♢♢♢
Вынырнул Сэкиль из темноты как-то слишком резко и неожиданно. Первым заработало обоняние: в нос тут же ударил запах крови и… всё. Затем очнулось осязание: запястья рук и щиколотки ног неприятно засаднило. Уже когда вернулось зрение, альфа смог разглядеть свои затёкшие ноги, привязанные к ножкам стула, руки же по ощущениям были просто скручены за спиной и крепко связаны прочной верёвкой. Когда же Сэкиль очнулся окончательно, все ощущения нахлынули разом, разрушительной волной, бешеным вихрем. Эмоции захлестнули ослабевший разум. Боль. Страх. Слабость. Сомнения. Жалость к себе. Кажется, всё стало только намного хуже, хотя до этого, казалось — куда уж там… Закашлявшись, Сэкиль ощутил, насколько сильно у него пересохло во рту: язык с трудом отдирался от нёб и тут же, снова прилипал уже к зубам. С трудом облизав бескровные губы, микстисангус огляделся. Он находился всё в той же комнате, где и раньше. Только… Трупа не было. Были живые крылатые. Три грозных, хмурых демона и всего один ангел с идеально уложенными русыми волосами. Сэкиль наклонил голову набок, разглядывая одежду ангела: белоснежный, неуместный в данный момент фрак, больно сильно выделялся среди тёмных одеяний демонов. Чернокрылые стояли возле стула полукругом, неприязненно смотря на связанного альфу. Ангел же был чуть подальше, в стороне. Лицо его выражало сострадание и участливость, что не могло не радовать, хоть бы и немного. Ни у одного из крылатых не было запаха. И это было первым, о чём подумал микстисангус — до этого, мысли лишь хаотично проносились в голове, не задерживаясь и не формируясь во что-то связное. Тишина давила, и это мешало им выстроится в нужном порядке. — Ты будешь казнён, — нарушил тишину один из демонов, по виду самый старший: в его чёрных прямых волосах проглядывалась лёгкая проседь. Говорил он уверенно, голос его отливал металлом — такой не привык, чтобы ему перечили. Сэкиль поморщился. Лучше бы он вообще ничего не говорил. Ну что ж, обнадёживающе. — И это будет необычная казнь, — продолжил тот же демон, внимательно наблюдая за реакцией альфы. Микстисангус решил поинтересоваться какая, но чисто из вежливости — ему было уже в принципе всё равно, как умирать. Это ведь неизбежно. — Какая же? — сказал, и пожалел об этом: голос оказался трескучим, глухим, как у древнего старика. Вот бы смерть наступила моментально, чтобы Сэкиль даже не успел ничего почувствовать… — Ты совершил два тяжких преступления и нарушил два правила. Смерть будет медленной и крайне мучительной, — разбил все мечты гад. — Я лично об этом позабочусь. — Вы хотите устроить самосуд?! — в ужасе прикрыл рот ладошкой ангел. — Именно, — холодно ответил демон, даже не повернув к тому головы. — Он убил собственных родителей и начальника охранного блока, так же… — Начальника охраны? — перебил Сэкиль, удивлённо уставившись на крылатых. — Что тебя удивляет? — поджал губы демон. — Ну… он был таким… — Сэкиль замялся. — По нему и не скажешь. Такой толстый, визгливый. — Дерзкий, мальчонка! — демон угрожающе надвинулся на микстисангуса, яростно сверкая глазами. — Это был мой сын! Единственный, чёрт возьми! Ох… Ну вот. Теперь точно никаких надежд на спасение нет. Вот и объяснилась агрессия демона и то, с каким он удовольствием говорил о мучительно и медленной смерти Сэкиля, которую он хочет ему устроить. — Вы не можете руководствоваться только личными мотивами и убить этого крылатого! — снова встрял белоснежный ангел. — К тому же, он ещё совсем мал! Хотя бы посмотрите, какой это редкий вид крылатого. — Это так важно? Могу, ещё как могу. Вы, кажется, куда-то шли. Вот и идите, не задерживайтесь тут, — недобро прищурившись, прошипел демон, а затем обернулся к стоящим рядом демонам: — Уведите господина молодого инженера. И давайте уже закончим весь этот балаган. — Как вы смеете! — попытался возмутиться ангел, но молчащие всё это время молодые демоны, легко подхватили его под руки и вывели из комнаты. — Ну что ж, — оскалился альфа, хищно потирая руки и наслаждаясь испугом, отразившемся в глазах микстисангуса, — приступим. Первый удар пришёлся как раз в разбитую скулу альфы. Голова беспомощно мотнулась назад и Сэкиль инстинктивно сжался, насколько это вообще было возможно в его положении. Периферийным зрением он заметил, как в комнату вернулись два демона. Наверно они были охраной старшему, подумал альфа. Встав в стороне, темнокрылые стали равнодушно наблюдать, как на безоружного, беспомощного микстисангуса сыплются всё новые и новые удары. Сэкиль с силой сжал челюсти, чтобы не доставить удовольствие демону — не закричать от острой боли, прожигающей всё тело. Из сознания его выбил мощный удар под дых. В ушах зазвенело, обожжённые лёгкие отказались исправно работать, и накрыла уже такая родная пустота.♢♢♢
— Сэкиль? Микстисангус недовольно дёрнулся — просыпаться совсем не хотелось, но кто-то продолжал настойчиво звать его и это мешало провалиться обратно в спасительную пустоту. Или подождите… он уже умер? — Сэкиль! Хорош разлёживаться. Ты два дня валяешься в отключке, сколько можно? Уже восстановился давно. Сейчас же вставай! Обед, Сэ, скоро обед! На удивление, голос казался знакомым, но Сэкиль никак не мог вспомнить, кому именно он принадлежал, а значит уже пора просыпаться, чтобы узнать это. Микстисангус лениво потянулся, с удивлением отмечая, что тело почему-то не отзывается резкой болью и практически не болит. Зевнув, принюхался, чувствуя терпкий запах каких-то трав. Открыв глаза, он увидел перед собой недовольное лицо незнакомого альфы, обрамлённое пепельно-серой копной волос. Раскосые выразительные глаза были точно такого же цвета. И одежда. Крыльев же видно не было. — Ну наконец-то! — сказал тот. — Давай снова знакомится. Я Ким Намджун. Но ты, как и раньше, зови меня Джуном. — О, — удивлённо захлопал глазами Сэкиль, и начал разглядывать альфу уже немного по-другому — вот значит какой он, старший микстисангус. — Вам… Тебе точно сто тридцать? А где крылья? — Сто сорок, Сэ, — улыбнулся Джун. — А крылья… С ними неудобно ходить. Каждый угол задеваю. Я научился рассеивать их. — А-а, — протянул альфа, смотря, как за спиной старшего микстисангуса образовываются пепельного цвета крылья. — Как ты себя чувствуешь? — спрашивает Джун, и постепенно рассеивает их. — Ну, — микстисангус внимательно прислушался к ощущениям. — Болит в области груди, спина чешется. Сев на кровати, как смог оглядел себя. Первое, что Сэкиль заметил — его тело было совершенно чистым, то есть никакой грязи и пыли, что были в камере. И засохшая, размазанная кровь тоже пропала. Это наблюдение заставило смущённо покраснеть, что наверняка не укрылось от внимательных серых глаз старшего. Что радовало — наличие узких, совсем новых, тёмных джинсов — Сэкиль мысленно поблагодарил микстисангуса. На груди была тугая повязка, желтоватого оттенка синяки на впалом животе (откуда они вообще?). Ногти на пальцах обломаны. Альфа аккуратно дотронулся до своего лица: скула слегка заныла. На носу оказалась небольшая затянутая коркой ранка и два тонких пореза на подбородке. Когда только успел себе разбить лицо? Больше значительных повреждений не оказалось. — Почему так болит в ребре? — Хм, у тебя трещина в левой области. Думаю, сейчас она уже затягивается. — Джун сел на кровать рядом с Сэкилем, поправляя ему белоснежную чёлку, упавшую на глаза. — У тебя нереально быстрая регенерация. Всего два дня я поил тебя отварами и обрабатывал раны, и теперь ты, практически, как новенький. Поразительно! Даже я дольше восстанавливаюсь. Эх, молодость. И Джун рассмеялся. Понятно отчего... Будто он старый. На вид, даже на тридцать лет с трудом тянет. Тут старший принюхался и чихнул. — Эти алтей с мелиссой уже въелись в мою кожу, — проворчал он и пояснил: — Это травы входящие в отвар, которым я тебя поил и натирал раны. Они уже практически полностью заменили мой лавандовый запах. Н-да. Для альфы это позор — цветочками пахнуть. Но если ты лекарь… — как-то обречённо вздохнул старший. — А вот у тебя, между прочим, восхитительный запах. Я пока летел досюда, чуть не съел тебя, — уже улыбнулся он. — Правда? — Сэкиль только сейчас почувствовал витающий в комнате, еле различимый запах миндаля, перебиваемый стойким ароматом сухих трав. — Джун, а вы… ты… не мог бы достать мне блокаторы? — Зачем? — искренне удивился альфа. — Что тебе не нравится? Прекрасный запах. — Я не привык, — поморщился младший. — Я почти с рождения пью блокаторы. Не хочу, чтобы на меня обращали внимание. — У-у-у, что за синдром серой массы? Зачем тебе сливаться с толпой, если ты настолько чудесен? — Ну, Джи, ну пожалуйста. Я сейчас не в том состоянии, чтобы выслушивать лекции про неповторимость каждого крылатого на земле. Мне достаточно выделяющихся в толпе серебристых крыльев, которые ни черта не рассеиваются! На этих словах Джун почему-то дёрнулся и посмотрел на Сэкиля, как-то виновато заглядывая в его глаза кровавого цвета. Затем отвернулся. — Сэ, — неуверенно начал он, чеша пальцем тонкую бровь. — Твои крылья слишком сильно пострадали тогда. Их пришлось… э… убрать. Ты ведь знаешь, ткани маховой части крыла не восстанавливаются. Вот… Сэкиль упал обратно на подушку, закрыв глаза. Обидно. Какой же он теперь крылатый, без крыльев? Теперь понятно, почему ему ничего не мешало лежать, когда обычно приходилось переворачиваться на бок, чтобы не помять крылья. Вот почему так чешется спина сейчас. Раны заживают. Альфа вздохнул. На удивление, эта новость его не так сильно задела, как очевидно ожидал Джун. Наверно, это из-за того, что эти крылья несли только одни проблемы. Из-за них, в подростковом возрасте, микстисангус всегда приходилось терпеть насмешки сверстников. Да и вообще. Хорошо хоть альфа сам жив остался. Ничего. Переживёт эту потерю. Сейчас не время раскисать. — Где я? — спросил Сэкиль, открыв глаза. — Я думал это будет твой первый вопрос после пробуждения, но ладно, — наклонил голову набок старший, внимательно смотря на младшего. Всё ещё ждёт реакцию на новость о крыльях что-ли? — Ты у меня в особняке. — Да? Сэкиль удивлённо посмотрел на Джуна, затем обвёл взглядом на этот раз уже комнату. Какой же он стал рассеянный — почему сразу всё не рассмотрел? Комната, с высоким потолком, выполненная в бежево-белых тонах была по-настоящему шикарной: двуспальная широкая кровать с белоснежным бельём; в углу комнаты, возле двери, громоздкий, но красивый шкаф с замысловатой резьбой, на полу бежевый палас, что так хорошо сочетался с такого же цвета шторами на высоких окнах по обе стороны кровати, за которыми угадывались очертания водной глади и слышался тихий, убаюкивающий плеск волн. У изголовья кровати стояла небольшая бежевая тумбочка, на которой красовалась прозрачная ваза с пышным, бардового цвета, пионом. Рядом стоял посеребрённый подсвечник. — Красный пион? Почему? — Ты хотел сказать — зачем? Во-первых, не красный. Бардовый. Это травянистый пион, называется «Чёрный пион». Несуразный, но такой необычайно красивый и редкий — он совершенно не подходит к тонам этой комнаты, но был бы просто великолепен в подходящей среде. Разве с микстисангусами не так же? — посмотрел Джун на Сэкиля, и тот вдруг заметил в глубине пепельных глаз затаившуюся, вечную тоску и мудрость, что так долго прятались за обычной бравадой и показным легкомыслием старшего. — Мы несуразно выглядим среди этих высокомерных, обычных чистокровок. Они не замечают наше великолепие и силу. Ты же, смог доказать им наше величие. Хоть это было и не так уж красиво. Зачем ты убил главного начальника охранного блока? — Что? Кого? — не ожидавший такого вопроса, Сэкиль недоумённо обернулся к альфе. — Убил? Я не помню. — Так, стоп. — От лёгкой поволоки задумчивости в глазах старшего не осталось и следа. — Ты правда ничего не помнишь? Совсем? — Что я должен помнить? — занервничал микстисангус. — Та-а-к, — протянул старший. — Что ты помнишь последним? — Я прятался в какой-то комнате с коробками, — пожал плечами альфа. — Потом я выронил там план, который так и не нашёл. Больше ничего. — М-да. Ладно. Думаю, со временем, пазл в памяти сложится. Ты головой что-ли приложился где? Ах да, извини, — немного сконфуженно пробормотал Джун, видя синяки на лице и теле младшего. — Точно. Ну ничего! Может и вспомнишь ещё. — А что случилось? — растерянно спросил Сэкиль, ничего не понимая. — Тогда как ты меня вытащил? Вообще, что произошло тогда? — О! Ну неужели. Ты всё же смог перейти на ты, — довольно улыбнулся старший, обнажив ровные зубы. — Я очень долго ждал тебя в главном зале. Я уже говорил тебе, что раньше я работал в этом здании? Нет? Так вот. Стою я такой, жду тебя, и тут пробегает мимо красный, возмущённый ангел. Оказалось, это мой бывший сослуживец. В молодые годы я увлекался инженерией, и он много чем помог мне тогда. Джун на время замолчал, видимо вспоминая свои «молодые годы». Затем продолжил, задумчиво глядя на необычный пион на тумбочке: — Я остановил его и спросил, что случилось. Тогда он и рассказал, что, оказывается, сбежал совсем ещё молодой микстисангус, убил начальника охраны, и теперь, отец этого самого начальника, хочет убить его, отомстив за единственного сына. — Правда? — ужаснулся Сэкиль, и неловко покраснел, от волнения снова перейдя на Вы: — Как же вам удалось спасти меня? — Мне пришлось продать второй особняк, который достался от брата. — Джун вздохнул. — Хороший был домик. Но мой всё же лучше. — Ох, — выдохнул смущённый Сэ, — Джун, я теперь в неоплатном долгу перед вами! — Да иди ты! — возмутился старший. — Во-первых, прекрати выкать. А во-вторых, Сэкиль, ты уже заплатил за свободу своими крыльями. Наверно они были такими красивыми… Между прочим, у тебя был самый редкий цвет. Ты очень выносливый микстисангус. Только посмотри на свою метку! Сэкиль развернул запястье, смотря на серебристый рисунок. Метка, как метка. — Что она означает? — Совершенство. Джун благоговейно дотронулся до чужого рисунка, очерчивая аккуратные линии подушечкой большого пальца, а Сэкиль в очередной раз подивился быстрому переходу настроения старшего, от демона-подростка, до мудрого старца, который многое видел и многое знает. — «Круг с точкой в центре олицетворяет полный цикл и возобновляющееся совершенство, разрешение всех возможностей в существовании» — именно так писал Тхуан в своём, утерянном нынче, дневнике, — вздохнул старший. — Только несколько страниц и осталось. Я их до сих пор храню. Впечатлённый Сэкиль заворожённо следил за пальцем Джуна и не сразу смог понять про дневник. — Джун, а я знаю где он. — Кто? — поднял глаза от метки старший. — Дневник Тхуана. Тот самый, где он писал про сущность микстисангусов. Джун недоверчиво нахмурился и убрал руки от метки. — Откуда? Сэ, это невозможно. Знаешь ли ты, сколько крылатых пыталось отыскать его? И всё безуспешно. — Я гулял по соседней улице и забрался в заброшенный не так давно дом, чтобы переждать сильный ливень, — сказал Сэкиль, натянув одеяло до подбородка из-за лёгкого сквозняка, что дул из приоткрытого окна. — Я тогда облазил все комнаты. А в другой раз гуляя, снова пришёл туда и решил залезть на чердак, где нашёл чемодан, до верху набитый книгами. — И? — в глазах старшего промелькнула надежда. Он ничего не потеряет, если поверит в удачную находку этого ребёнка. — Что за книги там были? — Да в основном исторические. Ещё были записные книжки без обложек. В одной из таких рассказывалось о способностях микстисангусов. Поэтому мне кажется, что это и есть дневник Тхуана, о котором все говорят. Ведь это он был профессором, в честь которого назвали лабораторию? — Да, — кивнул Джун. — И где сейчас этот чемодан? Сэкиль сморщил гладкий лоб, стараясь вспомнить, где последний раз оставлял книги. — Чёрт, Джун, он ведь был в моём доме! Я его спрятал в своей комнате, — наконец вспомнил он и нервно заёрзал под тёплым одеялом. — Значит сейчас они в Здании Труда… Вот же ж! — правильно понял старший. — Ты точно уверен, что это дневник именно Тхуана? — А что, много крылатых пишет о итогах проводимых опытов и о возможностях никому неизвестных микстисангусов? — Ладно. — Джун встал с кровати. — Сейчас я принесу тебе футболку и поесть, тогда продолжим. Я ведь обещал кое-что рассказать тебе о твоём омеге. — А свою метку покажешь? — Да, ребёнок! — улыбнулся старший и вышел из комнаты, оставив Сэкиля возмущённо пыхтеть от такого обращения.♢♢♢
Метка у Джуна оказалась необычной — от локтя левое запястье обвивала чешуйчатая змея. Её широко разинутая зубастая пасть с длинным двухконечным языком переходила на кисть руки. В этом рисунке заключалась сила врачевателя. Именно так Джун и нашёл Сэкиля, чувствуя на расстоянии его боль. Старший сказал, что порой не мог даже заснуть, ощущая чьё-либо повреждение — метка начинала отчаянно пульсировать: змея будто сжимала запястье, туго обвивая, обжигая кисть руки языком. Пока поражённый Сэкиль нервно грыз ногти, отставив недоеденную тарелку любимого риса, Джун объяснял, что каждая метка несёт в себе какой-либо смысл. У каждого рождённого микстисангуса своё предназначение в жизни, о чём и может рассказать искусный, несмываемый рисунок на коже. Кто-то, должен раскрыть неизведанное, рассказав об этом обществу. Кто-то должен врачевать, используя свою целительную способность, данную при рождении с меткой. Сэкиль же родился, чтобы повелевать. Ему дана способность ментально воздействовать на сознание чистокровных крылатых. Поверить в это было сложно, но альфа помнил, что в дневнике Тхуана было написано о подобных видах микстисангусов. Было удивительно лишь одно — откуда брат Джуна мог знать о таком, если его способностью было лишь чувствовать неуловимых демонов? Старший микстисангус смог ответить и на этот вопрос. Тхуан, будучи помощником главного профессора, согласился на эксперимент облучения. Именно из-за этого братья и рассорились тогда. Джун потерял близнеца. Тот словно с ума сошёл от своей новой способности — чувствовать уровень силы себе подобных, их энергию. Чуть позже, когда Тхуан уже сам стал главным профессором исследовательского отделения, он решил пойти на ещё один бредовый эксперимент, на реализацию которого была необходима метка микстисангуса с определённой силой. То ли Тхуан хотел присвоить её себе с помощью пересадки кожи, то ли ещё чего — Джун не помнит подробностей, потому что был слишком возмущён и разочарован: Тхуан решил использовать брата. В то время, Джун с Тхуаном были не единственными микстисангусами. В этом старшему отчасти повезло: брат нашёл другого, более сговорчивого подопытного. Эксперимент удался: благодаря сильному рисунку, чем-то напоминающего по виду своему кадуцéй, открывающему ту самую грань между добром и злом, властью и подчинением — Тхуану открылись совершенно все способности микстисангусов. Он мог исчезать, как демоны; мог управлять стихиями природы; подчинять себе разум крылатых; врачевать, как брат. Как объяснил Джун, метка Тхуана была знаком тайных знаний и в то же время ключом к ним же. Всё же жадность погубила Тхуана. Он стал слишком опасным для окружающих. Для правительства. Недопустимо было оставлять этого полубога в живых: он ведь мог свихнуться от ощущения своей неограниченной власти и возможностей, и чёрт знает, что могло бы случиться тогда. Не успел Тхуан дописать в дневнике раздел «Какой силой могут быть наделены дети от пары демон-ангел?», как уже составил новый план для реализации какой-то третьего, основного эксперимента, и это стало последней каплей терпения Верховных правителей. Джун, окончательно рассорившийся с братом, уволился из Здания Труда, и забрав весь заработок, купил себе особняк за городом, у моря. Уже потом он узнал, что его брат погиб «по стечению обстоятельств», как ему сказали. Тхуана подорвали в его же лаборатории, скрыв это от общественности. «Лаборатория имени Т. закрыта в связи с нелегальностью проводимых там опытов. Главный профессор, который не мог жить без своего дела, повесился на зло правительству» — именно так потом писали газеты, если вкратце. Прах микстисангуса развеяли над тем самым морем, около которого сейчас живёт Джун.♢♢♢
Микстисангусы проговорили весь вечер, не заметив, как уже наступила ночь, и в не зашторенное окно заглядывает круглолицая, любопытная луна. Джун спохватился, когда заметил время на неприметных настенных часах, висевших чуть сбоку от кровати. Сэкиль от ужина отказался, и поэтому выпив пахучий отвар из каких-то трав, принесённый старшим, улёгся спать. Заснул практически сразу. Снился пышный «чёрный пион» бардового цвета, в руке, а вокруг хаос: всё разлетается в мелкие куски, и взрывная волна сметает всё вокруг, но тюльпан так и остаётся нетронутым совершенством. На следующий день Джун ненадолго отлучился в город. «На зов очередной болезни», как объяснил младшему. Всё утро Сэкиль провалятся в постели, лениво переворачиваясь с боку на бок. Так бы он провёл и последующий остаток дня, но в животе возмущённо забурчало, и пришлось вставать, отправляться на поиски съестного. Выйдя за дверь комнаты, Сэкиль оказался в огромном зале. Под ногами был расстелен круглый, пушистый белый ковёр. На шершавых стенах, из мелких золотых песчинок висели чёрно-белые картины в позолоченных рамах. Три высоких окна были завешаны серебряными шторами с золотыми вкраплениями по краям. Сэкиль задрал голову: под потолком оказались две огромные люстры, обвешанные ярко голубыми, сверкающими на солнце, сапфирами, которые висели на изящных, коротких металлических цепочках. Зачем они там нужны, подумал микстисангус, ведь своим голубым сиянием они портили серебристый зал с золотыми штрихами. Тут альфа чуть не споткнулся, когда заметил поставленные у стен вазы с чёрными пионами. Этот странный фетиш Джуна немного пугал. Задумчиво взлохматив и так спутанные волосы, Сэкиль сбежал по лестнице на первый этаж. Кухня точно должна быть где-то там. И в правду. Небольшая светлая кухонька была за стеклянной дверью и оказалась премилой комнатой. Сэкиль так решил, когда увидел там набитый до верху холодильник. Уже потом, поедая очередную тарелку риса с чимчи, микстисангус разглядел интерьер и понял, что не ошибся, назвав кухню милой. Сэкиль не плохо разбирался в дизайнах, и поэтому рассматривал кухню с особым удовольствием. В детстве он мечтал стать лучшим декоратором в мире, и какое-то время, самым доскональным образом, изучал множественные стили интерьера и дизайны фасадов; альфа прочёл не мало литературы данного содержания. Сэкиль даже помнит одного автора — Дженни Гиббс, так как того зачастую путали с серийной убийцей со схожим именем. Так вот у Джуна, насколько помнит альфа, был викторианский стиль. Всё оформлено в постельных тонах. Пол был декорирован плиткой с оригинальным орнаментом, сочетающимся по цвету с гарнитуром. Мебель резная, с искусно фрезерованными ручками. Массивный стол стоял в центре кухни. Освещение обеспечивала такая же стилизованная люстра, как и в зале второго этажа. В общем кухонный дизайн был выполнен со вкусом и изяществом, что казалось не характерно для такого, как Джун, крылатого. После обильного, так сказать завтрака в обед, Сэкиль побродил немного по дому и вернулся в комнату, так как многие комнаты оказались заперты. Жалея, что так много съел после двухнедельной голодухи, альфа лежал в кровати и пытался вникнуть в написанное в книге, которую захватил из книжного шкафчика в соседней комнате, похожей на его. Джун вернулся поздно вечером. Накормил Сэкиля, строго следя за количеством его порций, так как уже знал об обеденной вылазке, и дал ему блокаторы. Выражение его лица при этом, конечно, было не самое радостное, но Сэкиль так искренно обрадовался выполненной просьбе, что Джун смягчился. Потом, поочерёдно приняв ванну и переодевшись, микстисангусы собрались вместе в комнате Сэ, и стали обсуждать планы на ближайшее будущее. — Джун, а нельзя мне научиться каким-нибудь медицинским штучкам? — спросил Сэкиль, садясь в изголовье кровати и складывая ноги по-турецки. — Ты ведь не только силу метки используешь? — Конечно. Эта гадюка забирает слишком много энергии и не только… Я стараюсь прибегать к её помощи только в крайних случаях, где не могут помочь умелые руки или травы, — задумчиво протянул Джун, видимо что-то вспоминая. — Или, когда крылатый больше не в силах терпеть боль — травы ведь лечат, но делают это долго, постепенно. — Это да, — согласился Сэкиль. — А ты используешь что-нибудь, кроме трав? — Точечный массаж. — И всё? — изумился младший: он думал, что Джун использует каким-нибудь сверхновые лечебные препараты или что-то в этом роде. — Глупыш, этого достаточно, — улыбнулся старший и лёг на кровать, подложив руки под голову. — Природа ведь позаботилась о нас: в различных травах столько полезных компонентов, что диву даёшься — нужно лишь правильно их засушивать, заваривать и совмещать между собой. Можно ведь и одурманить крылатого, и дурачком сделать, при неправильном использовании травок душистых. А массаж точечный? Всего одно нажатие — и крылатый кукла в твоих руках. Здесь и повелителем, вроде тебя, быть не нужно. Но разбираться в точках нужно с маниакальной внимательностью. Одно прикосновение исцелит, другое — может сделает инвалидом на пожизненное. — Сколько же лет ты всё это изучал? — выдохнул Сэкиль. — Неужели ты можешь исцелить одним прикосновением? Даже без метки? — Нет конечно, но вот облегчить боль или улучшить состояние больного — пожалуйста. — А-а, — разочарованно протянул Сэкиль. — Ну, всё равно классно. — Ты спрашивал сколько я занимаюсь этим, — напомнил Джун. — Двадцать лет. Я слишком поздно понял, что частое использование метки чревато последствиями для меня. — Почему? — Сэкиль поудобней улёгся на живот рядом со старшим и подперев кулаком подбородок, с интересом посмотрел на альфу. — Ты избегаешь эту тему? — Нет, с чего ты взял. — Джун тоже сменил позу, приподнявшись на локтях. — Просто не очень приятно признаваться в своих ошибках. Или даже не так… Я так много живу, и хочется казаться умнее, опытнее, когда на самом деле это не совсем так. Дело в том, что активация метки не только забирает энергию, но ещё и эмоции, точнее, силы на них. После излечения очередного крылатого, я чувствую такую опустошённость, что становиться страшно. — Джун вздохнул. — Вот такой вот побочный эффект у моей «способности». — Джи, так научишь меня хотя-бы точечному массажу? Я хочу помогать тебе. Хоть иногда. — Хорошо. Только давай это обсудим уже завтра? — Джун снова лёг, устало потирая глаза. — Смотри как поздно. — Правда научишь? — Да-да, Сэ. Я уже сказал, — отмахнулся старший и встал с кровати. — Главное, чтобы ты был хорошим учеником. Ладно, я пошёл. — Джи, — Сэкиль сел, снизу вверх глядя на сероглазого, — останешься со мной? Старший пожал плечами, выключил свет и вернулся в кровать. Обрадованный младший микстисангус уже успел стянуть верхнее покрывало и разложить разбросанные подушки поудобнее. Как ни странно, Сэкиль никак не мог уснуть, долго ворочаясь. Джун, который уже начал было засыпать, не выдержал и шикнув на младшего, уложил его голову у себя на груди, приобняв за плечи. Сэкиль закусил губу, думая, что ещё никто не проявлял к нему такую отеческую заботу. Он чувствовал исходящее от Джуна убаюкивающее тепло. Он слышал его равномерное дыхание и тихий стук сердца. И от этого было так хорошо. Опасное тепло распространилось в груди у Сэкиля. И это было не так, как с Хосоком. Это была не любовь. А может и она, но совсем другая. Младший впервые почувствовал себя защищённым.♢♢♢
Джун сдержал своё слово, и на следующий день, позавтракав, микстисангусы отправились в поле. Ученик из Сэкиля оказался отличный — он всё время отвлекался на полевые, не нужные цветы и плёл из них венки. Просто так. Старший делал вид, что не видит этого ребячества альфы и продолжал рассказывать о свойствах того или иного цветка, срываемого им. Под вечер Сэкиль уже сам понял, что вёл себя ужасно и поэтому поклялся Джуну, что больше такого не будет. И такого вправду более не повторялось. Дни летели, приближались холода. Травяные запасы были собраны, изучены и тщательно высушены. Пахучие пучки Джун хранил в одной из комнат на первом этаже: одни развешивая их по стенам, другие — складывая в льняные мешочки. Пахло в этой комнате умопомрачительно. Такая смесь запахов сладко дурманила и кружила голову. Сэкиль порой думал, что это маленький весенний уголок, куда хорошо приходить в морозы, когда на улице всё заметёт сугробами. Время шло, Сэкиль успел изучить не мало лечебных и успокоительных трав, но Джун почему-то всё равно ещё не соглашался брать его с собой в город на «вызовы». Младший не обижался; просто постоянно сидеть в особняке, да ещё и одному, было довольно-таки скучно. Сэкиль стал всё чаще вспоминать Хосока; всё чаще стал чувствовать угрызения совести из-за того, что не навестил его и не успокоил. Наверняка, омега переживает об альфе, ведь сколько времени уже прошло, а тот так и не появился. Ночью, микстисангус подолгу разглядывал красиво выведенное имя демона. Его мягкое свечение наводило тоску на Сэ. Однажды, он всё же не выдержал и рассказал о своих мучениях Джуну, когда они, как обычно лежали на его кровати, и обсуждали итоги ещё одного прошедшего дня. Но старший не желал его отпускать — он хотел, чтобы Сэкиль остался с ним и научился не только врачеванию, но ещё и управлять своей собственной силой. — Вот что ты отказываешься? Я ведь могу тебя ещё многому научить! Как никак не первый, и даже не пятый десяток живу, — старался он убедить младшего. — Ты пробыл у меня всего-навсего месяц с чем-то! — Я не могу, — мотнул головой Сэкиль в ответ. — Хочу знать, что стало с моим домом. И ещё… я очень скучаю по Хосоку. Он наверно уже испереживался весь. — Твой дом наверняка опечатали. Где ты тогда будешь жить? — Мне ведь двадцать! Я уже совершеннолетний. Решим как-нибудь с Хосоком, — легкомысленно пожал плечами младший, никак не соглашаясь остаться. Джун обречённо вздохнул, чувствуя, что сейчас он теряет то, что только что нашёл. Встав с кровати, альфа подошёл к окну, задумчиво глядя на тихую гладь моря, что так сильно напоминало бескрайний, тихий океан. — Помнишь, я обещал сказать тебе кое-что про Хосока, если ты сможешь выбраться из Здания Труда? — Да, — Сэкиль напрягся. — Только поэтому я и пожертвовал крыльями. Так что ты… вы… то есть… что ты хотел сказать? — Он не твой истинный. Джун обернулся, без эмоционально глядя на ошарашенного альфу. — Что? Почему? С чего ты взял? — снова перешёл на вы Сэкиль. — Хосок не твой истинный, Сэ, потому что у микстисангуса нет истинной пары. Ты сам решаешь — кто ею может стать. И ты выбрал первого, кто по-доброму к тебе отнёсся — Хосока. Он лишь подсознательно принял твою волю. — Джун снова обернулся к окну, не желая видеть разочарования в глазах ребёнка. — Ты повелитель. — А как же метки? У меня его имя! И у него моё. — На твоём запястье могло быть любое имя, — слегка пожал плечами Джун, — и даже несколько. Но судя по тому, что имя этого омеги внутри твоего круга совершенства — ты выбрал единственную, постоянную любовь. Удивительно. Ты сам всё себе усложнил. — Я всё равно хочу встретиться с Хосоком! — упрямо заявил младший, вскочив с кровати. — Я не верю, что <заставил> его любить. Я… он… Ну и пусть, что не истинный! Я ведь люблю его. Джун в момент оказался рядом с Сэкилем — лицом к лицу, заглядывая в его кроваво бардовые, широко распахнутые глаза. Будто пытаясь найти что-то в них, прочесть. Младший лишь вздрагивает и отворачивается от альфы, кусая губы. Джун тихо выходит из комнаты, так и не проронив ни слова. Что с ним такое? Младший рассеянно смотрит на чёрный пион и твёрдо обещает себе, что завтра же отправится в город, на поиски своего клубничного омеги. И не важно, что только что сказал старший.♢♢♢
— Сэкиль?! Хосок растерянно хлопал пушистыми ресницами, глядя на давно потерянного альфу, который сейчас стоял на пороге его квартиры. Буквально минуту назад зазвонили в домофон, и Хосок сразу же открыл, думая, что вернулся брат из Академии Боя. Но это был не он. — Хоби, я пришёл. Микстисангус устало улыбнулся и притянул к себе омежку, заключая в объятья и наслаждаясь таким родным теплом его тела. Сэкилю пришлось пройти длинный путь, лежащий через высохшее поле и половину шумного города. И вот он здесь. Микстисангус старается не думать о том, как обречённо смотрел Джун на уходящего младшего, сгорбившись, сидя за столом. Может быть, они ещё увидятся. Но зачем? Чтобы учиться повелевать крылатыми? Не нужна Сэкилю эта ужасная способность! И всё же было жаль оставлять доброго Джуна одного… — Ну что же мы стоим, — смущённо смеётся Хосок и затаскивает альфу в квартиру. — проходи, разувайся. И вот уже Сэкиль медленно потягивает горячий компот из большой кружки, сидя в мягком, глубоком кресле, а Хосок, забравшись с ногами на диван, разглядывает изменившегося, подросшего альфу и слушает его неспешный рассказ. Микстисангус аккуратно упускает в рассказе последний разговор с Джуном и не рассказывает о убийстве того демона в Здании Труда, о котором он всё равно всё ещё ничего не помнит. Рассказывает лишь о потере родителей, о знакомстве с Джуном. Рассказывает, кто он есть на самом деле. Говорит долго, а когда заканчивает, опускает глаза. Теперь Хосок знает всё. Почти всё. Захочет ли он связать свою жизнь с неуклюжим убийцей микстисангусом и начинающим фито терапевтом? Омега минуты с две молчал, переваривая услышанное, потом тихо встал с дивана и подошёл к альфе. Тот неуверенно поднял голову, заглядывая в шоколадные омежьи глаза. А Хосок улыбался. Грустно так, с жалостью и с нежностью, одновременно. Ничего не говоря, Хосок сел Сэкилю на колени и наклонился к его искусанным, приоткрытым губам, вовлекая в нежный, чувственный поцелуй. И микстисангус понимает — омега принял. Принял его таким, какой есть. Сэкиль не отстраняется, даже когда тёплые губы демона касаются его губ, подминая — лишь незаметно морщиться от боли. — Всё хорошо, — успокаивающе прошептал Хосок, и оставив лёгкий поцелуй в уголке израненных губ, тут же отстранился. — Ты… — Сэкиль смущённо опустил глаза и, как назло, наткнулся взглядом на тонкое запястье омеги с его именем. — Ты любишь меня? Вот такого? — Конечно, Сэ, ну что ты! — У меня нет крыльев, я убил своих родителей и к тому же я не твоей расы! — И что? — фыркнул омега, и этот звук моментально проник в каждую клеточку тела Сэкиля. — Разве всё это важно? Милый мой, выкинь все свои сомнения из головы и впусти уже счастье в свою жизнь! — Хорошо, — улыбается микстисангус и крепко-крепко обнимает своё тёплое, клубничное счастье.♢♢♢
— Хён? Это Хосок, впускай. Омега стоит у двери родительского дома и перекладывает из руки в руку тяжёлый пакет с продуктами. Сегодня уже почти год с тех пор, как он решился уйти отсюда, сняв квартиру неподалёку, где и живёт сейчас вместе с Сэкилем. Родители не были особо против: при встрече альфа произвёл на них впечатление воспитанного, доброго крылатого, который в состоянии позаботиться о их младшем сыне. На удивление, они даже не посмотрели на то, что он без крыльев и имеет такую неординарную внешность. За это Хосок просто обожал своего папу и отчима. Брат же отреагировал немного иначе, как-то странно: за семейным ужином омега то и дело замечал его внимательный взгляд на своём альфе и завистливые вздохи в его сторону. Когда Хосок собирал свои вещи, оставив Сэкиля наедине с родителями, хён зашёл в его комнату и долго мешался под ногами, всё расспрашивая о Сэ. Хосок знал о пристрастие брата к представителям своего пола, поэтому как можно вежливее попросил его ни на один шаг не приближаться к Сэкилю. С тех пор, как ушёл, омега иногда приходил к родителям, приносил продукты, либо небольшие подарки. Хотя, в этом не было особой нужды — семья его достаточно хорошо обеспечена. Но Хосоку нравилось делать приятное родным, ведь кому из родителей не понравится внимание ребёнка? Сегодня, ни отца, ни папы дома не оказалось — к домофону подошёл хён. Хосок снова взял пакет в другую руку, разминая затёкшие пальцы и нетерпеливо посмотрел на дверь подъезда. Наконец домофон привычно пиликнул, и омега зашёл в подъезд. — Хоби, ты надолго? — спросил наглого вида альфа с малиновой, длинной чёлкой, даже не впустив брата в квартиру. — Да могу хоть прям сейчас уйти, — вздыхает омега. — Продукты только забери. А где родители? Скоро вернутся? — Сегодня же выходной. Они в кино отправились. Буквально, минут двадцать назад. Демон уходит в глубь квартиры, забрав тяжёлые пакеты. Хосок уже собрался уходить, как вдруг услышал: — Да лан, чё ты, заходи! Коньячку хлебнём. Ты вон конфет принёс. Неуверенно теребя край футболки, омега всё же решился и закрыл за собой дверь. Разувшись, побрёл на кухню, откуда слышалось позвякивание посуды. — Хён, я пить не буду, — нахмурился Хосок, видя, как альфа достаёт из бара литровую бутылку спиртного. — Почему это? — удивлённо вскинул брови демон, ставя бутылку на стол и доставая два бокала из шкафчика. — Твой жених не одобрит? Да ладно те, я надолго тебя не задержу. — Ладно, — нехотя ответил Хосок. Он уже пожалел, что согласился остаться. Рядом с этим альфой он всегда чувствовал себя неловко. Можно было, конечно, прямо сейчас развернутся и уйти, но это было бы не очень красиво, поэтому омега безропотно садится за стол и принимает наполненный бокал из рук брата. — Как поживает Сэкильчик? — скалится альфа и садится напротив, закинув ногу на ногу. — Всё хорошо, — морщится Хосок. — Не называй его так. — Ага. Ты пей, пей, — кивает демон на бокал омеги и выпивает свой залпом, наливая по новой. — Какие у вас планы на будущее? Хосок неопределённо жмёт плечами и отпивает глоток, чувствуя, как приятно обжигает горло и тепло медленно распространяется по всему телу. Замечает на себе изучающий взгляд брата, и снова морщится. — Я наверно пойду, — передёргивает плечами Хосок и встаёт из-за стола, отставив бокал. — Нет-нет! — альфа через стол хватает его за руку. — Куда ты так торопишься? По Сэкильчику соскучился? — Да при чём тут вообще он? — раздражается омега и брезгливо выдёргивает руку из цепких пальцев брата. — Просил же, не называй его так! — Тише, тише, Хоби, не кипятись. Мне просто скучно здесь одному. Будешь конфетку? — Ладно, — немного остывает омега, видя сладость, — давай. — Ну вот, другое дело, — усмехается демон, кладя аппетитную конфету возле стакана Хосока, затем, снова залпом выпивает горькую жидкость и задумчиво смотрит на бокал. — Не мог бы ты… принести из гостиной мой свитер? Он вроде бы на диване валялся. Как будто сам принести не может, думает Хосок, но вслух произнести это не осмеливается — слишком дерзко. Брат как никак старше на два года. Возвращается омега с пустыми руками недоумённо глядя на брата. — И где твоя кофта? Там ничего нет. — А, ну наверно я её уже отнёс в комнату, — пожимает плечами демон отхлёбывая коньяк прямо из горлышка бутылки. — Ну ладно, тогда не надо. Садись, пей. Хосок с подозрением косится на брата, но совершенно никаких перемен не замечает. Поджав губы, садится на своё место и выпивая за раз весь бокал, думает о том, что сейчас уже слишком поздно, Сэкиль наверно уже спит, не дождавшись омеги. Вообще и самого Хосока уже клонит в сон — живя с микстисангусом он как-то незаметно для себя перестроился под его режим. Правда необычно было не спать днём, видеть скачущие лучики солнца, что пробивались сквозь плотно зашторенные окна. А иногда, сам микстисангус не давал спать и тащил демона гулять по ночному городу, чтобы омега не затосковал, постоянно сидя в квартире. И это были самые счастливые моменты. Улыбаясь своим воспоминаниям, Хосок вылил в рот последние капли из бокала и зевнул. Рассеянно посмотрев на брата, который не сводил с него внимательных пьяных глаз, омега уронил голову и успел подумать о том, как больно он ударился носом о стол.♢♢♢
Хосок понимает всю мерзость ситуации, в которую попал, когда «просыпается» в незнакомой квартире, со связанными спереди ремнём руками и скрученными верёвками ногами. Живот режет от боли и омега с ужасом осознаёт, что происходит. Изо всех сил он пытается выпутаться, но резкая боль в низу живота заставляет уткнуться носом в подушку и тихо ронять слёзы. Прошло некоторое время, но совершенно ничего не изменилось. В квартире всё так же стояла гробовая тишина, которая давила своим грузом на уставшего плакать омегу. Сколько же времени он уже так лежит? Несколько часов? День? Сэкиль наверно уже нервничает и ищет его… Хосок снова дёрнулся и беспомощно повалился обратно на мокрую от слёз подушку. Уткнувшись в неё, закусил влажную ткань, еле сдерживая стон боли. Всё его тело сотрясалось от беззвучных рыданий. Широкий кожаный ремень натирал тонкие запястья. Скрученные суставы предплечий ныли от усталости. Входная дверь хлопнула и Хосок весь сжался, подтянув колени к груди. Беззвучно глотая слёзы, он боялся повернуться к двери. Он и так понял, кто вошёл, но всё равно вздрогнул, когда за связывающие руки верёвки потянули, заставляя омегу перевернутся на спину, а затем сесть. Демон с трудом сглотнул вязкую слюну и зажмурился. Слёзы новым нескончаемым потоком хлынули из глаз, стекая по подбородку, смачивая пересохшие губы, глухо падая на простыни. Каждый тихий удар слезы о ткань отзывается в воспалённом мозге омеги звонким дребезгом, заставляя каждый раз болезненно вздрагивать, сжимая в кулачки затёкшие пальцы. — Хоби, детка, что с тобой? — издевательски спрашивает старший брат, медленно проводя пальцем по мокрой щеке омеги. Хосок распахивает глаза, и пытается укусить альфу за руку, за что получает звонкую пощёчину, от которой темнеет в глазах. Омега судорожно вдыхает воздух и давиться клубничным ароматом, что медленно распространяется по всей комнате. — Что ты со мной сделал? — выдавливает он. — Это было усыпительное вперемешку с ускорителем течки, — скалится в ответ демон, садясь на кровать рядом с братом. — Зачем? — Хосок старается чтобы его голос не дрожал, но он слишком слаб, слаб чтобы контролировать какие-бы то ни были эмоции. Он не в силах перенести это унижение. — Надо. — Хён, отпусти, — умоляет омега, смотря в насмешливые глаза напротив. — Нет, Хоби, не отпущу. — Почему? — шепчет Хосок. Альфа ничего не отвечает. Он толкает связанного обратно в подушки и садиться на него сверху, от чего омега как-то слишком по-детски всхлипывает и отворачивается. — Ты же знаешь — я в основном по альфам, но тут грех не воспользоваться случаем. Течный, беспомощный омежка. Да ещё и такой сладенький. — Что?! — стонет Хосок и начинает извиваться под альфой. — Хён, мы же братья! — Эй, тише, тише, — облизывается демон и стальной хваткой фиксирует связанные руки омеги над его головой. — Мы сводные, не забывай. А такая никчёмная, формальная связь меня не остановит. — Пожалуйста, не надо! — дрожа, выдавил уже отчаявшийся омега. — Что ты хочешь? — Только информацию, — довольно улыбается демон. — Где ты живёшь вместе со своим красноглазым красавчиком?♢♢♢
NF — Paralyzed
Сэкиль прождал Хосока всю ночь, но тот так и не вернулся. «Может он решил провести одну ночь с родителями и остаться на день, выспаться там. Ведь он всё же демон» — успокаивал себя альфа, но на следующую же ночь отправился на его поиски. Ни отца омеги, ни брата дома не оказалось, зато был папа, который как раз собирался на работу. Но на вопрос Сэкиля, где Хосок, он ответить не смог, потому что не видел сына, так как был с мужем в кино. Микстисангус извинился и отправился обратно домой, в ужаснейшем настроении. Куда мог подеваться омега? Сейчас уже конец осень, ночи, конечно, длинные, ну, а как если Хосок застанет восход? Он ведь демон, а они не переносят солнца! Дома Сэкиль уже привычно раздвинул шторы на всех окнах и сел на кухне, вслушиваясь в тишину квартиры. В его руках в кофейная чашка, но кто сказал, что там кофе? Обычно Хосок никогда не позволял Сэкилю пить, но сейчас сама ситуация располагала к этому. Микстисангус задумчиво посмотрел на ночной город за окном, потом перевёл взгляд на квадратные настенные часы над столом — 2:38. Дрожь в предчувствии чего-то тревожного спустилась вниз по позвоночнику. Сцепив руки вместе, Сэкиль старался подавить желание начать грызть ногти — ужасная привычка, которая привязалась к нему ещё в маленькой камере Здания Труда. Когда в дверь негромко постучали, Сэкиль нервно вздрогнул, выронив чашку из рук. Мутная лужица медленно растеклась по полу, а альфа вскочил и бросился в коридор. Распахнув входную дверь, он увидел перед собой не Хосока, нет. Это оказался старший сводный брат омеги. Сэкиль разочарованно выдохнул и чуть не захлопнул дверь перед носом демона, но вовремя остановился. — Привет, — оскалился тот и без приглашения зашёл в квартиру, отодвинув микстисангуса с пути. — Откуда ты знаешь, где мы живём? — недовольно спросил Сэкиль, закрывая дверь, и идя за альфой. — Хосок сказал, — пожал плечами демон и остановился на кухне, глядя на лужицу. — Выпиваешь? — Нет. Редко. Очень редко, — нехотя ответил Сэ и вернул интересующую его тему: — Хосок сказал? Где он? Ты видел его? — Ага. Заходил вчера, говорил, как устал безвылазно жить тут с тобой, — нараспев произнёс альфа, обернувшись к Сэкилю лицом, затем облокотился на стол, чуть запрокинув голову. — Сейчас он уже где-нибудь в клубе зависает. С альфами. А тебя мне оставил. Так и сказал — делай с ним, что хош. — Что ты несёшь? — Сэкиль сжал руки в кулак, готовый бросится на наглого демона, разнести его, разорвать на куски. — Ты думаешь я поверю в эту ересь? Он не мог ни сказать так, ни поступить! — Тогда что же я сейчас тут делаю, и где твой ненаглядный Хосок? — усмехнулся демон, наслаждаясь разъярённым видом микстисангуса. — Ну? Что скажешь? Сэкиль молчал. Он понимал, что сказать ему нечего. В душу его закрадывались сомнения. Почему Хосок до сих пор не вернулся? Почему он сказал брату, где они теперь живут, если до этого сам умолял молчать об этом, потому что «мало ли что у того на уме»? Может омега и вправду устал постоянно находится рядом с Сэкилем? Демоны ведь по натуре своей общительные и шумные, а Хосоку приходилось жить размеренно и в тишине, утром хлопоча на кухне, готовя завтрак альфе, днём лежать с ним в обнимку, смотря сериалы, а ночью спать, что совсем уж не свойственно темнокрылым. Что если он не выдержал? Но как объяснить присутствие его брата в квартире? И почему Хосок просто не мог отпросится, ведь Сэкиль понял бы, отпустил его погулять одного. Почему? В бессильной ярости микстисангус пнул валяющуюся под ногами чашку, которая отлетела и ударившись о стену, в дребезги разбилась, как и уверенность Сэкиля. — Что такое, Сэкильчик? Микстисангус дёрнулся от этого обращения и остро ощутил, как метку уже знакомо обжигает и по венам разливается сила, так же сильно жаждущая выхода, как и ярость Сэ. Рыча, он кидается на демона и успевает ударить в челюсть прежде, чем оказывается спиной прижатым к нему. Но микстисангус сейчас сильнее любого ученика Академии Боя — ему удаётся вырваться. Сэкиль пытается снова нанести удар, но демон ловко перехватывает, сжав его запястье, а затем захватывает левую руку над локтевым сгибом, резким рывком выворачивает руку микстисангуса в локтевом суставе. Сэкиль вскрикивает. — Какой прыткий малыш. Ещё один такой выпад с твоей стороны, и Хосока ты больше никогда не увидишь, — шипит демон, обжигая шею Сэкиля своим дыханием. — Понял? А микстисангус ничего не слышит. В ушах звенит, а руку обжигает кипятком. Альфа сдавленно стонет, ноги подгибаются в коленях и Сэкиль больше не в силах контролировать себя: он чувствует опустошённость. А демон, поддерживая микстисангуса за талию и, прижимая к себе как можно ближе, отпускает сломанную руку, и та безвольно повисает, неестественно выгнутая. У микстисангуса плывёт сознание, он на грани обморока, но рухнуть в пустоту не даёт смазанный поцелуй в шею. Альфа вздрагивает. — Будешь хорошим мальчиком — больно не будет. Я ведь не хочу тебя обижать. — Демон медленно проводит рукой по вздымающейся груди альфы, спускаясь ниже, к паху. — Тебе будет хорошо, малыш. У Сэкиля от этих слов мороз по коже. Хосок когда-то уже говорил, что его брат не интересуется омегами, но альфа тогда не придал этому значения. А сейчас, так некстати, эта мысль со звоном врезается в сознание, обжигая. Ужас накрыл Сэкиля холодной волной, сбив дыхание. Осознание происходящего улетучивается, и он больше не чувствует, не слышит тяжёлого дыхания над ухом, не знает, как оказался на кровати, как с него стягивают одежду и ставят засосы, грязным, порочным ртом втягивая кожу и лопая под ней капилляры… Сэкиль никак не реагирует на звук расстёгиваемой ширинки, но после задыхается от омерзительного чувства наполненности. С трудом подавляет рвотный позыв. В груди медленно расползается безразличная пустота, поглощая всё больше пространства, и пожирая тёплое, любящее сердце.♢♢♢
Ничего не видя перед собой, микстисангус мчался вниз по лестнице, подальше от этой квартиры, куда он больше никогда не вернётся. Где-то в области груди образовался тугой комок: Сэкиль вдыхал, но воздух испарялся, не доходя до лёгких. Широко распахнутые глаза так и оставались сухими и безразличными. На улице стояла ледяная обволакивающая тишина. Сэкиль задрал голову к пустому беззвёздному небу. Казалось, совершенно все было потеряно. Проклятая метка не активировалась, когда это так было нужно. Крик отчаяния вырвался из груди альфы и эхом прокатился среди высоких серых домов. Одинокая, мутная капля дождя тихо плюхнулась на бледную щёку микстисангуса. Чернильное небо затянулось холодным, тягучим дождиком. Сэкиль, не видя ничего вокруг, и ёжась от холода, брёл по городу. Рубашка с разорванным рукавом была ничтожно тонкой и предательски пропускала холодный осенний воздух. Вокруг слышался еле различимы шелест крыльев — скоро восход, демоны неспешно разлетались по домам. Он как во сне дошёл до границы пустеющего города, пересёк её и двинулся дальше — через некогда полное цветов и пахучих трав, а теперь выжженное солнцем поле — к единственному месту на земле, где сейчас он хотел бы находится. Дождь лил нескончаемым потоком, а микстисангус всё брёл и брёл. Только вперёд. К особняку у моря, похожего на океан. К чёрным пионам бардового цвета. Но сначала нужно было очиститься. Сэкиль ещё издали увидел бесконечную тёмную гладь. Подойдя к самой кромке воды, он скинул с себя всю одежду и шагнул навстречу колючей воде. По бёдрам медленно стекали кровавые струйки, но боли альфа уже не чувствовал. Когда ледяная волна накрыла микстисангуса с головой, казалось, тело онемело, Сэ больше не существовал в этот миг. Тело сотрясала страшная дрожь. Рухнув на колени, альфа беспомощно хватал бескровными губами воздух, и тёр непослушными руками невидящие глаза. Дождь продолжал лить. Холод становился уже невыносимым, зато сознание немного прояснилось. Окончательно Сэкиль очнулся только перед особняком. Дверь открыл растрёпанный Джун с заспанным, растерянным лицом. Увидев младшего, он в ужасе выдохнул и затащил того в дом. На руках дотащил ледяного Сэ до ванны и заставил забраться в душевую кабинку, включая тёплую воду. Когда старший вышел, Сэкиль крутанул рычаг с красным значком и подставил под горячие струи лицо, ощущая как кожа под ними буквально горит. Глаза обожгло и микстисангус выронил душ из рук. — Чёрт, Сэкиль, что ты творишь?! — закричал вбежавший Джун. — Ты весь окоченел, нельзя в такой горячей воде купаться! Кости разварит! В варёную курицу превратишься. Сэкиль непонимающе нахмурился и сел, обхватив руками коленки. Всё ещё было холодно. Лицо жгло. И тело жгло, но по-другому. Двигаться не хотелось. Но Джун заставил младшего подняться и сам стал его мыть. Закончив, завернул в большое махровое полотенце. Мягкое. Тёплое. Неожиданно он обнял Сэкиля и тихо сказал: — А я ждал тебя, Сэ. Младший услышал. И понял. Комок ухнул, застряв в горле, натянутая струна лопнула. Микстисангус разом обмяк в руках старшего, всхлипнул и вдруг расплакался в голос, дрожащими пальцами здоровой руки цепляясь за его помятую со сна рубашку. — Тише, тише, ребёнок, — еле слышно прошептал Джун, успокаивающе гладя того по спине. — Всё будет хорошо. Пошли в комнатку. Там тепло. Тебе нужно согреться. Пошли, пошли, мой хороший, а то заболеешь ещё. Поднявшись наверх, Сэкиль тут же рухнул в кровать дрожа всем телом и всхлипывая. Следом в комнату тихо вошёл Джун, неся кружку с чем-то пахучим, от которой шёл пар, и тёплый серый свитер, который Сэ сразу же натянул, отбросив махровое полотенце в сторону. — Пей травяной отвар, а то заболеешь. Джун сел на кровать рядом с ним и протянул горячую кружку. Пока Сэкиль, поднявшись, пил, стараясь не расплескать, старший медленно гладил его по спутанным влажным волосам. В его взгляде мелькнуло сожаление, и немного успокоившийся было Сэкиль вдруг понял, что снова раскисает. Всхлипнув, он отдал недопитую кружку и отодвинувшись подальше, спрятался под плед. — Давай я осмотрю твою руку? Сэкиль сосредоточенно посмотрел на старшего, затем неуверенно кивнул и пододвинулся ближе. Когда кость громко хрустнула, вставленная на место умелыми пальцами, альфа лишь побледнел и с силой зажмурился, разглядывая бешеные, яркие круги перед глазами. — Ну вот и всё, — совсем близко прозвучал тихий голос. Сэкиль прижимая к груди ноющую руку, зарылся обратно в одеяло и отодвинулся в свой уголок. Джун тяжело вздохнув, встал и тихо вышел из комнаты, прикрыв за собой дверь. А Сэ свернулся в комок под тёплым одеялом, притянув коленки к груди. В таком положении и без единой мысли в голове он лежал до тех пор, пока не перестал судорожно всхлипывать, и заснул. Во сне он падал — это было бесконечно долгое падение в темноте; он падал снова и снова. И при каждом падении в альфе всё снова и снова разбивался полный сосуд с болью, разочарованием и тоской. Он растекался по всему телу. Осколки заполняли каждый уголок его сознания и это было нескончаемо. На следующий день у Сэкиля поднялась температура. Весь день он метался в кровати и бредил. Джун от него не отходил. Постоянно менял компрессы и приносил тёплые отвары, пахнущие имбирем и ещё чем-то горьким. Старший знал, что Сэ противиться и не хочет, чтобы ему помогали выбраться из бредового жара. Пришлось активировать метку. Под вечер младший наконец заснул и Джун смог отдохнуть. Не чувствуя вкуса еды, поел и уснул рядом с Сэ. Через два дня Сэкиль полностью выздоровел. Подойдя однажды к зеркалу — не узнал себя. Будто мертвец восстал из гроба: бледная кожа, синие мешки под глазами, глаза воспалённые и какие-то не такие. К тому же, они перестали отчётливо видеть окружающие предметы. Незаметно для себя, микстисангус снова раскис. С трудом сев на кровать, опустил голову и долго так сидел, не о чём не думая. Потом, неожиданно встал и морщась от боли в позвоночнике, решительно подошёл к чёрному пиону, всё так же стоящему в вазе, у кровати. Он станет сильнее. Он сотрёт из памяти имя омеги. Забудет его! Забудет его мягкие губы, ласковые руки… Его смех он тоже забудет. Предатель! Как он мог… Серебряный крылатый прикусил ладонь до крови, стараясь не разрыдаться, как маленький. Придёт время — альфа отомстит. Отомстит им обоим! Решительно встав, Сэкиль спустился на кухню, где сидел Джун, и молча достал из холодильника порцию любимого риса. Ему нужны силы, а значит надо хорошо питаться. Старший микстисангус неотрывно следил за действиями альфы, устало потирая виски. Он имел такой изнеможённый вид… Сэкиль вдруг подумал, что Джун, наверняка, совсем не ложился спать с того момента, как младший пришёл. — Ты совсем не спал? — Нет, — тихо ответил Джун и ещё тише добавил: — Сэ, прости, что не уберёг тебя. Младший на секунду замер с тарелкой руках, затем молча кивнув, поставил её на стол и медленно сел, стараясь не морщится от боли. — Ладно, — как всегда правильно понял старший. — Как ты себя чувствуешь? — Да хорошо, — пожал плечами Сэкиль, предпочитая умолчать о страшных болях в позвоночнике и пятой точки, что все эти дни преследовали его. Когда младший уже доел и мыл всю накопившуюся, видимо ещё с его ухода, посуду, Джун неожиданно подошёл к нему сзади, положив обе руки на талию. Сэкиль ойкнул от неожиданности и хотел было обернуться, но старший немного раздражённо шикнул на него и велел не двигаться. Микстисангус замер, чувствуя, как по позвоночнику ползёт что-то холодное и острое. В глазах потемнело. И тут нарастающая боль схлынула, будто и не было её вовсе. Совсем. Везде. Даже глаза перестали чесаться, зрение восстановилось и предметы перестали плыть перед глазами, отбрасывая неясных очертаний тени. — Больше не ври, Сэ. Я ведь чувствую. Извини, что не сделал это раньше. Сил совсем нет. Побледневший Джун отошёл от ошарашенного младшего и взлохматив чёлку, медленно вышел с кухни. А Сэкиль смотрел на его устало опущенные плечи и ссутуленную спину, и вдруг понял, что даже не поблагодарил.