Мы летим, а все стоят

Прошло два дня после того неприятного инцидента в школьном туалете на третьем этаже, когда большие парни изрядно потрепали мои нервы и Фрэнка Айеро. Я не стал рассказывать об этом кому-либо, потому что перспектива быть теоретическим защитником парня-изгоя, которого никто никогда не замечал и вряд ли когда-нибудь заметит, у которого не было друзей, не сулила ничего хорошего. Не то, чтобы я стыдился, но все-таки риск быть неправильно понятым или даже осмеянным довольно велик. Дети бывают очень жестоки в таком возрасте по отношению к ровесникам. Я был бы абсолютно точно и бесповоротно уверен, что Мэтт и Оуэн уже успели настроить против меня всех своих дружков, если бы я сейчас сидел по уши в школьном компоте или на крайний случай с синяками на лице и парой переломов, но их не было. Странно, что они упустили шанс открыть охоту на ещё одного парня. И сейчас, сидя в столовой в режиме ожидания Рэя, который настолько голоден, что принял вызов поесть что-нибудь, приготовленное здесь, наблюдаю за всеми подряд, условно расставляя свои понятные только мне ярлыки. Прямо перед столом, за которым я жую домашнюю пиццу с необрезанной корочкой, любезно завернутую мамой, проходит Табата — чернокожая девочка на класс младше меня в компании с какими-то подругами, имена которых я не особо помню. Среди них есть только одна, кого я знаю — Одри — девочка, с которой у меня на самом деле достаточно теплые детские воспоминания, с тех пор, когда она жила по соседству со мной. Сейчас она круто изменилась, но не в самую лучшую сторону, стоило ей подружиться с Табатой. Явно акцентируя своё внимание на мне, они захихикали и обернулись в поисках кого-то. Рэя, возможно. Ни для кого не секрет, что единственный, кто не поддается нападкам этой десятиклассницы — мой пушистый друг. И это я сейчас не про собаку или кошку. Я кивнул им, усмехнувшись только уголком губ, от чего они вновь захихикали и смущенно улыбнулись в ответ, продолжая свой путь. Я не заметил, как на мои глаза опустились ухоженные (судя по состоянию кожи) руки. Я уже знал, кто ко мне мог так подкрасться. — Ева, — утвердительно сказал я. — Всё-то ты знаешь, — передо мной появилась улыбающаяся кареглазая девушка, усаживаясь на свободное место возле меня. — Угадай что? Сегодня ее темно-русые волосы были так же идеально уложены, как и всегда, а легкий никогда не сходящий румянец подчеркивал её пухлые губы и высокие скулы. На ней сегодня были светлые узкие джинсы с высокой талией, на которой также красовался кофейный ремень, белая блузка с широким рукавом, застёгнутая на все пуговицы, и такого же цвета конверсы. Она немного смуглая, так что белый цвет подчеркивал её обретённый загар этим летом. — Что? — начал я, но она меня перебила, выставив предо мной реферат на тему прошлого урока литературы, на котором меня не было. Чертов реферат, он меня теперь всегда будет преследовать? — И что? — повторил я. — Четверка! — восторженно ответила она, отдавая его мне. — Неплохо, как для начала, — я похвалил её, рассматривая маленькую букву «В-» в правом верхнем углу. — Спасибо, — пропела она, хлопая ресницами, после чего забрала из моих рук стопку бумаг и спрятала её под стол на колени, наверное, для того, чтобы удивить Рэя. Стоит оценить ее по достоинству, она действительно взяла во внимание слова директора, когда тот отказался давать ей хорошую рекомендацию в университет, чтобы получать спортивную стипендию, пока она не повысит свой средний балл, который на данный момент еле доходил до тройки. А на её аргумент, что представители в праве сами выбирать игроков, которых они хотят видеть в качестве студентов их высшего учебного заведения на соревнованиях, он заявил, что попросту не допустит её к экзаменам. Ева — капитан школьной команды по волейболу, который принёс за время своей должности больше наград, чем два предыдущих парня вместе взятых. Такие, как она нужны современному спорту. Возможно, до высшей лиги ей не добраться, но быть в десятке лучших игроков университетской — вполне реально, если она очень постарается. Хорошо, что директор её припугнул, так Ева хотя бы начала уделять внимание не только отработке нападающего удара, но и учёбе. — Как провел выходные? — спросила она. — О, да, — вспомнил я, — прости, что не смог выйти в субботу, нарисовались дела, которые я не смог игнорировать. Эти два дня я провел в раздумьях, правильно ли поступил в пятницу, и стоило ли оно того. Странное чувство, когда знаешь, что вроде бы правильно, но все равно сомневаешься, как это обернется для тебя. Может, да, я помог ему избежать страшной участи, но не обрек ли я себя на неё? Мне никогда не выпадала роль защитника, я всегда был безмолвным свидетелем. Не знаю, что со мной происходит и почему я такой неуверенный или даже испуганный в таких ситуациях. Я могу предложить свою помощь во многих моментах, но, черт возьми, я не тот, кого было бы благоразумно брать на стычки. Такой уж я — Джерард Уэй — человек, экстремальные поступки которого заканчиваются на крашеных волосах и ношении кожаных курток. Также за это время мне удалось знатно поработать над проектом, который я начал ещё три недели назад и уже хотел закончить на этой. Но что-то в последний момент меня сбило. Картина, которую я пишу в данный момент, не выглядит так, как я её изначально видел, но я не могу понять, в чём проблема. Тени, свет, контрастность, стиль? Что-то не так и меня это раздражает. Отца не было рядом, чтобы он посмотрел на неё, ведь он является главным учителем не только у меня, но ещё и у десятка подростков, которые, как и я, метят в Университет Искусств. К сожалению, эти выходные он посвятил одному из них, но я настроен занять его в один из ближайших вечеров, возможно, он сможет помочь. — Очень жаль, что тебя не было, Оливер пригнул с пристани тридцать два раза, а потом словил солнечный удар. — Какой ужас, с ним все нормально? — Да, он долго был в отключке, — она пожала плечами. — Ты не видел Кэт? — девушка инстинктивно осмотрелась по сторонам, в надежде, что её подруга сейчас возникнет здесь из воздуха. Но, к сожалению или к счастью, она увидела только Рэя с заполненным подносом, который направился в нашу сторону. — Да, на биологии и математике, на которых тебя, на минуточку, не было, — подметил я, щелкая её по носу, предварительно струсив с них остатки пиццы, после чего откинулся на спинку стула, скрещивая руки у себя на груди. — Подумаешь, — недовольно закатила она глаза, — это не так важно. — Важно, если хочешь сдать экзамен, — Торо, оказавшись достаточно близко, чтобы услышать, о чем мы беседуем, встрял в разговор, присаживаясь напротив. Он взял макароны с сыром, сок и шоколадный кекс, наверное, единственное, что в столовой можно съесть и насладиться вкусом. — Привет, — интригующе протянула она, выпрямившись и, видимо, как всегда пропустив мимо ушей упреки Рэя. — Смотри! — она достала из-под стола реферат и, вытянув руки, показала его другу. — Ого, четверка, с каких пор ты учишься? — изобразив удивление на своем лице, друг схватился за вилку, не отрывая взгляд от листков. — Как раз недавно начала, — фыркнула она, обратно пряча стопку бумаг, после чего забрала у него с подноса шоколадный маффин, на что тот только вздохнул. — Я знал, что так будет, — сказал он скорее самому себе, чем кому-то. Торо начал свою трапезу, а я продолжил слушать о том, как Ева провела свои выходные. Да, амбициозности этой девушке не занимать. Она никогда не отличалась особым спокойствием и умением просто сесть и сидеть, чем мог похвастаться я. Таких людей, как я называют интровертами; то есть я заряжаюсь энергией, находясь сам с собой продолжительное время или на худой конец с одним, но очень близким человеком, и разряжаюсь, проводя свой досуг в большой компании. С Евой же все в корне наоборот: ей нравятся шумные тусовки и скопления людей. Именно поэтому мы с ней так и не сошлись до конца. Ещё два года назад мы сидели на этом самом месте, я приобнимал её за плечи, а она застенчиво хихикала с забавных историй Рэя о трудностях устройства на работу шестнадцатилетнего подростка. Я вдыхал аромат её волос, как всегда идеально уложенных, чувствовал на кончиках своих пальцев её нежную кожу, а её улыбка могла заменить мне все сладости мира. Так я думал, будучи впечатлительным и неопытным мальчиком, начитавшимся сопливых историй, я тогда и подумать не мог, что это даже не влюбленность, а простое влечение, что вело к привязанности, но недостаточно сильной, чтобы держаться вместе. Только через какое-то время я понял, что я стал для неё первой любовью, а она для меня просто девушкой, с которой я когда-то любил проводить время в темноте за просмотром какого-нибудь любовного фильма. Добавьте к этому юношеский максимализм, зависти старшеклассников, два яйца, бекон и немного сыра — получится сытный завтрак. Через какое-то время к столу подошла худая рыжая девушка маленького роста с зелеными глазами в очках и голубой футболке с каким-то рисунком. Кэт. Одна из тех, чью родители настолько заняты её учебой, что не придают значения её социальному и психологическому развитию. Конечно, после восьми сразу домой; конечно, с незнакомцами не разговаривать; конечно, Ева будет рядом; конечно, домашнее задание уже выполнено. У строгих родителей скрытные дети. Она может сколько угодно им рассказывать о своих успехах в школе, о том, как сильно её хвалят и какие места она занимает на олимпиадах, но действительно важные для неё вещи она им никогда не расскажет. Например, что её первый поцелуй был в четырнадцать лет со старшеклассником, который в результате чуть не изнасиловал её, будь она менее поворотливой; а её ненависть к биологии так же велика, как и к медицине, в сторону которой её постоянно направляют родители. У неё может быть выделен целый шкаф для своих наград, но в то же время она сбегает по ночам из дома, чтобы хоть на несколько часов почувствовать ту свободу, которая ей недоступна. Её родителям многое предстоит о ней узнать. — Как дела? — помахала Кэт рукой, присаживаясь. — Фу, Рэй, как ты можешь тут есть? — сразу же скривилась она. — Я голодный, — объяснил он, нахмуриваясь. — Угадайте, кто решил повысить балл аттестата в последний год обучения? — весело спросил я, взглядом указывая на сидящую рядом Еву, и та гордо заулыбалась. — Ева? Я думала, ты шутила, когда говорила об этом, — похвалила подруга, беря в руки доклад. — Здорово, ты большая молодец. Когда после обеда я шел по коридору с книгами по внеклассному чтению на урок, где домашним заданием было подготовить презентацию о прочитанных литературных произведениях, навстречу мне шел Мэтт, почему-то один. Его голова была опущена, а шаги тяжелыми, наверное, он опять злой. Заметив меня, парень оглянулся и, убедившись, что свидетелей не так уж и много, решительно пошел на встречу, громко шагая. Понимая, что бежать некуда, а книги из рук сейчас упадут на пол, я мысленно поругал себя за то, что все-таки решил вляпаться в историю с избиениями и всякими Фрэнками, которые испортили мою мирную спокойную жизнь. Смахнув мелкую прядь с глаз, я уже приготовился к нападению. На самом деле, даже как-то защищаться не хотелось, потому что знаю — будет хуже, я его только разозлю ещё больше. Но, Господи, как же мне сейчас страшно. Я буквально чувствую, как моё лицо вновь краснеет, а биение своего сердца я уже чувствую на своих висках. Так и случилось: первым делом стопка литературных произведений в твёрдом переплете с грохотов упали на крашеный деревянный пол, когда Мэтт сильно хлопнул ладонью по ней сверху. После футболист припечатал меня к стене, из-за чего я больно ударился об неё головой, зажмурившись. Я не успел схватиться за неё рукой, как он меня заблокировал, смотря смеющимися глазами. — Это был ты, ублюдок? — прошипел он, вжимая меня в стенку. — Не понимаю о чём ты, — прокашлял я, начиная задыхаться от его веса на моей шее. — Не понимает он, думаешь, я тупой, да? После этих слов Мэтт с силой ударил меня в скулу так, что синяк на том месте останется надолго. Как же, сука, больно. Черт. От резкой боли заслезились глаза, но я не растерялся и заметил, что мои ноги свободны, а у Бакера они расставлены на ширине плеч. Терять нечего. Так, на свой страх и риск, я резко поднял колено, чтобы то превратило яйца обидчика в омлет. Этот прием против правил, но и бить слабых тоже не круто. Оуэн ослабил хватку, но не отпустил, а только немного согнулся, зажмуриваясь. — Эй! — позвал кто-то сзади, на что ничего не подозревающий здоровяк обернулся и получил удар романом «Мастер и Маргарита» Булгакова прямо по лицу. — Кирпич ни с того ни с сего никому и никогда на голову не свалится, — процитировал внезапный защитник, подчеркнув каждое слово очередным ударом этой книгой, когда тот упал на колени, отпуская меня. Когда одной книги ему стало мало, он начал бить его ногами. По его глазам и вздутым венам на висках было видно, что он уже готов разорвать Мэтта, который в один момент стал уязвим, как какая-то жертва. Странно, что он был один, без Оуэна. Либо это какой-то необычный Волк, либо это я его неправильно идентифицировал. Я ошарашенно смотрел на своего спасителя, коим оказался Фрэнк Айеро, да-да, тот самый парень с задних парт, который всем своим видом показывал, что ему никто не нужен и не будет нужен, сейчас без страха яростно избивает тренированного спортсмена. Потеряв ощущения реальности, все, что я мог делать — это стоять, переводить взгляд то на Фрэнка, то на полулежащего обидчика и тяжело дышать. Я будто отключился на мгновение. Только через некоторое время до меня дошли ругательства спасителя, который дергал меня за плечи: — Уэй, твою мать, очнись! — А? — единственное, что мог выговорить я. — Отлично, бежим, — я почувствовал, как парень тянет меня за руку, призывая убираться оттуда, пока футболист ничего не понял. Все происходило от силы секунд девять, но для меня, который никогда не попадал в переделки, они продолжались целую вечность. Волосы прилили к лицу, давление повысилось, сердце забилось так быстро, будто я бежал двухчасовой марафон в сорок километров, зрачки расширились, руки тряслись, а прямо на скуле красовалась пульсирующая красное пятно с каплями крови на нём. Таким я мимолетно увидел того парня в зеркале, когда заходил в туалет на третьем этаже левого крыла. Кажется, меня сейчас стошнит.