Драбблы

Она уже не помнила своего имени. Кажется, что-то на «Р»?.. Теперь имел значение лишь её номер — двадцать семь, и когда она слышала его, то уже знала: наставало время для боли. Боль выжигала её изнутри огненным кнутом, стала смыслом и проклятием её жизни, но если бы ещё тогда, несколько месяцев назад, её снова спросили, согласна ли она на это, она бы ответила «да». Сильные, своенравные, смелые женщины рядом с ней, которых она когда-то знала, тоже исчезли. Они превратились в бездумных, заторможенных самок, податливых и покорных, готовых вынести любые муки только ради того, чтобы понести живое, здоровое дитя. После каждой новой инъекции они впадали то в буйное безумие, то в кататонический ступор, пока новая гормональная формула саларианского доктора скручивала, искажала, извращала их естество. Доктор Мэлон не был склонен к садизму. Во всяком случае, по меркам кроганов. В иные дни Двадцать Седьмой казалось, что она видит в его тёмных, выпученных глазах неподдельное сочувствие, но саларианец продолжал делать своё дело. Это жертвы, на которые согласились пойти все они. Она почти не видела мужчин. Лишь изредка воины клана приходили к доктору узнать о результатах, но при этом они старались не смотреть на неё или других самок, и она почему-то расценивала это как знак уважения. А ещё… ещё они уносили мёртвых. Она уже не знала своего имени, но гибель каждой из женщин навсегда врезалась в её память. Она помнила, как после очередной экспериментальной инъекции Пятая корчилась в судорогах почти полдня, и ни саларианский доктор, ни клановый шаман не смогли облегчить её страдания перед смертью. Она помнила, как Восемнадцатая истекла кровью, так и не успев родить и тем самым, возможно, погубив внутри себя жизнеспособное потомство. И она навсегда запомнит Тридцатую, которая, третий день терзаемая жесточайшей лихорадкой, без конца повторяла: «Я выдержу… Я выдержу…» Не выдержала. Не пережила. Сколько ещё будет таких после неё? Сколько своих жизней должны отдать женщины, чтобы вновь получить то, для чего они были созданы — возможность рожать здоровых детей? Двадцать Седьмая никого не винила. Она лишь надеялась, что прежде, чем агония навсегда поглотит её в чёрной Бездне, ей всё же удастся увидеть улыбку на лице саларианца. И тогда он скажет: «Кажется, получилось…»