Глава 39. Дышать и слушать
Wait a second, let me catch my breath Remind me how it feels to hear your voice Подожди секунду, дай мне перевести дыхание Напомни мне, каково это — слышать твой голос
Волосы сильно намокли, заметно отливая темно-синим. Впрочем, стекающий по коротким кудряшкам энергон, покрывающий все тело, с лихвой компенсировал это, возвращая им привычную голубизну. Они единственные были другими: вместо длинных прядей почти до середины лопаток — неровное каре, едва достающее до конца шеи сзади, с трудом прикрывающее уши по бокам и чёлка, спадающая на брови, спереди. Она как будто сошла со своей последней фотографии: тяжелые военные ботинки, камуфляжные штаны, яркая футболка и чуть подпаленная, в одном месте слегка оборванная, военная куртка. Всё мокрое и светящееся, но никому не надо было видеть цвет, чтобы знать, как они выглядят. Такие же, как на спрятанных в самых укромных уголках альбомов фотографиях. Засвистел, щёлкнул и выключился электрический чайник. — Ты будешь чай? — наверное, самый странный вопрос, который только мог прозвучать в этой ситуации — однако задавший его Раф чувствовал себя абсолютно нормально. Никаких круглых глаз, лишь слегка устало-обреченное выражение лица и только что закипевший чайник в руке. — Из пакетика и три ложки сахара? — Прозвучало чуть гнусаво: уставшая, она определённо не хотела отрывать голову от пола во второй раз. — Да. — Буду. Зажурчала вода, наполняя кружку. Продолжающая валяться Син слегка повернула голову в сторону, а затем усталой шустрой колбаской покатилась в направлении расположившегося у стены Рафа. За ней тонкой полоской тянулся след из энергона и чего-то не совсем опознаваемого, приобретающего странный фиолетовый оттенок внутри голубой субстанции. — Тебе не нужно…? — мальчик слегка кивнул в сторону начинающей окрашиваться в фиолетовый футболки, которую девушка в спешке задрала, обнажая нижний край кровоточащего ожога. — Да не-ет, — протянула та, левой рукой хлопая по тумбочке в поисках оставленной на ней Рафом кружки. Нащупав, наконец, ручку, она осторожно потянула ее на себя, попутно разлив немного уже заварившегося чая, пока кружка полностью не соскользнула с поверхности и не оказалась поставленной на согнутые колени Син. В полной тишине раздался звук втягивающейся воды, за которым почти сразу же последовало шипение. — Горяч-щ-щ-о-о, — девочка высунула язык, начиная втягивать воздух и дуть на самый кончик, чтобы остудить обожженный участок. — С каких пор ты можешь обжечься? — поинтересовалась прислонившаяся к одной из стен Зетца. Она не была удивлена. Конечно, никто из них почти никогда не мог разобрать весь спектр эмоций данной фем, но по её поведению сейчас было понятно, что всё происходящее абсолютно и безоговорочно нормально. Син подняла на автоботку удивленно-обиженный взгляд, но комментировать не стала. Лишь закатила глаза перед тем, как их отвести, как бы говоря: «Это, вообще-то, всегда так было» — и продолжила дуть на язык. Через несколько десятков секунд хлюпающие звуки возобновились: похлопывая губами по краю, она планомерно осушала чашку. Фиолетовое пятно на ее футболке тем временем продолжало увеличиваться, заставляя ощутимо напрячься как минимум присутствующих, ознакомленных с базовыми характеристиками человеческого организма. Кружка чая кончилась не то, чтобы быстро, но ощутимо скорее, чем от неё ожидалось. А Син начала светиться. Просто по-настоящему засияла голубым светом, которым светился обычно сырой, необработанный энергон. Её волосы быстро просыхали, как и одежда, а лужа, из которой прямо к ногам девочки тянулась широкая голубая полоса, начала уменьшаться в размерах, пока наконец не превратилась в широкую змейку, быстро исчезнувшую, будто бы втянутую в сами подошвы военных ботинок. Слегка тряхнув головой, будто сбрасывая наваждение, Син подождала пару секунд, пока свечение не спало, и дернула футболку вверх. Она осторожно провела хрупкой ладошкой по полностью зажившей ране, слегка улыбнулась. Там остался рубец, но это не особо важно — в конце концов, это была простая быстрая регенерация для восстановления потери крови. — Ну, так лучше, — задумчиво протянула она, а затем подняла глаза, осматривая по большей части замерших истуканами людей и ботов. — Как дела? — Да как обычно, — на автомате ответил Уилджек. — Разбомбили пару десептиконских шахт, нашли Клиффджампера, ещё пару ребят. Ничего особо нового. Син усмехнулась. Для нее как будто не прошло всего того времени, которое остальная команда боролась с душевной болью и училась жить заново, собирая себя по кускам и обретая новых друзей. Девочка легко вскочила на ноги, что было удивительно, учитывая только что появившийся шрам, и резво подбежала к ограждению, с любопытством рассматривая всех присутствующих. — Праймус, вы будто привидение увидели, — фыркнул Клиффджампер, но почти сразу замолчал. На него не смотрели. Все, или почти все, взгляды были устремлены на маленькую голубоволосую белковую, облокотившуюся на перила. Внезапно дёрнулась Мико. Всё еще трясущаяся, поднялась, на негнущихся ногах пошла в сторону китаянки. Остановилась и дрожащей рукой ткнула в её плечо. — Ты умерла. Взорвалась, там, на Кибертроне, разлетелась на молекулы, атомы! — тихий, кричащий шёпот. Син как будто окатило ледяной водой. — Ты им не сказала, — вдруг проговорила в осознании Зетца. Она смотрела, просто смотрела. Без осуждения или поучения, только с немым вопросом: «Почему?» — Что я должна была сказать, Зи? — севшим голосом ответила девочка. — Привет, тут такое дело, вы наверняка не знаете, я немножечко претендер, а еще засланный на Немезиду шпион, по совместительству одна из самых разыскиваемых автоботами десептиконов? Что я должна была сказать?! Я умерла, я не планировала возвращаться, Зи! Мертвые должны оставаться мертвыми, и мы обе с тобой это знаем! Так что я должна была сказать?! Зетца ничего не ответила. Да и не успела бы. Сорвавшаяся в истерику, Син с силой оттолкнулась от перил, на ходу уворачиваясь от попытавшегося подхватить её Рэтчета, и через секунду из ворот ангара уже на полном ходу вылетел салатово-голубой мотоцикл, а из-под привычного шлема выбивались пряди голубых волос. — Три месяца… — пробормотал Джек, — и почти все это время она была здесь. Что-то будто бы щелкнуло. Мико с силой вцепилась в перила, у которых ещё недавно стояла, казавшаяся теперь видением, ожившая Син. Всё это время… Всё то время, что все они медленно и почти незаметно внутренне сходили с ума, причина была так близко. Лежала, с огромной дырой в грудных пластинах, на ремонтном столе, в стазисе на платформе в собственном корабле. Старалась жить и смешить их, ходила на задания, ловила полную блокировку эмоций, строила базу, теряла память, но она была здесь! И ни разу, ни один чёртов раз, когда кто-то из, казалось, отошедших от потери друзей зависал, смотря в пустоту, она ни разу не показала себя, не сказала: «Вот она я, смотрите, я живая, я в порядке! Почему вы грустите и плачете?» Но… Она огляделась. Раф тихо сидел, устроившись в ложбинке на ладони Бамблби, прислонившись спиной к его большому пальцу. В его глазах не было непонимания или шока, только мерная тихая… грусть? Сожаление? Принятие? Они из одной команды — вдруг вспомнилось ей. Рядом Зетца что-то втолковывала медленно звереющему разведчику. Со стороны его состояние пока ещё было незаметно, но Мико понимала: ещё чуть-чуть и грянет взрыв. Бамблби тоже не казался удивленным. Он будто бы знал, что однажды что-то такое обязательно случится. Это ведь он принёс на базу раненую Спарквил, пришла внезапная мысль в голову. Это он был тем, кто постоянно находился рядом, знал почти каждое слово, которое она хотела сказать, - и эти внезапные воспоминания заставили думать дальше. — Он знал ее имя…сразу, когда она только прилетела — он знал ее имя. Он никогда не был против пребывания Син на базе. С самого начала… Конечно, Мико знала о тёплых отношениях двух разведчиков, членов одного спецотряда. Все на базе уже знали о том, что двое знакомы намного дольше, чем случайная встреча после неудачной посадки отбойника. Но только сейчас для нее все это стало иметь значение. Потому что зная всё то, что Бамблби знал, при таком уровне сработанности и понимания друг друга… Какова вероятность того, что об одной маленькой детали — персепции — желтый разведчик оповещён не был? Нулевая. А значит, Бамблби с самого начала знал и понимал всё. А с ним понимал и Раф, с недавних (или давних?) пор числящийся участником спецотряда. Но никто из них, ни один — ничего не сказал. Не дал даже намёка. Когда земля ушла из-под ног, Мико не выдержала. Горячие, беззвучные слёзы брызнули из глаз, стоило девочке только уткнуться в шершаво-мягкое, тёплое железо ладоней зелёного рэкера, бережно прижавшего ее к себе, прямо к грудным пластинам. Внезапно в поле зрения попал Рэтчет. Его окуляры тоже… Его окуляры тоже не выражали удивления, хоть по первости в них и отражался легкий шок, это Мико помнила точно. Сейчас же он смотрел с каким-то едва понятным смирением? Осознанием? Что-то было в этих цвета чистой воды окулярах такое, что четко давало понять — если медик не знал, то точно догадывался о возможности такого развития событий. — «Что ты хочешь от меня?!» — вдруг рассерженно прожужжал Бамблби. Очевидно, они с Зетцей спорили уже достаточно давно, но только сейчас сорвались с шёпота на полный голос. Юный автобот стоял, отведя один манипулятор в сторону, всем своим видом выражая недовольство и своё личное мнение об умственных способностях одной конкретной праймлинг. — «Спарки упертая, как бронтобот, ты хоть один случай вспомни, когда она слушала хоть кого-то, кого не хотела слышать!» — Ты её лучший друг! Ты, шлак, знаешь её дольше всех на этой чертовой планете, в этой чертовой галактике, вселенной! Я ни в актив не поверю, что у тебя не нашлось слов! — Зетца говорила ровным тоном, но от этого слова звучали не менее яростно. — «О, я, по-твоему, не пытался?! Мы, по-твоему, не пытались?!» — снова махнув свободным манипулятором, прожужжал он. — «Сложно убедить в чем-то того, кто на двести процентов уверен в своей правоте, а она была! Она и мысли не допускала о том, что вредит кому-то, сколько бы ей не говорили, что скажи она — всем будет легче!» — Ты мог бы сказать Проулу, он всегда умел подбирать слова! — «И потерял бы единственный способ не дать ей окончательно уйти в себя?» — мехлинг нахмурился. Сейчас он выглядел старше своих лет, причем намного. Бамблби со стороны походил на кого-то с опытом Оптимуса, никак не на того, кто лишь недавно получил право считаться взрослым. — «Влезь в это Проул, как думаешь — кому бы она смогла доверять? Есть границы, которые нельзя пересекать, как бы ни хотелось, и ты это знаешь». Стало тихо. За внезапной перепалкой этих двоих наблюдали все присутствующие на базе. Раф слегка повел плечами и зашелся легким, уже привычным кашлем. Бамблби тут же прижал его к себе, ладонью закрывая от взглядов людей и трансформеров, под которыми мальчику определенно было неуютно. Мико на секунду подумалось, что тот чувствовал себя предателем — или преданным, если осуждающие взгляды расценить как обвинение без желания даже выслушать объяснение принятых решений. Было всё еще чертовски больно, но стыдно. Слегка хмыкнул Рэтчет. Раздался звук трансформации, а вслед за ним — рёв мотора: стоявший до этого истуканом Смоукскрин вылетел из дверей ангара вслед за едва-едва скрывшейся Син. Несмотря на успевшую уже случиться перепалку прошло, на самом деле, совсем немного времени. Бамблби вытянул руку, останавливая Арси. — «Дай им разобраться самим», — мотнул головой он. — «Смоукскрин вырос. Он не настолько неразумен, чтобы бросаться обвинениями и претензиями». — И в воздухе как будто повисло не сказанное: в отличие от тебя, хотя никто точно не сказал бы, думал разведчик так или нет. — Я правильно понимаю, — потер переносицу Ультра Магнус, — что вы ни малейшего понятия не имели об этом? Большая часть ботов отрицательно помотала головой. Смущённо повертел шлемом не совсем понимающий суть всего происходящего Клиффджампер. Но… — Сэр? Доктор? — кто-то мог посчитать, что командующий начал вести себя как командир, но Мико четко видела — ему было просто интересно. Магнус и раньше позволял себе использовать такой тон и обращение в отношении Оптимуса, и японка предполагала, что без подчиненных они в принципе общались намного более фамильярно, даже несмотря на то, что до войны не были знакомы. — Мэй и Лестер Стрим, — почему-то начал медик, не обращая внимание на непонимание в окулярах и глазах большинства окружающих его товарищей и зло-ехидно-грустный огонёк, промелькнувший и исчезнувший безумно быстро в синеве взгляда черно-желтого разведчика. — Лестер и Мей Стрим, — догадка, промелькнувшая в глазах Арси. — Лестер и Мэйстрим. — Ластер и Мэйнстрим, — почти шёпотом проговорила синяя фем. — И в итоге нас всех сбило то, что Тэйлгейт не был шифтером. — И всё это время… — Чуть больше, чем месяц, — качнул головой бело-рыжий бот. — И я не знал точно. У меня были только данные, которым не то, чтобы можно было верить. — Но ты не сказал ничего, — почти осуждающе проговорила разведчица. Да, она могла понять Рэтчета и его мотивы. Могла даже осознать их. Но на то, чтобы принять… — И дать всем, включая тебя, ложную надежду? — бросил медик, отворачиваясь. Он думал, что был готов но даже так… не был. …ей нужно было время.***
Рев мотора эхом разлетался по пустой дороге, отражаясь от стен ущелья. Они были в Джаспер, а значит, Смоукскрин точно знал конечную цель своего маршрута. Она всегда шла туда, когда ей было плохо. Полянка вряд ли успела оправиться после их последней потасовки с Бамблби, но сейчас было откровенно не до этого. Он не знал, как реагировать. Он даже толком не понимал, зачем рванул следом, просто в какой-то момент щёлкнуло в искре, и Т-шестерня сама пришла в движение, а мотор заработал раньше, чем мехлинг понял, что только что произошло. Или нет. Как только он увидел Син, такую живую и одновременно с этим эфемерную, готовую вот-вот будто бы растаять в пространстве, все внутри замерло. Кто-то мог бы назвать такую реакцию первой влюблённостью, но это было не так. На Кибертроне, обучаясь в элитгвардии, он видел много фем, фемлинг и юнлингов, красивых и не совсем, и даже ухитрялся влюбляться, пусть и ненадолго, в некоторых из них. Но Син была его человеком. И это совершенно отличалось от того, что было у нее с Бамблби. Потому что это было другим. Син была его, они дополняли друг друга великолепно, как две половинки единого целого. Она была его Искрой. Не в том понимании, в каком это слово использовали на Кибертроне, нет. Она была всем, но никогда не была объектом чувств, превосходящих платонические. Смоукскрин не возносил её, не обожал и не боготворил, просто в какой-то момент понял — рядом с веселой, задорной и не по годам мудрой девчонкой тепло. Рядом с ней — дом, который был потерян, казалось, очень и очень давно. Мехлинг четко понимал: поставь ему кто выбор — Син или любовь, он выбрал бы Син. Всегда. И когда она умерла — Смоукскрин умер там же. И вот сейчас она была здесь. Плевать, что всё это время она была рядом, но не сказала. Сейчас — плевать. Смоукскрин много раз видел Спарки, Смоукскрин знал Спарки и, что более важно, Смоукскрин знал Син. А Син, несмотря на всю свою браваду, была пугливой. Упертой, как бронтобот, баран или кто там еще, постоянно стоящей на своём и теряющейся, стоит только произойти чему-то, чего она не ожидала. Ей было всего шестнадцать, уже семнадцать, лет. И, окруженная людьми и ботами, которым она доверяла, Син всё равно была одна. Бамблби, возможно, и был ей ближе всех на этой базе, знал её дольше всех, Зетца сто раз могла быть её названой сестрой — никто из них не знал Син. Но Смоукскрин знал. Он провёл с ней огромное количество времени, она была его Искрой. Поэтому сейчас — плевать. Абсолютно на всё. Сине-желтый спорткар рассекал пространство каньонов Невады на скорости, в три раза превышающей допустимую. Звуки отражались от затвердевшего благодаря времени песка, в котором уже не существующая река когда-то выточила произведение искусства. Откуда на самой границе пустыни появился лес, вряд ли кто-то знал. Возможно, там были подземные воды, об этом, по крайней мере, свидетельствовали то тут, то там пробивающиеся роднички. Он въехал в рощу бесшумно. Син сидела на ветке того, что когда-то было ее деревом. Каким чудом они не разнесли его в щепки во время спарринга с Бамблби, оставалось загадкой, потому что многие деревья вокруг походили больше на дрова, чем на что-то ещё. Девочка спряталась между ветвей кроны, там, где они всё еще были достаточно крепкими, чтобы выдержать ее вес, но высоко, чтобы быть скрытой густой, несмотря на осень, листвой, через которую просматривались лишь голубые волосы. Она сидела, уткнувшись носом в колени и обхватив их руками, когда Смоукскрин подошел. Он знал эту позу — необходимость объятий без возможности их получить. Он умел быть тихим, когда хотел. Теплая ладонь аккуратно подхватила хрупкое тело и, прижав Син к грудным пластинам, элитгвардеец сел, поудобнее устраиваясь в корнях дерева. Мерное гудение вентиляционных систем успокаивало, а шероховатое тепло живого металла позволяло чувствовать себя в безопасности. Ей этого не хватало. Ему тоже. Сколько они просидели вот так, прижавшись друг к другу, понятно не было. Солнце ползло по горизонту, но Смоукскрин не был знаком еще с осенним солнечным временем, поэтому мог сказать только, что прошло где-то около двух часов. Смотреть на внутренние часы откровенно не хотелось, да и не фиксировал он, во сколько примчался на их место. В ладони зашевелилась, обхватив мизинец, девочка. Он знал этот знак, поэтому сразу же повернул манипулятор так, чтобы открыть им вид друг на друга. — Привет, Искорка, — улыбаясь, проговорил он. Он не был ни зол, ни разочарован, хотя пытался найти в себе эти чувства, но их попросту не существовало. Только теплое, тихое счастье от осознания — его дом снова рядом. — Когда это говоришь ты — не звучит так ужасно, — попыталась улыбнуться она. Мехлинг слегка усмехнулся — все на базе знали отношение Спарквил к этому прозвищу, данному ей Джазом. Но Спарквил не была Син. — Привет. — Как ты? — осторожно поинтересовался он. Девочка в его ладони слегка дрогнула, и мехлинг снова осторожно прижал ее к грудным пластинам, накрывая сверху другой ладонью, даря ощущение защищенности. — Тепло, — проговорила Син, прислоняясь к шероховатому металлу. — Ты не злишься на меня? — Во-первых, я не могу злиться на тебя, ты же знаешь, — проговорил Смоукскрин, аккуратно гладя девочку по голове. — Во-вторых, сейчас ты тут, и это делает меня только исключительно счастливым. — Ты не разочарован, что я такая? — глаза Син погрустнели. — Не испытываешь отвращения к тому… — Эй, эй, эй, — мехлинг несильно ткнул девочку в правый бок, как привык делать всегда, стоило ей начать думать не о том. — Я не зол, не разочарован, не испытываю отвращения к тебе, не ненавижу тебя и ничего в таком духе, ладно? Я просто безумно счастлив, что ты сейчас здесь и я не нахожусь в оффлайне. Потому что если это оффлайн, я не хочу просыпаться- ай! — элитгвардеец тихо рассмеялся — услышав слова про оффлайн, она не придумала ничего лучше, чем ущипнуть его за мягкий и чувствительный металл ладони. Син засмеялась тоже. — Я скучала, — вдруг проговорила она, сильнее прижавшись к металлу грудных пластин. — Я тоже, Искорка, я тоже, — ответил Смоукскрин, осторожно обнимая ее, поднимая прямо на уровень с камерой искры. —Мне страшно, Смоук, — вдруг проговорила разомлевшая китаянка. — Мне так страшно, — она всхлипнула. — Почему? — мехлинг еще сильнее притянул подругу к себе. — Мне столько… столько нужно рассказать, но… — Син снова всхлипнула, — Я не знаю как. Я… Я… Я же ушла, ничего, — всхлип, — не сказав и я… я так виновата, но… но… — из голубых с золотой окантовкой глаз снова потекли слезы. — Нас двое, ты помнишь? — аккуратно погладив напарницу по голове, проговорил Смоукскрин. — Ты и я. И, возможно, ветер, так что хэй! Мы справимся! — Честно? — на черных ресницах висели блестящие капельки, когда исподлобья девочка глянула вверх. — Честно, — улыбнулись в ответ. — Ты можешь потренироваться на мне — хочешь? — Наверное? — Почему это звучит как вопрос? — Потому что я спрашиваю…? Хэй, не смейся! — девочка стукнула друга кулачком прямо в грудные пластины, туда, где у все белковых располагались бы ребра. Смоукскрин картинно вздохнул, схватившись за это место, рухнул на траву, и через секунду они с Син уже весело хохотали. — Эй, ну прав-хмв-да! — борясь со слезами, прохотала китаянка. — Я тебя внимательно слушаю, — пакостливо улыбался элитгвардеец, получив еще один удар под рёбра. — Это не смешно! — надулась девчонка. — А кто шутит? — тут же посерьезнел юный мех, снова принимая сидячее положение и подхватывая подругу на манипулятор. — Я говорю, если тебе страшно — потренируйся на мне. И тогда, когда тебе придется говорить все в следующий раз, я буду рядом и смогу помочь. — Я просто… Я даже не знаю, с чего начать… — проговорила вдруг показавшаяся такой хрупкой девушка. — Начни сначала. Или с того, что причиняет тебе боль. С того, что хочешь рассказать, и иди по порядку или без порядка, скача от самого важного к менее. Как хочется тебе, — с улыбкой проговорил Смоукскрин. — Но тебе будет больно. — А тебе уже было, — элитгвардеец осторожно ткнул пальцем куда-то в район солнечного сплетения девочки. — Вот тут. И мне тоже будет. Но нас двое, помнишь? Значит, мы сможем через это пройти, — он улыбнулся снова, заставляя Искру на своем манипуляторе последовать его примеру, пусть улыбка девочки и получилась слегка натянутой. — Я… Когда ты так вырос? — пробормотала она. — У меня был хороший учитель, знаешь? — мехлинг слегка прищурился и показал подруге язык. — Айщ, наверное, — китаянка усмехнулась и утерла кулачком оставшиеся слезы. — Это заставляет меня напрягаться, — уголки губ девочки поползли вверх. — Не отходи от темы, — строго напомнил Смоукскрин. — Да, — пробормотала она, — да… Ты знаешь, я никогда не задумывалась о парадоксе космического моста до того, как вернулась сюда, на землю. Все эти идеи, теории о схеме и скорости его открытия появились потом, — да, душка любила начинать с предисловий. Пожалуй, это всегда оставалось неизменным. — Сначала я просто упала в воронку, открывшуюся прямо у меня под ногами, когда папа спрятал меня от пришедших по наши искры людей… Темный чулан, что-то большое, пыль, прижатая к сердцу Сигма, потомок маминого касетника, и вентиляционное отверстие, через которое было видно множество военных сапог незнакомого образца. Они были не такими, какие носили на базе, не такими, какие показывали по телевизору или которые надевали дяди из ФБР. Другие. Странные. Опасные. Она помнит, как эти сапоги схватили папу. Не сапоги, конечно, люди. Но странные, жестокие сапоги навеки опечатались в сознании. А потом она упала. В голубую воронку, которая следовала за родителями от самого Кибертрона, стараясь нагнать их, и схлопнулась сразу после того, как маленькая голубоволосая девочка провалилась в нее. А дальше — море ржавчины. Ржавые палки, ржавая земля, ржавые корабли, ржавые корпуса. Море, море рыжего с коричневым вокруг, едкая пыль, забивающаяся в легкие, и цифры перед глазами. Много-много цифр, рандомная трансформация и имя, плотно отпечатавшееся в сознании голосом