Цена ошибки

Двадцать лет спустя.

— Где мои тролли, старая ведьма?! — проревел с порога король Хрящ, ударом ноги распахивая двери королевской кухни. Вся кухонная прислуга, включая Повариху, трясясь от ужаса, упала на колени, с мольбою глядя на взбешенного короля. Хрящ очень сильно изменился за прошедшие годы и теперь, в стоящем у порога мрачном громиле было трудно узнать того, прежнего, добродушного, толстенького коротышку, одетого в шорты и короткую, до пупа, красную футболку… Он сильно вырос и раздался в плечах, прежнюю мальчишечью одежду сменили стальные чёрные латы, с которыми король, после двух последних неудавшихся на него покушений, не расставался даже ночью. Золотая корона, чёрная мантия, спадающая с плеч, и висящий на боку короткий острый меч довершали его гардероб, а длинные зелёные волосы, густою копною покрывающие плечи, давали резкий контраст с чернотой его одеяния. На жёстком, волевом лице короля навеки застыла печать безудержной жестокости и злобы, которая до неузнаваемости исказила прежние мягкие и добрые черты, а горящие лютой яростью глаза заставили бы кого угодно задрожать от страха. Позади Хряща, словно два изваяния, застыли два огромных, свирепых бергена в таких же чёрных доспехах — его личная гвардия, готовые по малейшему его знаку исполнить любое приказание своего короля и господина. Мрачно смотря на застывшую от ужаса Повариху с прислугой, король, подойдя почти вплотную, негромким, дрожащим от еле сдерживаемой ярости голосом спросил, глядя на старуху: — Повариха, ты не слышала моего вопроса?! Если так, тогда я ещё раз повторю, специально для такой глухой, старой твари, как ты! Где мои тролли?! Ты обещала мне их принести на днях, где они? Отвечай, если тебе дорога твоя тупая старая голова! Старуха, подвывая от охватившего её дикого страха, подползла на коленях к возвышающемуся над нею как башня Хрящу и, обняв его колени, истошно запричитала: — Пощадите, Ваше Величество! Я делаю для вас всё, что могу! Ваши верные подданные день и ночь рыщут по лесам, ища для вас троллей! Но всё дело в том, король Хрящ, что их уже давно нет… Вы же сами истребили их всех много лет назад! Вспомните, прошу вас! Не казните вашу верную Повариху! — Ничего не желаю об этом слышать! — взревел от ярости Хрящ, ногою отшвыривая старуху от себя. — Мне нужны тролли! Делай, что хочешь, хоть из-под земли их доставай, но чтобы через несколько дней они были у меня на столе! Иначе, — король многозначительно вытащил наполовину из ножен меч и, так же, с глухим лязгом, вогнал его обратно, — твоя старая уродливая голова будет украшать стенку над моим камином! Даю тебе на это три дня, старуха… — Хрящ, злобно сверкнув на прощание глазами оцепеневшей от ужаса прислуге, резко повернулся и, грохоча железными сапогами, молча удалился из королевской кухни, сопровождаемый, как тени идущими вслед за ним, двумя гвардейцами. Шагающего по полутёмным коридорам дворца короля как никогда одолевали мрачные думы. Он и сам давно подозревал, что троллей уже попросту не осталось, не зря его подданные вот уже который год впустую рыщут по лесам, пытаясь достать для него этот лакомый деликатес. Последнего тролля он съел много лет назад, он даже помнил его, эта была маленькая девушка в цветных бриджах и смешных вязаных наушниках на голове. Тот день был последним днём его счастья, который впоследствии сменился долгими годами невыносимой боли и тоски, которая только крепла день ото дня, словно червь грызя его изнутри. Он даже посылал гонца в соседнее королевство, с просьбой выслать ему троллей, он даже предлагал им за них деньги и немалые, но вернувшийся гонец передал ему неутешительные новости, от которых он до сих пор в ярости скрипел зубами. Оказалось, что тамошний король вежливо отказал ему в его просьбе, мотивируя тем, что, якобы, троллей у них нет и никогда не было. Ложь! Наглая, неприкрытая ложь! Как это нет троллей?! Да он в это никогда не поверит, они просто не хотят с ним делиться, лживые твари! Хрящ, сам того не замечая, вновь заскрежетал зубами от охватившей его безудержной ненависти. Эти приступы год от года становились всё сильнее, и король, как никто, знал причины их появления.       Дойдя до своей спальни, Хрящ кивнул гвардейцам, и те послушно, как две статуи застыли по обе стороны двери, готовясь охранять покой и сон своего короля. Открыв дверь, тот неторопливо вошёл в тёмную комнату, озаряемую лишь тусклым светом одинокого светильника, и устало уселся на огромную, но такую холодную и пустую кровать. Он снял латную перчатку и тихо провёл ладонью по бархатистой поверхности одеяла. «Холодная», — тоскливо подумал Хрящ. Такая же холодная, как и чёрная пустота в его сердце. Эта холодная постель никогда не знала теплоты женского тела. Столько лет прошло, а он всё так же одинок, как и двадцать лет тому назад, и ни одна девушка так и не смогла зажечь искру любви в его душе. Ни одна, кроме неё… Его единственной Леди Блести Сверкай…       Король выдвинул верхний ящик стоявшего возле кровати небольшого шкафчика и осторожно достал оттуда позолоченный ларец, красиво разукрашенный драгоценными камнями. Открыв крышку, Хрящ вынул оттуда маленький женский ботиночек для катания на роликах, покрытый местами облупившейся от времени жёлтой краской. С нежностью глядя на него увлажнившимися глазами, король ласково погладил сухую потрескавшуюся кожу, словно живое существо прижимая его к груди. Глядя на маленький ботинок, трудно было поверить, что некогда он принадлежал взрослой девушке; скорее, своими размерами, он больше подошёл бы ребёнку. Хрящ как сейчас помнил, как он был тогда поражён, обувая его в «Капитане Старфункеле» на ногу этой девушке. Таких маленьких ног он никогда ещё не видел. Все девушки-бергены, как и мужчины, взрослея, обладали большими размерами ног, но только не она… Хрящ до сих пор так и не смог забыть того сказочного чувства, которое подарила ему эта девушка со сверкающими волосами на их первом и последнем свидании. У него тогда словно крылья за спиной выросли, хотелось петь и смеяться, кружась с нею в волшебном танце… Он даже почти её поцеловал, если бы не эта проклятая старуха…       Как первое время он отчаянно искал её… Он объездил все уголки их королевства, рассылал повсюду гонцов, предлагал большое вознаграждение за любую информацию о ней. Он даже устроил конкурс среди всех девушек их королевства, обещая трон и все богатства той, которой подойдёт на ногу тот самый маленький ботинок, который она обронила, убегая с их свидания. Надо ли говорить, сколько желающих было это попробовать! Наверное, каждая девушка-берген примеряла этот ботинок, но ни одной из них он не полез даже наполовину… Шли дни, недели, месяцы, а он так и не мог её найти, свою прекрасную Леди Блести Сверкай. Она словно исчезла, испарилась, как наваждение, словно её никогда и не было, словно всё, что с ним произошло, было всего лишь навсего чудесным сном… И постепенно, слабую надежду, ещё теплившуюся в его сердце, стала сменять чёрная, безысходная тоска и боль, которая временами становилась настолько невыносимой, что ему хотелось биться в отчаянии головою об стену, лишь бы унять её, прогнать прочь и не думать о ней… И единственным средством, помогающим ему хоть на какое-то время забыть эту сердечную боль, стали тролли… Хрящ хорошо помнил того несчастного первого своего тролля, которого, помимо его воли, скормила ему Повариха, и то чувство покоя и блаженства, которое он в тот момент ощутил в себе… И, стремясь как можно быстрее заглушить тоску и горе, всё сильнее одолевающих его с каждым днём, король приказал солдатам найти и принести ему всех троллей, каких только удастся найти. И, с той самой поры, поедание троллей стало его проклятием и наваждением, только в этом он ещё видел хоть какой-то смысл в этой жизни.       Поначалу всё шло хорошо, его верная Повариха исправно поставляла ему троллей, и он целыми днями проводил в своём дворце, в вечном чувстве счастья и блаженства, совершенно не интересуясь, что происходило в его королевстве. Но всё в этом мире когда-нибудь заканчивается, и однажды, закончились и они… Повариха всё реже и реже стала приносить ему троллей на его стол, а потом перестала вовсе. И только тогда молодой Хрящ понял, что сердечная боль, терзающая его, никогда и никуда не исчезала, она всегда была в его сердце, только заглушаемая этими разноцветными маленькими существами, и когда их не стало, эта боль с новой силой вернулась к нему, заставляя по-новому взглянуть на этот мир.       Чтобы хоть как-то на время забыть о ней, Хрящ начал активно посещать спортзал, он целыми днями пропадал там, поднимая разные тяжести и фехтуя на мечах, и добился в этом очень значительных успехов. Молодой король сильно вырос, прежнюю дряблую фигуру сменил мощный торс, перевитый буграми мышц, но всё это мало спасало зеленоволосого парня от щемящего чувства тоски и одиночества, всё сильнее с каждым днём завладевавшего им. Многие девушки-бергены втайне мечтали о молодом короле, ему не раз под разными предлогами назначали свидания, но Хрящ лишь с презрением фыркал на эти неуклюжие попытки завладеть его вниманием. Ему не нужны были все эти девушки, ему нужна была только она, та самая единственная, навсегда покорившая его сердце и так же внезапно исчезнувшая из его жизни, так жестоко оставившая его одного страдать в этом бренном мире… И постепенно, под тяжёлым грузом обуревающих его чувств, в сердце молодого Хряща начали поселяться злоба, жестокость и ненависть на весь этот мир, навсегда отнявший у него саму возможность любить. И он поклялся отплатить ему за всё сполна! Первой, откровенной вспышкой его будущей безудержной ярости ко всем и ко всему стала никто иная, как сама Повариха.       Узнав, что фактически всем королевством правит она и причём уже довольно давно, а он сам является, по сути, ничего не значащей фигурой, Хрящ пришёл в такую дикую ярость, что немедля решил раз и навсегда разобраться со старухой, показав ей, кто здесь всё же настоящий король. Он тогда специально, при всех его подданных во дворце настолько жестоко избил её, что она целых полгода пролежала в постели, едва оставшись в живых после его железных кулаков. Его авторитет как короля, не терпящего возражений, вырос тогда до небес, и никто больше не смел ему в чём-либо перечить, или, не дай бог, выразить своё непочтение.       Сторонники власти Поварихи тогда попробовали свергнуть его с престола, но он очень быстро и жестоко подавил это восстание, «украсив» отрубленными головами пленных весь забор вокруг его дворца. С той поры эта казнь стала его любимой, и он никогда не упускал случая повеселить себя, отрубая голову своим подданным за любую провинность или ошибку. Он стал наконец тем, кем всегда и хотел, — Настоящим Королём. Тем, которого боялись и одновременно ненавидели все в королевстве, втайне мечтая о его смерти. Но он никому не давал даже малейшей надежды на это, создав личную гвардию, которая фанатично и беспрекословно подчинялась только ему одному, готовая всегда выполнить любой его приказ, каким бы страшным он не был. И вот так он правит уже многие годы: без любви, без надежды, с одной лишь лютой ненавистью в сердце ко всем и ко всему, крепко держа весь Бергентаун в своем железном кулаке, не давая никому ни пощады, ни поблажек, ни спуска. Отец, будь он сейчас жив, им бы гордился… При этих мыслях Хрящ почему-то невесело усмехнулся про себя, а затем, вновь с тоскою уставился на жёлтый ботинок, когда-то принадлежащий ей… «А ведь сегодня тот самый день, день нашего первого свидания в «Капитане Старфункеле», — горько подумал король. И, как обычно, сегодня он снова пойдёт туда и будет, как и всегда, просто сидеть там, до самого закрытия, втайне надеясь, что она всё-таки придёт, пускай даже и спустя столько лет. Какая всё же эта глупая надежда и какой всё же глупец он, что смеет тешить себя этой несбыточной надеждой, ведь он знает, что этого не случится, ведь за все эти годы она так ни разу и не пришла… Но… По-другому он уже попросту не может, да и не хочет, ведь надежда — это, по сути, всё, что у него осталось…       Тяжело вздохнув, Хрящ поднялся с кровати и, забрав с собою маленький жёлтый ботинок, вышел из дверей спальни, попутно подав знак двум безмолвно стоящим гвардейцам следовать за собой. На улицах города было тихо, редкие прохожие, завидев мрачно шагающего короля, в страхе поспешно кланялись ему и, после этого, старались куда-нибудь незаметно, подальше улизнуть с его глаз. Подойдя к «Капитану Старфункелю», первым делом, что увидел Хрящ, был донельзя пьяный старый берген, сидящий возле самой двери с пустой бутылкой в руке. Заметив короля, старик пьяно ухмыльнулся, глядя на жёлтый ботинок, который тот с осторожностью держал перед собой. — А, Ваше Величество! — старик попытался приподняться и отвесить пьяный поклон, но у него ничего не получилось, и он снова бессильно рухнул обратно, попутно упустив из рук бутылку, со звоном укатившуюся куда-то вниз по тротуару. — Пришли покататься на роликах? Хорошее дело! Только вот ботиночек вы для себя какой-то маловатый захватили! — старый берген пьяно захихикал, весёлыми, от затуманивших их приличной дозой алкоголем, глазами смотря на закованного в стальные чёрные доспехи короля. — Ну, хотя это, конечно, ваше дело, вы же Король, вам и решать, на чём вам кататься! Гвардейцы, до этого молча стоявшие позади Хряща, в один миг подскочили к старику, и один из них, наполовину вынув меч из ножен, вопросительно обратился к королю: — Прикажете его убить, Ваше Величество? Хрящ, с презрением глядя на старого пьяницу, лишь отрицательно покачал головою. — Не нужно. Пускай живёт. Сегодня у меня особенный день, так что считай, что тебе повезло, старик! Но впредь, будь осторожен со своим языком… Не распускай его, где не нужно, а то легко можешь остаться не только без языка, но и без головы… И запомни, старик, этот ботинок, который сейчас у меня в руках, предназначен не для катания, это память о моей девушке, и больше никогда и нигде не вздумай упоминать о нём, понял? Старый берген, как будто и не расслышав предупреждение короля, опять глупо захихикал, совершенно пьяными, ничего не соображающими глазами глядя на медленно начинающего свирепеть Хряща. — Так этот ботинок принадлежал вашей девушке? — с неподдельным изумлением воскликнул пьяница, пытаясь плохо сфокусированным взглядом оценить его размеры. — Ваше Величество, вы меня поражаете! Ваша дама сердца что — ребёнок?! Вот уж никогда бы не подумал! Хрящ, свирепо глядя на старика, низко наклонился к нему и тихим, жутким голосом проговорил, с яростью глядя тому прямо в глаза: — Ещё одно слово, старый мешок с дерьмом, и твоя голова будет сегодня торчать вместо пугала на воротах моего замка! Предупреждаю тебя в последний раз, больше снисхождения не будет! Скрипнув зубами, Хрящ открыл дверь и хотел было уже зайти внутрь, как неугомонный старик вновь напомнил о себе, продолжая как ни в чём не бывало весело бубнить себе под нос разный вздор. — Ну да, конечно, Ваше Величество, я и не спорю, что эта вещь принадлежит вашей девушке, вы же наш любимый Король, вам виднее! Хотя, помилуй бог, где вы, спрашивается, видели девушку-бергена, которой подошёл бы этот ботинок?! — старик пьяно ухмыльнулся, разговаривая уже по всей видимости с самим собою. — Правильно — нигде! Таких у нас в Бергентауне попросту нет, да и никогда и не было! Хотя… Если как следует подумать… — тут старик с глубоким философским видом задумался, пытаясь одновременно с этим упереться рукою в тротуар, чтобы окончательно не упасть набок. — Знавал я, пожалуй, одну девушку, которой этот ботиночек пришелся бы как раз впору… Какие же тогда у неё были маленькие ножки… Как раз ее размер… Хрящ, в этот момент переступавший порог «Капитана Старфункеля», услышав слова старика, словно окаменел и, замерев на месте, тихо повернулся лицом к старому бергену, вперив в того горящие безумным огнём глаза. — Что?.. Что ты сказал? — внезапно помертвевшими губами негромко проговорил зеленоволосый король, чувствуя, как мир, секунду назад казавшийся незыблемым, стремительно уходит у него из-под ног, оставляя в душе одну лишь звенящую, чёрную пустоту…