Драбблы (автор: uro-boros)

Альфред жалуется потом, конечно же. Он молодой и ланеглазый, и у него стёрты ладони о приклад непривычной винтовки. Он сказал: «Это была не моя война, Артур», хотя он весьма быстро забрал немногих своих людей с «Лузитании». И тогда он тоже жаловался, подлетел к Артуру с исказившимся лицом, яростно размахивая руками. Он сказал: «Что Людвиг наделал, что он наделал», — будто Европа не тонула в жёлтом тумане горчичного газа (какое облегчение, в каком-то смысле. Можно было увидеть, как газ трётся спиной об оконные рамы. Можно было успеть натянуть противогаз, успеть воспользоваться шансом. Слишком часто Англия чувствовал, как обугливаются и горят лёгкие при вдохе, слишком часто накатывал ужас, ужас перед войной, далеко не такой триумфальной, как в прошлом). Альфред, ясноглазый и сердито хмурящийся, считал, что Европа сошла с ума за пару месяцев. Может, так оно и было. Франциск сказал, что война закончится к Рождеству, но Рождество они встретили по щиколотки в грязи и гнили на ничьей земле, играя дружественный футбольный матч — последний. Людвиг тогда выглядел неплохо, разве что казался усталым. Когда всё закончилось, Людвиг был измождён до предела и смотрел безумными глазами, как Франция вырывает у него Лотарингию. — Это плохо кончится, знаешь, — сказал Альфред. — Вы его растоптали. Он зол. Это плохо кончится. Альфред недоволен исходом. Но Альфред присоединился почти в самом конце, Альфреда не было под Верденом или на Сомме, он не получал шрапнелью, и у него не отслаивалась с ног кожа после недель в мокрых портянках. После войны Артур идёт к морю. Он сидит у самой кромки воды, закатив штанины («А я старею… я старею всё, — пишет Т.С. Элиот, — я брюки закатаю, невесёлый…»), а в Лондоне в госпитале кричит мужчина и плачет вдова. По ночам Артуру видятся траншеи. Кошмары преследуют его. Война растеряла свой триумф, превратилась в массовую бойню. Промышленная смерть на конвейерной линии. — Вы не победили, — фыркает Альфред. — Никто не победил. Вы просто дольше продержались.