***
Маяк близ Ингвана стоял почти на самом берегу моря. Когда прилив достигал своей максимальной точки, пена на волнах касалась основания башни, легонько лизала её, словно стелясь перед мрачным величием. Кирпичи от времени потемнели и покрылись скользковатым налётом, но кладка держалась превосходно, словно какая-то непонятная внутренняя сила не давала этому строению сдаться в плен времени. Маяк уже давно не действовал, и огромная лампа в его сводчатой крыше наверняка перегорела, а то и разбилась, но башня всё равно поражала воображение. МинСок остановил джип довольно далеко от маяка – ближе туда не подъехать, потому что дождь размыл всё. С одной стороны – холмы и овраги, с другой – вязкая, как зыбучие пески, грязь. Третья и четвёртая – это море, кажущееся сейчас таким холодным и чужим. Волны со злым шипением нападали на маяк, набирая сил для удара, но у самого берега их запал ослабевал, и они позорно отступали, не признавая, впрочем, поражения и снова готовясь поразить неприступную башню. МинСок внимательно прислушался. Бог только явил тот странный отсвет в окне, а потом почему-то замолчал, не посылал ни видений, ни голосовых сигналов… Может, это не то место? Может, речь шла о каком-то другом маяке?.. МинСок подошёл ближе, почти вплотную и, протянув руку, провёл загрубевшими от работы на открытом воздухе пальцами по холодной поверхности створки двери. Она сильно проржавела и не закрывалась, а замок был безжалостно вырван из гнезда уже давно. Ничего не произошло. Из башни не вышел пророк в воздушном одеянии и не пообещал небесного блаженства. Окна маяка были черны и безмолвны, как душа грешника, и оттуда не доносилось ни звука. Но бог не мог ошибиться! Что-то здесь должно было привлечь его внимание. Только что именно? МинСок прикрыл глаза и полной грудью вдохнул солоноватый морской воздух. Шум волн обволакивал и околдовывал; им хотелось подпеть, раствориться в них, как сахар. И тут они заговорили. Сотни голосов неразборчиво шептали что-то, и их странный говор был подобен морским волнам – он то накатывал, то отдалялся. Невидимых людей было много – явно не двое и не трое. И они ждали именно МинСока, чтобы поговорить с ним. Они шептали все одновременно, поэтому отдельных слов разобрать было нереально, но интонация явно свидетельствовала о том, что им страшно. МинСок открыл глаза и улыбнулся: таинственные голоса никуда не исчезли. Видимо, это часть видения. А это значит, что он на правильном пути. Шепот стал навязчивее, ног не громче: просто остальные звуки внезапно отошли на второй план. Шум волн, отдалённые крики чаек, едва слышные гудки теплоходов, проходивших здесь, – всё стихло, словно маяк и посланника небес вместе с ним накрыло колпаком. МинСок улыбнулся. Вот оно! Время настало. Он решительно вошёл внутрь, глядя по сторонам. Шепот не стало ни громче, ни отчётливее, но каким-то непостижимым образом МинСок понял, что он на верном пути. Подойдя к винтовой лестнице, шедшей по длине внутренней окружности башни, МинСок начал решительно подниматься. Его не беспокоил ни мусор, ни отсутствовавшие ступени, ни мышиные скелеты на полу: он знал, что движется в верном направлении. Или, по крайней мере, надеялся. Пройдя мимо площадки второго этажа, МинСок осторожно заглянул внутрь. Ничего интересного: тесная комнатка с дощатым полом, мусор по углам, следы, ведущие от входа к центру помещения и затем – к окну. Ничего значимого не произошло, значит, его конечная цель – не здесь. Тряхнув головой и старательно прислушиваясь к шепоту, МинСок побрёл дальше. На самом верхнем ярусе он замер, прижав руку к груди и стараясь отдышаться: стремительный подъём по высоким ступеням, часть которых, к тому же, отсутствовала, брал своё. Распрямившись и глубоко вдохнув, МинСок огляделся. Площадка являла собой плачевное зрелище: Склизкий пол, усыпанный осколками огромной ламы, затянутый паутиной пульт управления с выломанными кнопками, под которым лежал стул с разорванной обивкой и погнутыми металлическими ножками. Три огромных окна были разбиты, и острые, как бритва, осколки угрожающе торчали из деревянной рамы с облупившейся белой краской. МинСок подошёл ближе и коснулся стекла. Поднеся руку к глазам, он флегматично посмотрел на капельку крови, выступившую на указательном пальце. Наверное, опять не то. Значит, нужно снова спуститься вниз?.. Вернувшись к лестнице, МинСок побежал по ступеням, серьёзно рискуя свернуть шею. Спрыгнув с последнего пролёта на первый этаж, он заметался в тесной башне, прислушиваясь, вглядывался, хватаясь тог за стены, то за сломанный стол. Внезапно стало трудно дышать, и МинСок резко рванул ворот рубашки. Воздух словно стал гуще, более осязаемым. Он хватал за горло, как живое существо, стараясь разорвать хрупкое человеческое существо изнутри, старался сдавить рёбра, высосать жизнь по капле. Если бы МинСок был менее увлечён поиском знака свыше, он бы уже давно выбежал прочь, но сейчас, находясь в религиозном экстазе, не обращал внимания на неудобства. Пот крупными каплями выступил у него на лбу, над верхней губой и на крыльях носа, но это его не смущал: он продолжал рыскать по первому этажу башни с упорством фанатика. Шепот стал громче, и это лишь укрепило энтузиазм МинСока: он был абсолютно уверен, что суть его видения – то, что бог хотел ему показать, – находилось именно здесь. И не существовало той силы, которая могла бы свернуть его с пути. Он проводил огрубелыми ладонями по скользким от противного налёта стенам, прощупывая каждый кирпичик кладки; он рылся в мусоре, оставленном здесь бродягами, искавшими хоть какой-то ночлег, и подростками, решившими поразвлечься в столь странном и неподходящем месте. Он даже выглянул в небольшое слуховое окошко, через которое в комнату поступал неверный сероватый свет. Но всё впустую: ничего не менялось. После сорока минут бесплодных попыток найти хоть что-либо МинСок в отчаянии сел на пол и обхватил голову руками. Суть видения ускользала от него, а бог больше не выходил на связь, считая, что уже дал своему избранному все ключи и подсказки. Но что нужно искать? И где? Шепот не давал никакого конкретного направления; он лишь сбивал, обманным путём заставляя прислушаться. Но ни единого слова разобрать было нельзя: эти святые или ангелы говорили все вместе, и сконцентрироваться на каком-то одном голосе не представлялось возможным. МинСок опустил голову и, подтянув колени к подбородку, обхватил их руками. Почему такое случилось? Когда он был так близко… Что теперь? Возвращаться в университет? Мести тамошние территории? Чинить вышедшее из строя оборудование? Мыть лестницы? Вылавливать КёнСу в перерывах между лекциями и покупать у него витамины? Внезапно вся прожитая жизнь показалась МинСоку какой-то мелкой, противной, ненастоящей. Как будто это всё происходило не с ним, а с каким-то другим незначительным человечишкой, который старался барахтаться на поверхности жизненного океана, но не выдержал и хлебнул солёной водички. В приюте, в котором, в общем-то, жилось неплохо, у него была любимая воспитательница – сестра Магдалена. Она и рассказала ему о боге, о его страданиях за весь род людской, а также о небесах и их обитателях. Именно эта худая монахиня с аскетическим лицом и крупными ладонями определила, что он избранный, а вовсе не больной, как считали другие дети. Именно она поняла, что с мальчиком общался бог. МинСок медленно встал и гордо поднял подбородок. Всё так. Сестра Магдалена служила богу; она не могла ошибиться. Жалок? Может быть. На первый взгляд. Его выбрал сам Создатель, сам Творец. Его. Именно его. Значит, не так уж он и никчёмен. МинСок зажмурил глаза и начал вслепую ходить по помещению, вслушиваясь в шепот. Он делал круг за кругом, несколько раз падал, но всё равно упорно поднимался и продолжал свой путь. Ладони саднило от мелких царапин, а колено нестерпимо болело из-за неудачного приземления на что-то твёрдое. Но оно того стоило – МинСок это чувствовал. И тут он услышал... В общий гул голосов влился какой-то странный звук: как будто человек, у которого пропал голос, пытался кричать. И шум шёл снизу. МинСок резко распахнул глаза и опустил голову. Он стоял у кучи полусгнивших досок, которые явно лежали здесь уже давно. Упав на колени и не обратив никакого внимания на боль, МинСок начал расшвыривать доски в стороны. Удавалось это не сразу: от влажности дерево заплесневело и стало скользким, как змеиная шкура. Иногда доски даже крошились, оставляя после себя труху, покрытую плесенью, похожей на молочную пенку на кофе. Под деревяшками оказался обычный пол. Встав на колени, МинСок приник к нему ухом и улыбнулся. Он явственно услышал ласковый голос сестры Магдалены: «Это сам Господь общается с тобой, мой мальчик». Значит, сестра была одной из пророчиц… МинСок улыбнулся и закрыл глаза. Он нашёл то, что искал.Глава 9. Профессор и бог.
17 апреля 2019 г. в 08:57
Атмосфера в мертвецкой стояла тяжёлая.
Впрочем, тут не было ничего удивительного: в этом во всех смыслах слова леденящем душу месте никому бы не пришло в голову веселиться. Антураж этой комнаты, её безжалостный минимализм обострял эмоции, делал человека хрупким, как стекло, заставлял стремиться прочь отсюда.
Но, конечно, бывали и исключения.
К примеру, как сейчас.
Тао стоял у стола и всматривался в лицо своего покойного ученика так внимательно, словно его необычные янтарные глаза обладали свойствами рентгеновских лучей и были способны проникнуть в суть вещей и материй без дополнительного оборудования.
ЧонИн, вежливо отошедший на два шага назад, преувеличенно заинтересованно читал заполненный протокол. ЧонДэ, заложив руки за спину, прислонился плечом к одному из металлических шкафов для хранения и упорно изучал потолок.
СеХун, занявший наблюдательный пункт у двери, переводил недоуменный взгляд с одного участника этой мизансцены на другого. Он не отличался особой чувствительностью, но понимал, что напряжение в комнате поддерживалось не тем, что на столе лежал покойник, а странной и пока непонятной связью, которая существовала между тремя живыми.
В отношении их друг к другу не имелось открытой враждебности, однако вокруг всё же витал лёгкий флер негатива.
СеХуну понравился Тао. Юноше импонировала эмоциональность, порывистость полное отсутствие равнодушия; это выгодно отличало китайца от ЧонДэ, который явно стремился побыстрее свернуть дело, и от ЧонИна, в котором если и был огонь, то давно уже перегоревший. Профессор хотел докопаться до истины; он жаждал знать, почему погиб его ученик, из-за чего произошла эта жуткая трагедия.
Правда и справедливость – это основные идеалы и принципы хорошего законника. И этот иностранец с броской внешностью сейчас олицетворял их, как Фемида.
СеХун кивнул своим мыслям, наблюдая за незваным гостем. Этот точно сможет добиться своей цели и инициировать настоящее расследование. Если понадобится, он возьмётся за это сам, но на за что не оставит смерть своего подопечного просто так.
– Итак, – Тао резко поднял голову и пристально посмотрел на судмедэксперта. – Причину смерти уже установили?
– Мне нужно ещё немного времени, – пожал плечами ЧонИн. – Этот случай…
– Теряешь сноровку, Кай, – профессор презрительно перекривил рот. – Впрочем, большего я и не ожидал.
ЧонИн ничего не ответил, продолжая всё так же читать протокол.
Стоявший поодаль ЧонДэ фыркнул, и в наступившей тишине этот звук показался неестественно громким. Взгляды всех присутствующих устремились к детективу, который так и продолжал изучать потолок.
– Когда начнётся расследование? – требовательно спросил Тао. – Или вы всерьёз рассчитываете замести всё это под ковёр?
– Замести под ковёр такую явную проблему не удастся, – цинично промолвил ЧонДэ, кивнув на тело на столе. – Расследование будет, правда, итог его тебе вряд ли понравится.
Тао ахнул и отшатнулся. Его широкие плечи задрожали от едва сдерживаемого гнева или, может, от печали и горя.
– МёнГиль не должен умирать так рано! В нём было столько жизни! – воскликнул он, указывая пальцем на детектива. – Как только земля не проваливается под твоими ногами?!
– Вероятно, потому, что в аду я уже побывал, – усмехнулся ЧонДэ. – А тебе лучше успокоиться, мой трепетный друг: позволю себе напомнить, что ты взрослый человек и давно не подросток.
Тао с шумом втянул воздух через сжатые зубы. Ноздри его римского носа страстно раздулись; он сделал шаг по направлении к детективу, и СеХун подобрался: ему показалось, что ещё миг, и иностранец бросится на ЧонДэ. Но внезапно Тао резко выдохнул и, нахмурившись, подался назад. Он явно был всё ещё раздражён, но опасность взрыва миновала.
– Пока нет заключения, думаю, рано говорить о каком-либо подведении итогов, – глубокий спокойный голос ЧонИна приятно контрастировал и с издевательскими интонациями детектива, и с эмоциональной манерой профессора. – Может, нам всем стоит подождать, пока я не закончу, а потом…
– Видимо, ты не понимаешь, – Тао сжал руки в кулаки. – Это был мой ученик, понятно? Я это просто так не оставлю!
– Никто и не собирается махать не него рукой, – ЧонИн грустно покачал головой. – Уверяю тебя, мы проведём все необходимые работы самым тщательным образом.
– Но рабочей версией всё равно уже рассматривается самоубийство? – Тао покосился на протокол в руках у судмедэксперта.
– Это вполне логично, – ЧонДэ развёл руками. – Нам же надо с чего-то начинать.
ЧонИн медленно кивнул, соглашаясь с коллегой. Он стояли плечом к плечу и невозмутимо смотрели на профессора, который тут, в мертвецкой, казался совершенно инородным телом, со своей дорогой одеждой и экзотической внешностью. Он был слишком живым для этого царства смерти.
– Что ж, в таком случае, не стану больше тратить ваше время, – Тао наклонился к покойному и положил руку туда, где белая простынь едва прикрывала плечо. – МёнГиль, спи спокойно, мой мальчик. Я обязательно всё выясню, и те, кто это сделал, дорого поплатятся.
– Аминь, – едва слышно прошелестел ЧонДэ, отходя подальше от двери.
Он сказал это так тихо, что СеХун, находившийся довольно близко, расслышал с трудом. Но Тао, видимо, обладавший чутким ухом, смог различить и слово, и смысл, что был в него вложен. Смерив детектива презрительным взглядом, профессор гордо приосанился и вышел из мертвецкой, бросив напоследок: «Провожать не надо!».
На ходу он глянул на СеХуна. Бегло, с виду безразлично, но на самом же деле – заинтересованно. Юноша почувствовал, что этот загадочный иностранец как бы прощупывает его, пытается проанализировать, прочитать. Это волшебство длилось какую-то долю секунды, а потом Тао прошёл мимо стремительно, как грациозный зверь, оставив после себя шлейф дорогой туалетной воды с сандаловым запахом.
СеХун посмотрел иностранцу вслед. Ему вдруг нестерпимо захотелось догнать его и предложить свою помощь, но позади стоял его непосредственный начальник, который следил за ним – юноша чувствовал его пристальный взгляд между лопаток.
И только потому он остался.