Ладонями касаясь света звезд...

Глаза застилают слезы. Она берет лицо Майкла в прохладные ладони и касается губами щеки. Его руки лаская, гладят ее тело. Она давно уже чувствует бедром, как он возбужден, но не смеет его коснуться. С легким придыханием, сдерживая себя изо всех сил, Майкл шепчет: - Поцелуй меня, Ева… Она трогает его губы, несмело и наивно. Он отвечает также на этот поцелуй, растворяясь в остатках терпения и воли. Ему этого мало! Уже давно мало! Майкл притягивает ее к себе и, нашептывая: « Девочка… Маленькая… Моя Ева…» - жадно припадает к ее сухим, но таким податливым губам. Она не сопротивляется, доводя его своей покорностью до сияющего мерцания перед закрытыми глазами. Настойчивые губы Майкла и ласкающий небо язык сводят с ума и пробуждают ее тело от трехлетнего оцепенения. Она просто изнывает от нежности и желания, самозабвенно отвечая на его поцелуи. Иногда, если не хватает дыхания, она с трудом отрывается и опять уходит с головой в это неистовое безумие мягких и нежных губ. - Ма-а-айк… То ли стон, то ли всхлип… В нем мольба и жажда, причудливо нанизанные на каждый звук произнесенного имени, как жемчужные слезы. Еве начинает казаться, что его руки повсюду на ее теле, ласкают, заставляя кожу пылать. Майкл берет ее ладонь и направляет вниз – беззвучно моля о прикосновении к себе. Девушка замирает, затаив дыхание. Глаза широко распахнуты то ли от испуга, то ли от смущения. - Не бойся… - его голос хриплый от возбуждения. – Маленькая… Трусиха моя… Скользнув ладонями под яркий топ, он начинает медленно поднимать его, пытаясь снять. «Господи, что я делаю?» Упершись ладонями ему в плечи, Ева словно очнулась. «Нет… Я не хочу, чтобы первый раз был таким…» - Майк… Я … - в голосе слезы. - Я знаю… - уверенность и покорность. - Я не хочу так… - чуть слышная горечь. Прижав ее к себе и укачивая, как ребенка, он тихо прошептал: - Будет только так, как хочет моя Ева… Лишь через несколько минут он услышал ее странный ответ: - Так и должно было быть. Так и будет. Он никогда не ошибался… Она тихо поднялась с его колен и добавила: - Прости меня… - Глупая моя… За что? – у него такая трогательная улыбка, что у Евы перехватывает дыхание. Поднявшись с трона и обняв девушку за плечи, Майкл потянул ее к выходу. «Ну, мистер Джексон, готовьтесь к ночи! Она будет упоительной! Ты как всегда прав: малышка невинный ангел! Ты попадешь в Рай через парадный вход…» Едва они почувствовали свежий вечерний ветер, девушка спохватилась: - Подожди меня, Майкл, мне нужно потушить лампы. Огни Кносса не должны гореть без людей, - развернувшись, Ева исчезла в полумраке лестничного пролета. «Ларис, ты, как всегда, прав. Теперь я верю во все, что ты мне говорил! Он удивительный, нежный и ласковый. Но он не мой, я знаю это… Клянусь, что после всего, что между нами случится, я вернусь к жизни и увижу все ее краски заново. Я отдам ему свою любовь: ту, что была уготована лишь тебе, мой милый. И тогда можно будет оставить воспоминания о прошлом и начать жить заново, как будто тебя никогда не было… Я не хочу, чтобы моя память была сильнее смерти! Я устала помнить все». Ева глотала слезы, а в груди, точно языки пламени, вспыхивали боль и тоска, обжигали горечью, оставляя саднящий след. Почему у нее все не так? Почему ее судьба была всего лишь отголоском такой любимой, но такой чужой жизни? Ева тушила лампу за лампой, задувая их свет своими обещаниями и сбивчиво повторяя одни и те же слова дрожащими губами. Наконец, остался последний мерцающий огонек: жадно облизывая стекло, он рвался ей навстречу: - Повелевай, Великая Жрица ночи, я все исполню! Пытаясь согреть непослушные пальцы, девушка приложила ладони к старинной колбе масляного светильника, и ей показалось, что она слышит голос всадника из своего сна, слабый и таинственный: «Только одна ночь… Забудешь навсегда…» Затаив дыхание на миг, она решительно выдохнула свое желание: «Хочу быть счастливой и забыть тебя, Ларис! Забыть навсегда… » Зал погрузился во мрак.