Дитя Вендикаре

Из разговоров в лаборатории можно было узнать довольно много и сейчас Мукуро пользовался этим, целиком обратившись в слух. На этот раз его интересовала определенная информация и шестьдесят девятый никак не мог себе позволить утонуть в тумане собственного сознания, поэтому он боролся, впервые он боролся. К сожалению слишком много на средних этажах было не узнать, но и это было хоть что-то. По крайней мере за двадцать седьмую можно было пока не сильно бояться — она им нужна живой и желательно целой. Причина этому некое пламя неба, что за пламя и какое небо Мукуро не понял, точнее понял, но не до конца. Так же пару раз было упомянуто черное пламя. Больше ничего толкового узнать не вышло, помимо того, что её нашли в лесу, не далеко от лаборатории, а так же что двадцать седьмая значилась в базе данных, как подопытная, ранее находившаяся в другой лаборатории, которая, к слову, была уничтожена около года назад. И хотя вся лаборатория просто гудела на тему произошедшего утром, про Кена разузнать удалось ещё меньше. Парочка ученых лишь вскользь упомянула, что его забрал Рик. Это было плохо. Это было очень плохо. После этого психа ещё никто не возвращался в общую комнату.

***

Как обычно шестьдесят девятого закинули в общую комнату и захлопнули дверь, шум снаружи затих и мальчика тут же утащили в ИХ угол. Но теперь вторым, кто поддерживал, еле шевелящегося шестьдесят девятого была двадцать седьмая. Надежда, что Кена все же не забрали, умерла. Мукуро вновь оказался зажат между друзьями, но теперь его голова оказалась на других коленях. Тонкие пальцы сразу же зарылись в копну синих волос. Тсуна что-то тихо говорила и сквозь вновь заполнивший сознание туман, шестьдесят девятый заметил, что девочка немного шепелявила. Мукуро с трудом улавливал суть повествования. Хотя, это не странно, Чикуса, которому и рассказывала о своей жизни до лаборатории Тсуна, тоже не всегда понимал, о чем говорит девочка. Но он продолжал слушать. Все слушали рассказ двадцать седьмой словно интереснейшую сказку, которую им никогда не рассказывали. Сорок девятый вырос в лаборатории и никогда не покидал этих проклятых стен, он уже не помнил какого это чувствовать мягкую траву под босыми ногами и нежиться в теплых солнечных лучах. Он никогда не бывал в лесу и не слышал пения птиц, он никогда не… Слишком много в его короткой жизни было этого «никогда не», но зато он отлично знал, что такое боль, в принципе, как и все в этой комнате. Их жизни были так похожи. Практически одинаковы, разница лишь в именах, но даже этого их лишили, присвоив номера. И теперь слушая рассказ маленькой девочки они на мгновение смогли почувствовать себя свободными, будто нет и никогда не было этих холодных стен, не было боли, не было страха и отчаянья. Эти истории, хоть и непонятные, но веселые и интересные, для многих были подобны глотку свежего воздуха, но все хорошее имеет свойство заканчиваться. И этот конец ознаменовал громкий хлопок тяжелой металлической двери о стену. Дети вздрогнули от неожиданности и разбежались по углам, где замерли, в ужасе уставившись на вошедших. В комнату вошли четверо здоровых охранников и встали по двое с разных сторон от двери, надвигаясь на детей и чуть оттесняя тех, кто ещё не вжался в стену, пытаясь с ней слиться. Следом вошли двое ученых и ещё двое охранников встали в двери, перекрывая выход. Пока дети тряслись по углам, Тсуна переложила Мукуро на колени Чикусы и поднявшись с пола, чуть пошатываясь направилась к вошедшим. Ближайшие к ней двое охранников заметив движения со стороны потенциально опасного объекта, сделали пару шагов назад и достав, приготовленные специально на этот случай, пистолеты с мощным транквилизатором, прицелились. Тсунаеши остановилась и внимательно посмотрела на них, чуть склонив голову набок. На неё направили оружие. Это неприятно, вызывает ощущение безысходности, будто твоя жизнь принадлежит не тебе, а тому кто держит тебя на прицеле. Двадцать седьмой это совершенно не нравилось, направленное на неё дуло пугало, но она никогда не сдастся, просто не может, иначе она не сможет вернуться домой. К папе и всем остальным, кто заботился о ней в тюрьме, к семье. И она обязательно заберет с собой новых друзей. Несмотря на столь малое время, проведенное в компании этих троих, она к ним привязалась, особенно к шестьдесят девятому. Это было немного странно, ведь двадцать седьмая их почти не знала, но для неё они уже стали дорогими сердцу людьми, семьей, за которую она готова любому перегрызть глотку. Тсуна не знает за кем пришли эти люди, но девочка прекрасно знает, что они пришли, чтобы причинять боль. Поэтому и не может позволить забрать кого-то. Просто так она не сдастся. Решив применить проверенный метод, двадцать седьмая побежала на ближайшего к ней охранника. В этот раз у неё нет никакого дополнительного оружия, но малышка не безоружна, у неё есть зубы и ногти, она будет бороться. Адреналин выплёскивается в кровь и мир замедляется. Внутри все кипит, бурлит, рвется наружу. Желание накинуться на противника и разорвать на части, чтобы проклятая грязно-белая плитка окрасилась кровью, чтобы с потолка и стен на пол падали ошмётки органов. Из состояния близкого к безумию двадцать седьмую вырвало пойманное боковым зрением движение дальнего от неё охранника. Будто в замедленной съёмке она увидела, как медленно палец мужчины стал надавливать на курок. Целясь корпус. Все движения замедленны, даже её, складывается ощущение, будто вокруг вода, но никак не воздух. Изо всех сил она меняет направление, уходя с траектории выстрела, но цель двадцать седьмой остается прежней. Охранник, что стоит ближе к ней тоже нажимает на курок, но не попадает из-за трясущихся рук и пятится назад. Теперь он дальше и Тсунаеши переключается на второго, что наоборот подходит ближе. Двигаться очень тяжело, но девочка изо всех сил бежит вперёд, стараясь хоть немного ускориться. За мгновение до того, как двадцать седьмая налетела на охранника, тот выстрелил. Сзади девочки послышался вскрик Чикусы. Это разозлило, нет, привело в ярость. В глазах вспыхнул огонь, придавая им цвет янтаря. Больше ничего не сдерживает ярость и девочка со всей силы всаживает ладонь в живот охраннику. Она чувствует, как ногти на пальцах разрывают кожу, как рука погружается в склизкие внутренности по самый локоть. Они щекочут кожу, такие тёплые и мягкие. Пальцы натыкаются на что-то твёрдое, похоже позвоночник. Надо спешить. Ёши достаёт свою окровавленную руку из живота мужчины и разворачивается ко второму охраннику. Но ещё один здоровяк, внезапно наваливается на двадцать седьмую со спины и заламывает ей руки. Девочка начинает вырываться, но противник сильнее, что резко сводит все старания на нет. А наконец сообразивший второй охранник берет малютку на прицел. Вновь черное дуло направлено на неё. Новая вспышка гнева, он разгорается все сильнее и Ёши неосознанно направляет пламя в держащую ее руку и вскидывает горящий янтарем взгляд на мужчину перед ней, от чего тот шарахается в сторону, выронив пистолет. Здоровяк сзади что-то кричит, а через мгновение, его рука взрывается под давлением вскипевшей, бурлящей крови, раскидывая горячие ошмётки во все стороны. Двадцать седьмой хочется добить его, но охранник уже выведен из строя, а противников ещё много. Подхватив пистолет, она несколько раз стреляет в человека перед ней, и отбросив разряженное оружие, уже собирается кинуться к следующим жертвам, но сзади раздаётся властный голос. Двадцать седьмая оборачивается и понимает, она проиграла. Опять. Монстр в белом халате схватил, Мукуро и приставил к его шее шприц с чем-то зелёным, рядом лежит бессознательное тело Чикусы. Ученый расплывается в злобном оскале и ликует, видя отчаянье в янтарных глазах маленького неба. А Тсуне хочется плакать от обиды и боли. Она не защитила. Не уберегла. Беспомощность заглушает ярость. Но стоит ей пересечься взглядом с шестьдесят девятым, двадцать седьмая понимает, что не опустит руки. Она будет бороться. Однако сейчас придётся отступить.