения: ровное светлое Пашино спокойствие, Серёгина постоянная готовность к действию, Антон — немного нервный в эти минуты, тёплый, весь — как его прикосновение, с ним всегда лучше, чем без; даже деловая сосредоточенность Димы ощущается легко, напрягаться не надо. Арсений и в одиночку проворачивал дела, о которых при Мартиросяне мудрее будет не упоминать; что ему эти аукционные оценщики теперь. В сопровождении охраны он идёт по длинным безликим коридорам, мимо одинаковых нумерованных дверей, слышит голос Родригеза ещё за поворотом, ускоряет шаг. — Даже встретить меня не вышел! — громко возмущается он, и Тимур оборачивается, отвлекаясь от телефонного разговора, вешает трубку, раскидывает руки, и Арсений с готовностью его обнимает. — А если бы я обиделся, вот что бы ты делал? — Да я тебя провожу зато, Арс! До дома довезу, хочешь? — с готовностью предлагает Тимур, и это так удобно, что он отвечает, не раздумывая: — А вот и хочу, — улыбается, отстраняясь. — С деньгами пусть мои парни возятся, а я от таких предложений не отказываюсь. — Подожди-подожди про деньги, — Тимур оборачивается, и Арсений обращает внимание на невысокого мужчину в очках, терпеливо ожидающего, когда они закончат свои приветствия. — Я понимаю, ты в себе уверен, я в тебе уверен, но правила ведь не мы придумывали. — Дмитрий Юрьевич, — коротко представляется мужчина, не протягивая руки, ну, так им детей вместе не крестить. Его картину за последние полторы недели проверили столько раз, что впору исследовательскую статью писать; Арсений поводит плечом, снимая тубус, передаёт его эксперту, и отворачивается: с «Плачем» он, считай, уже расстался, а смотреть на все необходимые манипуляции нет никакого желания. — Давай по делу? — энергично предлагает он, спасаясь от насмешливо-внимательного взгляда Тимура. Родригез кивает, легко соглашаясь: — Ну, давай по делу. План такой: картина проходит проверку и отправляется в надёжное место до начала аукциона, ты получаешь своё заслуженное вознаграждение, через пару дней я передаю тебе билеты на лайнер, они же приглашения. Ещё недели через две сообщу тебе номер твоего лота и, может быть, день, когда его выставят, тут уж, — он картинно разводит руками, — получится, нет — не от меня зависит. — Я понял, — отвечает Арсений, и Тимур вдруг прищуривается лукаво, наклоняет голову: — Ну, а теперь давай, Арс, я тебе всё рассказал, теперь твоя очередь. Мне нужен твой большой и важный секрет. Большой и важный, конечно; Арсений вспоминает выражение лица Шаста, немного потерянное и вместе с тем сосредоточенное, когда они сидели в кабинете и продумывали первые детали легенды, сжимает губы, пряча улыбку. — Добровольский, — говорит он. — Антон Андреевич. День рождения — девятнадцатое апреля девяносто первого. Эсбешникам, думаю, этого хватит? — Эсбешникам хватит, — странно смотреть на него Тимур не перестаёт. — Мне нет. — Я вас познакомлю, — обещает Арсений, мгновенно давя внутри поднявшуюся было растерянность, потому что — Тимур вот о чём хочет услышать? О том, как они познакомились, или какие у них планы общие, или какой Шаст по утрам, до первой чашки чая? Чёрт, не Шаст, и отвыкать нужно прямо сейчас. — Вы друг другу понравитесь. — Ты за меня не решай, — Родригез в шутку грозит ему пальцем. — Я из-за твоего Добровольского год тебя не слышал и не видел, у меня, может, претензии есть. Арсений знает Тимура давно и прекрасно слышит то, чего он не говорит вслух: тебя не было год, и измениться могло всё, что угодно; тебя не было год, ты появляешься, рвёшься туда, откуда раньше бежал, не раздумывая дважды, и берёшь с собой человека, которого называешь партнёром; прошёл год, и ты вернулся уязвимым. Арсений не может сказать ему, что всё ровным счётом наоборот. — Я в нём уверен, — повторяет Арсений то, что уже говорил в баре. — Тоха не причина, он следствие. Родригез ответом, вроде бы, удовлетворяется; по крайней мере, на данный момент. * Молчаливый Дмитрий Юрьевич, как и ожидалось, «Плачем по Икару» оказывается доволен; бережно перекладывает его в специальный кейс, отзванивается, подтверждая подлинность. — Цену тоже подтверждаете? — интересуется Арсений; зря они, что ли, Левана от дел отрывали. — Подтверждаю, — сухо кивает Дмитрий Юрьевич, синий свет не отключённого оборудования отражается в лысине и в очках. — Стартовая цена сорок три миллиона. — Как договаривались? — Арсений оборачивается к Тимуру, тот ухмыляется: — Совести у тебя, Попов, нет, даже в зачатке. Как договаривались, сорок три и твои два миллиона сверху, в отдельной сумке. Пойдём, полюбуешься. А что совесть, Арсений спорить не собирается; в его ситуации и два миллиона лишними не будут — когда сорок три уплывают в хранилища ФСБ, и кто знает, где осядут в итоге. Паша, конечно, ему начальник, но заботиться в первую очередь о себе Арсений научился уже давно. На тележке с откидными бортами неаккуратно стоят друг на друге обыкновенные спортивные сумки, чёрные, с известным логотипом сбоку; Арсений пересчитывает их — двадцать, открывает одну наугад, вытаскивает пачку — не то чтобы он не доверял Родригезу или тем серьёзным людям, которых все спецслужбы мира накрыть не могут уже больше десяти лет, но некоторые вещи традицией, что ли, уже становятся. Ритуалом. — Отлично, — Арсений отступает назад, предоставляя право довезти тележку до лифта тем самым господам, что встретили его внизу. — Что, поехали? Я всё помню, ты обещал мне личное сопровождение до дверей квартиры. — Если это приглашение, то я пас, — Тимур улыбается, но головой качает с сожалением. — У меня ещё дела в Москве, нужно успеть до десятого. Но до дома подброшу, может, у тебя по дороге язык развяжется. — А может, у тебя, — ухмыляется Арсений; они оба знают, что на Тимура способность Арса не действует почти никак, но тем дороже это «почти» стоит. — Вызов принят! — провозглашает Тимур, вскидывая руки вверх, когда они выходят из лифта; у Серёги при виде сумок округляются глаза, и Арсений уже предчувствует шквал шуток. Леван хмыкает одобрительно, тут же перехватывает ручки, толкает тележку вперёд. Полированный мерс Родригеза, который Серёжа уже успел обозвать выёбистым, как только увидел, припаркован по соседству; Тимур снова висит на телефоне, приглашающе кивает, и Арсению требуется не больше семи секунд, в которые на него никто не обращает внимания, чтобы забрать одну из сумок и закинуть её на заднее сиденье чужого автомобиля. — Ребят, — зовёт он, дожидается, пока и Серёжа, и Леван обернутся к нему: — С грузом сами разберётесь. Напишите, как всё будет готово. Серёге это явно не нравится, по взгляду видно. — Как скажешь, — говорит он нехотя, пожимает плечами, явно не понимая, зачем без необходимости отклоняться от утверждённого плана, тем более, Паша ему карт-бланш не давал. Ну да, Паше, конечно, это не понравится тоже, но ведь, строго говоря, ему ничего не запрещали? Тимур проявил любезность, недальновидно было бы отказаться, так ведь? Выехав за территорию НИИ, Арсений набирает в группу сообщение, в котором сообщает, что его не взяли в заложники, — потому что Серёга наверняка сдал его, как только они погрузились, — улыбается в ответ на скептичные смайлы Димы, клятвенно обещает объявиться на Энергетической сегодня, конечно же, как только, так сразу, что он, не понимает, что ли. Переводит мобильный в беззвучный режим и отключает экран прежде, чем ему придётся прочитать что-то неприятное, вроде приказа Паши сворачивать самодеятельность. Перехватывает взгляд Тимура и показательно кидает телефон назад, к сумке: — Что ты там такое интересное рассказывал, прости?.. Тимур смеётся, довольно щуря глаза: — Ну нет, Арс, я тебе уже всё интересное рассказал, даже с бонусом, а ты думал паспортными данными обойтись? Тимур даже не скрывает, что именно хочет услышать, говорит напрямую, и, что ж, за это Арсений его и любит — в том числе. — Тимур, — он улыбается и разводит руками, и почти не кривит душой, когда говорит: — Ну я же никогда этого не делал. Вопрос хоть задай какой-нибудь, спроси, я не знаю, какой он кофе по утрам пьёт? — Хорошо, Арс, — кивает Тимур, принимая правила игры. — Расскажи мне, какой кофе пьёт по утрам твой Антон? — Никакой не пьёт! — выпаливает Арсений довольно. — По утрам он пьёт чай. С сахаром, понятно? Родригез почему-то смеётся снова, качая головой: — И долго он пьёт чай? Арсений смотрит на него укоризненно: — Ты что, плохо слушал? Со мной — год, считай. Без меня — как в Москву переехал примерно. Антон рассказывал, давно ещё, осенью, что в общежитии Академии варить кофе по утрам было лень, некогда, хлопотно, и вообще, поди пробейся к плите и чайнику, когда у всех на этаже построение на плацу в восемь и никаких вам вторых или третьих пар; растворимый попадался тогда сплошь мерзкий, а просыпаться чем-то надо было, вот Антон и завёл себе огромную кружку, в которой заливал пакетик дешёвого «Майского» кипятком из кулера в комнате отдыха. И общежитие, и плац в восемь закончились, а привычка к утреннему чаю осталась. Всего этого он, естественно, Тимуру не говорит, но воспоминание об Антоне, сонно подпирающем щёку за своим рабочим столом и глядящего на него, Арсения, с этой своей улыбкой, всегда отражающейся в глазах, помогает, — он продолжает, не дожидаясь следующего вопроса: — Мы вообще случайно встретились. Я, как ты помнишь, планировал избежать пристального внимания неких, мммм, людей с хорошей памятью и без чувства юмора, Антону надоело его с десяти до шести и хреновые коллеги, и пробки московские, и московское метро, и погода, помнишь, там во второй половине июня неприятно было, жара и ливни. Так что он написал заявление по собственному и купил билет в Барселону. Бизнес-классом полетел, — ухмыляется Арсений, и Тимур, уже понимая, к чему он ведёт, закатывает глаза. — Буквально вот в соседнем кресле, представляешь? — Представляю, — отвечает Тимур. — Я даже вижу, как ты просишь бортпроводницу принести их самое лучшее шампанское и два бокала. — Так неинтересно рассказывать, — обижается Арсений, потому что шампанское они действительно придумали, и раньше, чем Арс вообще успел о нём заикнуться. Всё-таки он умеет выбирать друзей. И соулмейтов. — Всё, молчу, — Тимур в покаянном жесте на мгновение открывает руки от руля, но улыбаться не прекращает. — Я заказал шампанское, — сварливо подтверждает Арсений, но тут же смягчается. — Мы выпили. Он был очарован, я был очарован. Ещё до шампанского, естественно. — Естественно, — важно кивает Тимур; вот чтоб он знал, всё так и было, только вместо шампанского Арсений чай ему принёс. Глаза у Антона тогда были — сравнения не подобрать. Арсений помнит. Ошалелые, и счастливые, и неверящие ещё пока немного, до мозга доходило медленней, чем чувствовалось. — В Барселоне пришлось, конечно же, срочно бронировать номер в его отеле, — продолжает Арсений. — О котором ты, конечно же, узнал без участия Антона, — подхватывает Тимер, понимающий человек. Арсений энергично кивает, расслабляется наконец окончательно, откидывается на спинку, вытягивает ноги вперёд. За окнами мелькают знакомые дома. — Отказываться от привычек в пользу доверия сложно, — улыбается он. — Даже если сидящий рядом человек тебе пиздец как нравится. И это Тимур тоже понимает. — Я разыграл карту «какое приятное совпадение», и потом Антон поменял обратные билеты. И в Москву мы полетели вместе. — Долго ты молчал? — спрашивает Тимур. Арсений пожимает плечами: — Не слишком. Пару месяцев. Он же не дурак, и у него были вопросы, почему я живу в апартаментах с персональным выходом на крышу и делаю примерно нихрена, где мои друзья, и, — он морщится, — я не хотел играть кого-то с ним, знаешь? Антон, когда слушает, он на все двести процентов мой, хоть молния рядом ударит, хоть война начнётся. И всякие глупости мои — я когда его позвал посреди ночи на спортивную площадку в баскетбол играть, он знаешь что? Посмотрел на меня этим своим взглядом и мяч пошёл искать. Он выучил все мои кофейни, как будто всегда их знал, с ним все бариста уже по имени здороваются. Антон, он, — Арсений запинается на мгновение, не зная, как лучше сформулировать, — на него моя способность как будто не действует совершенно, но я всё равно ему нравлюсь. Пиздец как, Тим. — Обратка тебе, что ли, прилетела, — усмехается Родригез, но не зло, а растерянно. Он, кажется, получил то, что хотел, и теперь не очень понимает, что с этим делать; не проблема Арсения, он своё дело сделал, как всегда, на отлично. — И что, соблазнил его богатой жизнью и лёгкими деньгами? — Лёгких денег, Тимур, у меня никогда не было, — возмущается Арсений. — Всё заработано своим трудом, вот этими вот золотыми руками и вот этой вот гениальной красивой головой, — Тимур делает вид, что сражён аргументами, и он успокоенно продолжает: — И кто ещё кого соблазнил, на самом деле. От твоих дел, говорит, мне одни слова достались. Ему же самому хочется попробовать. Ну я и подумал показать ему сразу самое лучшее. Кроме себя, разумеется. — Ну, собой ты его уже впечатлил, — замечает Тимур. — Иначе он бы с тобой год не продержался, даже ради твоих впечатляющих талантов и связей. За аукционом, думаю, дело не станет. Ты мой друг, Арс, но я знаю, что в этом деле ничего надёжнее одиночества ещё не придумали. Поэтому, пожалуйста, пойми моё недоверие. Арс знает, что надёжнее: Паша, и Дима, и Серёжа, и Антон. Он только разводит руками и отвечает: — У меня так не вышло. Сам увидишь. Машина плавно останавливается у нужного здания, Арсений берёт свои тайно от ФСБ, но честно заработанные два миллиона, прощается с Тимуром: — Жду от тебя новостей. — На год не пропаду, — весело ухмыляясь, отвечает Тимур и отъезжает, поднимая обратно стекло водительской двери. — Совершенно ты не смешной, Родригез, — бормочет себе под нос Арсений и взбегает по ступеням к двери, на ходу проверяя телефон. Всё-таки очень приятно, когда тебя ждут. * 10 мая 2017 года Арс такой довольный, как будто у него с собой ещё один Дрейпер, и Антон знает, что это невозможно, но и от Арса можно ожидать чего угодно. Антону просто уже по-человечески интересно, что там, поэтому он ускоряет шаг, добираясь до кабинета, открыть дверь не успевает — Арсений делает это за него, кричит практически: — Привет, Шаст! — не давая ему ни с кем поздороваться, тащит до дивана, сияет так, что впору насторожиться. — Наконец-то, — ворчит Серёжа. — А то этот вон извёлся весь, я думал ему уже мячик покидать, ей-богу. Улыбка Арсения становится только шире, уголки губ подрагивают, когда он, не оборачиваясь, показывает Серёже средний палец, а другой рукой жестом фокусника извлекает откуда-то из-под кожаной куртки два узких длинных прямоугольника; билеты. — Дорогой, — торжественно проговаривает Арс, — это мой сюрприз на нашу годовщину. — Арс, дай сюда, — требует Паша, пока Антон соображает, что ответить. Полевого опыта у него немного, но под прикрытием поработать пришлось; он понимает, что сейчас вроде как немного не Арс должен говорить это вроде как немного не Антону, но привычного чувства замещения, когда не боишься запутаться в личностях, своей и выдуманной, нет, — нет и намёка на него; может быть, потому, что Арс, со всеми его театральными выходками, с не похожей на него болтовнёй в наушник во время операций, — всегда Арс, полностью. Всегда настоящий, и сейчас он говорит с ним, с Антоном, и — как хорошо, что есть Паша. Арс слушается, протягивает билеты, потом садится рядом с Антоном, притихший на время, но всё такой же — шампанское в бутылке, — внутри. Паша вертит карточки, разглядывает со всех сторон, кивает одобрительно и отдаёт их Диме: — Пробей нам сейчас рейс, хочу узнать, что там. И передай потом техникам, пусть поколдуют, но очень осторожно. — Я уже успел глянуть, круиз средиземноморский, — всё-таки влезает Арсений. — Тим сказал, аукцион продлится пять дней, когда мой «Плач» выставят, неизвестно пока, но ведь нам не принципиально, позже нас с корабля только капитан сойдёт, да? — он толкает Антона локтем в бок, и Паша морщится, прерывая его, машет рукой: — Арс, ну не части, куда ты бежишь. С начала давай. Билеты Родригез когда тебе передал? Арсений снижает темп, наклоняется в сторону Паши, они с Антоном соприкасаются плечами, привычно деля диван на двоих: — Вчера вечером. После салюта уже, мы пересеклись у Белорусской, я решил на ночь глядя вас не беспокоить, не срочно же. Ничего нового Тимур не сообщил, и вообще, мне кажется, если он и знает больше нас, то ненамного. С ним общается обычно кто-то из команды, он же посредник только. Говорит, сам всё пойму, когда окажусь там. — Ага, очень это нас устраивает, — тихо бормочет Паша. Поз подаёт голос: — Слушать будете? — и, не дожидаясь ответа, начинает читать с экрана ноутбука: — Десять дней, отправление из Афин двенадцатого июня, сутки в море, сутки на Мальте, остальные дни Греция и Италия. Норм, чё, — не меняя тона, комментирует он. — Можно мне тоже как-нибудь в Средиземном море своих преступников ловить? — Любить меня надо было больше, — довольно говорит Арсений. — Теперь уже поздно. Паш, ну что у нас, какая программа максимум? — Паш, мы там как, одни будем? — Антон наконец решает, что пора вступать в обсуждение. — Вы нас только на берегу страхуете, что ли? — Вот, — Паша улыбается, — умный человек и вопросы умные задаёт. Не беспокойся, Тох, мы что-нибудь придумаем. А что касается тебя, Арсений, ты сначала программу минимум освой. — Это на рожон не лезть которая? — кисло уточняет Арс, и Антон ухмыляется помимо воли. — Никакой самодеятельности? Паш, ты недоверчивый такой, я оскорблён. И потом, со мной будет умный человек, — он поворачивает голову, смотрит на Антона, улыбается снова. — Сам сказал. Тоха ответственный, присмотрит за мной. Вот что касается присмотра, Антон пока не очень в себе уверен; противостоять авантюрам Арсения, хоть и не было особого повода, у него ещё не получалось толком. С другой стороны, Арсений, когда на деле, лишнего себе никогда не позволял. Чёрт, Антон постоянно забывает как будто, Арс же у нас не просто гражданский внештатный сотрудник, он гражданский, которого вот это вот Следственное управление много лет поймать не могло. — Ещё обсудим, — мимоходом обещает Паша и продолжает. — А если серьёзно, вы туда не закрывать дело едете, а открывать практически, так что ничего героического. Пока наш информационный отдел этот рейс не пробьёт, я вам ничего конкретного не скажу. На следующей неделе узнаем имена и будем решать, кто нам особенно нужен и насколько негероически вы себя будете вести. До поездки ещё месяц, но Паша серьёзен уже, как будто они сидят на чемоданах, как будто последние наставления даёт; несмотря на лёгкий тон, глаза его не улыбаются. Антон впервые задумывается, каково это — когда твои подчинённые это твои соулмейты, и их нужно отправить на территорию, которую ты не контролируешь совсем. Представляет, если бы Арсу ехать нужно было — да хоть с Серёжей. — Паш, мы понимаем, — говорит Антон твёрдо. — Да и что сейчас говорить, — поддерживает его Арсений. — Вот получим список, я тебе про каждого расскажу, насколько близко я с ним сталкивался и сильно ли он меня любит, честно. Я ж начальству врать не буду, — для верности он прикладывает ладони к сердцу, смотрит проникновенно, и Паша, конечно, поддаётся: — Расскажешь, Арс, — кивает он, — и кто тебя, прекрасного такого, любит, и за что конкретно. — Разве это объяснишь, — вздыхает Арсений, и тут же, изображая школьника, нетерпеливо тянет руку, подпрыгивает на месте: — У меня предложение есть, конструктивное, можно? — Валяй, — улыбаясь, добродушно разрешает Паша, и Арсений снова смотрит на Антона: — Я тут подумал, может, ты ко мне переедешь? Антон секунды две тупит, соображая, и Арсений добавляет, то ли заполняет паузу, то ли удержаться не может: — К нам с Серёгой, он давно уже казённую гостиницу на моё уютное жилище променял. Я думал об этом, до поездки месяц, нам надо, — улыбка Арса меняется, Антон сейчас не смог бы объяснить разницу, — влезть в личное пространство друг друга так, как будто мы год уже вместе. Чтобы привычки все, знаешь, истории о том, как мы в первый раз напились и почему я тебя с родителями не знакомлю. Чтобы я Шастом тебя звать перестал, это сложнее всего будет. Я Родригезу, конечно, ничего не рассказывал, кроме того, что мы вместе обговорили, но этого же недостаточно, согласитесь. Думал он, вы послушайте. Серьёзно, здесь все думают, Антону тоже пора бы включаться; что у него за побочный эффект от связи такой. — Арс дело говорит, — Паша кивает задумчиво, почёсывая подбородок, и, в самом деле, Антон никогда в своей жизни ничего старался не усложнять, начинать сейчас вообще не вовремя будет. — Согласен, — он пожимает плечами, и Арсений вспыхивает радостным удовольствием, до Антона доходит мгновенно, Паша тихо фыркает. — Вы там не спейтесь втроём, — почему-то считает нужным предупредить Дима. — Работу вам никто не отменяет. Или меня хоть приглашайте, черти. — Да это я, я сопьюсь, — не выдерживает Серёжа. — Вы с ним не жили просто никогда, а я жил, я нам сочувствую, Шаст. — Антон, — с мнимой строгостью поправляет Серёжу Арсений, не отводя от Антона взгляда. — Тоха. Я один на жертвы идти не собираюсь. — Арс, — Антон улыбается, — не драматизируй. — Да он даже не начинал, — флегматично вставляет Дима. — Вы когда первое свидание придумывать будете, тут он разойдётся. Арсений смеётся, не думая возражать.