Челлендж: тексты о любви

— До следующей встречи. Береги себя, Смотритель. Я вернусь, когда смогу. Мира и покоя, бесценный. Ich liebe dich. Скиталец обнимает меня, на мгновение утыкаясь носом в мою макушку. Он очень тёплый. — Я буду ждать. В следующий раз мы пьём чай со смородиновым листом. И снова, прощаясь, он говорит эту свою фразу: «Ich liebe dich». Я уже знаю, что со мной он говорит на барревьере — так для странников миров называется язык моей родины, королевства Арматия. «Есть ещё мир с названием Арматия, — говорит он, — там язык другой, но похож немного на ваш, потому что одним концом Арматия у вас, в Зеленосветном мире, а другим — в Кириине.» — А я когда-нибудь увижу это всё? — Погоди… Сейчас посмотрим. Сядь прямо и расслабься. Можешь снять барьеры? Мне нужно увидеть твою сущность. Скиталец внимательно глядит мне в глаза. Его радужки становятся из серо-зеленых почти прозрачными, как тонкое стекло. Наконец, он печально вздыхает: — Прости, Geliebte, но нет. Ты не двоедарний. Смотрители Маяка, как проводники, не имеют дара ходить в иномирье, только призывать странников в свой родной мир, примерно как проводники Дверей. Мне очень жаль. — Ну что ж… Раз этого изменить нельзя, то ты можешь рассказать мне про всё интересное, что есть в мирах? Я ведь столького никогда не увижу!.. — А что тебе интересно? В мирах куча всего. Я даже могу тебе приносить всякие интересные штучки из иномирья, мне не сложно. — Я люблю книги по культуре разных стран. И о растениях. — М. Хорошо. Хочешь, принесу тебе луговые травы из моего родного мира? И какие-нибудь книги по ботанике? Может, даже какой-нибудь фолиант, если найду. Сейчас я по работе как раз в родном мире гощу. Кстати, мне уже скоро опять надо идти. Вот только допью твой восхитительный чай. На пороге он снова меня обнимает. Трётся носом о висок, словно хотел бы поцеловать, но сдерживаться — помнит, что я об этом сказал. — Я принесу тебе книги. Пока, солнце моё. Увидимся. Ich liebe dich. Он исполняет своё обещание — и называет: — Это вот луговой клевер, он идёт на корм скоту и к тому же отличный медонос. Это — донник, лекарственное растение. Это — колокольчик луговой. А ещё лесной есть, он крупнее, и у него цветы на стебле вертикально растут. А вот это ромашка. У нас на ней гадают иногда, в шутку, конечно. — О чём? И как? — я слышал о гадании на чайной заварке, кофейной гуще, на картах и камешках с древними буквами нашего алфавита, о гадании со свечами и зеркалами, но о гаданиях на цветках — ни разу. — Отрывают лепестки и последовательно говорят на каждый: любит, не любит, плюнет, поцелует, к сердцу прижмёт, к чёрту пошлёт. На какой фразе закончатся лепестки, то, значит, к тебе загаданный и чувствует. — А это правда так и будет? — Да нет конечно. Шутка просто. На сей раз я не отпускаю его сразу на пороге, а спрашиваю, глядя в глаза: — Эта твоя фраза, которую ты каждый раз повторяет на прощание — что это значит? Это не наш язык. Это фарнтейс? Повторить я не рискую: я не очень силен в иностранных языках. — Нет. Это слова моего родного мира, а язык называется немецким. Я полунемец. — Что же это значит. Ну, скажи. Почему ты всякий раз это повторяешь? — Потому что, — с трудом отвечает он, — работа проводника небезопасна. И, если я однажды заражусь и буду упокоен или погибну на задании, защищая своего странника, я хочу, чтобы ты запомнил. — Запомнил что? — Разве ты ещё не догадался?.. Он обнимает меня и совсем легко касается моих губ своими — и произносит ещё раз: — Ich liebe dich.